Текст книги "Иоганн Гутенберг. Его жизнь и деятельность в связи с историей книгопечатания"

Стереотипией называется искусство получать точную копию с набора. Это делается так. Когда текст набран, то на набор кладут влажный картон, склеенный из нескольких, числом до 10, листов тонкой бумаги, и затем особой щеткой начинают бить по этому бумажному картону сверху, вследствие чего он плотно прильнет к набору, на нем получатся все выпуклости набора – до мельчайших подробностей. Каждая литера набора вдавлена в картон; этот картон, называемый стереотипной матрицей, нагревают вместе с набором под прессом, вследствие чего они (матрицы) получают требуемую прочность для отливки стереотипа в особо устроенной для этого форме; полученная таким способом стереотипная доска будет точнейшей копией набора, вполне заменяющей последнюю при печатании.

Если копию (стереотип) поставить рядом с оригиналом (набор), то нельзя будет отличить одно от другого.

Разница та, что стереотип представляет сплошную металлическую доску, а набор составлен из отдельных литер. Но если эту металлическую доску разрезать по буквам, то получатся те же литеры.

Какая же польза от стереотипии? Польза громадная. Она дает возможность: 1) сберегать шрифт, 2) выпускать в свет собственно стереотипные издания и наконец 3) готовить цилиндрические стереотипы, имеющие большое применение в газетном деле.

Чтобы сохранить шрифт от порчи, набор текста заменяют стереотипом, который если и собьется, то его можно будет снова перелить и пустить в дело. Стереотипные доски дают от 70 до 100 тысяч чистых оттисков…

В каждой большой типографии имеется так называемое стереотипное отделение, где изготовляют стереотипные доски.

В стереотипном отделении в углу стоит плавильная печь. Когда с набора снимут стереотипную матрицу, то есть копию, то ее переворачивают и кладут в особый металлический футляр, который открыт с боковой стороны. Затем рабочий наливает из котла железной ложкой расплавленный типографский металл в футляр, прямо на стереотипную матрицу.

Лишь только расплавленный типографский металл выльют таким образом, он мгновенно застынет, заполнив при этом все мельчайшие углубления.

По напечатании стереотипного издания нет надобности сохранять набор текста, а также и металлические доски: набор можно уничтожить, то есть разобрать по шрифт-кассам, а металлические доски пустить в дело, то есть положить их в плавильный котел для отливки других досок. Важно только, чтобы целы были стереотипные матрицы; их сохранять гораздо легче, чем набор текста всей книги или металлические доски. Да к тому же это было бы невыгодно и для типографии: набор или доски, когда они стоят в бездействии в ожидании следующего издания, представляют для типографа мертвый капитал.

Совсем иное дело, когда вместо набора сохраняется его копия – в виде стереотипных матриц. Если издание разошлось, тотчас же с них можно отлить новые стереотипные доски – и печатай сколько угодно. Теперь уже не надо платить деньги за набор текста, за корректуру и т. д. Вот почему стереотипные издания обходятся несравненно дешевле прочих. Если в стереотипном издании прокралась какая-нибудь ошибка, опечатка, то она будет повторяться во всех следующих изданиях, и ее не вырубишь оттуда, как говорится, топором. Приступая к выпуску стереотипного издания какого-нибудь сочинения, тщательно сверяют его корректуру.

Третья выгода от изобретения стереотипии – это возможность применить к тиснению цилиндрический вал. Представьте себе, что стереотипная металлическая доска отлита не в форме плоскости, а в форме цилиндрической поверхности.

Если взять несколько таких полуцилиндрических стереотипов, насадить на цилиндрический вал и при помощи парового двигателя заставить этот цилиндрический вал вращаться около своей оси, то тиснение будет происходить с большой скоростью: стоит только пропустить бесконечный лист бумаги.

До изобретения стереотипии тиснение производилось набором, лежащим в плоскости, как было пояснено выше, на талере; но этот последний нельзя было заставить двигаться с такою же скоростью, с какою может крутиться цилиндр на своей оси. Тиснение досками происходит с перерывами для каждого печатного листа, тогда как тиснение цилиндром происходит непрерывно, безостановочно.

Быстрое развитие книгопечатного дела вызвало к жизни некоторые другие отрасли производства, которые тесно связаны с типографским искусством.

