Текст книги "Избранное"

«Снова слышу голос твой…»

Снова слышу голос твой,

Слышу и бледнею…

Расставаться как с душой

С красотой твоею!

Если б муку эту знал,

Чуял спозаранку, –

Не любил бы, не ласкал

Смуглую цыганку.

Не лелеял бы потом

Этой думы томной

В чистом поле под шатром,

Днем и ночью темной!

Что ж напрасно горячить

Кровь в усталых жилах?

Не умела ты любить,

Я – забыть не в силах…

«Ты говоришь мне: прости…»

Ты говоришь мне: прости!

Я говорю: до свиданья!

Ты говоришь: не грусти!

Я – замышляю признанья.

Дивный был вечер вчера, –

Долго он будет в помине!

Всем, – только нам не пора…

Пламя бледнеет в камине…

Что же, – к чему этот взгляд?

Где ж мой язвительный холод?

Грусти твоей ли я рад?

Знать, я надменен и молод?

Что ж ты вздохнула? Цвести

Цель вековая созданья!..

Ты говоришь мне: прости!

Я говорю: до свиданья!

«Расстались мы, ты странствуешь далече…»

Расстались мы, ты странствуешь далече,

Но нам дано опять

В таинственной и ежечасной встрече

Друг друга понимать.

Когда в толпе живой и своевольной,

Поникнув головой,

Смолкаешь ты с улыбкою невольной,

Я говорю с тобой.

И вечером, когда в аллее темной

Ты пьешь немую ночь,

Знай, тополя и звезды негой томной

Мне вызвались помочь.

Когда ты спишь, и полог твой кисейный

Раздвинется в лучах,

И сон тебя прозрачный, тиховейный,

Уносит на крылах,

А ты, дитя в эфир неизмеримый,

Лепечешь: «Я люблю…»,

Я – этот сон, и я рукой незримой

Твой полог шевелю.

1857

В альбом

Я вас рассматривал украдкой,

Хотел постигнуть, – но, украдкой,

Непостижимою загадкой

Передо мной мелькали вы.

Но вы, быть может, слишком правы,

Не обнажая предо мной, –

Больны ль вы просто, иль лукавы,

Иль избалованы судьбой.

К чему? Когда на блеск пурпурный

Зари вечерней я смотрю,

К чему мне знать, что дождик бурный

Зальет вечернюю зарю?

Тот блеск, – цена ли он лишенья, –

Он нежно свят, – чем он ни будь:

Он дуновение творенья

На человеческую грудь.

«О, не зови! Страстей твоих так звонок…»

О, не зови! Страстей твоих так звонок

Родной язык:

Ему внимать и плакать, как ребенок,

Я так привык!

Передо мной дай волю сердцу биться

И не лукавь:

Я знаю край, где все, что может сниться,

Трепещет въявь.

Скажи: не я ль, на первые воззванья

Страстей, в ответ

Искал блаженств, которым нет названья

И меры нет?

Что ж? Рухнула с разбега колесница,

Хоть цель вдали,

И, распростерт, заносчивый возница

Лежит в пыли…

Я это знал: с последним увлеченьем –

Конец всему!

Но самый прах с любовью, с наслажденьем

Я обойму.

Так предо мной дай волю сердцу биться

И не лукавь:

Я знаю край, где все, что может сниться,

Трепещет въявь.

И не зови, – но песню, наудачу,

Любви запой:

На первый звук я, как дитя, заплачу

И – за тобой!

«Среди несметных звезд полночи…»

Среди несметных звезд полночи,

Как эти две глядят мне в очи,

Не поглядит нигде звезда;

Но неизменна воля рока:

С заката – той, а той – с востока,

Им не сойтися никогда.

Среди людей так часто двое

Равно постигнули земное,

Затем, что стали высоко,

И оба сердца пышут страстью,

И оба сердца рвутся к счастью,

И счастье вечно далеко.

«Качаяся, звезды мигали лучами…»

Качаяся, звезды мигали лучами

На темных зыбях Средиземного моря,

А мы любовались с тобою огнями,

Что мчались под нами, с небесными споря.

В каком-то забвенье, немом и целебном,

Смотрел я в тот блеск, отдаваяся неге.

Казалось, рулем управляя волшебным,

Глубоко ты грудь мне взрезаешь в побеге,

И там, в глубине, молодая царица,

Бегут пред тобой светоносные пятна,

И этих несметных огней вереница

Одной лишь тебе и видна, и понятна.

