Текст книги "Всё помнят города"

Я очень ясно представил себе эту скамейку и вишню, под сенью которой укрылись от солнцепёка двое молодых мужчин. Один, с короткой стрижкой, был гладко выбрит, его тёмно-русые волосы отливали на свету, точно бронза, а глаза болотного цвета, полны были грусти и теплоты. На нём был подрясник с орарем через плечо, поэтому я безошибочно признал в нём диакона. Второй, рыжий, с серо-голубыми глазами, стоял напротив него в чёрной рясе, с наперсным крестом на длинной посеребрённой цепи. У него уже была отпущена борода, правда ещё не отросла, и лишь слегка обрамляла скулы и подбородок.

– О чём ты хотел мне сказать? – спросил он диакона.

– Я нужен при храме в Судном, – припомнил Иван. – Отец Николай, мой приёмный отец, переехал туда. Они с матушкой очень просили меня приехать. Я обещал, что спрошу твоего благословения.

– Бог благословит, поезжай, – ответил Евгений.

Он собирался добавить что-то ещё, но тут из-за угла дома к подъезду вышли трое сутуловатых парней. Один был лысый, в рваной футболке и спортивных штанах, другой с оголённым торсом, в кепке, в шортах и шлёпанцах на босу ногу. А третий, в джинсах, в майке и в расстёгнутой олимпийке, с накинутым на голову растянутым капюшоном, и с сигаретой за ухом.

– Глянь, Серый! – кивнул лысому тот, что был наполовину раздет, указав на мужчин в церковных одеждах. – Во вырядились, клоуны! Этот в шарфе, тот вообще в шторах каких-то. Ролевики, что ли?

Похоже, этому храбрецу никогда не доводилось видеть священников в облачении. Взглянув ненадолго его глазами, я понял, что он и сейчас едва видит этих людей, и что на них надето, разобрать просто не в состоянии. Я почуял неладное, когда эти парни подошли к иерею и дьякону.

– Борка, отвлеки их, окликни с какого-нибудь окна! – попросил я приятеля.

– Я бы рад, – отозвался он с не меньшей тревогой. – Но мы с тобой тут не хозяева.

– Это же твой район! – не унимался я.

– А двор-то, не мой, – напомнил мне Борка. – Кикиморовкин!

Пока мы с ним препирались, у подъезда уже почти завязалась драка. Паренек с голым торсом, в задирку толкнул рыжеволосого иерея в плечо, и ухватил за наперсный крест.

– Серебро что ли? – усмехнулся он. – Нормальный такой крестик, не хилый! И цепка так, ничего.

Диакон встал со скамейки, чтобы вступиться, но двое других парней тут же оттащили его самого, увлекая за угол. Один из них, неспешно курил сигарету и ухмылялся, а второй, замашками рук в лицо, провоцировал диакона помериться силой. Тот лишь ловил его за руки, закрываясь.

– Чего ты, как баба, – смеялся парень. – Трусишь, а? Ты мужик, или нет?

– Мужики так не ходят, – ухмылялся его друг с сигаретой. – Гляди, у него шарф! Бабушка вышивала?

– Мы вас не трогали, – ответил на это Иван. – Идите с Богом, какие проблемы?

– У нас проблемы? – переспросил лысый. – Это у тебя проблемы, братан!

– Слышь, куда послал нас? – продолжил за ним товарищ, выкинув сигарету. – Борзый, да? Я не понял, это твой двор, или чей?

– Ты явно попутал, – заверил его задира, и от замашек перешел к известным дворовым приёмам.

Иван Крепцов, похоже, своей фамилии не оправдывал, и совсем не умел драться, только блокировал руками отвлекающие замашки в лицо. А вот от удара под дых не сумел закрыться. Противник тут же согнул его пополам, и ударил коленом в ребро, потом локтем по затылку, в основание черепа. Тут и ножа не надо! Второй, с силой толкнул дьякона об угол пятиэтажки и, на пару с товарищем, принялся пинать его ногами в живот.

– Кикиморовка! – окликнул соседку Бор. – Сделай что-нибудь в своём Дружном квартале!

