Текст книги "Не останавливайся"

Глава 20

Тан

В училище ко мне особое отношение. Пока многие спокойно пользуются телефоном, гуляют в городе и ездят домой, я сижу в общаге со студентами-сиротами. И то не могу сказать, что у нас равное положение. У них хотя бы есть телефоны и у каждого четкий приказ со мной им не делиться. Даже на минутку, даже на секунду, даже если буду предлагать денег. Словно они у меня есть.

Очередное появление Златы, которая сообщает мне о том, что через отца смогла добиться для меня выхода в город, воспринимаю как вознаграждение за заслуги. И собираюсь, конечно же, не возвращаться. Парни, с которыми мы тусим, ржут. Не верят, что не вернусь. Я и сам не верю. Пока не знаю, что отец вообще сделал, что меня здесь как заключенного содержат. Разве что кормят отлично, здесь даже упрекнуть не в чем.

То, что свалить не выйдет, понимаю, когда меня вынуждают натянуть форму. В таком виде никуда не свалишь, найдут и накажут. В законах я разбираюсь слабо, но думаю, что за такое и присесть можно, поэтому отбрасываю идею свалить.

Вообще, вся эта ситуация мне пиздец как не нравится. В моих карманах ветер гуляет, телефон мне мой так и не вернули. Оставили у себя “до лучших времен”. Как только выхожу за пределы училища, вдыхаю полной грудью. Ощущение, что из заключения меня освободили, хотя внутри не все так плохо. В другой ситуации я бы, может, остался. Но точно не в сложившейся.

С Авдеенко договорились встретиться в центре, куда я добираюсь на маршрутке. Прежде чем найти указанное кафе и Злату, стоящую возле него, прилично так брожу туда-сюда. Она стоит с какой-то коробкой в руках, при виде меня тут же улыбается и машет, а когда рядом оказываемся, лезет обниматься. Оттолкнуть ее не могу, потому что вроде как ей обязан тем, что меня, вообще-то, выпустили. Дожился, блядь…

– Я так соскучилась!

Обнимаю ее в ответ. Скорее машинально, чем действительно этого хочу.

Злата вручает мне коробку.

– Надеюсь, там новый телефон?

Она в курсе ситуации, но когда открываю коробку, вижу внутри часы. Наручные, блядь. Смотрю на Злату и пытаюсь понять, прикалывается она или нет, и при этом чувствую себя… альфонсом. Дожился. Мне баба дарит подарки, а я им еще и не рад.

– Папа сказал, что телефон нельзя, – Авдеенко пожимает плечами.

– А твой?

– Что?

– Твой телефон. Можешь дать позвонить?

Еще до того, как она отвечает, понимаю, что нет, не даст.

– Серьезно?

– Прости, – она виновато хмурится. – У меня… нет с собой телефона.

– Как это?

– Папа забрал. Сказал, чтобы я тебе не давала.

– Что происходит? – непроизвольно повышаю голос.

– Не знаю. Я пыталась поговорить с отцом, чтобы он… помог тебя отсюда забрать, но… не вышло. Он разозлился. Я потом с трудом попросила его помочь с прогулкой, но телефон он у меня отобрал.

– А карту?

– Что?

– Банковская карта есть? Заедем купим мне телефон и симку. Я наберу Киму, он отдаст бабки, идет?

Злата мнется. Мычит что-то непонятное и в конечном итоге отказывает. Я… начинаю воспринимать ее заботу обо мне иначе. Не понимаю, почему из всех друзей и знакомых сюда пришла только она. С одной стороны, объяснение реальное – никого не пускают, а связи только у Златы, а с другой…

– Куда поедем?

– В училище. Отвезешь?

– В смысле, обратно?

– Ага. Срочно назад надо. Я могу и пешком.

– Стас… – Злата пытается приблизиться, но я пресекаю ее попытки.

– Я пешком.

– Стас! Подожди… Я отвезу.

– Не надо. Лучше прогуляюсь.

Коробку с часами оставляю в ее машине и направляюсь в парк, расположенный неподалеку. Перед возвращением в училище лучше проветрить голову.

