Текст книги "Всё помнят города"

Задавшись этим вопросом, он сам поглядел в зеркало последствий, и увидел в нём каких-то незнакомых ему детей, мальчика и девочку, бегущих с той самой белой сумкой вдоль трассы, и большого огнедышащего змея, преследовавшего их.

– Что ж, хотя бы, не конец света, – с облегчением вздохнул дед, уже убирая зеркало в сумку.

Но, немного подумав, он вдруг остановился и поглядел на своё отражение.

– А что с этого получу я? – спросил он у зеркала, и тут же вместо собственного лица увидел свою семью в полном сборе.

Тогда, прослезившись от вида их светлых и радостных лиц, старик решил, что оно того стоит, и окончательно уверился в своём решении.

– Была, ни была, – вздохнул он. – На свете я лишь одним дорожу втрое больше, чем совестью! А те двое детей, кем бы они там ни были, пусть сами выкручиваются, как хотят. Не моя забота. Главное, у меня и моих родных будет всё хорошо, я вылечусь и вернусь к ним, и мы с ними опять будем вместе.

Решив для себя так, дед убрал зеркало в сумку, и туда же сложил самобранную скатерть. Я бы мог попытаться мигнуть ему, переубедить, когда бы города были властны над человеческой волей. Вот только, она неприкосновенна, как для светлых, так и для тёмных сил… Что же говорить о нас, творениях рук человеческих? Мне оставалось лишь наблюдать за ходом событий, предсказанных зеркалом, и ждать, когда мои люди найдут, как это поправить.

Глава 10. Бандит де Белалькасар

В пятом часу утра, в восьмой палате детской травматологии, где лежал Ким, послышался тихий шёпот. Кимаир проснулся, тогда как его соседи смотрели десятый сон. Прислушавшись, он смог различить слова.

– Это не больница, – повторял детский голос. – Здесь так холодно, и не койка, а железная полка… Твёрдая и холодная… Дайте мне одеяло! Постелите матрас!

Ким поднялся со своей постели и подошел на голос. Коснувшись ладонью лба мальчика, он понял, что у того сильный жар. Нужно было позвать врача, или хотя бы сказать медсестре, что его сосед по палате бредит и весь горит. Поэтому, Ким вышел в коридор и пошёл вдоль стены налево, где, насколько он мог помнить, находился сестринский пост.

Елена как раз задремала там, сидя за столом, а вернее лёжа на нём локтями в журнале смены. Она не слышала, как подошёл Ким, и подняла голову лишь получив по затылку стволом пальмы. Та рухнула, задев провод лампы, которая, повалив карандашницу, окунулась в кофе и взорвалась. Ручки и карандаши бросились врассыпную. Брызги кофе с осколками лампы разлетелись по всему столу, разукрасив страницы журнала тёмными крапинками, а листья пальмы накрыли их, как салфетки.

– Ой, – растерялся Ким, стараясь больше не шевелиться вблизи этой неизвестной преграды.

– Что ты наделал! – ужаснулась Елена, увидав весь этот хаос. – Краев меня убьёт…

Тот, и в самом деле, уже шёл на шум по коридору, из своего кабинета.

– Да у Вас не стол, а прямо свинарник! – отметил он, подойдя к ней на пост. – Скоро проверка, а нам и стихийных бедствий не нужно, достаточно Вас!

Елена робко поглядела на врача, и молча перевела взгляд на мальчика.

– И нечего смотреть на ребёнка! – осёк её Краев. – Он-то, незрячий, а Вы, даже с открытыми глазами не видите ничего! Куда Вы смотрели, когда он ронял на стол пальму?

Потом, он поглядел на халат медсестры, который тоже был спереди весь в кофейных брызгах, и на нём не доставало одной верхней пуговицы.

– На забудьте постирать на выходных, – сказал он Елене. – И пуговицу дома пришейте.

– Конечно, Олег Евгеньевич, – обещала та, убирая со стола, и складывая в ведро листья пальмы.

Ким всё это время стоял молча, не шевелясь, и ждал, когда врач прекратит ругаться. Наконец, когда тот выпустил пар и немного остыл, мальчик улучил подходящий момент вставить слово.

– У нас в палате бред и высокий жар, – как смог изъяснился он терминами, которых нахватался от медперсонала. – Говорит, что холодно, а сам весь в температуре.