Окно квартиры, где жила баба Даша, вдруг распахнулось со стуком, и старушка выглянула во двор.

– Вы, негодники! – сердито крикнула она из окна тем ребятам. – Что творите, черти? А ну, шли отсюда, сейчас милицию вызову! Пошли, кому говорю! Ты погляди, ничего святого, совсем оборзели!

– Сиди, не высовывайся, бабуль! – нахально ответил ей лысый парень.

– Я вам сейчас дам, не высовывайся! – ещё пуще распалилась старушка – Что творят! Не Кикиморовка, а Кимаир, право слово! Уж на священников нападают! Куда Господь смотрит?

– Ладно, парни, – махнул товарищам полураздетый парнишка, отобравший тем временем у иерея наперсный крест. – На белую хватит, и Синяк нам за одну такую цепочку весь долг простит!

Он показал друзьям свой трофей и с ними вместе скрылся за домом. Иерей, с кровоточащим носом, тотчас же подоспел к лежащему на земле Ивану. Перевернув его лицом вверх, он нащупал на шее диакона пульс, и попытался привести его в чувство. Не открывая глаз, тот издал тихий стон.

– Сейчас, Вань, – подбадривал его настоятель церкви, доставая из брюк под рясой сотовый телефон. – Потерпи, я вызову «скорую», они быстро приедут!

Борка на счёт этого сомневался, о чём сразу мне и сказал.

– В Кикиморовке нет своей станции «скорой помощи» и больницы, – объяснил он. – Моя совсем рядом, так близко, что до боли обидно! Но у меня нет свободных машин! Придётся Толика попросить он ближе всех, может у него есть машины свободные.

Толик довольно крупный посёлок, Толоконцево, я о нём слышал. Но сейчас он Борке не отвечал.

– Обиделся, как пить дать, – досадовал тот. – Мы с ним поругались вчера из-за электрички. Я поезд на Моховых Горах задержал, а его не предупредил.

– А Горький, не может помочь?

– Сейчас от него даже «скорая» в Кикиморовку не доберётся! На мосту к нему реверс открыт и по встречной такое движение, что ехать там в эти два часа просто самоубийство.

– А вертолёт?

– Он тебе не Москва!

Я слышал, что жители Южно-Курильского региона, иногда вызывают санавиацию даже из соседней страны, в неотложных случаях. Сложных рожениц и пациентов с острым аппендицитом, доставляют оттуда в городок Накасибецу, на Хоккайдо. Так неужели, нам по области в Борский район из Воскресенского, добраться сложней? К слову, это и вправду достаточно далеко и долго.

– Два часа, говоришь? Сделай сбой телефонной сети, я этот звонок и на свою станцию переброшу, – предложил я Борке. – Пока мы тут думаем, бедняге уже не первая помощь будет нужна, а последняя!

– Не говори так! – встревожился Борка. – Своим сам сообщай, а я всё-таки достучусь до Толика!

Телефонный сбой для нас, городов, просто семечки! С этим и я смог справиться без труда. Моя бригада приняла вызов, и выехала в Кикиморовку в срочном порядке. Не на вертолёте, конечно, а на той самой, закопчённой машине, с веткой на крыше.

– Что за день! – негодовал санитар. – Мы им кто, 911, одни на всю область?

Водитель включил сирену, и постарался выжать полную скорость.

– Пристегнитесь, – сказал он своим. – Взлетаем!

В карете послышался усталый сдержанный смех.

Сердце Ивана Крепцова внезапно затихло, и он перестал дышать. Евгений, поняв это, принялся раскачивать ему руками грудную клетку, вдыхая через рот воздух, чтобы запустить сердце и лёгкие. Его старания не прошли даром, Крепцов закашлял и у него изо рта потекла тёмно-красная кровь.

– Плохо дело, – отметил отец Евгений, переворачивая Ивана на бок, чтобы тот не захлебнулся. – Дыши сильней, брат! Сейчас отойдёт, дыши!