Литеры отливают в словолитных мастерских, а типографскую краску изготовляют на «красочных» заводах; существуют специальные заводы типографской краски. Как известно, типографская краска приготовляется из сажи, льняного масла и канифоли (гарпиуса). Канифоль прибавляют для клейкости краски, чтобы она плотно прилипала к бумаге.

От типографской краски требуются способность противостоять вредным, разрушительным влияниям времени и совершенно черный цвет для удобства чтения.

Вообще же пропорцию составных красочных элементов заводчики сохраняют в величайшей тайне. В специальных технических руководствах предлагается следующий рецепт для приготовления типографской краски: 12 весовых частей льняного масла, 6 – канифоли, 1 – мыла, 7 – сажи, 1/3– берлинской лазури.

Эта норма для типографской краски, так сказать, академическая: от нее всегда бывают отклонения, смотря по качеству и сорту краски.

Завод типографской краски имеет четыре отделения: 1) сажекоптильное, 2) масловарное, 3) составное и 4) краскотерочное.

Есть заводы, которые исключительно занимаются копчением сажи. Коптить сажу – дело весьма простое. Затопить печку, дать ей остыть, и сажа готова; надо только соскрести ее с трубы. На сажекоптильных заводах это дело поставлено на широкую ногу и вполне целесообразно: там при сгорании разных горючих веществ вся сажа утилизуется и не пропадает зря.

Вообразите себе громадное, трех– или четырехэтажное каменное здание с высокой закопченной трубой. Внизу, в первом этаже, большая печь, куда кочегар то и дело подбрасывает смолу, нефтяные отбросы и тому подобные горючие материалы. Дым из печи идет в многочисленные камеры, расположенные зигзагами, одна за другой. И так как камеры расположены в несколько параллельных рядов, то дым сделает поначалу в первом этаже несколько концов и потом проходит в следующий этаж. Там он также начинает странствовать по камерам и, не находя себе выхода, подымается в следующий, где наконец, обойдя все камеры, выходит наружу. Но это почти уже не дым, а один только жар, тепло: вся сажа осела на стенах многочисленных камер. Дым в этом коптильном лабиринте сделал по крайней мере версту, прежде чем выбраться на волю.

В коптильных камерах по стенам понавешаны холщовые мешки – для сбора сажи. Коптильня работает и денно и нощно, в продолжение недели, потом ей дают остыть, и затем туда входят рабочие со щетками в руках и принимаются сметать сажу со стен камеры в мешки.

От 40 пудов газовой смолы получается приблизительно около четырех пудов сажи, от 10 пудов бересты – один пуд сажи.

Хотя в обыденной жизни сажу и называют черною, но в больших массах она имеет сероватый цвет, переходящий в рыжеватый тон.

В типографском деле, особенно для иллюстраций и рисунков, требуется краска безусловно черная, блестящая, как вороново крыло. Для такой краски эта сажа не годится: к ней прибавляют в этих случаях особый высший сорт сажи, приготовляемый из ламповой копоти.

Ламповую копоть получают при неполном сгорании в лампе разных растительных масел, скипидара, керосина, а также и ворвани (китового жира). Копоть из ворвани – самая дорогая и продается по 200 руб. за один пуд.

Техника производства типографской краски довольно проста.

В масловарном отделении варят льняное масло, куда прибавляют несколько канифоли. Составление краски производят так. В большие чаны, наполненные сажей, наливают по пропорции вареного льняного масла, и затем рабочие мешают эту массу большими деревянными веслами. Красочный состав готов, но он еще не перетерт. Типографская краска перетирается краскотерочными машинами, приводимыми в движение паром. Хорошо протертая типографская краска имеет на вид черную, тягучую, тестообразную консистенцию: при переливании она тянется сперва в нитку, а потом в волосок, точно патока.

Каждая скоропечатная машина пожирает по 7 пудов типографской краски в месяц (10–12 фунтов в день).

На каждый завод типографской краски в среднем приходится 4–5 тысяч пудов производства продукции в год.

Цены на типографскую краску весьма разнообразны, смотря по тому, для чего краска требуется: для газет, книг, иллюстраций и т. п.

Самая дешевая типографская краска – для афиш – продается по 7 руб. за пуд. Далее идут:

a) газетные: № 1–7 руб. за пуд; № 2–9 руб. за пуд; № 3 – 11 руб. за пуд;

b) книжные: № 4 – 12 руб. за пуд; № 5 – 14 руб. за пуд; № 6 – 16 руб. за пуд;

c) акцидентная: от 18–20 руб. за пуд;

d) иллюстрированные обыкновенные № 9—14 от 25–60 руб. за пуд.

