Текст книги "Элита. Незаконченное дело"

– Мама, я хочу тебе кое-что сказать.

Ее мать встрепенулась от возможного искреннего разговора с дочерью. Она никогда не слышала этой фразы из уст дочери и думала, что та говорит о каком-то парне, о какой-то мечте или о том, что ей захотелось обновить гардероб, поэтому она была так потрясена, услышав об убийстве.

– Что? Дорогая, я начинаю нервничать. Что ты говоришь?

– Просто в письме, которое он мне прислал, четко видно…

– Перестань фантазировать, перестань быть такой… причудливой. Ты всегда была причудлива, Жанин. Это реальная жизнь, а в реальной жизни такие вещи не происходят.

– Мама, Марину не так давно убили. Ты это знаешь, все знают. А Венди исчезла… Тебе не кажется это по меньшей мере странным?

Мать была ошеломлена. Она знала о ситуации с Мариной, но предпочитала не говорить об этом…

Я знаю, что случилось с той девочкой. Я не забыла, что ее убили, конечно, нет. Бедняжка, бедняжка… И бедные ее родители. Но постоянные разговоры об этом не вернут ее к жизни, не так ли? Тогда какой смысл зацикливаться на этом? А другая девушка, та, что исчезла… она вернется. Должно быть, осталась в доме подруги после скандала с родителями. Жанин делала так постоянно. Она ненавидела нас, когда была маленькой. Она злилась – и в крайнем случае, хлопала дверью и уходила. Но к ужину она всегда была дома и каялась. Эта девушка вернется. Да, у меня есть предчувствие, что она появится в мгновение ока, как ни в чем не бывало.

В мире много зла, я знаю это, я не глупая. Но если бы мы впитывали всю информацию, которую предлагает нам мир, все проблемы других, мы бы сошли с ума. Я предпочитаю смотреть в другую сторону. Смерть Марины… напомнила мне об этом. На мою дочь напали в прошлом году, дали ей пощечину… Это было очень тяжело, потому что чувствуешь себя бессильной. Но я не могу постоянно думать об этом. Трагично, что мальчик покончил с собой. Но правда в том, что я никому не желаю зла. И я не желаю зла прежде всего себе. Не хочу участвовать в судебных процессах и тому подобных вещах. Моя дочь совсем потеряна. Мы с отцом не знаем, что с ней делать. Это очень сложно, потому что она все время пытается идти своим собственным путем, и ты не знаешь, где она может оступиться. Никто этого не знает, но думаю, что у меня депрессия… Она отравляет мою жизнь. Она отравляет меня…

Жанин пожалела, что затронула эту тему. Не то чтобы она ожидала, что мать станет охотно слушать ее, но реакция, связанная с желанием сделать вид, будто чужие проблемы не важны, немного огорчила ее.

Меня бесит не то, что мама меня не понимает, а то, что это наглядное отражение того факта, что родители и подростки говорят на совершенно разных языках. Иногда они хотят, чтобы мы мыслили и вели себя как взрослые, но когда мы рассуждаем как взрослые, они отмахиваются от нас. Нас не слушают. Они не знают, как выслушать. Если честно, когда я была маленькой, то возносила своих родителей на чертов пьедестал. Но теперь я выросла и поняла, что они были двумя простофилями, и что мне придется самой вытаскивать каштаны из огня[10]10
  Делать за кого-то трудную работу, безвозмездно рисковать для другого.


[Закрыть]. Реакция моей мамы была лишь верхушкой айсберга. Думаю, это был ее последний шанс завоевать мое доверие и уажение, и она его упустила, но все в порядке. Родители легкомысленно относятся к нашим проблемам, говорят, это все напускное и тому подобное, но на самом деле в них говорит лень. То, как они изворачиваются и не хотят смотреть в лицо нашим конфликтам и нашим проблемам. Думаю, из-за страха, потому что они не знают, как с ними справиться. Но, черт возьми, бояться – это по-человечески. Было бы лучше, если бы нам сказали: «Доченька, я не знаю, как тебе помочь», «Я понимаю, что проблема, из-за которой ты плачешь, важна для тебя и ты страдаешь. Даже если я не воспринимаю это так, как ты, я буду уважать то, что для тебя важно». Но вместо этого ты получаешь только: «Какая же ты заноза в заднице», «В твоем возрасте я уже работала, и у меня были реальные проблемы». Мои проблемы – это мои проблемы, и для меня они самые важные… Никто не должен смеяться или издеваться над этим. Кажется, что родители, когда у них появляются дети, стирают из своей памяти целую главу подросткового возраста. Как будто они перешли из десятилетнего возраста сразу в тридцатилетний. Но ведь это чушь.