Мы с Боркой оба следили за происходящим, и ни один из нас не заметил, как на середине того двора возник силуэт всадника. Луч солнца упал на него, проявив, точно фото из поляроида, иссиня-чёрного скакуна и темноволосого мальчишку в седле. На вид ему было не больше тринадцати, но оливковая кожа его оголённых рук и коленей, похоже, не знала, ни ссадин, ни синяков. На нём была короткая бесформенная хламида из синего хлопка, подпоясанная ремнём из блестящих золотистых пластин, и сандалии из кожи с набивками на ремешках. Его высокий вороной конь с коротко стриженой гривой не был подкован, и на боках не носил стремян. Но его юный наездник держался в седле уверенно, полностью ему доверяя. Борка первым почувствовал их присутствие в этом дворе.

– Очень кстати! – обрадовался он, и в надежде обратился к мальчишке. – Братик, кем бы ты ни был, у тебя лошадь! Предложи её в помощь этим двоим, им только до больницы добраться!

Тот молча кивнул и спешился, взяв коня за поводья. Подойдя на голос мужчины, склонившегося над лежащим на земле диаконом, он протянул ему конский повод, и коснулся плеча. Иерей обернулся, с удивлением глянув на мальчика, который неподвижно смотрел мимо его лица, тёмно-синими, как вечернее небо, глазами.

– Ты можешь отвезти моего брата в больницу, если я его усажу в седло? – спросил Евгений. – Я тут пока ничего не знаю, да и с лошадьми я никогда не общался. Если очнётся в пути, скажи ему, что со мной всё хорошо, пусть не волнуется. Я буду за вас молиться.

Мальчик пожал плечами, и огладил коня по холке.

– Это не далеко, я укажу твоему коню дорогу, – обещал Борка. – Как его имя?

– Ифел, – ответил мальчик.

– А твоё?

– Кимаир.

У меня даже шифер на крышах зашевелился, и голуби разлетелись. Но Борка, похоже, не слишком-то был удивлён. Он сразу признал в этом мальчике воплощение города, и ментально говорил с ним, как с братом. Вероятно, ему уже встречались древние города в человеческом облике и он умел находить с ними общий язык.

– Ким, будь другом, – попросил он мальчика. – Придержи этого бедолагу в седле, чтобы он не упал, а я сам отведу Ифела, куда следует.

Кимаир согласился. Отец Евгений, тем временем, усадил на коня едва живого Ивана Крепцова, и мальчик сел в седле позади него, взяв в руки повод.

– Куда ехать, знаешь? – переживал Евгений. – В больнице спросят – скажи, Крепцов Иван Андреевич, с семьдесят седьмого, гепатитом и Боткина не болел, сердце слабое. Так запомнишь?

Конечно, он всё запомнил. Правна говорит, что города помнят всё, и для них повторять дважды не требуется. Каждое услышанное слово, каждое увиденное действие, событие и лицо, остаётся в их памяти навсегда. Однако это не значит, что города не умеют фильтровать информацию. Сколько бы её ни было, мы всегда сумеем с ней разобраться, и применить к месту тот или иной багаж.

Ничего не ответив, Кимаир кивнул и легонько сжал бока вороного ногами. Как и обещал, Борка повёл Ифела коротким путём из посёлка в свои чертоги. А вот я, похоже, ещё не стал настоящим городом. Я был так потрясён появлением Кимаира, да ещё на коне, что совсем забыл о бригаде своей бригаде, спешившей на вызов. На счастье, таких как я, забывчивых пром. посёлков, некоторые люди сами проявляют ответственность, помня о ближних. Отец Евгений позвонил на станцию «скорой помощи», чтобы отменить вызов, но в этот раз ему ответили с Бора.

– Не выезжали к вам, некому выезжать, – произнёс в трубку женский голос с оттенком металла.

У меня от этого голоса тоже задребезжало и зазвенело в эфире.

– Мне что-то нехорошо, – признался я Борке. – Сейчас на улицах транспорт встанет.

– Устал, – сочувственно улыбнулся он. – Это ведь не первый твой ментальный визит, я надеюсь?

– Первый, – честно ответил я. – Да ещё эта жара! У меня от неё уже асфальт плавится.