Хожу по парку довольно долго, может, час, может, два. Голод вынуждает взять курс к училищу, но на выходе из парка меня останавливает громкое:

– Соня!

Оборачиваюсь скорее по инерции. Я в столице, Романовой здесь точно быть не может, но она здесь. Стоит и ждет, пока к ней подойдет какая-то незнакомая девушка, что ее звала. Я стою метрах в десяти от них и почему-то пропускаю свой светофор. Вижу улыбающуюся, счастливую Соню. Она о чем-то мило болтает с той, что ее звала, и на прощание даже обнимает. Я продолжаю стоять на месте даже тогда, когда Романова проходит мимо. В какой-то паре метров от меня. Направляется в противоположную от училища сторону. Я… забываю о том, что у меня нихуя нет бабла, что я не знаю Киев достаточно хорошо, и что мне нужно прибыть до отбоя. Я просто… иду за ней. Следую буквально по пятам.

Соня не оборачивается. Смотрит впереди себя, что-то нажимает в телефоне. Когда понимаю, что мы приходим к месту назначения, ускоряю шаг и ловлю ее буквально у подъезда. Романова вскрикивает, а когда оборачивается и видит меня, в ужасе распахивает глаза. Не ожидала. Я ее тоже не ожидал здесь встретить. Она должна быть в Одессе, а вместо этого таскает рюкзак здесь и явно успела завести знакомства.

– Что ты здесь делаешь? – спросить получается как-то излишне грубо.

Романова широко распахивает глаза, явно удивляясь вопросу. А вот тому, что я появляюсь перед ней здесь, в форме, ни чуточки не удивляется. Знает прекрасно, потому что по ее милости я оказался здесь. Занимаюсь какой-то хуйней вместо того, чтобы учиться будущей профессии.

– Отпусти! – пытается выдернуть руку из захвата.

Не отпускаю. Продолжаю держать, крепко сжимая пальцы. Сердце барабанит в грудную клетку с огромной силой. Навылет. Меня от нее кроет. Необъяснимо. Чтобы не затолкать ее в подъезд и не подняться с ней на нужный этаж, напоминаю себе о том, кто меня сдал. Поверить не могу, что она это провернула. Но ведь сделала! И от этого нутро рвет на части.

– Ты сумасшедший?! Мне больно! Отпусти, у тебя нет права меня трогать!

– Нихера себе заявочки. А что так? Не понравилось, когда трахались?

Она замирает. Сглатывает и поджимает губы. Ловлю ее реакцию до мельчайших подробностей. Вижу, как во взгляде вспыхивает пламя, как она сжимает челюсти, как подрагивают ее губы. Мне ужасно хочется распахнуть их своим языком, проникнуть внутрь и ощутить ее вкус на языке. Блядь, я… на ней повернут. Необъяснимо. Неизлечимо. Пытаюсь, барахтаюсь, чтобы освободиться, а все равно не получается. Я где-то напрочь в ней.

– А ты пересмотри! – вдруг выдает какую-то ахинею.

– Чего?

– А что? Качество видео плохое? Не видно, где оплошал?

Пока пытаюсь понять, что она несет, Соня снова делает попытку освободиться. Дергается, но все равно остается стоять на месте. Из захвата я ее не выпускаю.

– Что ты хочешь? – спрашивает. – Как ты узнал, что я здесь, как нашел универ, где учусь?

– Универ? – хмыкаю. – Так вот что тебе пообещали за мои координаты, да? Папочка подсуетился?

– Что?

– Как-то дешево ты стоишь. Продала девственность за столичный универ.

Пощечина от Романовой прилетает неожиданно и ощутимо.

– Понятия не имею, о чем ты, – выдает таким ледяным тоном, что меня до мурашек пробирает. – Но что бы я “по твоему мнению, ни сделала”, это не перекрывает твоего мерзкого поступка с видео. Его… все увидели! Весь университет, представляешь? Меня… – ее голос дрожит. – Все видели!

– Какое видео, блядь?

– То, что ты отправил в группу!