В среду произошли две важные вещи: первая – Паула начала работать на своей мини-работе в качестве псевдостажера, которого порекомендовала мать.

Я работаю здесь не из-за мамы, то есть она нашла мне работу, да, но если бы она не думала, что я готова, она бы и не предложила мне ее… Не стала бы выставлять меня напоказ, не так ли?

И вторая – Андреа и Горка жадно исследовали друг друга в нижнем белье на кровати парня, но, поскольку они не выходили за установленные рамки и не достигали следующей неизведанной ступени, для нас это не так важно. С другой стороны, Паула – это реальная проблема.

Мама припарковала машину и оставила меня в немного затруднительном положении на парковке. В конце концов, это то, о чем я просила, – моя независимость, взросление, становление и все такое. Ну, вы же не растете, когда ваша мать возит вас по улицам. Я больше не та маленькая девочка, которая не смеет попросить у официанта апельсиновую фанту. Нет, я девушка с большими возможностями. Поэтому я поднимаюсь на четвертый этаж. Когда двери лифта открываются, я вижу безумие застекленных офисов, светодиодные лампы, людей, переходящих с одной стороны на другую, и, прежде всего, шум звонящих телефонов. Я думаю, что, возможно, вариант с кофе в «Старбакс» был не таким уж плохим. Теперь жалею, что надела рубашку и юбку-карандаш, тренч и туфли на каблуках. Люди здесь такие хипстеры. Мать улыбнулась мне, когда я спускалась по лестнице дома. Я приняла эту улыбку за материнскую любовь, думая, что она понимает, что я уже выросла. Но она смеялась, очевидно, потому что понимала, что меня засмеют. Я выглядела как малолетняя милфа в этой толпе двадцати-сорокалетних хипстеров, разговаривающих через наушники своих мобильных телефонов на всех языках.

Я расслабилась. Вот и все, пути назад нет. Чувствую себя немного нелепо, да, но, знаете, у меня всегда есть туз в рукаве… и это была моя тушь Better Than Sex от Too faced, которая создает эффект взгляда олененка Бемби. Я вложила всю энергию в сегодняшний ангельский макияж, чтобы ко мне относились соответствующе. Столкнулась с азиаткой, которая чуть не опрокинула на меня кофе и даже не оглянулась, стерва. Мне удалось пробиться к стойке. Вот стерва – да, я сегодня очень нецензурно выражаюсь, но что поделать, день был… Я заговарию с ней, а она не отвечает. Я объясняю, что я Паула. Она смотрит на меня снисходительно, делая жесты типа «я теперь с тобой», но на самом деле она имеет в виду: «Послушай, девочка, у меня есть более важные дела, такие как общение с моими чертовыми друзьями и обновление Facebook. Да, это старомодная сеть, но, как видишь, я ею пользуюсь». У меня плохое, ужасное начало карьеры. Но я – наделенная силой девчонка! Я не хотела использовать власть матери, но, очевидно, собиралась сказать ей, что ее отвратительная секретарша унизила меня. В любом случае суть в том, что я ищу отдел цифрового маркетинга самостоятельно, поскольку никто не говорит мне, что делать. Эй, я не так уж плоха в ориентации, как говорят о блондинках. Я пересекаю коридор, затем помещение, полное столов с перегородками, и атмосфера становится все более напряженной. Вы видели фильм «Дьявол носит Prada»? Ну, я чувствую себя совсем юной Энн Хэтэуэй, которую вот-вот сожрет Мерил Стрип за углом. Конечно, я слежу за каждым своим маленьким муравьиным шагом на случай, если на пути есть мины, которые меня взорвут… Ну, знаете, всякие офисные опасности… Неважно, я запуталась. Вижу маленькую симпатичную табличку с надписью «Отдел цифрового маркетинга». Наконец-то. Да! Выкуси, незрелая Паула прошлого, и поприветствуй новую Паулу. Да, моя смелость подбадривает меня, и я открываю дверь. Глупая? Да, на какое-то время… как, черт возьми, как я до этого додумалась?