Затем идут роскошные иллюстрационные краски, которые, по причине их дороговизны, продают на фунты, именно: № 15–18 от 2 до 5 рублей за фунт.

Глава IV. Типография

Современное состояние типографского дела. – Как печатаются книги? Печатные мастера: фактор, наборщики, печатники, тискальщики, метранпаж, накладчики, приемщики, счетчики, мочильщики, батырщики, корректоры, кладовщики и рассыльные. – Фальцовка, брошюровка и переплет книги. – Как печатается газета? – Ночная смена рабочих. – Ротационная машина

В больших европейских городах имеется много типографий. Естественным образом столица каждого государства является в то же время и умственным центром своего отечества. В столицу стремится аристократия ума и капитала. Немудрено, что в столице сосредоточивается больше «книжных людей», чем в любом провинциальном городе. Здесь подвизаются на своем поприще писатели, издатели, книгопродавцы, критики, библиографы и т. п. В столицах же с лихорадочною поспешностью работает и периодическая пресса. Париж, Лондон, Петербург и другие столицы европейских государств являются в то же время книгоиздательскими городами. Впрочем, не следует думать, что провинциальные города совсем уж далеки от типографских хлопот: они только уступили первенство столичным городам.

Любопытно познакомиться с процессом производства книг.

В настоящее время выпуск книг и печатание газет носит на себе фабричный характер, и современные типографии похожи на громадные фабрики, которые выпускают разный книжный товар. Как и на всякой другой фабрике, в основу типографии положен принцип разделения труда и применение силы пара, газа, электричества и других движителей.

Через сколько рук пройдет книга, прежде чем она попадет к читателю?

Во всякой большой типографии имеются следующие отделения: наборная, машинное отделение, брошюровочная и переплетная мастерская. Когда рукопись принесена в типографию, она поступает в руки фактора, который определяет, во что обойдется печатание книги. Для этого он спрашивает у автора или сам вычисляет, сколько в рукописи будет печатных листов и в каком количестве экземпляров предполагается выпустить издание.

Обращается внимание и на качество бумаги. В каждой типографии имеются образцы всевозможных сортов бумаги, начиная от самой дешевой, афишной, и кончая самой дорогой, веленевой бумагой. На основании всего этого фактор составляет смету или счет за напечатание книги, куда, между прочим, входят следующие рубрики: 1) набор, 2) верстка, 3) чтение корректуры, 4) печать, 5) глазировка бумаги, 6) фальцовка и брошюровка и 7) стоимость бумаги.

Затем фактор отдает авторскую рукопись метранпажу, который, пронумеровав страницы рукописи, раздает ее наборщикам – полистно или по частям, для чего рукопись расшивается или распарывается.

Смотря по размерам производства в каждой типографии насчитывается от 20 до 100 и более наборщиков.

Обыкновенно мы, читая книги, газеты, журналы и тому подобные продукты типографского станка, никогда не вспоминаем наборщика. А между тем мимо рук этого мелкого труженика не проходит ни одно литературное произведение.

Наборщик – первый читатель писателя.

Приступая к набору, наборщик с благодарностью вспомянет автора, если рукопись написана ясно, отчетливо.

Нередко встречаются рукописи, написанные небрежно, каракулями или мелкими буквами, почти бисером, что отнимает у наборщика много времени на прочтение их. За такие рукописи наборщики берутся неохотно, справедливо полагая, что у них крадут время.

Известный философ А. Шопенгауэр, приступая к печатанию своего сочинения «Мир как воля и представление», послал следующее остроумное письмо своему наборщику, которое мы приводим здесь целиком, потому что оно в некотором отношении уясняет деятельность наборщика.

«Любезный г-н наборщик!