17 февраля 1891

«Сегодня все звезды так пышно…»

Сегодня все звезды так пышно

Огнем голубым разгорались,

А ты промелькнула неслышно,

И взоры твои преклонялись…

Зачем же так сердце нестройно

И робко в груди застучало?

Зачем под прохладой так знойно

В лицо мне заря задышала?

Всю ночь прогляжу на мерцанье,

Что светит и мощно и нежно,

И яркое это молчанье

Разгадывать стану прилежно.

27 октября 1888

«Гаснет заря – в забытье, в полусне…»

Гаснет заря – в забытье, в полусне,

Что-то неясное шепчешь ты мне…

Ласки твои я расслышать хочу, –

«Знаю, ах, знаю», тебе я шепчу.

В блеске, в румяном разливе огня,

Ты потонула, ушла от меня;

Я же, напрасной истомой горя, –

Летняя вслед за тобою заря.

Сладко сегодня тобой мне сгорать,

Сладко, летя за тобой, замирать…

Завтра, когда ты очнешься иной,

Свет не допустит меня за тобой.

29 декабря 1888

«Ты помнишь, что было тогда…»

Ты помнишь, что было тогда,

Как всюду ручьи бушевали,

И птиц косяками стада

На север, свистя, пролетали,

И видели мы средь ветвей,

Еще не укрытых листами,

Как глазки закрыв, соловей

Блаженствовал в песне над нами?

К себе зазывала любовь

И блеском и страстью пахучей,

Не только весельем дубов,

Но счастьем и ивы плакучей…

Взгляни же вокруг ты теперь;

Все грустно молчит, умирая,

И настежь раскинута дверь

Из прежнего светлого рая,

И новых приветливых звезд

И новой любовной денницы,

Трудами измучены гнезд,

Взалкали усталые птицы.

Не может ничто устоять

Пред этой тоской неизбежной,

И скоро пустынную гладь

Оденет покров белоснежный.

6 сентября 1885

«С какой я негою желанья…»

С какой я негою желанья

Одной звезды искал в ночи!

Как я любил ее мерцанья,

Ее алмазные лучи!

Хоть на заре, хотя мгновенно

Средь набежавших туч видна,

Она так ясно, так нетленно

На небе теплилась одна.

Любовь, участие, забота

Моим очам дрожали в ней

В степи, с речного поворота,

С ночного зеркала морей.

Но столько думы молчаливой

Не шлет мне луч ее нигде,

Как у корней плакучей ивы,

В твоем саду, в твоем пруде.

«Завтра – я не различаю…»

Завтра – я не различаю

(Жизнь – запутанность и сложность!),

Но сегодня, умоляю,

Не шепчи про осторожность!

Где владеть собой, коль глазки

Влагой светятся туманной,

В час, когда уводят ласки

В этот круг благоуханный?

Размышлять не время, видно,

Как в ушах и в сердце шумно!

Рассуждать сегодня – стыдно,

А безумствовать – разумно.

25 января 1891

«Я слышу – и судьбе я покоряюсь грозной…»

Я слышу – и судьбе я покоряюсь грозной,

Давно я сам себе сказал: не прекословь!

Но перед жертвою покорною и слезной

Зачем же замолчать совсем должна любовь?

Пусть радость хоть на миг не слышит порицанья!

Пусть завтра – строгий чин, все тот же, как вчера, –

Но ныне страсть в глазах, и долгие лобзанья,

И пламенных надежд отважная игра!

27 февраля 1891

«Не вижу ни красы души твоей нетленной…»

Не вижу ни красы души твоей нетленной,

Ни пышных локонов, ни ласковых очей:

Помимо я гляжу на жребий отдаленный

И слышу приговор безжалостных людей, –

И только чувствую, что ты вот тут – со мною,

Со мной! – и молодость, и суетную честь,

И все, чем я дышал, – блаженною мечтою

Лечу к твоим ногам младенческим принесть.

«Я говорю, что я люблю с тобою встречи…»

Я говорю, что я люблю с тобою встречи

За голос ласковый, за нежный цвет ланит,

За блеск твоих кудрей, спадающих на плечи,

За свет, что в глубине очей твоих горит…

О, это всё – цветы, букашки и каменья,

Каких ребенок рад набрать со всех сторон

Любимой матери в те сладкие мгновенья,

Когда ей заглянуть в глаза так счастлив он!

