Текст книги "Оракул"

Глава 16
Милость доктора Гийо

На немом языке задают мне вопрос палачи…

С. Яшин

Май 1945 г.

Вопреки первоначальному плану раздела Германии, замок Альтайн оказался на пограничной территории между войсками 2-го Белорусского фронта и 7-ой американской армией генерала Петчица. По соглашению, готовящемуся в верхах, по послевоенному разделу Германии земли Магдебургского княжества переходили под протекторат Америки, но в нарушение всех договоров, замок Альтайн тайно готовили к взрыву.

Ксаверий две недели не покидал биосферы, готовя чертежи и документы для ее эвакуации. Все это время он не видел Элизу. Вскоре техническая и научная документация, больше похожая на книги по волшебству, была отправлена в Москву. В тот же день Гурехина перевели под домашний арест в одну из комнат второго этажа. Левое крыло замка, где прежде была комната Элизы, завалили взрывчаткой. Ксаверий не отходил от окна, надеясь хоть мельком увидеть ее. Перед самым взрывом к замку подогнали пыльную полуторку с прострелянным дощатым кузовом. Двое солдат выпрыгнули из кузова и зашагали к левому крылу замка. Через минуту из дверей пристройки вывели Элизу. В первую минуту он не узнал ее, исхудавшую, коротко остриженную, одетую в грубую солдатскую шинель, но девушка остановилась и обвела окна замка запавшими глазами.

– Элиза! – крикнул Ксаверий и ударил кулаком о раму, но она не услышала и продолжала с тревогой вглядываться в уцелевшие стекла.

Конвоир толкнул ее в плечо дулом, и она покорно побрела через перекопанный саперами двор.

Ксаверий рывком высадил раму и перемахнул через подоконник. Внутренний двор замка был изрыт траншеями, повсюду торчали провода и валялись пустые ящики из-под взрывчатки.

– Назад, назад! – взревел за спиной старшина саперной роты.

Прихрамывая, он добежал до пыхтящей полуторки и догнал Элизу уже у дверей машины.

– Эй, не напирай! – прикладом отодвинул Гурехина молодой боец.

– Да пусть простится, – добродушно прогудел другой.

Под взглядами часовых они обнялись да так и застыли, не в силах разжать руки.

– Пора, гражданочка, – поторопил конвоир, и лишь в последнюю минуту Элиза, вдруг вспомнив о чем-то, сказала по-немецки:

– Ксаверий, поверни время вспять! Отец Времен полдничает ночью!!! В полдень его копье смотрит на север…

Ксаверий проследил ее взгляд. Элиза смотрела на мраморные солнечные часы, они одиноко стояли на травяном островке среди траншей и гор рыжей глины.

– Отец просил следить за часами: Луна и Солнце, Звезда и Крест! – добавила Элиза и попыталась улыбнуться.

Ксаверий молча кивнул и помог ей забраться в кузов. Пыхтя и погромыхивая, грузовик исчез за поворотом.

– Гурехин, а ну-ка, быстро назад! – скомандовал подбежавший охранник и посмотрел на часы. – Вот черт! Скорее в укрытие, сейчас рванет, – прокричал он и, не дожидаясь Ксаверия, бросился к укрытию.

Ксаверий огляделся по сторонам, слушая странный гул внутри замершего тела. У него была ровно минута, чтобы выполнить наказ Элизы. Прыгая через траншеи и путаясь в проводах, он подбежал к солнечным часам, ощупал изувеченный выстрелами постамент и с силой повернул мраморную стрелку с золоченым копьем. Постамент отъехал в сторону. В открывшейся нише лежал старинный кожаный чемодан с коваными серебряными уголками.

Ксаверий вытащил его на поверхность и осмотрелся, привычно выискивая соглядатаев, но никого рядом не было.

Башни замка напряглись и на миг стали воздушными и прозрачными, как замок Фата Морганы, в следующую секунду они взметнулись на несколько метров и тут же с ревом обрушились вниз. Вдоль стен катились взрывы.