Желание провалиться сквозь землю растет в геометрической прогрессии.

Я хочу вернуться в Лас Энсинас, где моей единственной проблемой было то, что Самуэль совсем не слушал меня.

Паула сделала самое худшее, что она могла сделать в свой первый день на подработке в качестве стажера: она открыла переговорную отдела цифрового маркетинга, где четыре старших менеджера проводили Skype-встречу с еще более важным, чем они, старшим менеджером, который, вероятно, остановился в роскошном отеле в Пекине. Она сделала это не с дурными намерениями, нет, ни тогда, когда она открыла дверь неожиданно и без стука, ни тогда, когда пыталась оправдаться и тихо объяснить, что не хочет беспокоить.

– Здравствуйте, извините. Я Паула, сегодня мой первый рабочий день, и я не знаю, к кому мне можно обратиться… Меня направили в отдел цифрового маркетинга.

Они не выгнали ее, но взгляды четырех высокопоставленных сотрудников загорелись, как красные голодные глаза диких животных в ночной мгле. Офис обуяла ярость. Она была мишенью для всех. Конечно, они кричали на нее, и конечно, она пошла плакать в туалет, и конечно, была на грани того, чтобы позвонить матери и сказать, чтобы она забрала ее оттуда как можно скорее. Но дверь туалета открылась, и в нужный момент появился парень, как ангел-хранитель: благословенные общие туалеты. Она перестала плакать, чтобы скрыть слезы, но не сводила с него глаз…

Парень был старше меня. Да, довольно намного, не знаю… Я совсем не умею определять возраст людей по их лицам. Ему могло быть двадцать пять или, может быть, двадцать, но девятнадцать – ни за что: синяя рубашка, закатанная до локтей, трех-четырехдневная щетина и бритая голова. Он выглядел так, будто специально побрился налысо, чтобы лысина не заросла. Но он был сексуальным лысым парнем… Да, есть парни, которые лучше выглядят без волос. У него были очень красивые брови, выразительные глаза, а когда он попытался улыбнуться, на щеках возникли две ямочки. У него были широкие, не слишком большие глаза и сумка со значком «Звездных войн», из чего я поняла, что он графический дизайнер.

Парень заметил, что Паула плакала. Он колебался, стоит ли подойти к ней. Правильно ли будет спросить, что случилось, но он решил промолчать и зайти в одну из кабинок, чтобы сделать свои дела – пописать, в общем. Паула могла бы воспользоваться возможностью убежать, но в парне был какой-то магнетизм, поэтому она поступила так, как поступила бы любая шестнадцатилетняя незамужняя девушка, которую только что унизили: подкрасила ресницы, нанесла румяна, затянула хвост потуже и стала ждать, как будто у нее была тысяча планов, но в этот момент было жизненно важно вымыть руки. Конечно, шестнадцатилетняя девушка так бы не поступила, но Паула была не такой, как все. Она была зрелой и легкомысленной, пытающейся пробиться через битву гормонов и неверных решений.

Он вышел из кабинки, слегка улыбнулся, увидев, что девушка все еще там, вымыл руки, вытер их о свои бежевые брюки-чинос, посмотрел в WhatsАpp и подошел к двери. Каждый его шаг был ударом по голове Паулы.

Я не дура, не неудачница, я наделена силой. Я ошиблась в Самуэле, ошиблась в Горке, ошиблась во всех парнях в моей жизни, которые ждали меня как принцессу. Если хочешь рыбы, намочи задницу. А эта рыба была похожа на одну из тех легендарных кефалей, которые появляются лишь однажды и которыми заполнены витрины придорожных баров… Я не знаю!

– Эй… – крикнула Паула, когда рука парня уже была на ручке двери.