29 мая 1891

«Он ест – а ты цветешь напрасной красотою…»

Он ест – а ты цветешь напрасной красотою,

Во мглу тяжелых туч сокрылася любовь,

И радость над твоей прелестной головою

Роскошною звездой не загорится вновь.

И жертва зависти, и жертва кривотолка,

За прелесть детскую погибнуть ты должна…

Так бьется, крылышки раскинув, перепелка,

Раздавлена ногой жующего вола.

30 марта 1886

«Если ты любишь, как я, бесконечно…»

Если ты любишь, как я, бесконечно,

Если живешь ты любовью и дышишь, –

Руку на грудь положи мне беспечно:

Сердце биенья под нею услышишь.

О, не считай их: в них, силой волшебной,

Каждый порыв переполнен тобою:

Так в роднике за струею целебной

Прядает влага горячей струею.

Пей, отдавайся минутам счастливым, –

Трепет блаженства всю душу обнимет!

Пей – и не спрашивай взором пытливым,

Скоро ли сердце иссякнет, остынет!

«Когда, смущенный, умолкаю…»

Когда, смущенный, умолкаю,

Твоей суровостью томим,

Я все в душе не доверяю

Холодным колкостям твоим:

Я знаю, иногда в апреле

Зима нежданно набежит

И дуновение метели

Колючим снегом закружит, –

Но миг один, – и солнцем вешним

Согреет юные поля,

И счастьем светлым и нездешним

Дохнет воскресшая земля.

26 марта 1892

«Через тесную улицу здесь, в высоте…»

Через тесную улицу здесь, в высоте,

Отворяя порою окошко,

Я не раз, отдаваясь лукавой мечте,

Узнаю тебя, милая крошка.

Все мне кажется, – детски-застенчивый взор

Загорается вдруг не напрасно,

И ко мне наклоненный твой пышный пробор

Я уж вижу не слишком ли ясно?

Вот и думаю: встретиться нам на земле

Далеко так, пожалуй, и низко, –

А вот здесь-то, у крыш, в набегающей мгле,

Так привольно, так радостно-близко!

6 июня 1887

«Не отнеси к холодному бесстрастью…»

Не отнеси к холодному бесстрастью,

Что на тебя безмолвно я гляжу:

Ступенями к томительному счастью

Не меньше я, чем счастьем, дорожу.

С собой самим мне сладко лицемерить,

Хоть я давно забыл о всем ином:

И верится, – и не хочу я верить,

Что нет преград, что мы одни вдвоем…

Мой поцелуй, и пламенный и чистый,

Не вдруг спешит к устам или щеке.

Жужжанье пчел над яблоней душистой

Отрадней мне замолкнувших в цветке.

15 февраля 1892

«Давно ль на шутки вызывала…»

«Давно ль на шутки вызывала

Она, дитя, меня сама?

И вот – сурово замолчала,

Тепло участия пропало,

И на душе ее зима!..» –

«Друг, не зови ее суровой:

Что снегом ты холодным счел, –

Лишь пробужденье жизни новой,

Сплошной, душистый цвет садовый,

Весенний вздох и счастье пчел».

22 апреля 1890

«Нынче первый мы слышали гром…»

Нынче первый мы слышали гром,

Вот повеяло сразу теплом –

И пришло мне на память сейчас,

Как вчера ты измучила нас:

Целый день, холодна и бледна,

Ты сидела безмолвно одна;

Вдруг ты встала, ко мне подошла

И сказала, что все поняла,

Что напрасно жалеть о былом,

Что нам тесно и тяжко вдвоем,

Что любви затерялась стезя,

Что так жить, что дышать так – нельзя,

Что ты хочешь, решилась, – и вдруг

Разразился весенний недуг,

И, забывши о грозных словах,

Ты растаяла в жарких слезах.

«Я знал ее малюткою кудрявой…»

Я знал ее малюткою кудрявой,

Голубоглазой девочкой: она,

Казалось, вся из резвости лукавой

И скромности румяной сложена.

И в те лета какой-то круг влеченья

Был у нее и звал ее ласкать:

На ней лежал оттенок предпочтенья

И женского служения печать.