Я нихера о том, что кому отправлял, не знаю. Я, мать его, не снимал ничо, но от обвинений теряю бдительность и отпускаю Романову, которая тут же скрывается за дверью подъезда. Я… иду за ней снова. Какое, нахер, видео?

Глава 21

Соня

Рука все еще горит от соприкосновения со щекой Тана. Я сжимаю ее в кулак и что есть сил несусь по лестнице. Надеюсь, что Стас меня не догонит, но подсознательно понимаю, что у меня нет шансов. Если Тан захочет – в любой момент меня настигнет.

Это происходит на пролете между третьим и четвертым этажами. Наша со Стефой квартира находится на пятом. Я не успела всего ничего, и это злит. Но еще больше злит Тан. Его появление, его претензии, его тон. Как он смеет так со мной разговаривать? Как он смеет вообще со мной разговаривать? И трогать. Так, как трогает прямо сейчас. Словно соскучился.

Отбрасываю эти мысли и дергаюсь, чтобы освободиться от его объятий. Пусть отпустит. Разожмет руки и уйдет, а я спокойно поднимусь в квартиру.

– Какое видео? – настаивает, будто действительно не знает.

– Стас… – мотаю головой. – Не получится. Оно было отправлено с твоего профиля, снято в комнате, куда ты меня привел.

Почти три недели прошло с тех пор, как это случилось. Пять дней я нахожусь в столице. Вначале мы приехали сюда вместе с мамой и Стефой. Подыскивали подходящую квартиру, смотрели окрестности, знакомились с университетом. Все произошло так быстро – я и глазом моргнуть не успела. Нас со Стефой приняли, договор на квартиру подписали, денег на проживание мама оставила. Первый день обещал быть запоминающимся, но я не думала, что настолько.

– Какой этаж?

– Что?

– На каком этаже ты живешь?

– Нет. Нет-нет-нет, даже не проси. Я не поведу тебя к себе в квартиру! – последнее предложение буквально выкрикиваю.

– Окей. Пошли.

Он тянет меня за собой, и я поддаюсь. Во-первых – он не отпускает мою руку, а во-вторых – вот-вот должна появиться Стефа. Уверена, она сможет отбить меня у Танского.

– Куда мы? – спрашиваю, когда мы выходим во двор, и я не вижу там Стефанию.

– Куда угодно. В ближайшее кафе или мотель. Раз ты не хочешь ничего объяснять – будем сидеть там до тех пор, пока ты не скажешь.

– Да что с тобой?! Тебя ударили по голове, и ты потерял память?

Я теряю всякое терпение. Пока я эти три недели прятала глаза и молилась, чтобы в кафе, куда я устроилась работать официанткой, меня никто не узнал, Тан забыл о том, что сделал? Забыл, что слил мое интимное видео?

– Отпусти, я найду телефон и освежу твою память.

О том, что ни видео, ни группы, в которую его запостили, у меня нет, вспоминаю только после того, как достаю телефон. Что я буду показывать?

Тан смотрит на мой телефон, словно ожидает чуда. Такое ощущение, что и правда ничего не понимает, но ведь это невозможно! Он – не маленький мальчик, у которого взяли телефон на минуту, запостили видео и вернули, а он ничего не заметил. Так не бывает, хотя Стефа и Само какое-то время пытались меня в этом убедить.

– После той ночи в доме ты отправил в группу видео. На нем мы занимались сексом. Господи, не делай вид, что ты этого не делал.

– Я этого не делал!

Несмотря на то, что ладонь до сих пор горит от предыдущей пощечины, я хочу оставить новую. Едва сдерживаюсь, чтобы этого не сделать.

– Допустим! Как из твоего телефона видео отправилось в группу на несколько сотен человек?

– Может, все-таки поднимемся к тебе и поговорим?

– Нет. У меня нет видео на телефоне. И группы, в которую меня добавили, тоже нет. Тан… – я устало вздыхаю. – Оставь меня в покое, пожалуйста. Я прошла все круги ада после того видео, а сейчас ты пытаешься вернуть меня обратно. И в довесок беспочвенно обвиняешь в том, что я тебя сдала отцу.

