Электронная библиотека » Майкл Иннес » » онлайн чтение - страница 32

Текст книги "Остановите печать!"


  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:20


Автор книги: Майкл Иннес


Жанр: Классические детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 32 (всего у книги 33 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Воцарилось недоуменное тягостное молчание.

– Но мог осознать это в любой момент работы над своей новой книгой. Здесь и заключался секрет всего этого таинственного, а теперь еще и трагического дела. Шун не допустил бы завершения и выхода в свет романа «Смерть в пустыне».

Кермод беспокойно заерзал в кресле.

– Но как же ясновидение? Каким образом удавалось проникнуть в планы Элиота, которые тот только обдумывал? Что еще даже…

– Остановитесь! – Эплби вновь поднял руку. – Позвольте мне вести свой рассказ поэтапно. Дело оказалось очень сложным, и хотелось бы внести в него ясность раз и навсегда. О чем-то мы по-прежнему можем только догадываться. А потому нам придется – давайте говорить начистоту – избежать публичной огласки. Я нахожусь здесь не в качестве полицейского при исполнении своих обязанностей. И у нас нет других обвиняемых, кроме человека, который уже мертв. Мир должен лишь узнать, что Шун погиб по собственной вине, экспериментируя с одним из своих новых омерзительных изобретений.

Руперт Элиот резко вскинул взгляд и поморщился от боли.

– Совершенно согласен, – сказал он. – Нет никакой нужды рыться во всем этом омерзительно-грязном белье.

– Думаю, сэр Руперт занимает правильную позицию. А мы должны помнить, что этим вечером Шун пытался уничтожить и его тоже, но лишь для отвода глаз и снятия с себя подозрений… Однако позвольте мне продолжить. – Эплби оглядел комнату, еще более повысил голос и добился полнейшего, почти гипнотического контроля над собравшимися: – Как я уже сказал, часть истории остается в области гипотез и предположений, если только сэр Элиот все не вспомнит. Потому что самое странное заключается в его неспособности помочь нам.

Вот вам примерная реконструкция событий. Мисс Элиот рассказала мне, что завершающую часть своей военной карьеры ее отец провел служа в военной разведке на Ближнем Востоке… Это верно, мистер Элиот?

Тот кивнул, находясь по-прежнему в явном недоумении.

– Совершенно верно.

– И там, на Востоке, мистер Элиот узнал о неком злодеянии, совершенном Шуном. Мы опять можем только догадываться, что речь идет о каком-то убийстве, происшедшем в пустыне. Но едва мистеру Элиоту стало об этом известно, он внезапно заболел. И по причинам, которые я вскоре объясню, у меня есть основания полагать, что Шун приложил руку и к его заболеванию тоже. После выздоровления оказалось, что в его памяти не сохранилось воспоминаний об этом страшном событии, к огромному облегчению Шуна. Вынужден снова спросить у вас, мистер Элиот, это правда?

– Нет сомнений, что я пережил опасное заболевание. Оно повлияло на мою память. Я совершенно не помню, что встречался там с Шуном. Но…

– Вот именно! Шун чувствовал себя почти в полной безопасности. А теперь вообразите себе, в какое волнение он пришел, когда многие годы спустя Белинда рассказала ему, что отец пишет роман под названием «Смерть в пустыне»! Почему он избрал такую тему? Не потому ли, что глубоко похороненные в его памяти подробности реальных событий начали всплывать на поверхность? А если это стало простой случайностью, то какие воспоминания могла оживить работа над книгой?

В «Трибуне» воцарилось зачарованное молчание. Питер Хольм, сидевший на стуле рядом с камином, подался вперед и смотрел на Эплби совершенно пораженный; стоны мисс Кейви прекратились и перешли в глубокие вздохи и всхлипывания. Руперт Элиот продолжал сидеть в кресле, но было заметно, как временами по его телу пробегает дрожь. Арчи уставился перед собой тем же неподвижным взглядом, каким два вечера назад рассматривал надпись на архитраве в Расте.