Я знал ее красавицей: горели

Ее глаза священной тишиной,

Как светлый день, как ясный звук свирели

Она неслась над грешною землей.

Я знал его, – и как она любила,

Как искренно пред ним она цвела,

Как много слез она ему дарила,

Как много счастья в душу пролила!

Я видел час ее благословенья, –

Детей в слезах покинувшую мать…

На ней лежал оттенок предпочтенья

И женского служения печать.

1844

«Весь вешний день среди стремленья…»

Весь вешний день среди стремленья

Ты безотрадно провела

И след улыбки утомленья

В затишье ночи принесла.

Но, верить и любить готова,

Душа к стопам твоим летит,

И все мне кажется, что снова

Живее цвет твоих ланит…

Кто, сердцеведец, разгадает,

Что в этом кроется огне?

Былая скорбь, что угасает,

Или заря навстречу мне?

21 января 1891

«Если б в сердце тебя я не грел, не ласкал…»

Если б в сердце тебя я не грел, не ласкал,

Ни за что б я тебе этих слов не сказал:

Я боялся б тебя возмутить, оскорбить

И последнюю искру в тебе погасить.

Или воли не хватит смотреть и страдать?

Я бы мог еще долго и долго молчать!

Но, начав говорить о другом, – я солгу,

А глядеть на тебя я и лгать не могу.

18 января 1891

«Тяжело в ночной тиши…»

Тяжело в ночной тиши

Выносить тоску души

Пред безглазым домовым,

Темным призраком немым,

Как стихийная волна

Над душой одна вольна.

Но зато люблю я днем,

Как замолкнет все кругом,

Различать, раздумья полн,

Тихий плеск житейских волн:

Не меня гнетет волна,

Мысль свежа, душа вольна…

Каждый миг сказать хочу:

«Это – я!» – Но я молчу.

15 сентября 1892

Знакомке с юга

На север грустный с пламенного юга

Прекрасных дней прекрасная подруга,

Ты мне привет отрадный принесла,

Но холодом полночным все убило,

Что сердце там так искренно любило

И чем душа так радостно цвела.

О, как бы я на милый зов ответил

Там, где луны встающий диск так светел,

Где солнца блеск живителен и жгуч,

Где дышит ночь, невыразимой тайной,

И теплятся над спящею Украйной

В лучах лазурных звезды из-за туч,

И грезит пруд, и дремлет тополь сонный,

Вдоль туч скользя вершиной заостренной,

Где воздух, свет и думы – заодно,

И грудь дрожит от страсти неминучей,

И веткою все просится пахучей

Акация в раскрытое окно!

Море и звезды

На море ночное мы оба глядели.

Под нами скала обрывалася бездной,

Вдали затихавшие волны белели,

А с неба отсталые тучки летели,

И ночь красотой одевалася звездной.

Любуясь раздольем движенья двойного,

Мечта позабыла мертвящую сушу:

И с моря ночного, и с неба ночного,

Как будто из дальнего края родного,

Целебною силою веяло в душу.

Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,

По-своему каждый, мы оба забыли, –

Как будто меня убаюкало море,

Как будто твое утолилося горе,

Как будто бы звезды тебя победили.

1859

«Я был опять в саду твоем…»

Я был опять в саду твоем,

И увела меня аллея

Туда, где мы весной вдвоем

Бродили, говорить не смея.

Как сердце робкое влекло

Излить надежду, страх и пени, –

А юный лист тогда назло

Нам посылал так мало тени…

Теперь и тень в саду темна,

И трав сильней благоуханье, –

Зато какая тишина,

Какое томное молчанье!

Один зарею соловей,

Таясь во мраке, робко свищет,

И под навесами ветвей

Напрасно взор кого-то ищет.

июнь 1857

«Молчали листья, звезды рдели …»

Молчали листья, звезды рдели –

И в этот час

С тобой на звезды мы глядели,

Они – на нас.

Когда все небо так глядится

В живую грудь,

Как в этой груди затаится

Хоть что-нибудь?

Все, что хранит и будит силу

Во всем живом,

Все, что уносится в могилу

От всех тайком,

Что чище звезд, пугливей ночи,

Страшнее тьмы,

Тогда, взглянув друг другу в очи,

Сказали мы.

14 ноября 1859

Зевес

Шум и гам. Хохочут девы.

В медь колотят музыканты.