Мы относимся друг к другу, как душа к телу; поэтому, по примеру последних, мы должны оказывать друг другу взаимную поддержку в видах создания такого труда, который заставил бы возликовать сердце господина Брокгауза (издателя). Я с этой целью сделал все, что от меня зависело, и на каждой строчке, при каждом слове, даже при каждой букве думал о вас, – о том, сумеете ли вы прочесть написанное. Теперь сделайте же и вы то, что от вас зависит. Рукопись моя писана не изящным, но четким почерком. Тщательная отделка труда моего вызвала необходимость многих вставок; но при каждой вставке ясно обозначено, куда она относится, так что вы в этом отношении не можете впасть в ошибку, лишь бы вы были достаточно внимательны и прониклись уверенностью, что все в порядке и что нужно только подыскать для каждого значка на полях соответствующее слово. Прошу вас также обратить должное внимание на мое правописание и на мою пунктуацию, и, пожалуйста, не воображайте, будто вы смыслите в этом отношении более моего: повторяю, я – душа, а вы – тело. Если вам где-либо встретится зачеркнутая строка, то всмотритесь внимательнее, не найдется ли в этой строке незачеркнутого слова; отнюдь не допускайте предположения, что здесь мог случиться недосмотр с моей стороны. Если вы не желаете создать для себя лишнего корректурного труда, то избавьте меня от необходимости производить многочисленные поправки на корректурных листах».

Таков взгляд философа на обязанности наборщика.

В наборном отделении типографии вы видите целые вереницы наборщиков возле своих шрифт-касс.

Наборщики работают стоя.

Шрифт-касса есть не что иное, как небольшой ящик (аршина два длины и полтора ширины), утвержденный в наклонном положении и разделенный перегородками на множество отделений по числу букв алфавита: особое отделение для каждой литеры. Шрифт-касса вся заполнена литерами; в одном отделении помещается литера А, в другом Б и т. д.

Держа в левой руке верстатку – узенькую металлическую линейку, – наборщик, не отрывая глаз от рукописи, с удивительною быстротою и ловкостью то и дело вынимает из шрифт-кассы соответствующие литеры и набирает текст в верстатку, точно бисер нанизывает на нитку.

Так мало-помалу составляют слова, из слов – строки, из строк – целые страницы. Обыкновенно в верстатку набирают 10–12 строк, которые наборщик бережно отставляет на «уголок».

Несколько строк, например, от 20 до 50, образуя длинный столбец, называются гранкой. Этим труд наборщика кончается. Для одного наборщика набрать целую книгу было бы очень затруднительно. Обыкновенно книгу набирают сразу несколько наборщиков, и дело идет быстро, живо. На авторской рукописи, на страницах, надписываются фамилии наборщиков – кто какую часть рукописи набирал.

По мере того как наборщики набирают, метранпаж верстает набор по страницам, или на полосы, как выражаются наборщики. От каждого наборщика метранпаж собирает по порядку набор, в виде гранок или колонок, соединяет вместе и разделяет на страницы. Единичный труд каждого наборщика метранпаж суммирует в общий итог и притом следит, чтобы при верстке не произошло какой-нибудь ошибки, чтобы, например, конец рукописи не очутился в начале и т. п.

Метранпаж сам не набирает, он только верстает. Метранпаж производит и расчет с наборщиками. За неделю он высчитывает заработок каждого наборщика и представляет сведения управляющему типографии для уплаты недельного заработка.

Хороший наборщик может набрать в час 1000 букв, а в день, работая 10 часов, – 10 тысяч букв. Его правая рука при этом должна сделать 10 верст.

За свою работу наборщик получает сдельно, а именно:

по 16 копеек с каждой 1000 букв русского шрифта;

по 20 копеек с каждой 1000 букв иностранного шрифта;

по 24 копейки с каждой 1000 букв греческого шрифта и т. п.

Приступая к работе, наборщик должен разобрать набор, то есть по напечатании книги или газеты шрифт сортируется по шрифт-кассе и снова идет в дело. Это отнимает много времени и в счет платы не входит.

В больших городах, где сильно развито типографское дело, наборщиков насчитывают тысячами. Так, например, в Петербурге числится свыше трех тысяч наборщиков…

Дорого обходится человеку печатное слово. Работая в пыльной, душной атмосфере типографского металла, наборщики бывают подвержены медленному свинцовому отравлению.

 
Хоть целый свет обрыщешь,
И в самых рудниках
Тошней труда не сыщешь —
Мы вечно на ногах.
От частой недосыпки,
От пыли, от свинца
Мы все здоровьем хлипки,
Все зелены с лица.
 

В некоторых американских типографиях наборщики, входя в типографию, в наборное отделение, переодеваются в рабочий костюм. Выходя из типографии, они переодеваются снова в свою домашнюю одежду. Это переодевание практикуется с той целью, чтобы не приносить из типографии к себе домой, вместе со своею одеждою, свинцовую атмосферу…

Когда часть рукописи набрана и сверстана, метранпаж несет набор тискальщику, который на особом корректурном станке получает первый корректурный оттиск и притом в единственном экземпляре. Таким образом с рукописью автора произошла первая метаморфоза: она предана тиснению. Индивидуальная скоропись обезличилась типографским станком – печатное слово имеет более весу, нежели рукописное. Каждый печатный лист кажется святым.