– И Шун решил заставить Элиота отказаться от этой книги, как и от написания романов вообще. Уинтер подметил очень точно: все злостные шутки в Раст-Холле можно было проделать извне. А что касается так называемого «ясновидения», то это оказалось как раз проще всего. Мы искали феномену различные объяснения. Обдумывали даже вероятность гипноза. Но не приняли во внимание другое аномальное состояние человеческого ума, которое все объясняло: болезненный бред. И именно отсюда следует, что Шун имел доступ к Элиоту во время болезни, результатом которой стала потеря памяти. Тогда мистер Элиот еще не начал писать романов о Пауке, но фантазии на эту тему, фрагменты будущих сюжетов уже таились в его сознании. И подобных обрывков и фрагментов Шуну оказалось вполне достаточно, чтобы сотворить случившееся в Расте. Информацию же он получил из уст метавшегося в бреду человека.

Эплби сделал паузу, чтобы перевести дух, и Буссеншут воспользовался ею:

– Я, если не возражаете, должен…

– Однако, – снова заговорил Эплби, – попытка прекратить работу над книгами о Пауке провалилась. И тогда Шун перешел к более отчаянным мерам. Он зазвал нас сюда, к себе в гости и организовал охоту на сэра Руперта, по всей вероятности, чтобы сбить со следа. А затем…

Эплби замолк, тонко ощущая драматизм момента.

– А затем план Шуна сработал против него самого. Сэр Руперт, получавший отовсюду угрозы расправы, назначенной на девять вечера, укрылся в защищенном помещении, где располагалась коллекция. Шун подложил туда одну из своих адских машин, торговля которыми давно стала его специальностью. Мистер Элиот должен был подорваться на ней, отправившись туда во второй раз, чтобы вернуть сэра Руперта из его вынужденного заточения. Вероятно, ставка делалась на то, чтобы все мы решили, будто по ошибке убит не тот человек, и мотив преступления так и остался бы невыясненным до конца. Такова могла быть изначальная задумка. Шун, если вы помните, был большим поклонником… – Эплби вдруг резко повернулся к мистеру Элиоту, и Уинтер понял, что сделал он это с тонким расчетом на внешний эффект, – изобретательных криминальных романов.

Мистер Элиот вскочил на ноги:

– Джон, остановитесь, прошу вас! Я…

– Но Шун, – мрачно продолжил Эплби, не обратив на Элиота никакого внимания, – подорвался на собственной взрывчатке. Именно так. Не рой другому яму… И в его смерти есть некая высшая справедливость, которая, как порой кажется, только и существует в оторванном от жизни воображении литераторов. – Эплби перевел взгляд сначала на Буссеншута, потом на Кермода. – Но Шуну никогда больше не строить своих зловещих планов.

– Никогда больше!

Присутствующие вздрогнули. Эплби сыграл свою драматическую роль и умолк. Восклицание издал мистер Элиот, причем так громко, что его голос буквально сотряс стены комнаты.

– Никогда больше я не напишу ни строчки. Все! На этом конец!

– Ну, и дурак! – неожиданно обрушился на кузена Руперт Элиот. – Ты всегда был мягкотелым неженкой. – В его голосе послышалось откровенное презрение. – Неужели ты пожертвуешь многими тысячами фунтов надежного ежегодного дохода только потому…

И в это мгновение комнату словно потряс новый взрыв. Это Эплби со всей мощью обрушил кулак на деревянную поверхность стола, издав страшный грохот.

– Сэр Руперт, – жестко спросил он, – разве не вы неоднократно высказывали пожелание, чтобы ваш родственник прекратил писать свои романы? Или я ошибаюсь? Но теперь вы хотите продолжения работы, потому что получаете неплохой доход с каждой новой книги. Отчего вдруг такая перемена?

Все, находившиеся в комнате, словно окаменели. Только Руперт сделал движение, откинувшись на спинку кресла.

– Так в чем причина, сэр Руперт? Не в том ли, что Шун мертв? Но теперь я могу сообщить вам правду: на самом деле Шун жив и невредим.

Руперта буквально подбросило в кресле. У него отвисла челюсть.