– Только ты знала о том, где мы тусим.

– Уверен, что я знала? Ты просто привез меня в тот дом. Не сказав адреса. Как я могла знать?

– Можно твой телефон? Позвонить. Всего на пару минут.

– Держи.

Тан отходит в сторону, и я остаюсь одна. Мое личное пространство теперь принадлежит только мне, и я… могу вдохнуть полной грудью. Не понимаю, что происходит, и, если честно, не хочу понимать. Какая разница? Между нами с Таном окончательно все кончено. Даже если допустить, что видео отправил не он. Тогда кто? Мы найдем доказательства причастности другого человека? Нет? Тогда не вижу смысла разбираться. Я… больше не верю словам.

– Спасибо, – Тан возвращает мне телефон. – И прости.

– Прости?

– За то, что тебе пришлось это пережить. Я… не знал. Черт, знаю, что ты мне не поверишь, но я не отправлял то видео, Соня. Я бы ни за что. Когда ты жила в нашем доме, я ставил камеру, снимал, но у Фила – я понятия не имел. Черт… Я докажу, слышишь? Докажу и накажу тех, кто это сделал.

У меня от слов Тана мурашки по всему телу и тонкая струйка холодного пота по спине. Разум требует не верить. Доказательства против него. Пока нет других – я не могу питать надежду, поэтому только киваю и делаю несколько шагов назад. Тан не идет за мной, не останавливает меня, когда я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к подъезду, не преследует до самой квартиры. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней лбом. Несмотря ни на что, очень хочется верить Тану.

Не успеваю я дойти до гостиной и сбросить рюкзак, как ключ в дверном замке проворачивается.

– Со-о-о-онь, – кричит с порога.

– Что?

– Ты видела Тана, да? – понимает все с полуслова.

– Видела.

– И что? Вы поговорили?

– Мы… пытались.

– Что он сказал?

– Что не знает про видео, что обязательно найдет виновных.

– Я же говорила! – вскрикивает радостно, но заметив отсутствие оптимизма с моей стороны, сникает. – Ты не веришь, да?

– А ты бы поверила? – пожимаю плечами. – Он уже снимал видео, Стефа, понимаешь? А здесь… никто не знал, что мы будем ночевать вместе именно в той комнате, но наутро видео оказалось слитым. В комнату… никто не заходил, понимаешь?

Я резко замолкаю. Эмоции и чувства снова меня переполняют, а я больше не хочу об этом думать.

– На выходных мама ждет меня домой. Ты поедешь?

– Конечно, мои родители звонят мне по пять раз в день, спрашивают, как у меня дела. Волнуются.

– Они все еще не верят, что это действительно мой отчим оплатил твою учебу, а не богатый папик, которого ты нашла?

– Не напоминай! – решительно отмахивается.

Я улыбаюсь. Когда Стефа сообщила родителям, что новый будущий муж мамы ее лучшей подруги оплачивает ей учебу, они не поверили. Подняли на уши всех, кого знали, в частности и мою маму. Она, конечно, заверила их, что все так и есть, что она просто не хочет отпускать дочь одну, поэтому готова платить и за Стефанию, но… родители подруги до сих пор переживают. Звонят ей каждый вечер и требуют показать меня. Убеждаются, что все сказанное – правда, а не вселенский заговор.

– Поедем тогда вместе?

– Да. Нужно билеты купить заранее, чтобы потом не ждать другого автобуса.

– Закажешь? Карта на тумбочке. Там, где и всегда.

– Я как устроюсь на работу – все-все тебе верну.

– Даже не думай.

Я знаю, что у Стефании сейчас проблема с деньгами. Родители не могут ее финансировать, а работу она пока не нашла. Поэтому я приняла решение сделать карту, выданную моей мамой, нашей общей. Стефа – моя лучшая подруга. Не могу же я оставить ее голодной.

Глава 22

Тан

– Забери меня отсюда.