Он отвернулся, ничего не сказав, закончив надевать наушники… Он поднял брови и, возможно, издал небольшой звук «ух», но она ничего не услышала… Жаль, что Паула делила шкуру неубитого медведя. То есть, выкрикнула «эй», чтобы остановить его, но ей было совершенно не ясно, что она собирается делать теперь, когда ее внимание приковано к парню, который выглядел все более и более красивым, как будто свет специально придавал его лицу такую внешность, которая бы все больше и больше вписывалась в архетип идеального парня для Паулы.

Скажи что-нибудь, Паула, скажи что-нибудь, глупая, давай.

– Что… первый день всегда так плох?

Хорошо, еще несколько слов. Это что-то. Парень задержался на секунду, отпустил ручку, снял наушники, которые почти полностью закрывали его красивые уши, и улыбнулся.

– Что случилось? У тебя все плохо?

– Черт, нет… У меня все очень плохо. Я здесь всего пятнадцать минут, а меня уже оскорбили, унизили, когда я выходила из лифта. Я плакала, пока ты не вошел… Да, у меня не все в порядке.

Многословие и нервозность Паулы превратились в странную харизму, характерную для неудавшихся героинь вроде Бриджит Джонс, которыми она всегда так восхищалась. Бум! И она продолжила разглагольствовать.

– Я имею в виду, посмотри на меня, я оделась, чтобы прийти на эту чертову работу, чтобы красноволосая секретарша нахамила мне и чтобы четыре парня в галстуках буквально назвали меня «непрезентабельной и грубой».

– Конечно, как можно не плакать? – сопереживал он.

– Верно, – сказала она, констатируя очевидное.

– Но в этой работе есть и хорошие моменты…

– Да, я надеюсь, что это так. Потому что на четвертом этаже я встретила только враждебность, бегающих людей и очень, очень мало человечности.

– Прости.

– Нет, это не твоя вина… Ты кажешься милым.

– Спасибо. Меня зовут Бруно.

– Я – Паула. Меня зовут Паула.

Она хотела поцеловать его, но он выставил руку вперед в знак уважения. В конце концов, они были двумя незнакомцами в туалете.

– Я их помыл, – сказал он.

– Да, я видела.

– Круто. И с чего ты начнешь?

– Не знаю… Я сегодня начинаю работать в отделе цифрового маркетинга. Я вроде как стажер…

Он весьма любезно проводил ее к столику некой Даниэлы. Они прошли восемнадцать шагов, ни больше ни меньше, в течение которых оба молчали: она смотрела прямо перед собой, изображая самообладание, он улыбался. Больше они ничего не сказали, но, похоже, это было все, что можно было сказать. Он попрощался и сказал:

– Был рад тебе помочь.

Она ответила тем же. Вздохнув, она представилась Даниэле, не особенно приятной аргентинке со странной прической.

Нет, дело не в том, что прическа была странной, а в том, что ее волосы были вьющиеся, очень вьющиеся, как будто… в общем, это что-то. Ну, для меня это так, но она «типа выровняла» свою челку утюжком. Я говорю «типа выровняла», потому что были видны линии, которые оставляет утюжок, когда опаляет волосы.

Даниэла не собиралась уступать и продолжала контролировать количество негатива на четвертом этаже, что, за исключением Бруно, казалось нормой в отделе цифрового маркетинга. Паула повторяла «цифровой маркетинг» как попугай, но на самом деле она не имела ни малейшего представления о том, что это такое, хотя звучало это неплохо. «Цифровой маркетинг».

– Так, ты Паула… Ты опоздала на полчаса, сделай так, чтобы это было в последний раз.

Бруно, оставивший девушку в якобы надежных руках, исчез среди почтовых тележек, полных посылок Amazon, и людей, спешащих забрать свои стационарные телефоны, как будто от этого зависела их работа.