– Петров, – догадался Краев и строго глянул на медсестру. – Вот Вы ходить можете, а сидите. Видите, а не смотрите. А этот, слепой, еле ходит, но подошёл сообщить! Вам прекрасно известно, что у Петрова мог сепсис начаться, Ким и слова такого не знает, а мне вместо Вас это говорит! Может, мне его сюда посадить? Всё больше проку будет!

Сказав это, он тотчас же направился в восьмую палату. Кимаир пошёл следом, по звуку его шагов, придерживаясь рукой за стену. Что такое сепсис, он и в самом деле не знал, хотя не раз видел, как от него умирали люди. Жители Кимаира объясняли это намного проще – человек страдал и скончался от раны. Заумных слов этому не придумывали, просто приносили козлёнка в жертву противнице смерти – богине Анат, а потом уже чистили рану, поили водой и сбивали жар… Одни в последствии выздоравливали, другие же – умирали. Ведь если велено богами – умереть человеку, тут ни один лекарь помочь ему будет не в силах, а если велено жить, то и лекарь мог ему не понадобиться.

До половины седьмого Петров из палаты Кима не прекращал бредить, и не давал ему спать. А с подъёмом, неожиданно успокоился и сладко заснул. Кимаира и ещё двоих ребят повели на анализы, которые им необходимо было сдать до прихода смены, но Петрова будить не стали.

– Ким, – подозвал к себе мальчика Олег Краев. – Мы ведь, так до сих пор и не знаем, что у тебя с глазами. Не возражаешь, если сегодня тебя осмотрит врач-офтальмолог?

Кимаир понятия не имел, кто такой офтальмолог, но не хотел показаться трусом, и возражать не стал. Получив согласие мальчика, Краев сразу же позвонил Адоневичу. Тот, открыв один глаз, дотянулся до мобильного телефона, оставленного на табуретке рядом с постелью.

– Ты, помнится, говорил, что тебе на новом месте нужна работа, – напомнил ему Олег. – Так вот, в поликлинике, первой детской на Зелёном бульваре, где наблюдаются наши ребятишки, как раз свободно место детского окулиста. А мне, край как нужно, сводить туда одного из своих пациентов. Если бы ты сегодня заехал ко мне, и осмотрел этого мальчика, я мог бы похлопотать, дать рекомендацию, и они бы сразу взяли тебя на эту должность.

– Вы-таки водите детей в поликлинику? – удивился Иосиф Залманович. – А в самой больнице что, офтальмолога нет?

– Нам, конечно, не помешал бы тут хирург-офтальмолог, но руководство больницы жадное, – вздохнул Краев. – У многих новоприбывших ожоги сетчатки глаз, у одной вон, и вовсе, глаз выколот веткой. Но ты всё-таки, и с нашей заведующей поговори, может, она убедит главврача, и у нас будет такая ставка. А пока, только в поликлинике.

– А этот мальчик, сам-то, он что говорит?

– С его слов мы не можем понять, приобретённое у него это, или врождённое.

– А для чего вам-таки это знать?

– Видишь ли, – пояснил ему Краев. – Родителей у него нет, так что выписывать его нам придётся в интернат для сирот. А там потребуется полная информация об этом его недуге.

– Ладно, я-таки к вам заеду, в течение часа, – согласился Иосиф Залманович.

– Документы возьми, – напомнил Олег. – Потом сразу на собеседование пойдёшь в поликлинику. Я пока им позвоню.

Тем временем, к половине восьмого, пришла на работу Гордея Васильевна, за ней следом явились раздатчица и санитарка. Медсестра, сменявшая Елену, опаздывала, поэтому утреннюю пятиминутку в учебном классе для пациентов пришлось провести без неё. Педагоги, врачи, сёстры-хозяйки и старшая медсестра отделения на ней присутствовали. Прежде чем начать, заведующая сделала небольшое объявление.

– 2 августа мы ожидаем большую проверку из Правны, – предупредила она. – Поэтому следите, чтобы вне часов посещения в отделении не было посторонних. Никаких мамочек, бабушек в холле, как у вас это обычно заведено… Никому никаких уступок.

– О, снова этот день… – удручённо протянула врач анестезиолог, работавшая тут около двух лет.