Ксаверий бежал от шквального огня, путаясь в проводах и обрывая разноцветные силки. Ударная волна догнала его и сбила с ног, но он успел грудью и животом прикрыть чемодан. Сверху падали камни и обломки кирпичей, с ревом осыпалась горячая земля, но, едва стихла первая очередь взрывов, он вскочил и, уже не прячась, побежал через изувеченный сад, в укромную ложбину позади замка. Вслед ему неслись вопли охраны. Но бежать за ним под взрывы никто не решился…

Его взяли часа через два на берегу Эльбы. Гурехин даже не пытался перейти пограничную реку и сдаться американцам. Ласково воркуя и напевая вполголоса, он водил руками в воздухе, словно гладил голову и спину оленя или лошади. Он даже целовал «зверя» в невидимую морду, но рядом с ним было пусто.

11 мая из берлинской каторжной тюрьмы Плетцензее в штаб разведотдела привезли гильотину. Этот исторический экспонат судебного гуманизма периодически использовался для особо значимых казней. Раритет предназначался в подарок Вышинскому: Генеральный Прокурор СССР со дня на день должен был прибыть в Берлин, чтобы участвовать в судебном преследовании главарей Третьего Рейха.

В творение доктора Гийо Нихиль влюбился с первого взгляда. Зловещая механика завораживала его, как иных завораживают красивые женщины, а других – снега Килиманджаро. Он любовно гладил стальной спусковой рычаг, щупал фиксатор, крутил вороток подъемного механизма и опасливо посматривал на «барашка» – сияющее лезвие, сделанное из лучшей крупповской стали. Оно было черное от закала, и только наискось заточенный срез блестел серебром. Этот гигантский нож весом в полцентнера перерубал железный прут толщиной с палец и оставлял ровный, словно масляный след на костях. Чудная, чудная машинка! По странной прихоти палачей она звалась «Дева».

По личному убеждению Нихиля, отсечение головы было не столько ритуальным, сколько магическим актом лишения силы, и Нихиль охотно пошел бы на выучку к «краснорубашечной» братии. Обезглавленные враги умирали по-настоящему, и уже не могли после смерти мстить своим обидчикам. Средневековый обычай предписывал палачу высоко поднять голову казненного над толпой. Отсеченная голова еще секунд десять могла видеть и даже шептать остатками связок и трахей. Созерцание посмертного глумления лишало казненного всех иллюзий.

Железную «Деву» установили в лаборатории военного госпиталя, размещавшегося под одной крышей со штабом 5-ой армии. В тот день в штаб прислали фотографа из фронтовой многотиражки, и Нихиль заполучил жизнерадостного земляка, чтобы сфотографироваться рядом с гильотиной. Стоя рядом с раритетом, Нихиль молодцевато поправил портупею, зализал рыжеватый пушок на ранней плеши и накрыл ее фуражкой. Это фото Нихиль собирался переслать в Одессу. Кто бы мог подумать, там, на Каштановой аллее и Пересыпи, что маленький веснушчатый паренек, едва осиливший два класса хедера, так далеко рванет!

Своеобразное «духовное» образование Нихиля, полученное им на заре юности и продолженное на особых курсах для одаренной молодежи в стенах НКВД, хотя и осталось незавершенным, но навсегда поселило в нем кровожадный голод и жажду власти над существами, которых он хоть и не считал людьми, но предпочитал жить исключительно за их счет. Эта простая и ясная идеология была его тайным оружием, он лишь следовал предписанным законам, о которых своевременно узнал от наставников. Он не был затерянным скитальцем, листком, оторванным от великого дерева. Он был клеткой великого организма, кровью, мозгом и семенем великого народа, семенем полным энергии и страсти. Каждую минуту, где бы он ни находился, он жил, действовал и чувствовал как частица этой сплоченной силы, всемирного союза, тайного клана, вершащего по всему миру свои великие и страшные дела. Слово «кровь» было паролем и главным условием принадлежности к этой силе. И он, скромный служащий кадрового аппарата НКВД, вполне соответствовал требованиям витиеватой родословной, записанной в свитках и спрятанной подальше от глаз и солнечных лучей. Так что кроме капитанского звания скромный Нихиль имел еще и тайную степень, точнее, градус, и эта цифра в тайном реестре значила больше, чем полковничьи погоны или должность министра в правительстве какой-нибудь европейской страны.