– Вам намекнули, что для вашего же блага лучше отплыть на «Бегонии» в Новую Зеландию девятого числа следующего месяца. Но я бы посоветовал вам теперь ускорить отъезд за океан. Шун жив. Я запер его в стенном шкафу. – Эплби неожиданно рассмеялся. – Увы, ни в какую другую камеру мне посадить его не удастся.

– Вы можете предъявить ему обвинение, – раздался голос Уинтера, – в покушении на мое убийство. Он нанял кого-то, чтобы стрелять в меня около башни.

– О, нет, мой дорогой! Это стрелял сэр Руперт, и метил он в Шуна. Шуну об этом прекрасно известно. – Он снова повернулся к Руперту и сухо сказал: – Так что прислушайтесь к совету опытного человека. Покиньте Англию с ближайшим пароходом. Чем скорее, тем лучше для вас.

Эпилог

Доктор Буссеншут поставил бокал на стол.

– «Смит Вудхаус» позднего ро́злива, – сказал он. – Вино, незаменимое для обильной трапезы.

– Качество портвейна нельзя оценивать по его букету, – заметил Маммери.

– Ко Дню отцов-основателей мы будем пить фонсеку, – произнес Уинтер. – Осталось ждать полгода.

Гул голосов наполнил преподавательскую гостиную. Взгляд Эплби скользнул по лицам соседей за гостевым столом, задержался на суровом докторе Гропере, смотревшем с портрета над камином, различил на противоположной стене изображения других выдающихся выпускников колледжа – Уильяма Чалфонта, Ричарда Лиса, сэра Хэмфри Боуна. На пюпитре в дальнем углу были выложены для обозрения и комментариев коллег-ученых только что поступившие из типографии сигнальные экземпляры «Кодекса», полностью теперь изданного под редакцией доктора Буссеншута. Снаружи доносилась болтовня студентов, горячо обсуждавших новинки кинематографа. А дальше, обрамленный излучиной реки, протянулся, наслаждаясь теплым летним вечером, Оксфорд, часы башен которого синхронно и благозвучно отбивали своими колоколами каждую четверть часа.

– Я слышал, молодой Элиот к концу семестра стал делать большие успехи в учебе, – заметил Буссеншут. – Обычно я не одобряю, когда выпускниками начинают овладевать матримониальные настроения, прежде чем они начнут дальнейшую карьеру. Но, кажется, в этом случае результат может оказаться только положительным. Надеюсь, он остановит свой выбор на Министерстве финансов. – Буссеншут посмотрел на Эплби, словно искал поддержки, и перевел взгляд на Бентона, угрюмо и одиноко сидевшего сегодня за малым столом. – Нам довелось стать участниками весьма примечательных событий. Но самым интересным в этом деле мне показалась линия поведения, избранная в самом конце вами, мистер Эплби.

– Все было чрезмерно затянуто, – хмыкнул себе под нос Маммери.

– Вот здесь вы не правы, мой дорогой коллега. Мистер Эплби все рассчитал на редкость точно. Десяти минут отсутствия оказалось бы слишком много, и он справился всего за пять.

– Да, все было проделано блестяще, – подтвердил Уинтер. – Даже ваша невероятная бледность на лице в связи с мнимой кончиной Шуна. До сих пор не понимаю, как вам это удалось.

– Заходишь в туалет, – небрежно ответил Эплби, – и суешь два пальца в рот, чтобы тебя вывернуло наизнанку. Эффект получается поразительный.

– Согласен, ректор, – кивнул Маммери, – что нам преподали урок тщательности, полезный даже такому человеку, как вы. Вот только… Была ли во всем этом необходимость?

Эплби пожал плечами.

– Вероятно, нет. Но я же был на краткосрочных каникулах, в конце концов. И мне хотелось заставить Руперта Элиота расколоться под моим давлением. А ведь имелся еще и сам мистер Элиот. Наверное, мне как брату будущей жены его сына не стоило преподавать ему таких жестоких уроков. Но я все же подумал, что несколько минут смятения и уверенности, будто он невольно способствовал гибели мистера Шуна, пойдут ему на пользу. Послужить причиной взрыва двух бомб во время визита к соседу… – Эплби серьезно покачал головой. – Такое может шокировать кого угодно, внушить, что это следствие собственной безответственности. А как я уже отмечал, мистер Элиот в определенном смысле моложе даже своего сына Тимми. И если разобраться, то все случившееся коренится именно в этом очевидном факте.