Нет, конечно, нет, день после этого не стал лучше, но встреча в туалете сделала мою первую среду в Hellobrand, стоящей. Что я делала в течение дня? Придумывала множество ругательств. Я стараюсь следить за своей речью, но когда Даниэла, мой менеджер, продолжает отдавать тебе приказы и раздавать задания, как будто королева Летиция собирается войти на четвертый этаж, поэтому все должно быть безупречно, неизбежно, что мой язык начинает развязываться, и я думаю о таких вещах, как: «ЭТА ДОЛБАНАЯ ГАРПИЯ ХОЧЕТ ДОВЕСТИ МЕНЯ!» – но я спокойна, не поддаюсь стрессу. Заполни ксерокс. Выполнено. Заправь кофеварку. Выполнено. Замени графин для воды, который так много весит. Конечно, сделано. И так до обеда. Из-за статуса стажера у меня короткий график работы, а Даниэла остается на работе до пяти вечера. Поэтому мне приятно осознавать, что у меня есть свобода, в то время как она все еще сидит за своим столом в качестве обычного работника.

Можно сказать, октябрь прошел спокойно. У Андреа и Горки был странный медовый месяц спокойствия и любви с ограничениями, всегда с ограничениями. Мелена привыкала к занятиям и совмещению их с работой официантки. Очевидно, некоторые из ее любимых коллег смеялись над ней, ее работой или морковным тортом, который они продавали, но она относилась к этому довольно спокойно. Паула много работала и почти никогда не пересекалась с Бруно. Однажды они встретились в лифте, в другой раз – в очереди к автомату с водой. Но он всегда был в окружении коллег: с пухлым парнем в очках, похожим на потерянную сестру Кардашьян, или томным мальчиком, который говорил медленно и с очень своеобразным акцентом. Можно ли сказать, что она чему-то научилась за этот месяц? Нет, нельзя. И Жанин, ох, бедная Жанин… Исчезновение Венди занимало все ее мысли, к сожалению. Ни пресса, ни бульварные программы, ни разговоры обычных граждан больше не касались этой темы.

Месяц подходил к концу, и желание Жанин узнать правду стало стремительно нарастать. Ей было неспокойно после письма Марио, а затем исчезновения Венди сразу после их телефонного разговора… Все становилось настолько сложным, что страх взял верх и парализовал ее. После неудачной попытки попросить помощи у матери она не видела шансов на то, что кто-то еще сможет ее понять. Она предпочитала сдаться и позволить жизни течь своим чередом. Поэтому она с головой окунулась в учебу, что должна была делать с первого дня учебы в школе. Несмотря на ее любопытство, в голове Жанин поселилась мысль, которая омрачала ее настрой: они тебе не поверят, никто не воспримет тебя всерьез… Поэтому она бросила полотенце[11]11
  Бросить полотенце – означает сдаться, отказаться от борьбы.


[Закрыть], чувствуя, что проигрывает битву, даже не начав ее. Но конечно… На Хэллоуин, когда были найдены останки Венди, ее детективное чутье включилось еще сильнее. Тело не оказалось расчлененным в канаве, разбросанным по разным мусорным контейнерам или плавающим в озере, как предсказывалось. Нет. Вы знаете, где оно оказалось? Роза, женщина, которая нашла его, рассказала об этом событии так:

Это было на одной из лужаек для выгула собак. Там лежала девушка. Только она не была больше похожа на человека. Правда в том, что здесь обычно тусуется очень много наркоманов, поэтому подростки не выгуливают здесь собак. Но я вывожу, мне плевать на наркоманов. Я была замужем за одним из них семь лет, так что мне уже ничего не страшно. Вдруг Чиспа, моя собака, вырвалась и побежала. Я нашла ее в кустах, вон там, возле вывески Carrefour… Я подошла ближе, а там мой растерянный пес, и не поймешь, рад он, или напуган, или как там это проявляется у животных. Было ясно только, что ей нехорошо. Конечно, как же она могла себя чувствовать, если она нашла Венди, пропавшую девушку. Ох, Господи Иисусе…

Куча мусора, сорняки, брошенная техника, а в центре – один из тех огромных рекламных щитов, которые можно увидеть с любой стороны дороги. Возле рекламного щита лежала Венди, или то, что от нее осталось: вся в грязи, засохшей крови и неописуемого цвета. Цвет варьировался от зелено-синего до коричневато-желтого… Это был цвет смерти. Вскрытие выявило все, что случилось с этой девушкой, вся карта ее несчастий была отмечена на ее теле. Драматизм находки породил безумие. Но если вы думаете, что Хэллоуин студентов Лас Энсинас будет омрачен тем, что они нашли мертвую девушку, то вы ошибаетесь… Появление мертвецов стало уже обычным явлением, а Хэллоуин бывает только раз в году.