– Да, – вздохнула Гордея Васильевна и поглядела на санитарок. – Позаботьтесь, чтобы на каждого пациента висело в умывальнике по полотенцу, крючки следует подписать, на растворах для обработки сантехники проставить свежие даты. Это же касается раздаточной. Следует подписать все бачки, слить растворы для обработки посуды, повесить бирки, даты на передачках обязательно обновить… И смотрите, чтобы нигде не было крошек, а из хлебного шкафа пахло раствором уксуса.

– Смывы брать будут? – спросила раздатчица.

– Да, – кивнула ей Стражникова. – У вас должна иметься специально приготовленная для этого, не эксплуатируемая тарелка, кружка и ложка. Постарайтесь не сунуть им по ошибке посуду, из которой дети на самом деле едят и пьют!

Наконец, с большим опозданием в учебный класс вошла медсестра дневной смены.

– Кристина, да неужели! – съязвила Стражникова. – Выспалась?

– Простите, Гордея Васильевна, – извинилась та. – Я застряла в лифте…

– У вас каждую смену лифты ломаются, – усмехнулась заведующая. – Дугина, зачитайте сводку.

Елена раскрыла журнал на странице, заляпанной брызгами кофе, и принялась читать, в то время, как её сменщица, грохоча стулом, садилась за низкую парту. Старший персонал косился на них обеих, посмеиваясь и перешёптываясь, совсем как школьники на уроке.

– Задние ряды, – одёрнула их Гордея Васильевна. – Сейчас к доске пойдёте!

Присутствующие оценили шутку, и дружно, хотя и сдержанно, рассмеялись. Стражникова тотчас же ощутила прилив сил, и предстоящий день задался отлично.

Сдав смену, Елена переоделась и сложила свой больничный халат в пакет, чтобы постирать его дома и пришить пуговицу. Правда, как стирать в гараже, она пока себе не представляла, и со смущением думала о том, что ей придётся проситься домой к Афанасию. Так или иначе, халат она в то утро взяла с собой, и вышла из дверей корпуса не только с ноутбуком, но и с пакетом. У ворот больницы её ждал сюрприз. Припаркованный там чёрный «дэнш» посигналил ей, и из кабины вышел её благодетель.

– Девушка, Вы едва держитесь на ногах, – произнёс он с приятной улыбкой в голосе. – Позвольте накормить Вас завтраком, пока не поднялся ветер!

Елена была смущена и тронута столь красивым жестом, и сразу зарделась.

– Недалеко от нашего автопарка открылся замечательный ресторан, – пояснил Коршунов. – Вот я и подумал, почему бы нам с Вами там не позавтракать? Как Вы относитесь к испанской кухне?

– Даже не знаю, – растерялась Елена. – Меня ещё ни разу не приглашали завтракать в ресторан.

– Решайтесь, – подбодрил её Афанасий, распахнув дверцу автомобиля – Уверен, Вам там понравится!

От такого милого предложения отказываться было даже как-то неловко, и Елена согласилась позавтракать с ним в ресторане испанской кухни. Коршунов отвёз её на проспект Науки, где в подвале пятиэтажки сделали весьма уютное заведение с красивым названием «Эльдорадо». Спустившись туда по лестнице, Елена попала в самые настоящие джунгли. Всюду зеленели пахиры, всевозможные виды лиан с широкими листьями протянулись под потолком. Вдоль стен были насажены тропические травы – замиокулькасы, в общем для них длинном ящике от угла до угла. В самих же углах, красовались высокие и развесистые винтовые пальмы с плодами на самых верхушках, и прочие фитодендроны живыми зонтами стояли в кадках подле столов. Столы были покрыты блестящими золотистыми скатертями из атласа, на каждой из стен красовались фотообои с изображением золотых храмов инков, статуй и ступенчатых пирамид… Весьма забавный тотем, выкрашенный в цвет золота, и со стекляшками в виде драгоценных камней вместо глаз, стоял прямо посреди зала, окружённый круглым комнатным фонтаном. Мне самому захотелось сюда кого-нибудь пригласить… Вот, к примеру, Маною, разрушенную конкистадорами.