Фотограф установил треногу с камерой в лаборатории и, накрывшись с головой черной суконкой, привычно пошутил про «птичку».

Но вместо соответствующей случаю весенней улыбки Нихиль только неприятно поморщился, как от зубной боли. Одна «птичка» все же сумела пролететь мимо его носа. Внезапный рывок Гурехина из-под домашнего ареста отвлек внимание Нихиля от главных событий того дня.

После взрыва верхней части замка Альтайн в полуразрушенном склепе было обнаружено странное яйцо. Оно не пострадало от взрыва, и, когда красноармейцы с непривычной робостью поддели штыками фарфоровую крышку, из-под нее просочилась воздушная голубая змейка, похожая на витой сигаретный дымок, но на проверку яйцо оказалось абсолютно пустым. Но на этом подозрительные происшествия того дня не закончились. В подвале замка, в одном из взорванных склепов была обнаружена контуженная анаконда с почти человеческой головой. Обездвиженную гадину на всякий случай взяли под арест под охрану двух красноармейцев.

Демонтированную биосферу направили литерным поездом под легендой особо секретного оружия для ведения предстоящей войны с Японией, чтобы незаметно установить объект за Уральским хребтом, и Нихиль надеялся отследить дальнейшую судьбу этого проекта. Время летит быстро, и через полвека он должен будет повторить омолаживающий курс и еще раз глотнуть «живой воды», чего бы это ни стоило.

И надо сказать, что все сложилось как нельзя лучше. Он один знал о тайных свойствах хрустального шара, вывезенного в особом герметичном контейнере с искусственным льдом. Гурехин и Элиза не в счет: их участь уже была решена одним из эмиссаров мирового центра в Советской России. Его кодовое имя, под которым он проходил в секретных нью-йоркских и лондонских анналах, было никому не известно, но звучало весьма солидно: «Альфабет». Но с реальной метрикой ему повезло гораздо меньше. Его фамилия Нихиль означала всего лишь круглый ноль, иначе космическую пустоту.

Поскрипывая сияющими кавалерийскими сапогами, Нихиль отправился в кабинет, выделенный ему начштаба. На его столе лежал бланк будущего допроса Гурехина.

– Арестованный Гурехин доставлен, – доложил дежурный по комендатуре.

– Отведите арестованного в лабораторию, – приказал Нихиль.

Предвкушая нечто особенное, драматическое, в духе мрачного Средневековья, он энергично потер ладони, как будто собирался плотно пообедать.

В лаборатории было довольно прохладно от груды размещенного в ней металла. В мертвенном электрическом свете тускло светилось отточенное лезвие, подвешенное внутри стальной рамы. Рычаги и стопорные фиксаторы машины смерти надменно поблескивали, бросая вызов маленькому тщедушному Нихилю. Гурехина бросили навзничь на лежак гильотины, скрутили руки за спиной и зажали его голову в дубовых скрепах, установленных вместо подушек лежака.

– Все свободны, – отпустил охранников Нихиль и, насвистывая, пододвинул к себе протокол допроса.

– Ваше имя, отчество, фамилия? – для проформы спросил он у арестованного.

Но на все вопросы, положенные по протоколу, Гурехин отвечал грубым молчанием, и лишь когда Нихиль спросил его о чемодане, который, судя по донесениям, видели у Гурехина, тот едва заметно повел подбородком.

– Где чемодан, который вы вынесли из взорванного замка? – с коварной лаской спросил Нихиль.

Он был уверен, что из развалин замка Гурехин вынес ценный исторический трофей, золото или драгоценности, переданные ему Элизой. Это и было истинной причиной его энтузиазма в «расследовании», где сам побег играл ему только на руку, давая «юридический» повод для преследования «дезертира». Золотой блеск слепил его, и он был вынужден спешить: в центре очень скоро заинтересуются судьбой уникального специалиста по биоэнергетике и криптологии.

– Укрывательство ценностей и отказ от сдачи клада приравнивается к мародерству и карается по законам военного времени. Виновный подлежит высшей мере наказания! Где драгоценности?

– Там не было ценностей, – разлепив губы, выдавил Гурехин.

– Тогда что? Что?

Гурехин молчал.

– Упорствуете? Ну что ж, я знаю способ сделать вас разговорчивее.