Под визгливые напевы

Скачут, пляшут корибанты.

В кипарисной роще Крита

Вновь заплакал мальчик Реи.

Потянул к себе сердито

Он сосцы у Амальтеи.

Юный бог уж ненавидит, -

Эти крики местью дышат!

Но земля его не видит,

Небеса его не слышат.

15 ноября 1859

Колыбельная песня сердцу

Сердце – ты, малютка! –

Угомон возьми,

Хоть на миг рассудка

Голосу вонми:

Рад принять душою

Всю болезнь твою, –

Спи, Господь с тобою,

Баюшки-баю!

Не касайся к ране, –

Станет подживать;

Не тоскуй по няне,

Что ушла гулять:

Это только шутка,

Няню жди свою…

Засыпай, малютка,

Баюшки-баю!

А не то другая

Нянюшка придет,

Сядет, молодая,

Песни запоет:

«Посмотри, родное,

На красу мою,

Да усни в покое…

Баюшки-баю!»

Что ж ты повернулось?

Прежней няни жаль?

Знать, опять проснулась

Старая печаль?

Знать, пуста скамейка, –

Даром, что пою?..

Что ж она, злодейка?..

Баюшки-баю!

Подожди – вот, к лету

Станешь подрастать, –

Колыбельку эту

Надо поменять.

Я кровать большую

Дам тебе свою

И свечу задую…

Баюшки-баю!

И долга кроватка,

И без няни в ней

Спится сладко-сладко

До скончанья дней.

Перестанешь биться,

И – навек в раю…

Только будет сниться:

Баюшки-баю!

Превращенья

Давно, – в поре ребяческой твоей, -

Ты червячком мне пестреньким казалась

И ласково из-за одних сластей

Вокруг родной ты ветки увивалась.

И вот теперь ты, куколка моя,

Живой души движения скрываешь

И, красоту застенчиво тая,

Взглянуть на свет украдкой затеваешь.

Постой, постой, порвется пелена,

На Божий свет с улыбкою проглянешь

И – весела и днем упоена -

Ты яркою нам бабочкой предстанешь.

Моя Ундина

Она резва

Как рыбка;

Ее слова

Так шибко

Звучать в речи́

Готовы

И, как ключи,

Все новы;

Она светлей

Фонтана,

Она скрытней

Тумана;

Немного зла,

Ревнива;

Зато мила -

На диво.

«Я люблю его жарко: он тигром в бою…»

Я люблю его жарко: он тигром в бою

Нападает на хищных врагов!

Я люблю в нем отраду, награду мою

И потомка великих отцов.

Кто бы ни был ты, – странник простой, иль купец, –

Ни овцы ни верблюда не тронь!

От кобыл Мугаммеда его жеребец, –

Что небесный огонь этот конь!

Только мирный пришлец нагибайся в шатер

И одежду дорожную скинь.

На услугу и ласку он ловок и скор:

Он бадья при колодце пустынь.

Будто месяц над кедром, белеет чалма

У него средь широких степей.

Я люблю, и никто – ни Фатима сама

Не любила Пророка сильней!

«Не дивись, что я черна…»

Не дивись, что я черна,

Опаленная лучами;

Посмотри, как я стройна

Между старшими сестрами!

Оглянись: сошла вода,

Зимний дождь не хлещет боле,

На горах опять стада,

И оратай вышел в поле.

Розой гор меня зови, –

Ты красой моей ужален,

И цвету я для любви,

Для твоих опочивален.

Целый мир пахнул весной,

Тайный жар владеет девой…

Я прильну к твоей десной,

Ты меня обнимешь левой.

Я пройду к тебе в ночи

Незаметными путями;

Отопрись – и опочий

У меня между грудями.

«Она ему – образ мгновенный…»

Она ему – образ мгновенный,

Чарующий ликом своим;

Он – помысл ее сокровенный…

Да кто это знает? Да кто это выскажет им?

И словно велением рока

Их юные крылья несут…

Так теплится счастье далеко,

Так холоден ближний, родимый приют!

Пред ним – сновидение рая,

Всевластный над ней серефим, –

Сгорает их жизнь молодая…

Да кто это знает? Да кто это выскажет им?

3 апреля 1892

Больной

Его томил недуг. Тяжелый зной печей,

Казалось, каждый вздох оспаривал у гру́ди.