В это время, в подземке под проспектом Калинина, Чёрт нервно курил, прислонившись спиной к одной из колонн, и мысленно проклиная деда. На часах было уже без четверти девять, а тот всё ещё не явился с работы к ним в переход, хотя его дежурство уже час, как закончилось.

– Где носит этого старика? – злился Беспятов. – Я не могу ждать его здесь всё утро, у меня самого встреча в десять часов!

К девяти, дед всё-таки объявился, в компании мальчика лет четырнадцати, которого Чёрту прежде видеть не доводилось. На плече старика висела белая тряпичная сумка, а в руке была небольшая дощечка с двумя начертанными на ней именами.

– Ты опоздал, – с упрёком произнёс Чёрт. – И кого это ты притащил сюда? С какого он маскарада?

– Это внучок мой, Тошка, – представил мальчика дед.

– Не ври, – усмехнулся Беспятов. – У тебя нет внука!

– Есть, – возразил дед, – от сына моего, от погодки Алёнкиного, что живёт в Кирове…

– И сына у тебя нет! Только дочери, и с большой разницей в возрасте! Какие погодки? – не поверил Чёрт. – Кого ты пытаешься обмануть, старый маразматик? Где выцепил этого клоуна, отвечай?

– Я сказал тебе правду, – настаивал дед. – Не веришь мне – сам спроси, вот, у Тошки!

– Ну, вот ещё! – фыркнул Беспятов. – Кем бы он ни был, он мне неинтересен. Его ноги здоровы, а, стало быть, это не проклятый, на которого мы объявили охоту. Лучше бы ты привёл к нам его! Скажи честно, ты был вчера там, куда унесло гаввах?

– Нет, я поехал сразу же до работы, – ответил старик.

– Снова врёшь! – рассердился Чёрт. – Да я по твоим глазам вижу, что ты нашёл кое-что ценное.

– Нашёл, не скрою, – заулыбался дед. – Только с гаввахом это никак не связано.

Он развязал сумку, и показал Чёрту лежавшие в ней предметы.

– У меня нет сейчас времени разглядывать этот хлам! – отмахнулся тот.

– Времени? – загадочно улыбнулся старик. – Его можно остановить, при помощи вот этой свечки.

Достав из сумки ледяную свечу, он протянул её Чёрту.

– Просто подуй на фитиль, – сказал ему дед. – И время вокруг тебя остановит ход. Я проверял это сотню раз, поверь, у меня было достаточно времени, чтобы изучить свойства этих предметов. С их помощью ты получишь такое могущество, о котором нельзя и мечтать! Вот, взгляни…

Старик показал ему свёрнутую рулоном ленту.

– Этим можно вылечить члены тела, – пояснил он. – А вот… – дед вынул зеркало о двух сторонах. – Удивительная вещь, способная предугадать ход событий, в случае того или иного решения. Одна его сторона покажет «что будет если», другая же – «что было бы…».

Потом, он продемонстрировал Чёрту возможности скатерти-самобранки и, наконец, показал дощечку, которую всё это время держал в руке.

– Коснувшись имени, записанного на ней, можно увидеть то, что этот человек в данный момент видит перед собой! – сказал он Беспятову. – Впиши сюда имена нужных тебе людей, и никакие их дела не останутся для тебя секретом!

Тот с недоверием глянул на старика.

– Вот, на тебе и проверим, – решил он, забирая дощечку.

Дед дал ему медную палочку с огоньком на конце, чтобы тот мог вписать имя. Убедившись, что на сей раз старик сказал ему правду, Чёрт отобрал сумку и принялся сам рыться в ней.

– Это для чего? – спросил он, найдя теремное зерно, по виду напоминавшее кедровую шишку.

– Не знаю, – пожал плечами старик.

– А что за шкатулка? – снова спросил Беспятов. – Как она открывается?

– Я тоже не смог открыть, – сказал дед.

– Вот и возьми её, – разрешил Чёрт. – Когда узнаешь, что в ней, принесёшь и покажешь. А сейчас мне и в самом деле нужно спешить. Сумочка твоя тоже, думаю, пригодится!

Старик не стал возражать, лишь осторожно намекнул ему о своём лекарстве.

– Я рассчитывал получить хоть какую-нибудь награду за свою находку, – произнёс он.

– Ты её получил, – усмехнулся Беспятов. – Я же поделился с тобой, чем тебе не награда?