– Вот, значит, как, – неопределенно произнес Буссеншут.

– Но истинный смысл моих действий состоял в другом. Элиот уже понял, что это Руперт сыграл с ним злобные шутки. И знал, каким образом это Руперту удалось. Вот только он понятия не имел, почему Руперт ведет себя столь прискорбным образом. И мне показалось крайне важным и полезным прояснить этот вопрос – как разобрать по косточкам анатомию верблюда, если вам угодно.

– А! – Буссеншут взялся за графин с портвейном, изобразив на лице полное понимание. – В самом деле, анатомия верблюда. Это очень важно.

– Мне нужно было заверить Руперта, что дело сделано, но по возможности туманно. Он не должен был почуять подвоха, понять: его хитростью вынуждают выдать себя. Труднее всего оказалось добиться признания в главном преступлении, которое пытался совершить Руперт. Я имею в виду его попытку застрелить Шуна, когда он выбрался из помещения коллекции на крышу, спустился по поддельным руинам стены вниз и из укрытия начал стрелять в хозяина. А тот факт, что пули просвистели рядом с Уинтером, как и возможное наличие у Шуна мотива устранить Уинтера, только помогли придать истории необходимый поворот. Придуманная мною легенда, конечно же, была чепухой от начала и до конца. Элиот действительно служил на Ближнем Востоке и был комиссован после продолжительной болезни, слегка повлиявшей на его память. Но они никогда не встречались там с Шуном, согласно моей фантастической версии. Если бы нечто подобное имело место, Шун ни за что бы потом не взял к себе на работу Белинду.

– А знаете, – сказал Буссеншут на этот раз почти застенчиво, – мне ведь тоже приходила в голову подобная мысль.

Эплби улыбнулся.

– Я как раз и боялся, что кто-то окажется слишком сообразительным и опровергнет мои выдумки вслух. Это мог сделать любой, внимательно следивший за ходом моих рассуждений. Но особенно меня пугал Кермод. Потому что Кермод, конечно же, знал обо всем. Я имею в виду прежде всего так называемое «ясновидение». Он фактически сам мне все объяснил, не сознавая этого. Он стремился занять место Элиота. Уже начал подготовку, то есть освоил азы написания подобного рода романов. То есть в какой-то степени стоял у истоков заговора против мистера Элиота.

Все погрузились в размышления, и наступила пауза.

– Да, так и вышло, – сказал наконец Буссеншут. – Мне почти все ясно, хотя… Гм.

Молчание снова воцарилось за гостевым столом. Эплби задумчиво разглядывал бокал. Маммери издал свойственный ему уникальный звук, похожий на сток воды в ванне, истолкованный коллегами как выражение любопытства и нетерпения удовлетворить его.

– Должен признаться, – осторожно сказал Буссеншут, – что мы все еще далеки от понимания многих деталей этой истории в целом. Не могли бы вы оказать нам огромную любезность, мой дорогой мистер Эплби, и суммировать для нас то, что мы с полным основанием можем называть теперь «делом Элиота».

– Словом, начните с самого начала, – гораздо откровеннее высказал ту же мысль Уинтер, – и объясните, что к чему в этой запутанной саге.

– С удовольствием, – кивнул Эплби, посмотрел на Буссеншута и после паузы спросил несколько лукаво: – Но что нам следует считать отправной точкой? С чего начать?

Буссеншут благостно улыбнулся.

– Под началом мы, само собой, подразумеваем конец.

– Совершенно верно. Разве можно рассказывать о таинственных событиях, если твой собеседник даже не догадывается, какую цель преследовала цепочка загадочных явлений. Без определенной цели все совершенные действия выглядели бы бессмысленными выходками сумасшедшего, абсолютно необъяснимыми. Итак, я отметаю версию с умалишенным и перехожу к разбору вероятных задач, которые некто перед собой ставил. – Эплби сам не заметил, как в его речь вкрались сугубо академические построения фраз. – В человеческой психике главенствуют два противоречащих друг другу фактора: стремление к удовольствиям и столкновение с реальностью, зачастую препятствующей этому.