– Спрысни водой тротуары, – посоветовал Борка. – Я потом обо всём тебе расскажу. И, на будущее, возьми пару уроков у просветлённого Кинди. Он захаживал ко мне на неделе, вроде, старый знакомый твой. Вот кто мастер не только ментальных, но и астральных прогулок!

Я вернулся в себя, и заглянул в окна своей многопрофильной. К счастью, детей не прибавилось, у персонала и с этими было немало хлопот. Время близилось к концу дневной смены и Краев уже переодевался, а вот Елена ещё сидела с журналом в сестринской.

– Мы весёлые медузы! Мы похожи на арбузы! – доносилось из холла, где ребятишки смотрели по телевизору мультики, и лазали по дивану.

Заведующая отделением, проходя мимо них, бросила взгляд на телеэкран.

– Не вижу сходства, – холодно усмехнулась она. – И кто сочинил эту песню?

Гордея выросла в Греции и, скорее всего, не смотрела этот мультфильм. Она давно переоделась и уже шла к выходу по коридору, но детишки облепили её снизу, радуясь тому, что она ещё здесь.

– Гордея Васильевна, не уходите! – упрашивали они. – Мы Вас любим! Давайте, Вы на ночь останетесь, вместо злючки? Она всегда рано отправляет ложиться спать! И уколы ставит болючие!

Злючкой, у них слыла строгая медсестра Кристина, с которой Елене теперь предстояло меняться. Дети не любили её, но заведующая, была довольна таким подходом, и даже готова была закрыть глаза на её бесконечные опоздания.

– Болючие, это хорошо, – улыбнулась она. – Чем больнее уколы, тем раньше вас выпишут.

Ребятишки тихонько засмеялись наперебой, оценив шутку, а потом замычали, выказывая огорчение, и не желая отпускать заведующую домой.

Мне было приятно и радостно наблюдать за этим.

– Завтра у Вас ночная, – сказала Елене Стражникова, заглянув в сестринскую. – С утра зайдите в кадры. Я договорилась, чтобы Вас приняли без медкомиссии, только занесите им санитарную книжку, диплом, трудовую и две фотографии. Ну, и своё заявление, разумеется! Я скажу отцу, он подпишет.

– Хорошо, – отозвалась та. – Спасибо, Гордея Васильевна!

– Удачно сдать смену!

Батюшка Николай и матушка Ксенья с полудня ждали звонка от Ивана, как будто чувствовали, что с ним приключилось несчастье. Наконец, Николай не выдержал и позвонил ему сам.

Кимаир сидел в это время приёмном и ждал непонятно чего. Во всяком случае, кого ему сказали там дожидаться, он так и не понял. Я знал, что Древние города понимают те языки, на которых о них говорили люди. Но, одно дело, понимать окружающих, и совсем другое – заговорить самому, используя органы речи, которые прежде ни разу не применял, а обрёл только что, воплотившись в облике человека!

У Кимаира в руках был пакет с одеждой и обовью диакона. Полностью раздетый Иван Крепцов лежал перед ним на каталке, прикрытый простынкой до пояса, не приходя в сознание. Два часа его возили на ней из одного кабинета в другой, и в итоге, закатили сюда и оставили. Кимаиру задавали вопросы, но, о чём бы ни спрашивали врачи, мальчик не мог решиться произнести ни слова.

Спустя час, молодая врач подошла к нему. Присев рядом с мальчиком, она обняла его, точно сына, и показала какой-то отпечатанный лист, закреплённый скрепкой на жёсткой папке.

– Я вижу, ты очень напуган, – нежно сказала она. – А в суматохе, наверное, растерялся ещё вдобавок. Но пойми, мы не можем помочь этому человеку, ничего не зная о нём. Если ты немой, напиши… Просто заполни вот эту карточку.

Кимаир понял, о чём она просит и улыбнулся.

– Креп, – неуверенно произнёс он, но сделав над собой ещё пару усилий, не сдался. – Крептсов.

– Крепцов? – сразу переспросила девушка.

– Иван Андеев… – продолжал мальчик. – Боткин не болен, сердце слабое.

Молодая врач принялась торопливо записывать всё с его слов.