Говорить эти слова отцу, оказывается, куда сложнее, чем я себе представлял, но иначе я нихера не узнаю. Сидя в этой клетке, единственное, на что я реально способен – разговоры. Но и они мне недоступны из-за отсутствия телефона. Я, блядь, даже не могу увидеть, что там за видео и куда его отправили. Судя по тому, что сказали Соня и Ким – пиздец. И этот пиздец кто-то устроил. Кто-то, но не я.

Я, конечно, конченый мудак, но не стал бы устанавливать камеру в чужом доме и снимать порнушку. Блядь, конечно же, нет!

– Ты думаешь, так это работает? – холодно отвечает отец. – Сказать “забери”, и все будет сделано?

– Я не настолько наивен, – отбиваю.

Мне нечеловеческих усилий стоит не болтать лишнего, а хочется. Мой словарный запас за те недели, что отец не приезжал, пополнился. У меня для него слишком много слов, но сказать их я не могу. Пока нет. Пока моя свобода зависит от него.

– Я готов выслушать твои условия, – с трудом проговариваю.

Конечно, хочется послать отца на хер. Съездить по его наглой физиономии, кричащей о победе. Он уверен, что продавил меня. В какой-то степени так и есть. Что бы я ни думал и ни чувствовал, за меня говорит поведение, а я… блядь, прогибаюсь.

– Выслушать? Нет, дорогой, ты будешь их не слушать, а выполнять. Если хочешь отсюда уехать – выполнишь все, что я скажу. И с Наташей… если хоть одно постороннее слово в ее адрес, и ты вернешься сюда. Снова. Без права возврата назад вплоть до окончания обучения.

– Выбора у меня нет, – развожу руками. – Ты же видишь, что эта колония меня не исправляет?

– Почему же нет? – хмыкает. – Ты готов быть послушным сыном.

Пропускаю реплику отца мимо ушей и прошу его перейти к делу. Он хмыкает, но требования свои выдвигает. Я на все соглашаюсь до тех пор, пока не летит запрет на мотофристайл. Не скажу, что это пиздец как неожиданно, но я надеялся, он о нем уже забыл. Мы давно не соревновались, не гоняли, на тренировки ходили, но на этом все. На фоне последних событий я надеялся, его требования будут связаны лишь с Натальей. На “вы” там с ней разговаривать, в ноги кланяться, но это его будто и не интересует.

– Почему именно мотоциклы? – спрашиваю, не удержавшись.

– Я так хочу, – следует “аргументированный” ответ. – Условия такие. Ты или соглашаешься, или нет. Останешься здесь – все равно не получишь мотоцикл в ближайшие годы. Будешь деградировать, а так появится возможность избавиться от шрама и стать человеком. Ну же, Тан, пора взрослеть. Эти твои фристайлы… Кому и что ты доказываешь? Мне? Мне наплевать. Я хотел сына, которому смогу доверить компанию, а получил неумеху, который только и знает, как завести байк.

Сжимаю челюсти до хруста. Неумеху, блядь? Я – один из лучших в универе. Множество наград на всяких соревнованиях по разным предметам – мои. Год назад я сделал с нуля приложение для интернет-магазина. Сам. Но сейчас я молчу. Мне нужно отсюда выбраться, я должен узнать, кто снимал и отправлял видео. Мне нужен мой телефон и расправа. Потом послушаю отца с его “неумеха” и прочими эпитетами. Раньше, когда я мог с ним препираться, было проще.

– Ладно, – соглашаюсь. – Без мотоциклов.

Отец явно удивлен, но никак мой ответ не комментирует, за что я ему отдельно благодарен. Когда замолкает, понимаю, что у него закончились требования. Судя по их количеству – не таким уж и хуевым я был сыном.

– Все? – спрашиваю.

Мне поскорее хочется покинуть стены этой учебки. Здесь неплохо. Пожалуй, если бы мне были доступны те же привилегии, что и остальным, и я бы не грезил стать хорошим программистом и не зависеть от офиса и отца, я бы остался. Правда, не уверен, что это понравилось бы отцу. Он спихнул меня сюда не затем, чтобы сделать из меня военного или мента. Это ему не близко еще сильнее, чем программист. Он хотел меня продавить. И у него вышло.