Корректурный оттиск – пробный оттиск: он делается для того, чтобы узнать, нет ли где типографских ошибок, опечаток.

Корректуру «держит» корректор, или сам автор, или наконец издатель. В каждой типографии имеется свой корректор. С утра до вечера он сидит за письменным столом с пером в руке и исправляет опечатки. Для удобства исправления придуманы правила корректуры, или особенные условные корректурные знаки, которыми корректоры отмечают опечатки.

У корректоров принято до 20–30 условных знаков, понятных не только им самим, но и наборщикам.

Основное правило корректуры следующее: каждая опечатка должна быть отмечена ясным, отчетливым значком как в самом тексте, так и на полях, а именно против той строки, в которой находится опечатка в тексте. Из многочисленных условных знаков корректора упомянем о некоторых, чтобы иметь о них понятие.

Если два слова неправильно соединены в одно, то между ними ставится разделяющий их знак:

Наоборот, чтобы соединить два слова, между ними ставят знак:

Если предложение должно начаться с новой строки, ставят знак:

Если буквы или слова переставлены, то есть набраны не в том порядке, то это обозначают знаком:

Если слово должно быть набрано со шпациями, то есть расставлено, то подчеркивают его и на полях черту пересекают столькими линиями, сколько букв в слове:

Если в слове несколько ошибок, то первая ошибка обозначается вертикальной чертой или крючком:

Вторая ошибка – двойным крючком:

Третья – тройным:

и т. д.

Корректор, читая корректуру, все свое внимание обращает на типографские ошибки и потому почти никогда не знает содержания печатаемой статьи. Если же он захочет вникнуть в смысл корректируемой статьи, то внимание его при этом раздваивается, и он наверно не заметит и пропустит несколько ошибок. В специальных научных сочинениях корректуру «держит» сам автор.

Когда корректура исправлена, автор или издатель подписывает на корректурном оттиске: «Можно печатать».

Для печатания набор текста из наборного отделения поступает в машинное или печатное.

Прежде чем приступить к печатанию, надо приготовить бумагу – смочить ее, чтобы она была влажная и хорошо воспринимала типографскую краску. Этим делом занимается мочильщик. Он работает в особой комнате, около большого корыта (из оцинкованного железа), наполненного водою. Взяв в руки две дранки и защемив между ними от 10 до 20 печатных листов, мочильщик погружает бумагу в корыто и, смочив ее, складывает бумагу в особую кучу. Мало-помалу бумага начинает промокать, так что часов через пять даже средние листы становятся влажными.

Из мочильни бумага поступает в машинное отделение, где целыми вереницами стоят скоропечатные машины, приводимые в движение при помощи бесконечных ремней общим паровым двигателем, который обыкновенно устанавливается в нижнем этаже типографии.

При входе в машинное отделение вы слышите особый шум и грохот, происходящий от работы печатных машин.

Кроме мастера, около каждой скоропечатной машины работают двое рабочих: накладчик и приемщик. Накладчик, стоя на подножке, наверху, то и дело накладывает на цилиндр лист чистой бумаги; приемщик же следит за правильностью печатания и выбрасывает все испорченные в машине листы. Печатание происходит довольно быстро, так что накладчик и приемщик работают беспрерывно.

Красочные валики числом до восьми, соприкасаясь друг с другом, двигаются по разным направлениям, растирают типографскую краску и покрывают ею шрифт. Скоропечатная машина, печатая 1000 экземпляров в час, при 10-часовой работе в 1 день пожирает от 9 до 12 фунтов типографской краски. Такое количество листов (10 тысяч) можно отпечатать только в том случае, если работа простая (газетная). Книжная работа, как более чистая, требует большего внимания при печатании, и потому одна машина дает не более пяти тысяч листов в день.

Печатный мастер наблюдает, хорошо ли машина печатает. Как только отпечатают первый оттиск на машине, мастер кладет его к себе на стол, переворачивает на другую сторону и смотрит, равномерно ли тиснение.