Вдруг в пакете, который он всё это время держал, что-то зажужжало, как шмель, и из-под вещей зазвучала какая-то приглушённая музыка. Кимаир прислушался и осторожно опустил руку в пакет, нащупав там какой-то твёрдый дребезжащий предмет, чуть больше ладони. Сложно было судить о его назначении. Одна сторона этого предмета была полностью ровной и гладкой, а другая только до середины. Кимаир провёл пальцами по странным выемкам и бугоркам на шероховатом конце, и музыка стихла. Неизвестная вещь перестала дребезжать, и заговорила старческим голосом.

– Ванечка, – послышалось из неё. – Ты же обещал позвонить после соборования. Я старый дурак, всё жду, всё переживаю, как ты поговорил.

Что сказал настоятель? Дал он благословение?

Кимаир наклонил ухо к источнику звука.

– Иван, что молчишь? – не умолкал тот же голос. – Когда тебя в Судном ждать?

– В Судном? – переспросил мальчик, и ментально позвал меня.

Я тотчас опомнился. Моя бригада! К тому времени, как она оказалась в Дружном квартале Кикиморовки, квартирный приход уже разошёлся, и отец Евгений вернулся в храм. Никого не застав, увидев лишь кровь на асфальте, санитары молча переглянулись.

– Ну, значит, живой, своим ходом ушёл, – предположил санитар.

– Бывает, – отмахнулся водитель. – Мы долго ехали.

– Стоило вызывать? – ворчал фельдшер. – Или нам по району работы мало?

Наверное, я перед ними был виноват. Если бы не ментальный зов Кимаира, я бы о них, наверное, и не вспомнил, до самого их возвращения. Ведь, ни сил, ни желания, смотреть их глазами на это село, я уже не имел. Всё, что я мог передать в ответ Кимаиру, это визуальный маршрут до меня от Бора.

– Если хочешь, я покажу твоему коню этот путь, – предложил я ему, в надежде, что он не откажет.

Но Кимаир не ответил. Старческий голос из неведомого ему устройства продолжал настойчиво звать Ивана. Я отчётливо ощутил, в каком замешательстве сейчас был мой собрат, древний город, воплотившийся на земле, в XXI веке! К тому же, дух его был далёк от духа Новгородской земли и народа славянского, а значит, и речь здешнюю ему воспроизводить было довольно сложно. Другая у неё мелодия, и душа! Он протянул было врачу, что сидела с ним рядом, ту говорящую штуку. Но врач уже встала с кушетки, и спешно ушла, звонко стуча при ходьбе по полу.

Тем не менее, Кимаир быстро сообразил, что этот странный предмет зовёт своего хозяина, Ивана Крепцова. Он отложил пакет с одеждой и обувью в сторону, чтобы встать, и положить кричащую коробочку рядом с Иваном. Но едва привстав с кушетки, он нечаянно задел плечом треногую вешалку для медицинских халатов, и опрокинул её на ручку свободной каталки, оставленной у стены. Большая железная перевозка на скрипучих колёсиках тотчас пришла в движение и, не управляемая никем, въехала в стену, с которой от удара свалился на пол какой-то стенд.

Иван вздрогнул и приоткрыл глаза, поглядел на мальчика, и осмотрелся.

– Где я? – спросил он, и тут же закашлялся.

– Больнице, – сказал Кимаир, и положил рядом с ним телефон, который уже умолк, к тому времени.

Крепцов перевернулся на бок, поглядел на мобильник.

– Евгений… Мой брат, – побеспокоился он первым делом. – Ты не знаешь, что с ним?

– Всё хорошо, – передал ему Кимаир, как и велел Евгений.

Иван облегчённо вздохнул, приподнялся и сел, затем слез с каталки и обернул простынёй бёдра.

– Ну, а ты, со мной чьим промыслом оказался? – спросил он, рассматривая причудливую одежду мальчика. – Что за костюм на тебе? Не хитон, не туника, но с медным поясом.

Крепцов протянул руку и слегка помял двумя пальцами ткань, из которой был сшит наряд.