– Пока все. Но если что-то…

– Я буду паинькой. Наташе твоей цветочки принесу. Если, конечно, карту разблокируешь. С ребеночком поздравлю.

– Я серьезно, Стас… навредишь ей или ребенку…

– Я, конечно, бываю конченым, но не отморозком, папа.

Конечно, он не верит. Я для него – проблемный сын. Тот, с кем у него не получилось ничего. Ни воспитания, ни нормальных отношений, ни образования. Все наперекор едва ли не с рождения. Возможно, у него будет второй шанс с другим ребенком. Надеюсь, это будет девочка. Мне насрать на наследство и преемничество, я не собираюсь претендовать на бизнес, просто… какой бы сволочью я ни был, не хочется, чтобы кто-то повторял мою судьбу. С девчонкой было бы проще. У нее будет шанс получить абсолютную отцовскую любовь без ожиданий.

– Хорошо. Пакуй пока вещи, я поговорю с кем надо.

На выходе мне выдают мои оставленные ранее вещи. Среди одежды нахожу цепочку, которую всегда носил, перстень и телефон. Последний разряжен, но в машине отца я подключаю его к зарядному устройству и жду, пока он заработает.

Отец что-то еще говорит по пути, но я его уже не слушаю. Как только мобильный включается – проверяю галерею. Ожидаемо никакого видео там нет. Я нахожу его в группе в мессенджере, где более тысячи набежавших сообщений. Пока отец говорит, что я еще ему должен, жму на “плей”. На второй минуте хочется разбить телефон об асфальт, на третьей руки чешутся совершить расправу над виновным, а в конце я чувствую, что готов на убийство. Необдуманное, совершенное в состоянии аффекта. Жаль, что я не знаю, кто это сделал, и нахожусь в замкнутом пространстве.

Глава 23

Тан

Искренностью во время вручения букета Наталье и поздравления по поводу ее беременности от меня не прет, но она вроде как остается довольной. Улыбается, во всяком случае, и лебезит что-то про то, что она очень рада, что семья воссоединилась, и ей больше не нужно утешать отца. Как при таких заявках не ржать?

Как только с любезностью покончено, отправляюсь к себе в комнату, принимаю душ, переодеваюсь и собираюсь поехать к Киму. Мы с ним договорились, что я приеду. Разговор есть. Его в доме Фила не было, так что ему единственному я могу довериться. Правда, на выходе меня тормозит отец:

– Ты куда это?

– На улицу, – пожимаю плечами.

– Я не разрешаю.

– В условиях не было указано, что я сменяю одну тюрьму на другую.

– Ты сидишь дома, – заявляет.

– Я хочу увидеться с друзьями, это запрещено? Я помню, что никакого бухла, травки, тусовок и баб.

– Бодечка, ну отпусти ты парня. Он вот пообещал вести себя прилично.

Даже удивляюсь, насколько Наталья после букета цветов и пары любезных дежурных слов становится ласковой. Боюсь представить, на что она способна после подарков отца. Наверное, поэтому она и станет вскоре его женой. Такие таланты в ней скрыты.

– Иди, – разрешает едва ли не с барского плеча.

Ключи отец вернул чуть раньше, так что я беспрепятственно запрыгиваю в свой автомобиль и покидаю двор.

Припарковавшись у подъезда Кима, поднимаюсь к нему на этаж и звоню в дверь. На часах – восемь вечера. Мы поздно вернулись из Киева. Пятичасовая изматывающая дорога отдается пульсирующей болью в висках, но мне плевать. Я от нее отмахиваюсь и жду, когда мне откроют дверь.

– Стас, добрый вечер, – вместо друга дверь открывает Надежда Сергеевна.

– Добрый вечер.

При виде нее меня как-то сразу отпускает злость. Она мило улыбается, отходит в сторону, чтобы пропустить меня в квартиру.

– Миша вышел, я попросила его забежать в магазин. Он сейчас вернется. Идем на кухню, угощу тебя чаем и домашним печеньем.