– Ваш постулат, – вмешался Буссеншут, – заслуживает более глубокого изучения эмпирическим путем. Это, безусловно… – Он вовремя спохватился. – Это безусловно интересно, но мы обсудим проблему отдельно.

– Если бы действовал фактор стремления к удовольствию, то наш незнакомец пытался бы добиться достаточно быстрого удовлетворения своих желаний: мести врагу, обретения власти, зрелища унижения, позора, страха и так далее. Но если бы в ход пошел фактор реальности, то мы бы имели дело с чем-то принципиально иным. Все инциденты были бы элементами рационального и продуманного плана, смысл которого сводился бы к выживанию в создавшейся ситуации. То есть конечная цель состояла бы не в получении кратковременного удовольствия, а в изменении обстановки в свою пользу или в наилучшем приспособлении к ней. Мое собственное мнение окончательно сложилось после убийства свиньи. Мы столкнулись с фактором изменения реальности.

Буссеншуту не сиделось на стуле.

– Но судя по тому, что мне рассказали об этом инциденте…

– Да, вы можете возразить, что тот эпизод был чистой воды злодейством, исполненным желания шокировать и повергнуть людей в панику. Но при этом окончательное зло как цель – то есть подлинное убийство в знак мести или желания продемонстрировать свое всесилие – не получило завершения. Действие было убийственным без своего венца – убийства человека. Конечно, дети Элиота пережили несколько ужасающих минут, поверив, что жертвой стал их отец. Фактор получения удовольствия здесь присутствовал, причем ярко выраженный. Но заметьте, это случилось после того, как провалился первоначальный план неизвестного, когда мистер Элиот у всех на глазах пережил как бы духовное возрождение. Неизвестный понял, что затеянная им кровавая манипуляция со свиньей уже не имеет для него особого практического смысла, и поспешил получить от этого инцидента хотя бы моральное удовлетворение, а фактор реальности был перенесен на нечто другое. И смерть несчастного животного стала сублимацией стремления нашего злоумышленника к настоящему убийству, то есть убийство доставило бы ему истинное наслаждение, но только если бы случилось в рамках общего плана, а здесь явно не тот случай. Потому что общий план все же сводился к более масштабному изменению реальности и оставался в силе. Человека не убили только потому, что в тот момент это не имело практического смысла. А наш неизвестный, как я уже объяснял вам, Уинтер, был мастером розыгрыша. То есть шутки, имеющей практическое воплощение. Он стремился добиться реального результата в реальном мире, а убийство Элиота никак не содействовало этому. И здесь ключевой фигурой становился Кермод.

Намечавшаяся карьера Кермода стала первым важным индикатором. Если бы Элиот умер, Кермод продолжил бы его дело. И мы можем выделить нечто, что не достигалось убийством Элиота: исчезновение Паука. Только если бы сам Элиот, причем живой и здоровый, заявил: «Все! Появления новых книг о Пауке я не допущу!» – лишь в таком случае с Пауком было бы окончательно покончено… То есть целью неизвестного была не гибель самого Элиота (как бы ему того ни хотелось), а гибель Паука. Вот в чем состояла поставленная им перед собой глобальная задача. И за всеми предпринятыми шагами я посчитал разумным разглядеть неотложный мотив. И опять-таки чисто практический мотив – а не интеллектуальный снобизм, не желание разорвать рабский контракт с театром или нечто подобное.

– Но, конечно же, сам Кермод… – снова попытался перебить его Буссеншут.

Эплби кивнул.

– Разумеется, я не упускал Кермода из поля зрения. Его случай заслуживал особого внимания. Он сам описывал себя как спортсмена, застывшего у линии старта, он рвался взяться за дело, и мне удалось подслушать его жалобы, что Элиот сумел достойно выдержать первые жестокие удары, не сломался и не уступил ему дорогу. Кермод действительно желал смерти Пауку Элиота, и его мотив выглядел достаточно неотложным и практичным. Я полностью снял с него подозрения только после того, как дело перешло во вторую фазу, когда неизвестный начал совершать действия, которые никак не могли пойти на пользу Кермоду.