Глядя в глаза Гурехина, Нихиль положил ладонь на спусковой рычаг и затем поднял ее, имитируя поднятие лезвия к тому пределу, откуда оно, сорвавшись с упора, начнет свое стремительное падение.

– Где чемодан? Отвечай, лагерное отребье. Считаю до трех, и твоя петушиная башка летит в корзину! – Нихиль пнул носком сапога плетеный короб для отсеченного черепа.

– Раз-два-три… Получай! – Он дернул за пружинный рычаг, имитируя стук ножа и резко опустив ребро ладони вниз, ударил Гурехина в кадык…

Из-под зажмуренных век пленного брызнули слезы.

– Товарищ капитан, вас к телефону, – на пороге переминался молоденький вестовой из последнего пополнения. Он во все глаза разглядывал гильотину и зажатого в скрепах Гурехина.

– Я же предупреждал, что занят! – раздраженно бросил Нихиль.

– Требуют из 7-ой американской армии, – виновато напомнил солдатик.

– С этого и надо было начинать! Я еще вернусь, – Нихиль пошлепал Гурехина по щеке и вышел в коридор.

Седьмая американская армия генерала Петчица стояла в двух километрах от позиций армии Конева. Звонил далекий родственник Нихиля. Волею судьбы они столкнулись в демаркационной зоне, во время братания союзников. Оська Нил узнал его издалека, догнал и по старой одесской привычке поймал за пуговицу, и Нихиль радостно открылся родственным объятиям.

– Шалом, потц! Помнишь анекдот: встретились два еврея… – зубоскалил Оська, щупая за плечи его тощую спину.

И Нихиль уже сам ответно сыпал анекдотами:

– Приходит Абрам в военкомат и заявляет: «Я хочу стать героем Советского Союза». «Нет проблем, – отвечает военком, – вам надо истребить не меньше сорока четырех врагов». «Я готов!» – кричит Абрам. «Отлично, Кац, вы встаете на воинский учет, заканчиваете курсы молодого бойца, на отлично сдаете стрельбы, получаете оружие и обмундирование и едете на фронт…» «Ну зачем вам такая морока? – удивляется Абрам, – вы мне их сюда привезите, а я уж, так и быть, стрельну…»

Оська, а теперь Джо Нил, хохотал, хлопая себя по упитанным ляжкам, и расставаться не хотелось. Но в тот день они оба были на службе и поэтому договорились встретиться при первой возможности.

– Мой апартамент ту квартал, – дребезжал в трубке знакомый голос с легким эластичным акцентом. – Скоро буду на кар, – кривлялся Оська.

– Пропуск? О’кей! – отвечал Нихиль.

Опустив трубку на рычажки, он в прекрасном настроении поспешил к «Деве».

Едва смолк цокот кованых набоек по кафелю, Ксаверий расслабил суставы левой кисти и морщась от боли вытащил руку из пут. Затем он протянул обвитую ремнем правую руку к запору деревянной скобы и освободил голову. Поднявшись с лежанки, Гурехин быстро развязал кожаный ремешок и встал рядом с запертой дверью, прислушиваясь к шагам в коридоре. Он услышал шаги Нихиля, и, едва его узкая спина с широким, почти женским тазом оказалась перед Гурехиным, тот накинул на его шею кожаный шнур и сдавил горло. Скручивая жгут, он дождался пока Нихиль затих, потом связал его ноги брючным ремнем, забил в рот тугой кляп из оторванного рукава гимнастерки и затащил тело на лежанку гильотины.

Вскоре Нихиль пришел в себя и, вытаращив рачьи глаза, попытался языком вытолкнуть кляп.

Гурехин раскрутил веревку подъемного механизма и обвязал ее вокруг придавленной шеи Нихиля внатяг:

– Смотри, я снимаю лезвие с фиксатора, и, если ты рыпнешься, – топор полетит вниз. Кто быстрее, ты или он? Можешь рискнуть, но я не советую!

Нихиль неловко заелозил бедрами и закивал, изображая покорность.

Гурехин вынул кляп из ненавистного рта:

– Говори: где Элиза?

– Не знаю, – давясь, прохрипел Нихиль.

– Говори, она жива?