– Но мне нужны ампулы, – напомнил ему старик.

– А ты поищи их внутри этой шкатулки! – подсказал Чёрт в насмешку и, вскинув на плечо сумку, направился к лестнице.

Мокрыми от обиды глазами, дед посмотрел ему вслед.

– Негодяй! – не выдержал Тонис, и кинулся на Беспятова со спины. – Неблагодарный подлец!

– Тоша, остановись! – испугался старик за мальчика.

Но Тонис, как лев, впился Чёрту в загривок, обхватил в локте ему горло и повалил с ног.

– Да в тебе сила целого легиона! – отметил тот, исчезнув из-под него, и появившись стоя уже на ступенях лестницы.

– Ты не человек, – изумился Тонис, вставая с пола.

– Как видно, ты тоже, – усмехнулся Чёрт. – Впрочем, много ли в Судном вообще людей?

На этом слове, он поднялся вверх по ступеням и вышел из перехода, не желая терять больше времени. Дед подошёл к Тонису и обнял его, как родного.

– Ты очень храбрый и сильный город, – сказал он мальчику. – Но твоё мужество тесно граничит с мальчишеским безрассудством! Впредь, не смей больше так рисковать, я не хочу снова остаться один. Пойми, ты мне очень и очень нужен. Потому что это ты – то самое ценное, что мне удалось отыскать накануне.

Выйдя из общежития, Иосиф Залманович сел за руль, повернул ключи зажигания, и тут понял, что машина никуда не поедет. Автомобиль наотрез отказывался работать без топлива, а его не осталось в баке. Запасной канистры у Адоневича не было, так что пришлось идти на трамвай. По пути к остановке, он встретил своего соседа с каким-то мальчиком. Те шли от трамвая, беседуя о чём-то занятном и странном. И, хотя люди, обычно, считают такие встречи «случайными», мы-то понимаем, что это никогда не бывает так.

– Здравствуйте, – радушно поприветствовал их Адоневич – Какой у Вас славный внук!

– Спасибо, – заулыбался старик.

– Нет, это Вам спасибо! – пожал ему руку Иосиф Залманович. – Я, после вчерашнего разговора с Вами, себя-таки не узнаю. Внутри, вот здесь, прямо лёгкость какая-то, давно себя так не чувствовал.

– Очень рад, – произнёс дед, с пониманием поглядев на соседа. – А куда Вы сейчас идёте?

– Вы не поверите, но вот к тому самому своему должнику и иду, – рассмеялся тот.

– За деньгами? – уточнил старик.

– Нет же, ему просто кое-какая помощь моя понадобилась, – пояснил Адоневич. – Ну и он-таки тоже мне обещал помочь, работу тут для меня присмотрел вполне подходящую.

– Тогда, желаю удачи! – улыбнулся дед. – Заходите к нам, как вернётесь, расскажете.

– Конечно! – обещал Иосиф Залманович, и поспешил на подъезжающий к остановке трамвай.

Тонис оглянулся и поглядел ему в спину.

– Что с ним? – спросил он дедушку. – Он радостный, точно дитя.

– Когда долго несёшь тяжёлый рюкзак по лесу, то сбросив его, ощущаешь в себе способность летать, – объяснил ему тот – Помнишь, тот парень в подземке спрашивал меня про гаввах? Так вот, это и была та самая ноша, которую наш сосед тащил на себе, вплоть до вчерашнего вечера.

– Как же он её сбросил? – поинтересовался мальчик.

– А, ты знаешь, вот просто так, – усмехнулся дед. – За самой обычной, незатейливой беседой на отвлечённую тему. Посмеялся, перестал себе дальше накручивать, и сразу всё, как рукой сняло!

– И о чём вы с ним говорили? – спросил его Тонис.

– Ты удивишься, но о тебе, – признался старик. – Так что, в его настроении есть и твоя заслуга!

Настроение у Адоневича и в самом деле сегодня было прекрасное. Несмотря на то, что его разбудил телефонный звонок, и машина не завелась без бензина, а тот купить было не на что… Не огорчило его и то, что трамвай, к которому он спешил, ушёл без него. Ничто в целом свете сегодня не могло огорчить Адоневича!