Но мне все время приходилось ломать голову над проблемой самого общего характера: что за неотложные и практические мотивы могли стать поводом для уничтожения Паука и отказа Уэджа печатать книги о нем раз и навсегда? И ответ напрашивался сам собой: из типографии Уэджа могло выйти нечто, крайне нежелательное для предания огласке с точки зрения злоумышленника.

Эплби сделал паузу, внезапно ощутив установившуюся вокруг тишину. Казалось, преподавательская обратилась в слух, но он вдруг заметил, что большой, средний и малый столы уже опустели; коллегам его собеседников за гостевым столом их беседа была неинтересной, и они разошлись по своим делам.

– То есть, – склонился к нему Уинтер, – весь заговор возник из-за того, что могло быть опубликовано в одной из книг Элиота? Этот мотив вы приписали Шуну в своей выдуманной версии?

– Именно так. Но в моей фантазии Шун собирался избежать грозившей ему опасности разоблачения, попросту убив Элиота. А вот для нашего злоумышленника такой выход из положения не годился. Все его розыгрыши, включая жестокое убийство свиньи, свидетельствуют об этом. Отсюда следовало простейшее умозаключение. То, что шутник не желал предавать огласке, уже существовало. И снова на первый план выдвигался Кермод. Потому что, как нам известно, он не только должен был писать собственные романы о Пауке – сначала ему предстояло завершить незаконченные рукописи Элиота и опубликовать их. Мы знали только об одной такой рукописи – романе «Смерть в пустыне». Элиот писал эту книгу одновременно с «Полуночным убийством», но из двух произведений только на «Полуночное убийство» обратил всеобщее внимание шутник, затеяв с книгой свои игры. И Элиот уничтожил рукопись «Полуночного убийства» в припадке расстройства, когда череда странных событий еще только разразилась. Но вот роман «Смерть в пустыне», чья главная сюжетная линия особенно ему импонировала, он сохранил и после своего во многом неожиданного духовного подъема, к причинам которого я еще вернусь, решил продолжить над ним работу. Более того, он надежно спрятал рукопись в сейф, и если бы Элиот умер, Кермоду ничто не помешало бы завершить книгу. Отмечу, что Кермод, уже ставший до известной степени членом «команды Паука», мог даже знать в общих чертах содержание романа по разговорам с Элиотом или Уэджем.

Отметим промежуточный вывод, который можно сделать из сказанного. Печатные станки Уэджа ждут – с голодным нетерпением, так забавляющим Уинтера, – новой книги Элиота. Но она не должна выйти в свет. Предпринимаются целенаправленные усилия, чтобы сделать писательство неприемлемым для Элиота, играют на его нервах так, чтобы в итоге он сам воскликнул: «Остановите печать!» Ни его собственные сочинения, ни поделки Кермода о Пауке не должны быть опубликованы. Целью было добиться именно этого, и наш неизвестный, как я только что подчеркнул, сосредоточил на своей задаче немалые усилия. Но действовать приходилось очень тонко, а слишком тонкие замыслы становятся обоюдоострыми. И заговор провалился в тот момент, когда он, казалось, увенчался успехом. Элиот отправился спать сломленным человеком, понявшим – и он сам сказал нам об этом, – что ему теперь делать: оставить Паука и постепенно предать его всеобщему забвению. Но на следующее утро словно переродился и заявил, что продолжит работу. Теперь уже поражение потерпел наш неизвестный. Если он хотя бы в малой степени наделен воображением, то мог увидеть, как начинают раскручиваться маховики печатных станков Уэджа. Но оказалось, что он заготовил запасной вариант. Фигурально выражаясь, тетива его лука лопнула, но он тут же натянул другую.

Буссеншут опустошил свой бокал и кивнул:

– Однако цель оставалась прежней. Публикацию следовало предотвратить. И метод, не сработавший в первом случае, мог, тем не менее, привести к успеху, примененный иначе.