– Наверное, – выдохнул Нихиль. – Она была приписана к объекту. Биосферу эвакуировали за Урал, в Змеиные Горы…

Гурехин снова засунул кляп в глотку Нихиля и приказал:

– Лежи тихо! Пошевелишься – останешься без головы!

В лаборантском шкафчике нашелся белый халат и слипшаяся от крахмала медицинская шапочка. Насвистывая «Синий платочек», Гурехин вышел в коридор. Ожидая высоких гостей из Москвы, штаб 5-ой армии гудел, как пчелиный рой, и никто не обратил внимания на высокого худощавого доктора, торопливо сбегающего по ступеням к распахнутым дверям.

Во дворе госпиталя, выбиваясь из сил, повизгивала гармошка. В тесном кругу легкораненых и выздоравливающих отчаянно плясали бойцы и все не могли выплеснуть сжигающую их радость. У штабного крыльца парковался «виллис». Из машины выпрыгнул американский офицер, как две капли похожий на Нихиля, только эта капля была посмуглее и более крупного калибра. Отметив для себя такую шалость природы, Ксаверий растворился в шумной, хмельной толпе.

«Барашек» завис довольно высоко над шеей Нихиля. Осмотрев серебристое лезвие, он не сразу оценил опасность своего положения и решил действовать. Осторожными движениями он освободил застежки деревянного фиксатора, резко откинул его в сторону и стал развязывать узел веревки, накинутой на его шею. И это ему удалось. Под тяжестью ножа гильотины узел натянулся и подался немного вверх. «Барашек» угрожающе двинулся вниз. Пытаясь перехватить распущенный узел, Нихиль сменил руку, но вспотевшая от напряжения ладонь соскользнула, и веревка, свитая в тонкий канат, обжигая ладонь полетела вверх, увлекаемая падающим трехпудовым ножом. Он лишь успел передвинуть тело из-под падающего ножа сантиметров на двадцать, но выскользнуть из-под удара не смог. Он не услышал резкого свиста и лязга падающего лезвия. В корзину упал костяной осколок, на пол и стены каземата брызнула розоватая жидкость. Приторно сладкий запах разлился в воздухе…

Обнаружив своего родственника в крайне бедственном положении с начисто срезанной макушкой черепа, заместитель начальника штаба 7-ой американской армии Джо Нил, не медля ни секунды, попросил разрешения переправить пострадавшего в американский госпиталь. Учитывая, что капитан Нихиль получил травмы, не совместимые с жизнью, просьба американского офицера была удовлетворена.

Глава 17
Театр теней

Над громадой Кремля заалели опять пентаграммы,

Посвященные сходят по зыбким ступеням в метро.

С. Яшин

Октябрь 1945 г. Кремль.

В конце октября Сталин вернулся из отпуска отдохнувшим, помолодевшим, с жарким блеском глаз, и с новыми силами принялся за нескончаемую интригу, умело провоцируя, ссоря и непрерывно проверяя своих помощников. Уезжая на Юг, он печально говорил: «Эта война сломала меня. Пусть за меня останется Молотов. Он моложе, да и сил у него побольше…» Но южный ветер разгладил морщины, а вода озера Рицы, где стояла его дача, и впрямь оказалась «живой». Тем не менее слух о его немощи был запущен и даже успел обрасти небылицами.

По давнему обычаю на его рабочем столе уже лежали две папки: синяя и красная. В красной были подшиты доклады НКВД, в синей – переводы из статей иностранных журналистов. Слухи в зарубежной прессе о состоянии здоровья товарища Сталина были выделены в особый отдел.

Выписки из «Чикаго Трибюн» очень огорчили вождя. Казалось, иностранные газетчики играют в тотализатор, делая ставки на преемников советского вождя: Молотова, Жукова и даже Берию! Дураки… Именно теперь Сталин жаждал власти и даже мирового главенства и никому бы не отдал этих волшебных плодов своей Победы.

Крупный заголовок, заботливо выделенный переводчиком, бросился в глаза:

Гитлер жив!