До детской больницы, он добрался лишь к 10-ти часам и, созвонившись с Краевым, уточнил у него номер корпуса. Разыскав нужное здание, Иосиф Залманович повстречал у крыльца очень милых на вид людей: невысокую женщину с седыми белесыми волосами, и молодую пару.

– Скажите, это 3-й корпус? – спросил он у них.

– Он самый, милок, – кивнула ему старушка.

Поблагодарив её, Адоневич поспешил внутрь.

– И я пойду, – сказала чёртова бабушка Сороке и внуку. – А вы будьте здесь, и не маячьте под окнами! Горгона не должна вас увидеть.

Сказав это, она поднялась по ступенькам и вошла в корпус.

– Бабушка, Вы к кому? – спросила у неё старшая медсестра, как раз направлявшаяся в кабинет заведующей и проходившая мимо дверей отделения.

– Ой, дочка, я за внуком своим приехала, – ответила та. – Он, говорят, ногу сильно поранил…

– Ким Аир? – догадалась девушка.

– Да, это фамилия у нас такая, по дедушке, – кивнула старушка.

– Мы думали, Ким – это имя, – призналась ей медсестра. – А фамилия Аир.

– Нет, это всё одна лишь фамилия. Зовут его Олежеком, – заверила её бабушка. – Вот, взгляните. Я же и его свидетельство о рождении принесла.

Она показала девушке чистый листок бумаги, на котором та ясно увидела данные мальчика и его родителей, защитный узор, дату, подпись, печать, и номер свидетельства образца 1997 года.

– А вот, – продолжала старушка, – наши с ним фотографии, это нас его мама фотографировала.

Достав из сумочки несколько больших карт Таро, она принялась перебирать их в руках. Только вместо арканов она показала медсестре счастливое лицо Кима, обнимавшего любимую бабушку. И та увидела его запечатлённым на речке с удочкой, и в цирке с ручной обезьянкой, а рядом всё ту же бабушку, то в панамке, то с надетым для смеха клоунским носом, то с ним вместе на огороде с охапками садовых пионов в руках.

Окончательно убедив старшую медсестру в своём родстве с этим мальчиком, Люция Лжеславовна узнала у неё фамилию лечащего врача, и спросила, как пройти в его кабинет. Там, она без труда проделала всё то же самое с Краевым, минуя личную встречу с заведующей, поскольку хорошо понимала, что с Горгоной у неё эти фокусы не пройдут. Хоть Стражникова и не знала её в лицо, как Сороку, Анчуту и Чёрта, но навряд ли она поддавалась гипнозу, и легко могла её раскусить. Рисковать чёртовой бабушке совсем не хотелось, поэтому она пошла обходными путями, и сама решила уговорить врача подготовить все необходимые документы. Но тот оказался совсем не так прост, как доверчивые медсёстры.

– Его рано выписывать, – возразил Краев. – Мы должны убедиться, что шов будет чистым, и рана полностью заживёт.

– Уверяю Вас, мы будем ставить ему все уколы, что вы пропишите, – настаивала женщина. – Все предписания будем в строгости соблюдать. Просто дома он намного быстрее поправится, чем тут, без свежего воздуха и на скудной больничной еде. А когда придёт время снять швы, я к Вам его приведу и Вы сами увидите, что нога у него в полном порядке.

– Странно всё это, – не понимал Краев, рассматривая карты Таро, видевшиеся ему семейными фотографиями. – Ким говорил, что родителей у него нет. И он никогда не упоминал о бабушке, сколько бы мы ни расспрашивали его о других родственниках или опекунах. С чего бы мальчику понадобилось скрывать правду о семье, и даже своё настоящее имя?

– Вы правы, доктор! Олежек так изменился после того, как погибли его мать и отец! – вздохнула старушка, утирая слезу. – Бедный мальчик! Он начал придумывать, будто его родители просто пропали при каких-то загадочных обстоятельствах…

– Инопланетяне похитили?

– На самом деле, их жизни оборвались на его глазах!

– Простите, как Вы сказали?

– Он был с ними в машине, когда они столкнулись с тем лихачом на дороге.

– Скажите, а Ваш внук получил в результате того столкновения какие-нибудь увечья?

– Нет, он был на заднем сидении, поэтому и уцелел.