Так как цилиндр, или барабан, на который кладется лист бумаги, в действительности не может иметь совершенно правильную математически кривую поверхность, то на деле происходит следующее: в одном месте барабан надавливает на шрифт сильнее, в другом – слабее, вследствие этого и тиснение на бумаге получается неравномерным, по крайней мере вначале. Опытный глаз печатного мастера тотчас же это заметит. В одном месте оттиски буквы ясные, четкие, в другом – несколько бледные, тусклые. В этом случае мастер производит так называемую приправку. Она состоит в том, что на части барабана, которые слабо оттискивают, наклеивают куски бумаги. Но, чтобы не портить барабана, приправку делают на пробном оттиске: в одном месте наклеивают листы бумаги, в другом, напротив, отрезают ту часть оттиска, где получилось жирное тиснение, и затем пробный оттиск наклеивают на барабан соответственно тому, как он лежал при получении первого оттиска. Вследствие подобной манипуляции поверхность барабана выравнивается, и дальнейшие оттиски получаются равномернее. Когда вы посмотрите на приправку, то есть на пробный оттиск (с печатной машины), то он весь изрезан, исполосован и заклеен разной величины заплатами из бумаги. Главные орудия печатного мастера – нож, клейстер и бумага, то есть вырезание и наклеивание. Привычною рукою он вырезает ножом выдавленные части и наклеивает заплаты на слабо оттиснутые части.

По отпечатании листы сушатся на жердях в продолжение дня – тетрадками от 2 до 10 листов. Когда листы просохнут, их кладут между папок в пресс.

Когда текст рукописи отпечатан, печатные листы упаковываются в пачки, каждый лист отдельно в одну или несколько пачек, смотря по количеству отпечатанных экземпляров, и сдаются в брошюровочную. Этим делом в типографии занимается так называемый прессовщик, он же и счетчик.

Все, что напечатано в типографии, попадает в последнюю инстанцию – в брошюровочное отделение. На столах навалены кипы печатных листов. На полу – груды книг. По углам и возле стен тоже нагромождены книги, почти до самого потолка. Возле столов валяются обрезки бумаги. Как водится, в брошюровочном отделении царит страшный хаос печатных листов от всевозможных книг. Привести эти печатные листы в систему и порядок и указать каждому печатному листу свое место и есть задача подъемщика. Он, так сказать, подымает книгу.

Прежде чем брошюровать печатные листы, надо их сложить. Складыванием печатного листа в два, три и т. д. сгибов занимаются мальчики, женщины или девушки. Смотря по формату книги, печатный лист складывается в три сгиба, четыре сгиба, пять сгибов и т. д. Эта работа называется фальцовкой. Тяжелый мускульный труд здесь не нужен, а требуется только ловкая, проворная рука.

С утра до вечера фальцовщицы с удивительною быстротою складывают печатные листы в несколько сгибов. В день фальцовщица может сложить от четырех до пяти тысяч печатных листов. Держа в руке костяной ножик, фальцовщица берет из груды печатный лист, складывает его пополам и проводит по сгибу костяным ножом, затем складывает в четвертку и снова проводит по сгибу костяным ножом и т. д. При этом требуется, чтобы листы сгибались ровно, чтобы углы не приходились к середине и т. п.

Когда печатные листы собраны рукою подъемщика и сложены рукою фальцовщицы, настает очередь брошюровщика, который брошюрует, то есть сшивает их в книгу.

Брошюровщик берет все печатные листы и в местах сгиба острым концом ножа проводит сразу три надреза: по концам и посередине книги. Затем, взяв иголку с ниткой, берет первый печатный лист, продевает иголку в надрез – с правой руки, снаружи, потом иголка выходит в средний надрез; когда это сделано, брошюровщик берет второй лист и кладет его на первый лист, продевает иголку в середине надреза, потом она выходит в крайнем надрезе слева; теперь иголка поворачивает назад – берется третий лист, иголку просовывают в крайний надрез слева, снаружи, потом иголка выходит в средний надрез, берется четвертый лист, иголка проходит в средний надрез и выходит в крайнем надрезе – справа. Таким образом, нитка сделала полный круг и захватила четыре печатных листа. Точно так же производится сшивание и всех остальных листов, то есть когда нитка идет вперед, от правой руки к левой, она захватывает два печатных листа, и когда поворачивает назад, от левой руки к правой, она тоже захватывает два печатных листа, а всего при полном обороте – четыре печатных листа.

В день брошюровщик успевает сшить от трех до пяти тысяч печатных листов.