Как передает корреспондент агентства «Рейтер» из Буэнос-Айреса, аргентинская вечерняя газета «Ла критик» выдвигает предположение о том, что Адольф Гитлер и его жена Ева Браун высадились на острове Куин Мод в Антарктике близ Южного полюса. Газета заявляет, что во время экспедиции немцев в Антарктику в 1938–1939 годах на антарктическом острове в гроте Венеры создан «Берхстесгаден» – «Волшебный сад…».

Другая аргентинская газета «Эль Трибуно» публиковала сообщение о том, что самолеты аргентинской морской авиации долгое время эскортировали неизвестные подводные лодки. Подводная лодка У-530 сдалась властям Аргентины семь дней назад после нескольких месяцев плавания в антарктических водах.

Настроение вождя было испорчено. Сталин снял очки и так и не раскрыл красную папку.

Раздраженный до крайности, он вызвал ординарца.

Затянутый в новенькую полевую форму лейтенант слишком по-молодецки щелкнул каблуками.

Сталин поежился:

– Вы что, бравый солдат Швейк? – проворчал он. – Срочно пригласите ко мне генерала Седова.

Через полчаса Седов сидел в кабинете Сталина. Опустив глаза, он с подчеркнутым вниманием слушал Сталина.

– Посмотрите, что пишут иностранцы: «…Из Антарктиды стартовала ракета!», «Эйзенхауэр воюет с инопланетянами!»

Сенсационное сообщение о том, что во льдах Антарктиды могут цвести сады, не вызвало у Седова удивления. Он осторожно отвел глаза в сторону.

– Почему вы не смотрите мне в глаза? – сейчас же спросил Сталин.

Синие глаза Седова в упор встретили агатовый блеск темных, непроницаемых глаз Сталина.

– Я не считаю возможным обсуждать фантастику, – дипломатично ответил Седов.

– Фантастика? Вам известно, что американцы захватили почти все перспективные разработки гитлеровцев, а мы все еще не знаем, как далеко зашла немецкая наука! Что удалось найти в замке Альтайн? Почему я до сих пор не слышал ни одного доклада?

Седов молчал. Именно он курировал поиски военных достижений Германии в области реактивного двигателестроения, авиации и ракет «ФАУ-2», он же занимался эвакуацией объекта «Источник», как был обозначен биосферный комплекс замка Альтайн. Все документы по эвакуации этого объекта были предусмотрительно уничтожены, но Седову было бы трудно объяснить Сталину причину взрыва замка, поскольку в настоящее время он находился в зоне советской оккупации и не подлежал передаче под протекторат союзников.

Поглаживая кончиком трубки густые рыжеватые усы, Сталин ожидал ответа.

О чем Седов мог рассказать Сталину? О том, что объект «Источник» доставлен на полигон в сибирской тайге и на его основе решено приступить к «созданию автономной системы жизнеобеспечения для освоения необжитых пространств»? Самое пикантное в этом проекте было то, что обживать пространства советским людям предстояло вовсе не в Каракумах или на Чукотке, а в первую очередь на Луне и на близлежащих планетах. Но об этом говорили тихо или предпочитали молчать. Единственный, кто мог озвучить вехи этого проекта, был министр МГБ Лаврентий Берия.

– Вторая мировая война едва закончилась, но наступает время новой битвы, битвы за Луну, – говорил он на секретном совещании в узком кругу конструкторов и ученых. – Доставить туда человека не так сложно, как создать базу для его жизни. Если Советы первыми создадут такие поселения, то со временем можно будет говорить о создании лунной советской республики. Это будет очень сильный пропагандистский ход!

Рассказав об этом Верховному, Седов оказался бы между двух вращающихся жерновов: Сталиным и Берией, и что толку в том, что один из этих жерновов крупнее другого? Зерно будет раздавлено и перемолото!

– Насколько мне известно, – осторожно ответил Седов, – в живых осталась только одна участница того танкового рейда, девушка-разведчица, но она ничего не знала о цели этого марш-броска. К подходу наших войск химическая лаборатория оказалась полностью разгромлена отступающими фашистами. Один из трофейных аквариумов поступил в музей океанографии, судьба других мне не известна…

Осторожный и скрытный, Седов молчал о главном: о том, что по имеющимся у него данным, во льдах Антрактиды действительно скрываются люди или не совсем люди. Возможно, высадившиеся на континент гитлеровцы обосновались под землей. Но сказать об этом вождю у него не хватило духу…

Дочитав страницу, Сельдерей впал в короткую, но яростную истерику.