Глава 4

Горка не думал особо наряжаться. Он не делал этого даже по случаю карнавала, а тем более на Хэллоуин, потому что для него это была шутка янки, просто повод для его приятелей пойти и напиться. Горка не отказывался от алкоголя, ничего подобного. Но с появлением подружки его прежние желания ходить по тусовкам и пьянкам видоизменились до домашнего просмотра телевизора лежа на диване, обеда здесь, ужина там… Пара пустяков.

По словам Андреа, у нее было много денег.

Мы не собираемся тратить кучу евро на костюм, чтобы попытаться хорошо выглядеть перед другими. Люди будут тратить на это деньги, и я, честно говоря, прежде чем тратить триста евро на нелепый костюм со стразами, лучше пожертвую эти деньги какой-нибудь НПО[12]12
  НПО – неправительственная организация.


[Закрыть].

Так они и сделали. И она, и ее парень пожертвовали деньги, которые собирались потратить на дорогие костюмы, на гораздо более благородное дело и задонатили их НПО, которая помогала людям, находящимся под угрозой социальной изоляции. Поэтому, когда Горка надел свой плохой пластиковый, возможно, даже эко-токсичный костюм с маской-призраком убийцы из «Крика», он не чувствовал угрызений совести. Он почувствовал, что у него замечательная девушка.

Давайте посмотрим… Отправиться пугать свою семью в тот самый день, когда было обнаружено местонахождение тела одноклассницы, было не самой лучшей идеей. Он не очень-то старался. Парень был не очень хорош в розыгрышах. Он просто спрятался за дверью с ножом для ветчины – и бац! Шок… чего он не ожидал, так это негативной реакции своих родителей, особенно Матео, его отца. Это был невысокий мужчина с седыми волосами, но все еще довольно привлекательный. Он в ужасе приложил руку к груди..

– Папа, папа, это я, все в порядке! Это была шутка…

Мальчик попытался оправдать шутку, но она не только не создала расслабляющую атмосферу, но и дала волю чувствам, которые уже давно жили в сердце его отца. Наступило молчание, за которым ринули слезы. Отец Горки начал плакать. Плакать, а не рыдать, как человек, который смотрит конец «Титаника». Плакать, как будто он расставался с жизнью. Она словно текла из его глаз. Горка не мог в это поверить. Чувство вины навалилось на него. Он редко видел отца плачущим, и еще реже – в таком удручающем состоянии. Матео выбежал из комнаты.

– Достаточно, – сказала его мать, покачав головой и сделав глоток вина из своего бокала. Парень, опечаленный и обескураженный, вышел вслед за отцом и обнаружил его смотрящим в окно в затемненной гостиной, освещенной лишь оранжевым светом уличных фонарей. Он зажег сигарету, что тоже было необычно, и, успокоившись, повернулся к сыну.

– Прости, Горка. Мне жаль, что ты увидел меня таким…

– Нет, папа, ты прости меня.

– Сегодня… сегодня нашли ту маленькую девочку из твоего класса, бедняжку, бедняжку, она была такой…

– Да, да, я уже читал новость.

Отец пригласил сына сесть на софу. Горка чувствовал, что назревает серьезный разговор. Для парня его отец был примером для подражания, авторитетом.