Краев серьёзно задумался. Затем, поглядев снова на карты Таро, только что казавшиеся ему фотографиями, он неожиданно для себя увидел на них арканы Дьявола, Смерти, Мага и Дурака.

– Что ж, можете написать отказ от госпитализации Вашего внука, – предложил он женщине. – Если он прочитает и согласится покинуть больницу, то уже сегодня будет есть бабушкин суп и ляжет спать дома, в своей кровати.

Положив перед ней лист бумаги и ручку, Краев удалился из своего кабинета, и решительным шагом направился в смотровой, находившийся этажом ниже, в приёмном. Адоневич как раз осматривал там глаза мальчика, пытаясь установить причину его слепоты, и по круглым глазам самого Адоневича можно было понять, что он потрясён не на шутку. Казалось, даже кудри на его голове распрямились и встали по стойке смирно. Теперь он в самом деле напоминал ежа, и я начал понимать, почему за ним закрепилось такое прозвище.

– Олень, подойди-ка сюда, – подозвал он коллегу, не сводя изумлённых глаз со зрачка Кимаира.

Тот подошёл и, всмотревшись с ним вместе в глаз мальчика через лупу, даже забыл, что собирался сказать. В глубине расширенного зрачка, окружённого венчиком тёмно-синей радужной оболочки, будто в полночной тьме горели огни в языческих храмах, в башнях и в окнах двухъярусных зданий, на возвышенности за городской стеной из больших серых камней.

– Скажи, что-таки ты там видишь? – осторожно спросил его Адоневич. – Потому что своим глазам я только что перестал доверять.

– Ёж, я сейчас видел вместо гадальных карт фотоснимки, – сказал ему Краев. – По-твоему, я могу после этого верить своим глазам?

– Ким, – обратился Иосиф Залманович к тому, кто мог пролить хоть какой-то свет на эту загадку. – Скажи нам, что-таки в твоих зрачках делает древний город?

– Это след прежней жизни моей души, – объяснил ему Кимаир. – Я был таким, и так выглядел.

– Городом? – не понял его Адоневич.

– Каким ещё городом? – недоумевал Краев. – Вот этим, со стенами?

– У вас принято говорить, что глаза – зеркала души, – напомнил им мальчик. – Вот вы и увидели в них мою суть. А сама душа… Она поселяется в имени. Имя города, который вы видите – Кимаир.

Люция Лжеславовна, догадавшаяся незаметно проследить за врачом, слышала весь этот разговор, стоя за дверью. Она уже поняла, что её обман оказался раскрыт, но главное, ей стало ясно, что мальчик вовсе не тот, на кого указало перо Сороки. Более того, это даже не человек. Поэтому, тихонько покинув корпус, старуха вернулась к Сороке и Чёрту, и рассказала им об услышанном.

– Кимаир? – удивилась Сорока. – Тот самый, из древнееврейских сказок?

– Проклятый город ещё лучше, чем проклятый человек! – сразу смекнул Беспятов. – Мы выманим его по-другому. Согласно легенде, у Кимаира была некая спутница, его соседка, Бирисса. Если и она окажется в Судном, я первым узнаю, куда устремится её душа.

– Подружишься с ней? – улыбнулась бабушка.

– Это прекрасный способ, заполучить их обоих в нашу команду! – одобрила его идею Сорока.

– Впредь мы уже никогда не допустим ошибок, – сказал им Чёрт, вынимая из сумки зеркало.

Я понял, что, воплотившись на моих улицах, Бирисса этим сразу подвергнет себя опасности, но поделать пока ничего не мог. Прежде всего потому, что я сам до сих пор не знал, где и когда она у меня воплотится. Она так долго не появлялась и я уже начал думать, не забыла ли Правна её ко мне пригласить. Теперь это было бы даже к лучшему. Только вот города ни о чём позабыть не могут.

В ресторане «Эльдорадо», где сейчас завтракали Елена и Афанасий, трое ряженых музыкантов исполняли испанскую песню о моряках. Вид у них был болезненно-бледный, играли и пели они лучше, чем выглядели. На спинах у них крылья, как у невзрачных ночных бабочек и чёрных стрекоз.

– Молодцы, так стараются, – одобрил их выступление Коршунов. – Слышал, они поют за еду…

– В самом деле? – удивилась Елена, с жалостью поглядев на тощих и бледных певцов.