Его томил напев бессмысленных речей,

Ему противны стали люди.

На стены он кругом смотрел как на тюрьму,

Он обращал к окну горящие зеницы,

И света Божьего хотелося ему,

Хотелось воздуха, которым дышат птицы, –

А там, за стеклами, как чуткий сон легки,

С востока яркого все шире дни летели,

И солнце теплое, морозам вопреки,

Вдоль крыш развесило капели.

Просиживая дни, он думал все одно:

«Я знаю, небеса весны меня излечат…»

И ждал он: скоро ли весна пахнет в окно,

И там две ласточки, прижавшись, защебечут?

Песнь пажа
(Из времен рыцарства)

Говорят, мой голос звонок;

Говорят, мой волос тонок, –

Что красавец я;

Говорят, я злой ребенок, –

Бог им в том судья!

Мне сулят во всем удачу,

Судят, рядят наудачу, –

Кто их разберет!

А не знают, как я плачу

Ночи напролет.

«Он дитя» – меня балуют,

«Он дитя» – меня целуют…

Боже мой! Оне

И не знают, что волнуют,

Мучат всё во мне.

Целовал бы, да не смею,

Прошептал бы, да робею;

Этим все гублю…

А давно сказать умею:

Я люблю! Люблю!

Узник

Густая крапива

Шумит под окном,

Зеленая ива

Повисла шатром.

Веселые лодки

В дали голубой.

Железо решетки

Визжит под пилой.

Бывалое горе

Уснуло в груди:

Свобода и море

Горят впереди.

Прибавилось духа,

Затихла тоска, –

И слушает ухо,

И пилит рука…

«Толпа теснилася. Рука твоя дрожала…»

Толпа теснилася. Рука твоя дрожала,

Сдвигая складками бегущий с плеч атлас.

Я знаю, «завтра» ты невнятно прошептала,

Потом ты вспыхнула и скрылася из глаз…

А он? С усилием сложил он накрест руки,

Стараясь подавить восторг в груди своей,

И часа позднего пророческие звуки

Смешались с топотом помчавшихся коней.

Казались без конца тебе часы ночные,

Ты не смежила вежд горячих на покой,

И сильфы резвые и феи молодые

Все «завтра!» до зари шептали над тобой.

Ошибка

Не ведал жизни он и не растратил сил

В тоске бездействия, в чаду бесплодных бредней;

Дикарь с младенчества, ее он полюбил

Любовью первой и последней.

Он не сводил очей с прекрасного чела,

Тоскливый взор его светился укоризной, –

Он на нее смотрел: она ему была

Свободой, честию, отчизной.

Любимой песнею, улыбкой на устах

Напрасно скрыть она старалася страданья:

Он нежности, любви искал в ее глазах –

И встретил нежность состраданья…

Расстались наконец. О, как порой легко

Прервать смущение бестрепетной разлуки!

Но в сердце у него запали глубоко

Порывы затаенной муки.

Ушел он на Восток. В горах, в развале битв,

Который год уже война его стихия, –

Но имя он одно твердит среди молитв

И чует сердцем, где Россия…

Давно настала ночь, давно угас костер, –

Лишь два штыка вдали встречаются, сверкая,

Да там, на севере, над самой высью гор

Звезда сияет золотая.

Сестра

Милой меня называл он вчера,

В зеркале точно себя не я вижу!

Боже, зачем хороша так сестра,

Что же пред ней я себя ненавижу?

Голос его, прерываясь, дрожал, –

Даже в сердцах я его проводила:

Образ сестры предо мною стоял…

Так я всю ночь по аллее ходила.

В спальню вошла я. Она уж спала,

Месяц ей кудри осыпал лучами…

Я не могла устоять, – подошла

И, наклоняясь, к ней прильнула устами.

Как хороша, как светла и добра!

Нет, и сравненьем ее не обижу!..

Милой меня называл он вчера,

В зеркале точно себя я не вижу!

«отчего со всеми я любезна…»

Отчего со всеми я любезна,

Только с ним нас разделяет бездна?

Отчего с ним, хоть его бегу я,

Не встречаться всюду не могу я?

Отчего, когда его увижу,

Словно весь я свет возненавижу?

Отчего, как с ним должна остаться,

Так и рвусь над ним же издеваться?

Отчего – кто разрешит задачу? –

До зари потом всю ночь проплачу?