Мой папа классный. Он спокойно относится ко всему, хотя и серьезный человек. Многие люди думают, что он добился всего в жизни, потому что он такой, какой есть, потому что унаследовал всю недвижимость и две компании. Но он сам себя выковал. Он редко поднимал на меня руку. Были всего пара раз, когда он меня ударил. Возможно, я заслужил это за то, что был ребенком и придурком, или за то, что не уважал свою мать. Но он классный мужик. Люди любят его, сотрудники боготворят его… и я тоже, черт возьми. Он не очень высокий, это видно. Но это не значит, что он не хороший человек. Что он мне сказал? Ну, много чего, но делал это очень спокойно. Он облокотился на колени, докурил сигарету и объяснил мне, как это важно для него, какое значение я имел в его жизни…

«Когда ты родился, нам сказали, что ты очень болен. Тебе было всего семь месяцев, и семнадцать лет назад все воспринималось не так, как сейчас. Как мы с твоей мамой тогда плакали… Мы плакали, потому что не хотели потерять тебя, любовь моя. Мы уже видели твое маленькое личико, ты был нашим сыном, мы желали только одного – чтобы ты поправился… Такой крошечный, с аппаратом искусственного дыхания, в инкубаторе. Я чувствовал себя беспомощным, видя, что ничего не могу сделать для тебя, понимая, что не могу ничего исправить ни деньгами, ни чем-либо еще… Самое важное в моей жизни было там, с тобой, висело на волоске от смерти, и я ничего не мог сделать…»

Да, он снова начал плакать. Потом он сказал мне, что я – благословение, и еще кучу других приятных вещей, а закончилось все разговором о том, что важно соблюдать осторожность сейчас.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, Горка. И знать, что есть кто-то, кто убивает детей вашего возраста, – невыносимо.

– Папа, я не ребенок, и я никогда не влезал в проблемы.

– А как же Марина? Жизнь полна дерьма, несчастных людей… плохих людей… плохих людей. Именно так, плохих. И я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Впервые с момента твоего рождения я боюсь за тебя.

– Да, я знаю, пап… Я знаю, что после ситуации с Мариной ты очень интересуешься моей жизнью, и это здорово, что мы делаем что-то вместе… Мне это очень нравится…

Что, черт возьми, я должен был ему сказать? Что бедняга хотел услышать… Что я собираюсь вести себя хорошо, что собираюсь быть осторожным. Это было нормально, родители пострадали гораздо больше нас. Мне сказать вам правду? Жаль Марину… На Марио мне было плевать, а на Венди… черт возьми, она была просто мразью. Да, это имело больше смысла в моей голове.

– Папа, что ты хочешь, чтобы я сделал? Не выходил сегодня за дверь? Тебе от этого станет легче?

Отец кивнул, и Горка в знак искренности снял перед ним маску. Он поцеловал его в щеку, поднялся наверх и сделал все как полагается.

Я выпрыгнул из окна. Ни за что не пропущу эту вечеринку. Я ни хрена не буду скучать, буду осторожен, почти не буду пить… Да и тем более… я сказал ему, что не выйду через дверь, но ничего не сказал про окно. Так что все по-честному.

Жанин принимала ванну. Она была очень чистоплотной, но тратила воду как сумасшедшая…

Я бы приняла душ, но мои родители потратили кучу денег на эту ванну, и было бы стыдно ею не пользоваться… Это такой же снобизм или даже больший снобизм – иметь предмет мебели только для украшения и все.

И когда она собиралась изменить песню в Spotify, потому что, по ее словам, «подборка недели» совсем не отражала ее состояния, то увидела поток сообщений вWhatsАpp и даже в Telegram. Она даже не помнила, что у нее было активировано это приложение. Все комментировали обнаружение тела. Она вскочила на ноги, едва не потеряв равновесие, потому что расслабляющие бомбочки для ванн Lush были великолепны и ароматны, но если переусердствовать, можно поскользнуться. Она подумала, что делать, и вышла оттуда вся мокрая.

Мокрые следы Жанин проложили дорожку из маленьких ножек в ее комнату. На кровати лежал костюм Греты, девочки-гремлина, хотя, по словам ее брата, он был похож на убитую на дороге черепаху… Она колебалась, надевать его или нет, но все же надела и выскочила из дома в кофейню Мелены.

Мелена стояла со скрещенными руками в костюме Кэрри. Это было простое белое платье, все изляпанное кровью. Она не хотела наряжаться, но мама настояла. А наряд девочки, над которой издеваются в школе, показался ей самым подходящим. Дочь этого не сделала. Она была расстроена, потому что Аманда, ее мать, почти насильно свела ее с Жанин, чтобы они пошли вместе на вечеринку.