– Враки! Бредятина! – в сердцах метал перуны полковник. – Бред, бред и еще раз бред!

Он захлопнул книгу, шлепнул ею о полированный стол и сердито обвел глазами притихших сотрудников. Стелла и Скиф уже давно и терпеливо ожидали, пока он закончит чтение злополучной книги.

– Вы не совсем правы, – остановила полковника Стелла, спокойно наблюдавшая начальственную грозу. – В 1946 году к Земле Королевы Мод была направлена военная эскадра адмирала Берда. Вскоре американцы ретировались с ледяного континента сильно потрепанными, потеряв несколько подводных лодок. О том, что случилось на полюсе и с кем бились субмарины Берда, ничего не известно.

– Так, по-вашему, Шангрилла существует? – уточнил полковник.

– И даже наносит удары, – пожала плечами Стелла. – Кстати, все имена и фамилии, упомянутые в этом романе, подлинные. Это наводит на некоторые размышления.

– Как это подлинные? Этот писака даже не потрудился придумать новые?

– Вот справка из архива, – Стелла положила на стол Сельдерея аккуратную папку. – Гвардии старшина Харитон Славороссов погиб и захоронен в братской могиле на территории советской военной части в составе Группы советских войск, дислоцированных на территории Германии. Легендарная разведчица Женька, Евгения Ивановна Шматкова, прожила долгую жизнь, ее сын Петр Харитонович, 1946 года рождения, был зарегистрирован на фамилию Славороссов. Следующий персонаж этой драмы, капитан Вениамин Борисович Нихиль, судя по всем документам и выпискам, погиб уже после Победы в результате несчастного случая. Для его грядущего захоронения было выделено место на еврейском кладбище Берлина. Однако, по неизвестным причинам, данное захоронение не состоялось. Вот только о Гурехине и Элизе у нас данных нет, а ведь именно они унесли с собою тайну Копья.

– Почему же нет? – удивился Скиф. – Книга-то еще не закончена.

– «А что же Гурехин? – прочла Стелла. – Что ожидало в бурном людском море, человека без документов, к тому же с неоплаченным лагерным должком? Жизнь запечного сверчка, робко стрекочущего по ночам свои невеселые песенки?

Через несколько дней после побега из-под ножа гильотины Гурехин тайно перешел демаркационную линию и дошел до Эльбы. Там он выкопал из тайника чемодан. Чемодан „Гросс Германия“ был доверху набит куклами-марионетками. Сопровождал эту труппу Буратино, длинноносый паяц в колпачке набекрень. На дне чемодана, припрятанные под ворохом пестрых кукольных юбок и кружевных воротничков, лежали старинные документы на латыни и старонемецком, гримуары общества Неизвестных Философов. Через день Ксаверий сел в воинский эшелон и исчез в послевоенном мире среди таких же возвращающихся с войны печальных и радостных людей. Как-то само собой получилось, что кукольный театр Сандивогиуса подарил ему хлеб и судьбу. Он переезжал из города в город под видом странствующего кукольника, рассказывая людям печальную и светлую правду.

Несколько десятков лет, подаренных ему Эликсиром, он потратил на поиски Элизы. В своих передвижениях он объехал почти всю страну, пока однажды в поезде не услышал байку о Лебяжьем озере с «живой водой». Но до Лебяжьего он добрался только в 1990 году и, пробыв там несколько дней, уехал навсегда…»

– Да, негусто. И ни слова о Копье Судьбы, – констатировал Сельдерей.

– Но ведь Копье Судьбы американцы вернули с не свойственным им благородством, – не очень уверенно припомнил Скиф.

– Действительно, в том же 1946 году генерал Кларк торжественно вручил легендарное Копье бургомистру Вены, но где уверенность в том, что копье настоящее?

– Так что же? Выходит этот писака Парнасов каким-то образом разнюхал правду?

– Возможно, ему в руки попали какие-то засекреченные документы или мемуары. Это всего лишь версия и, как любая версия, она имеет право на жизнь, – вздохнула Стелла и захлопнула книгу.