– Я не пью чай, – выходит как-то грубовато, но мать Кима всегда вводит меня в ступор.

Она слишком… отзывчивая и добрая для такого, как я. Мне сложно находиться с ней в одной комнате.

– Ну печенье-то ешь? – улыбается. – Его все едят, так что идем. Возражений не принимаю.

Она очень красивая женщина. В свои сорок с лишним выглядит максимум на тридцать три. Моя мама тоже внешне не старушка, но все равно уступает. Во всем. Как ни посмотри – проигрывает по всем фронтам. По отношению к сыну и окружающим, по внешности, по манере общения и поведения. Надежда Сергеевна, несмотря на отсутствие многомиллионной прибыли, выглядит так, словно родилась в аристократической богатой семье.

– Что-то не так? – спрашивает, заметив мое внимание.

– Нет, простите, я… Ким скоро будет?

– Думаю, с минуты на минуту. Угощайся печеньем.

Когда Надежда Сергеевна ставит передо мной чашку с чаем, я больше не пытаюсь себя убедить в том, что не завидую, потому что завидую. Блядь, очень… Я не помню такого. Ни до того, как мама стала наркоманкой, ни уж тем более после. До “болезни” ее заботил лишь внешний вид. Регулярные косметологические процедуры и массажи, а после… порошок. Ни сын, ни муж, ни жизнь больше не приносили ей удовольствия. Сейчас мама выглядит вполне счастливой, но отчего-то мне кажется, что она не избавилась от зависимости. Просто сменила ту, что губит ее организм, на ту, что уничтожает репутацию.

– Как дела? Ким говорил, что не мог с тобой связаться из-за того, что ты уехал в военное училище.

– Было такое.

– Не понравилось там?

– Можно и так сказать.

– Стас… – Надежда Сергеевна садится за стол. – Если тебе нужно поговорить, возможно, с кем-то поделиться, ты можешь поговорить со мной. У меня, конечно, нет таких связей, как у твоего отца, я мало что могу, но… хотя бы словами поддержу. Если нужно – попробую поговорить с Богданом. Все же мы когда-то общались.

– Не стоит, но спасибо. У нас с отцом вроде как перемирие.

– А… с мамой? Ты не подумай, что я лезу, – поспешно говорит Надежда. – Я просто… пыталась с ней связаться, но она не ответила ни на один звонок и смс-сообщение. Мы ведь дружили. Давно, но были неплохими подругами, а сейчас она словно… не хочет меня видеть.

– Она никого не хочет видеть, не принимайте на свой счет.

– Ох, вот оно что. Может… ты дашь мне ее адрес?

Несколько мгновений медлю, а затем все же называю адрес матери. Никому другому бы его не сказал, но Надежда Сергеевна действительно дружила с моей мамой. Они были не просто подругами, а близкими подругами. Когда я был маленьким, называл мать Кима тетей Надей и часто таскал это же печенье со стола. Сейчас кажется, что это было слишком давно, хотя на самом деле не так уж и много времени прошло.

Хлопок двери раздается как раз тогда, когда Надежда Сергеевна дописывает адрес и прячет клочок бумаги в карман.

– Привет, – Ким появляется на кухне с пакетом, который тут же отдает маме. – Сорян, что задержался. Я думал, успею. Очередь была на кассе.

– Не страшно.

– Может, прокатимся? Не хочется тухнуть дома.

– Ладно.

Думаю, Ким просто не хочет, чтобы его мама случайно услышала наш разговор. Тема слишком… мерзкая, чтобы ее обсуждать.

– Куда поедем? – спрашиваю, когда садимся в машину.

– Можем тут поговорить. Видео ты уже видел?

– Угу.

– И что думаешь?

– Думаю, что готов убить ту мразь, которая его снимала.

– Думаешь, это кто-то из наших?

– Точно да, Ким. Там половина людей была незнакомых. Остальные – не знают, что обычно я ночую в той комнате. Один или с кем-то – неважно. Круг тех, кто знал, сужается. И мне пиздец как он не нравится.