– Милая, ты пойдешь на эту чертову вечеринку, что бы ты ни делала. Это лучший способ влиться в общество.

Да, Аманда взяла на себя смелость поговорить с Жанин и «заставить» ее взять дочь на эту вечеринку… И Жанин, у которой тоже не было никаких планов, согласилась. Это было странно, потому что они почти не общались. Да, они разговаривали в классе, иногда сидели вместе, но между тем как Мелена не была разговорчивой девочкой, а другая только и думала, что об убийце на свободе, их взаимодействие было скорее похоже на сцену из немого черно-белого фильма. Они были так бледны!

Сначала я думала не идти на вечеринку, но у меня уже был костюм Греты, девушки-гремлина… К тому же у меня была встреча с Меле, которая не является моей лучшей подругой, но мне не хотелось ее оставлять. Ну, вообще-то… Я действительно хотела поделиться с кем-то своими подозрениями. Было ясно, что убийства связаны между собой. Да ладно, люди все еще придерживались версии, что Марио совершил самоубийство, но я не была в этом уверена… Я была уверена, что кто-то убил его… и, конечно, некоторое время спустя умерла его бывшая. Мы что, сошли с ума? Я хотела рассказать об этом Мелене, чтобы получить поддержку, чтобы знать, что не одинока в этом. Я помнила, что мы слишком разные: я, которая заявила о жестоком обращении, в полицейском участке, и она – дочь женщины, которая в свое время была Мисс Испанией. Ну и пусть!

Я добралась до кофейни. Мелена говорит о чем-то, так, будто… как будто на нее вылили банку помидоров. Я не понимаю, о чем речь, она объясняет мне, а я говорю: «Ах! Я знаю этот фильм и клянусь, он совсем не похож на него». Это не имеет значения. Мама Мелены выглядит счастливой, потому что хочет, чтобы ее дочь пошла на вечеринку и отпустила наконец все проблемы. ДА ЧТО ТАМ, ОНА ПРОТЯГИВАЕТ НАМ АЛКОГОЛЬ! Я успеваю произнести только: «Мэм…» Она перебивает меня и говорит, что знает, что мы будем пить, что лучше выпить несколько рюмок хорошей текилы. Существует ли вообще разница между хорошей текилой и плохой? Ну, на мой вкус, они все одинаковые… Она фотографирует нас так, словно мы король и королева бала. Фотография напоминает мне, что я уродлива. А я и не хочу идти как сексуальная девушка и красоваться, как другие. Я хочу одеться, чтобы идти как кто-то, кто… неважно, черт, я потерялась. УБИЙЦА. Это…

Я убеждена – да ладно, я подставляю руку под огонь, – что кто-то отбирает студентов Лас Энсинас одного за другим. Нано? Вряд ли, потому что, когда Марио умер, он еще сидел в тюрьме. Его выпустили только что… Он был в школе, стучал по стеклу класса… Боже мой, какой скандал… Скандал. Гусман был ужасен, Самуэль был ужасен… Картина ужасная, ее нельзя определить по-другому.

Они шли по улице, направляясь к дому Ребекки. Им не пришлось пробираться внутрь через окно или потайную дверь, потому что на этот раз они были приглашены. Мелена не переставала жаловаться на холод и липкую кровь.

– Это чертовски отвратительно! То, о чем ты говоришь, это безумие…

– Ты так думаешь, Меле? Мне кажется, я никогда в жизни не говорила ничего более доходчивого. Ну да, когда я сказала отцу, чтобы он пошел к эндокринологу… Нет, серьезно… все сходится.

– Предположим, что ты права. Но почему кто-то хочет убить студентов из Лас Энсинас?

– Я не знаю. Вот что не подходит. Марина была безупречной ученицей, хоть и странной девушкой. Она была странной и напряженной… но она была хорошей ученицей.

– Не как Венди и Марио.

– Нет, они просто придурки.

– Они были придурками.

– Да.

Как только она это сказала, легкомысленность костюмов и разговора исчезла. Жанин остановилась на месте.