– Странный хлопок, не бязь, не сатин… – тихо отметил он. – Будто вручную ткали.

Кимаир решил, что Ивана, вероятно, интересует одежда, и протянул пакет с вещами, оставленный на кушетке. Крепцов вытряхнул их, и принялся одеваться, продолжая расспрашивать мальчика.

– А как твоё имя?

– Ким.

Я понял, что этот вопрос за прошедшие несколько часов Кимаиру довелось слышать неоднократно.

– Ким? – рассмеялся Иван. – Коммунистический Интернационал Молодёжи? Ну, не из Кореи же ты!

Мальчик помотал головой.

– Ты меня привёз в эту больницу? – не унимался Иван. – А как? Не на велосипеде же!

– Ифел привёз.

– Кто такой Ифел?

Кимаир улыбнулся, взял его за руку и повёл к выходу вдоль стены. Суетившиеся по отделению санитары с каталками даже не обратили внимания, а дежурная медсестра в приёмном, вся погрузилась в бумаги со штампами. Казалось, все напрочь забыли о пациенте, которого почти два часа возили по коридорам, то на рентген, то на ЭКГ, и в конечном итоге, оставили дожидаться врача, в уголочке напротив уборной. Когда Борка рассказал мне об этом, я не переставал поражаться. Так и не дождавшийся лечащего врача Крепцов, никем не замеченный, вышел из больничного корпуса, вместе с мальчиком, который его сюда и доставил.

– Ах, вон как! – воскликнул Иван, увидав вороного коня, привязанного у входа.

– В Судный? – предложил Кимаир, оглаживая своего скакуна.

– Сейчас? – растерялся Иван. – Но вещи, и мои документы дома…

– Евгений, – напомнил мальчик, с трудом произнеся то сложное имя, которое слышал.

– Ты прав, – оживился Крепцов. – Позвоню Евгению, как доберёмся, скажу адрес, он всё пришлёт.

Кимаир помог ему забраться в седло и предусмотрительно сел позади Ивана, взяв в руки повод. Конь покорно кивнул и зашагал неспешно к воротам больничного городка. Иван, по всей видимости, умел держаться в седле, хотя без стремян ездить верхом ему было непривычно.

– А ты увидишь дорогу, сидя у меня за спиной? – усомнился он. – Или ты на мои глаза решил полагаться? Так я и дороги не знаю.

– Ифел мои глаза, – ответил ему Кимаир.

Крепцов даже в лице переменился.

– Постой, – изумился он. – Это же ты всё опрокинул в приёмном… И ни разу не встретился со мной взглядом… Держался за стену, когда выходил… Как я мог не заметить? Если ты и незрячий, то я просто слепец, раз ничего дальше своего носа не вижу! И ты доставил меня в больницу, а теперь собираешься везти в другой город?

– Не, – поправил его Кимаир, и пояснил словами Евгения. – Я тут ещё нищего не знаю.

– О ком ты? – не понял Иван. – Что ещё за нищий?

Кимаир снова окликнул меня ментально.

– Некоторые слова настолько похожи, – объяснил ему я. – Стоит заменить один звук другим, смысл меняется до неузнаваемости. Но, ты не переживай. Научишься, ты не первый! Скажи ему, что Ифел знает дорогу. Я отведу коня, но не напрямик. Мне нужно, чтобы вы по пути навестили кое-кого на берегах Светлояра. Там, в давние времена, бесследно исчез один русский город. И я хочу, чтобы этот диакон, Иван, попытался поговорить с ним, может, он ему и покажется.

Кимаир не имел возражений, а если и имел, мне о них ничего не сказал. Немногословный и сдержанный он в корне отличался от того неспокойного шумного царства, каким его принято считать у людей. Может, первое впечатление и обманчиво, или это временный ступор, защитная реакция на внешний, ему незнакомый мир? Уж если такой город как Кимаир, известный свободой нравов, был потрясён, оказавшись здесь и сейчас, каким же будет потрясение града Сияна! Поразмыслив над этим, я счёл своим долгом как следует подготовить своих древних собратьев к этой непростой человеческой жизни, прежде чем отпускать их на поиски своего места в ней.