Она не удержалась и подошла к ним, положив в корзинку на краю сцены блюдце с пирожным. Один из музыкантов, сложив крылья за спину, тут же отвесил ей театральный поклон.

– У Вас на редкость доброе сердце, – сказал Афанасий, когда она вернулась к столу. – Многие их даже за людей не считают.

– Может это и не самые симпатичные парни и девушки, – согласилась Елена. – Но, насколько я понимаю, они страдают от анорексии и малокровия. Хорошо придумали: выступать в ресторане!

– Не всем повезло быть такими, как Вы, – улыбнулся Коршунов. – Прекрасными внутри и снаружи.

Елена смутилась и опустила взгляд долу. В этот момент между ними промелькнула какая-то искра, озарившая чудной праной весь этот зал. Душевная теплота, признательность и симпатия разлилась по пейзажам на стенах и каждый лист зелёного антуража согрет был лучами тех светлых чувств. Музыканты зажмурились, закрываясь от яркого света праны, тотчас умолкли и скрылись со сцены, прихватив инструменты и корзинку с едой.

– Стриги, они и есть стриги, – усмехнулся, глядя на это, Коршунов. – Пугливы и непредсказуемы.

– А я думала, что они нарядились тропическими насекомыми, – сказала Елена. – Мы же тут как в настоящих джунглях! Почему бы здесь не плясать с кастаньетами бабочкам с человеческий рост, под звон пандеро и виуэлы?

Коршунов сдержанно посмеялся с ней вместе и сам ощутил в сердце нежность и теплоту, так и просившуюся наружу из грудной клетки. С первой их встречи, эта женщина виделась ему такой трогательной и светлой! В ней не было ни тени притворства, кокетства и фальши, лишь простота и изящество, лёгкость и искренность её поступков и слов.

Свет их сердец слился воедино и сделался видимым. В его лучах заиграли подносы официантов, посуда, скатерти, тотем и фонтан. Теперь от него жмурились все, кто находился в зале, включая Елену и Афанасия, видевших наравне со всеми эту яркую вспышку. Когда ослепительный свет растаял, и можно было уже открывать глаза, за столиками со всех сторон послышались голоса посетителей.

– Что происходит?

– Смотрите!

– Феминистка?

– Какой кошмар!

Елена обернулась, пытаясь понять, о ком это все говорят, и увидела у дверей зала невысокую, хрупкого вида девочку, лет двенадцати. На ней не было одежды, лишь косая повязка из шкуры пятнистой кошки скрывала под собой её бёдра. Она застенчиво прикрывала руками груди и плакала, пряча лицо в неровно остриженных волосах цвета светлого золота с металлическим блеском. Её чёлка была очень длинной, но по бокам с обеих сторон, волосы были обрезаны, где до середины, а где и под самый корень.

– Охрана, – сообщил по мобильному телефону администратор. – У нас тут акция феминисток, надо полагать, перед выборами. Да, очередной гологрудый пикет!

– Вот, взяли моду! – ворчали официанты. – Сейчас такими выходками уже и не удивишь…

– Выставите её вон! – требовали недовольные посетители – Кто её пустил? Здесь же дети…

– А она кто, по-вашему? Не ребёнок? – поспешила вмешаться Елена.

На отчаянную феминистку девочка не походила ничуть. По её заплаканному лицу и зажатой скованной позе было понятно, что с ней что-то произошло. Она выглядела напуганной, растерянной и смущённой. Может быть, на неё напали, раздели, остригли ей волосы, и она просто забежала в ближайшее людное место, пытаясь спастись? А теперь не может произнести ни слова…

Елена встала из-за стола и подошла к ней.

– Что с тобой приключилось? – ласково спросила она у девочки. – Тебя кто-то обидел?

Та молча кивнула в ответ.

Достав из пакета свой медицинский халат, Елена надела его на девочку.

– Не плачь, хочешь, мы вместе отсюда уйдём? – говорила она, застёгивая его на пуговицы. – Никто тебя одну никуда не выставит, не волнуйся!

Видевшие это возмущённые посетители ресторана притихли, и охранник повременил.

– Да она, видать, просто из больницы сбежала, – сказал он администратору зала.