– Верно сказано. Устранение Элиота не решало проблемы. Рукопись «Убийства в пустыне» с опасными сведениями, которые содержала, была надежно спрятана в сейфе, и в непредвиденных обстоятельствах Кермод всегда находился под рукой, чтобы закончить дело. Но тот человек – а мы предполагаем, что это всего один человек, – который опасался публикации нежелательных материалов, был способен на убийство. И оно оставалось теперь единственным инструментом влияния на ситуацию. Когда действие переместилось в аббатство, у меня возникло ощущение, что дело перешло во вторую фазу. Готовилось убийство.

Вмешался Уинтер:

– Но знали вы слишком мало. Вам было известно только, что X будет убит Y, а единственной определенной величиной оставался Элиот, не игравший в уравнении заметной роли.

– У меня сложилось четкое представление о том, что должно случиться, но я по-прежнему не мог вычислить преступника и его жертву. И первая идея, осенившая меня, носила несколько фантастический характер, основываясь на этимологии. Рассказывая о человеке, живущем в селлариуме, Шун вскользь упомянул, что по какой-то причине многое знал об отшельниках. При этом мой разум мобилизовал не слишком обширный запас известных мне древнегреческих слов и выдал перевод: греки называли отшельниками людей, уходивших жить в пустыню. Их так и звали «пустынниками»… «Смерть в пустыне». И связь перестала казаться чисто умозрительной, когда я принял во внимание, что на раннем этапе своей деятельности Шун совершил немало сомнительных сделок в аравийской пустыне и прилегавших районах.

Шун, таким образом, становился главным действующим лицом. Вероятно, рукопись «Смерти в пустыне» содержала нечто, о чем он не должен был узнать. Но столь же возможен и другой вариант – в рукописи упоминались факты о самом Шуне, распространение которых он желал предотвратить, что я отчасти использовал в своей причудливо фантазийной гипотезе, выдвинутой после взрыва. Получалось, что Шун мог выступать в роли как X, так и Y.

Слуги неслышно убрали посуду с малого, среднего и большого столов, погасив на них свечи. Портрет доктора Гропера почти полностью пропал в тени. Посверкивали только отдельные металлические части модели солнечной системы. Где-то часы пробили девять.

– Х был шутником, а теперь и потенциальным убийцей; Y – его вероятной жертвой. Из этих двоих фигура Y оставалась наиболее загадочной. Об X, поскольку он проявлял активность, я постепенно узнавал все больше. Вот почему мне требовалось сосредоточить внимание на X. Кто же тот неизвестный, столь странным образом взявший на себя роль Паука? Что могло указать мне на его личность?

Эплби выдержал паузу, словно его вопрос не был чисто риторическим. Но, естественно, ему никто не ответил.

– Вероятно, все указывало, что Руперт Элиот и был в действительности Пауком.

– Как он мог быть Пауком? – недоуменно покачал головой Буссеншут.

– Достаточно лишь приглядеться к нему. Физически сильный человек с чрезмерно длинными и развитыми конечностями. Мне сразу следовало изучить вероятность, что он получил кличку Паук еще в школьные годы. Или же обратить более пристальное внимание на случай с викарием. Одной из первых проделок шутника была выходка, направленная против местного викария. А у Руперта имелись все основания вынашивать ненависть к клерикалам: еще мальчишкой он имел неприятности из-за кражи церковных денег.

Маммери снисходительно усмехнулся:

– Сами по себе эти соображения еще ничего не доказывают.

– Вы совершенно правы. Эти мысли могли лишь уводить меня в сторону от истины. А на самом деле существовал только один способ выяснить личность X – разгадать загадку ясновидения шутника. Оно оставалось главной проблемой с самого начала. Сводило с ума. Решения приходилось отметать одно за другим как неверные.