Когда книга сброшюрована, на нее наклеивается обертка, или сорочка, которая печатается из цветной плотной бумаги. После брошюровщика книга поступает в общую кладовую типографии или книжный магазин, откуда она уже выходит в свет.

Чтобы оповестить о новой книге, прибегают к помощи газетной публикации. В разных газетах и журналах публикуют, что вышло в свет новое издание такого-то автора или такого-то издателя. Затем наступает очередь критики. Как известно, во всякой газете или журнале имеется отдел для критики, для рецензий. Дело критика – добросовестно отнестись к новой книге и дать о ней справедливый отзыв. Критик – это книжный эксперт, к мнению которого прислушивается читающая публика. Критик может убить книгу наповал и не дать ей хода, и он же может расхвалить ее и рекомендовать публике. Дело плохо, если в критику замешаны личные счеты… Подобный критик, скрываясь за книгой своего литературного противника, «пускает на него шип по-змеиному».

В столицах новая книга выставляется в окнах книжных магазинов. Некоторые писатели-беллетристы, приступая к новому сочинению, оповещают об этом публику через газеты и репортеров. Пока содержание сочинения находится, так сказать, в голове автора, публика знает уже его название. Все это делается ради рекламы.

Если про человека говорят, что по одежке встречают, а по уму провожают, то тем более это можно сказать о книге. Едва ли над украшением каких-нибудь других предметов обыденной жизни так много изощрялся вкус человека, как над украшением книг. Оно и понятно. Книга – друг человека. Она близка его сердцу и уму. История книги показывает нам, что у всех народов, где только была книга: рукописная ли, печатная ли, – существовали особые иллюминаторы, которые занимались украшением книг.

С особенным тщанием украшались книги богослужебные.

В России, например, богослужебные книги издавна переплетались в баранью или козловую кожу черного или желтого цвета; доски для переплета употреблялись дубовые, в палец толщиною; сосновые доски не годились. Переплет Библии украшался золотом, серебром и драгоценными каменьями с бронзовыми застежками. Пустое, по-видимому, дело – обрез книги, но и он украшался, смотря по книге.

Итак, книга напечатана. Мы начали с того момента, когда автор принес ее в рукописи в типографию, и проследили судьбу ее до той поры, как она попала в руки читателя.

По выражению Мильтона, «книга не может называться неодушевленным предметом: она содержит в себе жизненную силу и душу того писателя, который ее создал. Убить хорошую книгу так же преступно, как убить человека».

Словом, книги служат для возвышения духа читающего и для расширения его мировоззрения.

Сколько же рабочих рук трудилось над созданием книги? Для наглядности мы приведем следующую таблицу тружеников печатного дела, которые создают особый, своеобразный товар, известный под именем книги.

Для этого возьмем типографию средней величины, в которой насчитывается, допустим, 60–70 рабочих.

Тогда эта рабочая сила распределяется так:

Хозяин или владелец типографии – 1

Фактор – 1

Метранпаж книжный – 1

Метранпаж газетный – 1

Наборщики – 25

Тискальщик – 1

Ученики наборщиков – 6

Дневной мастер – 1

Ночной мастер – 1

Накладчики – 6

Приемщики – 6

Прессовщик – 1

Счетчики – 2

Мочильщик – 1

Печатники – 2

Батырщики – 2

Корректоры – 2

Кладовщик – 1

Рассыльный – 1

ИТОГО – 60 чел.

При этом работает до шести скоропечатных машин, одна газетная ротационная машина и два газомотора по шесть паровых сил каждый.

Книги печатаются днем, а газеты – по ночам. Весь литературный материал для номера газеты редактор отдает газетному метранпажу. В газетной типографии (или отделении типографии) по ночам дежурит ночная смена наборщиков и печатных мастеров. Весь номер газеты набран заранее. Ночью ждут, когда придут последние политические телеграммы.

Все столичные города Европы: Петербург, Париж, Берлин, Лондон и так далее, – связаны между собою телеграфом. Вследствие потребности периодической печати и читающей публики в Европе организовалось несколько телеграфных агентств, которые повсюду собирают интересные новости и сообщают их в разные периодические издания – для напечатания ко всеобщему сведению. За границей известны следующие телеграфные агентства: Гаваса – во Франции, Рейтера – в Англии, Вольфа – в Германии, Стефани – в Италии. В России существует Северное телеграфное агентство, основанное в 1882 году.