Но существовала и другая фундаментальная проблема. Что именно могло содержаться в «Смерти в пустыне» такого, о чем ни при каких обстоятельствах не следовало узнать Y? Я для себя поначалу ответил на этот вопрос так: сознательно или нет, но мистер Элиот включил в роман эпизод, взятый из реальной жизни, о котором Y до поры не подозревал. Но, как ни странно, это предположение уже скоро стало видеться ошибочным. Создавая свое произведение, а значит, и опасную для кого-то информацию, мистер Элиот использовал как источник лишь собственное воображение.

И я подобрался гораздо ближе к истине, задавшись другим вопросом: а не могли ли проблема ясновидения и опасное содержание нового романа быть взаимосвязанными? Могла ли правда о первом подсказать мне правду о втором?

Но не буду утомлять вас долгим рассказом, как мне удалось наконец установить личности X и Y. Никаких сложных логических построений за этим не скрывалось. Решение пришло, стоило мне обдумать свои наблюдения, сделанные во время осмотра коллекции. Первое, что нам продемонстрировали там, были тридцать семь романов Элиота. И стоя рядом с ними, Руперт вспомнил рассказ Белинды, что Шун порой читал их. Он сделал все, пытаясь во что бы то ни стало подтвердить справедливость ее рассказа. И Шун своим ответом помог ему, признавшись, что не только читал все романы, но и с нетерпением ожидал появления следующего. После чего без особого риска ошибиться я смог установить, что Руперт был X, а Шун – Y.

Буссеншут удовлетворенно вздохнул.

– Я даже завидую вам, Уинтер. Вы ведь присутствовали при этом?

Уинтер кивнул.

– Да, ректор. Я тоже почти все понял сразу. Но для меня существовало одно небольшое осложнение, вносившее путаницу в дело.

– Да, – продолжил Эплби, – после того как Руперт показал, насколько важно для него знать, читает ли Шун романы Элиота, ситуация более или менее прояснилась. Но смущал, однако, тот факт, что если Руперт и был шутником, то не с самого начала. – Он сделал паузу и посмотрел на Уинтера. – У Руперта имелся сильный аргумент в свою защиту. Во время ограбления дома миссис Бердвайр он находился в Шотландии. Вот почему мне было важно установить роль, сыгранную в деле Бердвайр Уинтером. Когда истина об ограблении стала мне известна, алиби Руперта рассыпалось как карточный домик. А он сам сказал мне, что, узнав о деле миссис Бердвайр, поспешил вернуться в Раст. Именно ограбление навело его на идею всех дальнейших действий.

Мне сразу же пришли на ум несколько моментов, свидетельствовавших против него. X отлично знал внутреннее устройство Раст-Холла, был знаком с некоторыми привычками Арчи Элиота, что облегчило задачу его отравления. Руперт вписывался в эти приметы идеально. Мне стало ясно, что это Руперт подбил малыша Андре на зловредную шутку с собаками мисс Кейви – он сам рассказывал, как они с Андре подробно обсудили планы на вечер, а позже мы с Белиндой заметили, с каким нескрываемым удовольствием Руперт проследил за отъездом Андре на поиски подходящих мягких игрушек. А позже я заметил другую важную деталь. Это касалось еще одного отвлекающего маневра, только сбивавшего нас с толку, – угроз, которые стал получать сам Руперт по приезде в аббатство. Причем он искренне верил, что это дело рук Арчи. И в разговоре со мной невольно выдвинул убедительное предположение, что более ранние шутки, направленные против его кузена Ричарда Элиота, стали плодом усилий кого-то другого. Сейчас легко вообразить, какой логики он придерживался. Он сам почерпнул идею своих интриг у кого-то другого – у того, кто ограбил миссис Бердвайр. На этой основе он затем построил план собственного заговора. И теперь ему казалось естественным полагать, что Арчи последовал его примеру, обратив злой умысел против него самого. Вот почему угрозы далеко не сразу были восприняты им всерьез и стали нервировать. Но чуть позже он реально испугался. Когда я намеренно и открытым текстом сказал, что его жизни действительно угрожает опасность, то обнаружил под маской невозмутимости подлинный страх. Он знал, что затеял игру против очень опасного человека. А что, если, думал он, Шун его заподозрил и решил устроить на него охоту, которую собирался довести до конца?


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации