Текст книги "Избранное"

«Чуя внушенный другими ответ…»

Чуя внушенный другими ответ,

Тихий в глазах прочитал я запрет,

Но мне понятней еще говорит

Этот правдивый румянец ланит,

Этот цветов обмирающий зов,

Этот теней набегающий кров,

Этот предательский шепот ручья,

Этот рассыпчатый клич соловья.

30 января 1890

«Свеж и душист твой роскошный венок…»

Свеж и душист твой роскошный венок,

Всех в нем цветов благовония слышны,

Кудри твои так обильны и пышны, –

Свеж и душист твой роскошный венок.

Свеж и душист твой роскошный венок,

Ясного взора губительна сила, –

Нет, я не верю, чтоб ты не любила:

Свеж и душист твой роскошный венок.

Свеж и душист твой роскошный венок.

Счастию сердце легко предается:

Мне близ тебя хорошо и поется.

Свеж и душист твой роскошный венок.

«Когда я блестящий твой локон целую…»

Когда я блестящий твой локон целую

И жарко дышу так на милую грудь,

Зачем говоришь ты про деву иную

И в очи мне прямо не смеешь взглянуть?

Хоть вечер и близок, не бойся: от стужи

Тебя я в широкий свой плащ заверну, –

Луна не в тумане, а звезд хоть и много,

Но мы заглядимся с тобой на одну.

Хоть в сердце не веруй, хоть веруй в мгновенье

И взор мой, и трепет, и лепет пойми

И, жарким лобзаньем спаливши сомненье,

Ревнивая дева, меня обойми!

«Младенческой ласки доступен мне лепет…»

Младенческой ласки доступен мне лепет, –

Душа откровенно так с жизнью мирится!

Безумного счастья томительный трепет

Горячим приливом по сердцу стремится.

Скажу той звезде, что так ярко сияет

(Давно не видались мы в мире широком,

Но я понимаю, на что намекает

Мне с неба она многозначащим оком):

«Ты смотришь мне в очи? – Ты пра́ва: мой трепет

Понятен, как луч твой, что в воды глядится».

Младенческой ласки доступен мне лепет, –

Душа откровенно так с жизнью мирится.

«Недвижные очи, безумные очи…»

Недвижные очи, безумные очи,

Зачем вы средь дня и в часы полуночи

Так жадно вперяетесь вдаль?

Ужели вы в том потонули минувшем,

Давно и мгновенно пред вами мелькнувшем,

Которого сердцу так жаль?

Не высмотреть вам, чего нет и что было,

Что сердце, тоскуя, в себе сохранило

На самое темное дно;

Не вам допросить у случайности жадной,

Куда она скрыла рукой беспощадной,

Что было так щедро дано!

«Я видел твой млечный, младенческий волос…»

Я видел твой млечный, младенческий волос,

Я слышал твой сладко вздыхающий голос

И первой зари я почувствовал пыл:

Налету весенних порывов подвластный,

Дохнул я струею и чистой и страстной

У пленного ангела с веющих крыл.

Я понял те слезы, я понял те муки,

Где слово немеет, где царствуют звуки,

Где слышишь не песню, а душу певца,

Где дух покидает ненужное тело,

Где внемлешь, что радость не знает предела,

Где веришь, что счастью не будет конца.

Фантазия

Мы, одни. Из сада в стекла окон

Светит месяц. Тусклы наши свечи.

Твой душистый, твой послушный локон,

Развиваясь, падает на плечи.

Что́ ж молчим мы? Или самовластно

Царство тихой, светлой ночи мая?

Иль поет и ярко так, и страстно

Соловей, над розой изнывая?

Иль проснулись птички за кустами,

Там, где ветер колыхал их гнезды,

И, дрожа ревнивыми лучами,

Ближе, ближе к нам нисходят звезды?

На суку извилистом и чудном,

Пестрых сказок пышная жилица,

Вся в огне, в сиянье изумрудном.

Над водой качается жар-птица;

Расписные раковины блещут

В переливах чудной позолоты;

До луны жемчужной пеной мещут

И алмазной пылью водометы;

Листья полны светлых насекомых;

Все растет и рвется вон из меры;

Много снов проносится знакомых

И на сердце много сладкой веры…

Переходят радужные краски,

Раздражая око светом ложным, –

Миг еще – и нет волшебной сказки,

И душа опять полна возможным…

Мы одни, – из сада в стекла окон

Светит месяц, – тусклы наши свечи, –

Твой душистый, твой послушный локон,

Развиваясь, падает на плечи…

«Всё вокруг и пестро так, и шумно…»

Всё вокруг и пестро так, и шумно,

Но напрасно толпа весела:

Без тебя я тоскую безумно, –

Ты улыбку мою унесла.

Только изредка поздней порою,

После скучного, тяжкого дня

Нежный лик твой встает предо мною, –

И ему улыбаюся я.

1856

Notturno[3]3
  Ноктюрн (шпал.).


[Закрыть]

Ты спишь один, забыт на месте диком,

Старинный монастырь.

Твой свод упал, – кругом летают с криком

Сова и нетопырь.

И стекол нет, и свищет вихорь ночи

Во впадину окна,

Да плющ растет, да устремляет очи

Полночная луна.

И кто-то там мелькает в свете лунном,

Блестит его убор,

И слышатся на помосте чугунном

Шаги и звуки шпор.

И грустную симфонию печали

Звучит во тьме орган…

То – тихо все, как будто вечно спали

И стены и орган…

«Тихо ночью на степи…»

Тихо ночью на степи:

Небо ей сказало: «Спи!» –

И курганы спят;

Звезды ж крупные в лучах

Говорят на небесах:

«Вечный – свят, свят, свят!»

В небе чутко и светло;

Неподвижное крыло

За плечом молчит, –

Нет движенья, – лишь порой

Бриллиантовой слезой

Ангел пролетит…

«Люби меня! Как только твой покорный…»

Люби меня! Как только твой покорный

Я встречу взор,

У ног твоих раскину я узорный

Живой ковер.

Окрылены неведомым стремленьем,

Над всем земным, –

В каком огне, с каким самозабвеньем

Мы полетим!

И, просияв в лазури сновиденья,

Предстанешь ты

Царить навек в дыханье песнопенья

И красоты.

13 апреля 1891

«Если зимнее небо звездами горит…»

Если зимнее небо звездами горит,

И мечтательно светит луна,

Предо мною твой образ, твой дивный скользит,

Словно ты из лучей создана.

И светла, и легка, ты несешься туда, –

Я гляжу и молю хоть следов…

И светла, и легка, – но зато ни следа,

Только грудь обуяет любовь…

И летел бы, летел за красою твоей, –

И пускай в небе звезды горят,

И быстрей, и светлей мириады лучей

На пылинки ночные глядят!

«Сны и тени…»

«Сны и тени,

Сновиденья,

В сумрак трепетно манящие;

Все ступени

Усыпленья,

Легким роем преходящие, –

Не мешайте

Мне спускаться

К переходу сокровенному!

Дайте, дайте

Мне умчаться

С вами к свету отдаленному!..» –

«Только минем

Сумрак свода, –

Тени станем мы прозрачные

И покинем

Там у входа

Покрывала наши мрачные».

1859

«Что ты, голубчик, задумчив сидишь…»

«Что ты, голубчик, задумчив сидишь,

Слышишь – не слышишь, глядишь – не глядишь?..

Утро давно, а в глазах у тебя,

Я посмотрю, и не день и не ночь». –

«Точно случилось жемчужную нить

Подле меня тебе врознь уронить:

Чудную песню я слышал во сне, –

Несколько слов до яву мне прожгло.

Эти слова-то ищу я опять

Все, как звучали они, подобрать…

Верно, ах, верно, сказала б ты мне,

В чем этот голос меня укорял!»

1875

«Как мошки зарею…»

Как мошки зарею,

Крылатые звуки толпятся,

С любимой мечтою

Не хочется сердцу расстаться.

Но цвет вдохновенья

Печален средь будничных терний;

Былое стремленье –

Далеко, как отблеск вечерний.

Но память былого

Все кра́дется в сердце тревожно…

О, если б без слова

Сказаться душой было можно!

11 августа 1844

«Сплю я. Тучки дружные…»

Сплю я. Тучки дружные,

Вешние, жемчужные,

Мчатся надо мной;

Смутные, узорные,

Тени их проворные

По полям грядой

Подбежали к чистому

Пруду серебристому,

И – вдвойне светло:

Уж не тени мрачные, –

Облака прозрачные

Смотрятся в стекло.

Сплю я. Безотрадною

Тканью непроглядною

Тянутся мечты, –

Вдруг сама заветная,

Кроткая, приветная,

Улыбнулась ты.

19 сентября 1887

Во сне

Как вешний день, твой лик приснился снова, –

Знакомую приветствую красу,

И по волнам ласкающего слова

Я образ твой прелестный понесу.

Сомнений нет, неясной нет печали,

Все высказать во сне умею я, –

И мчит, да мчит, все далее и дале,

С тобою нас воздушная ладья.

Перед тобой с коленопреклоненьем

Стою, пленен волшебною игрой,

А за тобой – колеблемый движеньем,

Неясный звуков отстающий рой…

26 апреля 1890

Романс

Я тебе ничего не скажу

И тебя не встревожу ничуть

И о том, что я молча твержу,

Не решусь ни за что намекнуть.

Целый день спят ночные цветы,

Но, лишь солнце за рощу зайдет,

Раскрываются тихо листы,

И я слышу, как сердце цветет…

И в больную, усталую грудь

Веет влагой ночной… Я дрожу…

Я тебя не встревожу ничуть,

Я тебе ничего не скажу!

2 сентября 1885

«За кормою струйки вьются…»

За кормою струйки вьются,

Мы несемся в челноке,

И далеко раздаются

Звуки «Нормы» по реке.

Млечный путь глядится в воду –

Светлый праздник светлых лет!

(Я веслом прибавил ходу) –

И луна бежит вослед.

Струйки вьются, песни льются,

Вторит эхо вдалеке,

И, дробяся, раздаются

Звуки «Нормы» по реке.

«Весеннее небо глядится…»

Весеннее небо глядится

Сквозь ветви мне в очи случайно,

И тень золотая ложится

На воды блестящего Майна.

Вдали огонек одинокий

Трепещет под сумраком липок.

Исполнена тайны жестокой

Душа замирающих скрипок.

Средь шума толпы неизвестной

Те звуки понятней мне вдвое:

Напомнили силой чудесной

Они мне всё сердцу родное.

Ожившая память несется

К прошедшей тоске и веселью:

То сердце замрет, то проснется

За каждой безумною трелью;

Но быстро волшебной чредою

Промчалась тоскливая тайна,

И месяц бежит полосою

Вдоль вод тихоструйного Майна.

август 1844

«Улыбка томительной скуки…»

Улыбка томительной скуки

Средь общей веселия жажды…

Вы полные, сладкие звуки,

Знать, вас не услышать мне дважды!

Зачем же за тающей скрипкой

Так сердце в груди встрепенулось,

Как будто знакомой улыбкой

Минувшее вдруг улыбнулось, –

Так томно и грустно-небрежно

В свой мир расцвеченный уносит,

И ластится к сердцу так нежно,

И так умилительно просит?

«Запретили тебе выходить…»

Запретили тебе выходить,

Запретили и мне приближаться,

Запретили, – должны мы признаться, –

Нам с тобою друг друга любить;

Но чего нам нельзя запретить,

Что с запретом всего несовместней, –

Это песня: с крылатою песней

Будем вечно и явно любить!

7 июля 1890

Сон

Снился берег мне скалистый…

Море спало под луною,

Как ребенок дремлет чистый, –

И, по нём скользя с тобою,

В дым прозрачный и волнистый

Шли алмазной мы стезею.

Бал

Когда трепещут эти звуки

И дразнит ноющий смычок, –

Слагая на коленях руки,

Сажусь в забытый уголок –

И, как зари румянец дальный

Иль дней былых немая речь,

Меня пленяет вихорь бальный

И шевелит мерцанье свеч.

О, как, ничем неукротимо,

Уносит к юности былой

Вблизи порхающее мимо

Круженье пары молодой!

Чего хочу? – Иль может статься,

Бывалой жизнию дыша,

В чужой восторг переселяться

Заране учится душа?

«всё, как бывало, веселый, счастливый…»

Всё, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы…

Млеющих звуков впивая истому,

Пусть ты летишь, отдаваясь другому!

Пусть пронеслась ты надменно, небрежно, –

Сердце мое все по-прежнему нежно,

Сердце обид не считает, не мерит,

Сердце по-прежнему любит и верит!

Тщетно опущены строгие глазки, –

Жду под ресницами блеска и ласки;

Все, как бывало, веселый, счастливый,

Ленты твоей уловляю извивы.

24 июля 1887

«Вчера я шел по зале освещенной…»

Вчера я шел по зале освещенной,

Где так давно встречались мы с тобой, –

Ты здесь опять!.. Безмолвный и смущенный,

Невольно я поникнул головой

И в темноте тревожного сознанья

Былые дни я различал едва,

Когда шептал безумные желанья

И говорил безумные слова.

Знакомыми напевами томимый,

Стою, – в глазах движенье и цветы.

И, кажется, летя под звук любимый,

Ты прошептала кротко: «Что же ты?» –

И звуки те ж, и те ж благоуханья,

И чувствую – пылает голова,

И я шепчу безумные желанья

И лепечу безумные слова!..

Серенада

Тихо вечер догорает,

Горы золотя;

Знойный воздух холодает, –

Спи, мое дитя!

Соловьи давно запели,

Сумрак возвестя;

Струны робко зазвенели, –

Спи, мое дитя!

Смотрят ангельские очи,

Трепетно светя;

Так легко дыханье ночи, –

Спи, мое дитя!

Туманное утро

Как первый золотистый луч

Меж белых гор и сизых туч

Скользит уступами вершин

На темя башен и руин,

Когда в долинах, полных мглой,

Туман недвижим голубой, –

Пусть твой восторг во мглу сердец

Такой кидает свет, певец!

И как у розы молодой,

Рожденной раннею зарей,

Когда еще палящих крыл

Полудня ветер не раскрыл,

И влажный вздох туман ночной

Меж небом делит и землей,

Росинка катится с листа, –

Пусть будет песнь твоя чиста.

«Забудь меня, безумец исступленный…»

Забудь меня, безумец исступленный,

Покоя не губи:

Я создана душой твоей влюбленной,

Ты грезы не люби!

О, верь и знай, мечтатель малодушный,

Что, мучась и стеня,

Чем ближе ты к мечте своей воздушной,

Тем дальше от меня.

Так над водой младенец, восхищенный

Луной, подъемлет крик:

Он бросится, – и с влаги возмущенной

Исчез сребристый лик…

Дитя, отри заплаканное око,

Не доверяй мечтам:

Луна плывет и светится высоко;

Она не здесь, а там!

1855

«Прежние звуки – с былым обаяньем…»

Прежние звуки – с былым обаяньем

Счастья и юной любви…

Все, что сказалося в жизни страданьем,

Пламенем жгучим пахнуло в крови!

Старые песни, знакомые звуки,

Сон безотвязно больной…

Точно из сумрака бледные руки

Призраков нежных манят за собой…

Пусть обливается жгучею кровью

Сердце, а очи – слезой:

Доброю няней прильнув к изголовью,

Старая песня, звучи надо мной!

Пой, не смущайся! Пусть время былое

Яркой зарей расцветет:

Может быть, сердце утихнет больное

И, как дитя в колыбели, уснет.

1862

«Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури…»

Истрепалися сосен мохнатые ветви от бури,

Изрыдалась осенняя ночь ледяными слезами;

Ни огня на земле, ни звезды в овдовевшей лазури;

Все сорвать хочет ветер, все смыть хочет ливень ручьями.

Никого! Ничего! Даже сна нет в постели холодной, –

Только маятник грубо-насмешливо меряет время…

Оторвись же от тусклой свечи ты душою свободной!

Или – тянет к земле роковое, тяжелое бремя?

О, войди ж в этот мрак, улыбнись, благосклонная фея, –

И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю,

И, речей благовонных созвучием слух возлелея,

Не признаю часов и рыданьям ночным не поверю!

«Солнце нижет лучами в отвес…»

Солнце нижет лучами в отвес,

И дрожат испарений струи

У окраины ярких небес.

Распахни мне объятья твои,

Густолистый, развесистый лес,

Чтоб в лицо и в горячую грудь

Хлынул вздох твой студеной волной,

Чтоб и мне было сладко вздохнуть,

Дай устами и взором прильнуть

У корней мне к воде ключевой!

Чтоб и я в этом море исчез,

Потонул в той душистой тени,

Что раскинул твой пышный навес, –

Распахни мне объятья твои,

Густолистый, развесистый лес!

1863

Шопену

Ты мелькнула, ты предстала, –

Снова сердце задрожало…

Под чарующие звуки

То же счастье, те же муки,

Слышу трепетные руки, –

Ты еще со мной!

Час блаженный, час печальный,

Час последний, час прощальный!

Те же легкие одежды, –

Ты стоишь, склоняя вежды, –

И не нужно мне надежды:

Этот час – он мой!

Ты руки моей коснулась, –

Разом сердце встрепенулось…

Не туда, в то горе злое, –

Я несусь в мое былое,

Я на все, на все иное

Отпылал, потух!

Этой песне чудотворной

Так покорен мир упорный!

Пусть же сердце, полно муки,

Торжествует час разлуки

И, когда загаснут звуки, –

Разорвется вдруг!

«Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…»

Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали

Лучи у наших ног в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас, за песнею твоей.

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты – одна любовь, что нет любви иной, –

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!..

И много лет прошло, томительных и скучных,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь –

И веет, как тогда во вздохах этих звучных,

Что ты одна вся жизнь, что ты одна любовь,

Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,

А жизни нет конца и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

2 августа 1877

«Anruf an die geliebte»[4]4
  «К возлюбленной» (нем.) – романс Людвига ван Бетховена.


[Закрыть] Бетховена

Пойми хоть раз тоскливое признанье,

Хоть раз услышь души молящей стон:

Я пред тобой, прекрасное созданье,

Безвестных сил дыханьем окрылен.

Я образ твой ловлю перед разлукой,

Я полон им, и млею, и дрожу,

И, без тебя – томясь предсмертной мукой,

Своей тоской как счастьем дорожу,

Ее пою, во прах упасть готовый,

Ты предо мной стоишь как божество, –

И я блажен: я в каждой муке новой

Твоей красы провижу торжество.

Романс

Злая песнь, как больно возмутила

Ты дыханьем душу мне до дна!

До зари в груди дрожала, ныла

Эта песня, – эта песнь одна.

И поющим отдаваться мукам

Было слаще обаянья сна:

Умереть хотелось с каждым звуком.

Сердцу грудь казалася тесна.

Но с зарей потухнул жар напевный,

И душа затихнула до дна.

В озаренной глубине душевной

Лишь улыбка уст твоих видна.

«Как ясность безоблачной ночи…»

Как ясность безоблачной ночи,

Как юно-нетленные звезды,

Твои загораются очи

Всесильным, таинственным счастьем.

И все, что лучом их случайным

Далеко иль близко объято,

Блаженством овеяно тайным, –

И люди, и звери, и скалы.

Лишь мне, молодая царица,

Ни счастия нет, ни покоя,

И в сердце, как пленная птица,

Томится бескрылая песня.

1862

«Я не знаю, не скажу я…»

Я не знаю, не скажу я, –

Оттого ли, что гляжу я

На тебя, я все пою,

И задорное веселье

Ты, как легкое похмелье,

Проливаешь в песнь мою.

Иль – еще того чудесней –

За моей дрожащей песней

Тает дум невольных мгла,

И – за то ли, оттого ли, –

До томления, до боли

Ты приветливо светла?

11 декабря 1890

Римский праздник

Не навевай тоскливой муки

И слезный трепет утиши!

Воздушный голос!.. Эти звуки

Смущают кроткий мир души.

Вокруг светло. На праздник Рима

Взглянули ярко небеса,

И высоко неизмерима

Их светло-синяя краса.

Толпа ликует, как ребенок.

На перекрестках шум и гул.

В кистях пунцовых, бодр и звонок,

По мостовой ступает мул.

В дыханье чары мимолетной

Уже ласкались вкруг меня

И радость жизни беззаботной,

И свет безоблачного дня, –

Но ты запел, – и злые звуки

Смущают кроткий мир души…

О, не зови тоскливой муки

И слезный трепет утиши!

«Полуно́чные образы реют…»

Полуно́чные образы реют,

Блещут искрами ярко впотьмах,

Но глаза различить не умеют,

Много ль их на тревожных крылах.

Полуночные образы стонут,

Как больной в утомительном сне,

И всплывают, и стонут, и тонут, –

Но о чем это стонут оне?

Полуночные образы воют,

Как духов испугавшийся пес,

То нахлынут, то бездну откроют,

Как волна обнажает утес.

Цветы

С полей несется голос стада,

В кустах малиновки звенят,

И с побелевших яблонь сада

Струится сладкий аромат.

Цветы глядят с тоской влюбленной,

Безгрешно-чисты, как весна,

Роняя с пылью благовонной

Плодов румяных семена.

Сестра цветов, подруга розы,

Очами в очи мне взгляни,

Навей живительные грезы

И в сердце песню зарони!

«Ярким солнцем в лесу пламенеет костер…»

Ярким солнцем в лесу пламенеет костер,

И, сжимаясь, трещит можжевельник.

Точно пьяных гигантов столпившийся хор,

Раскрасневшись, шатается ельник.

Я и думать забыл про холодную ночь, –

До костей и до сердца прогрело;

Что смущало, – колеблясь, умчалося прочь,

Будто искры в дыму улетело.

Пусть на зорьке, все ниже спускаясь, дымок

Над золою замрет сиротливо:

Долго-долго, до поздней поры, огонек

Будет теплиться скупо, лениво.

И лениво и скупо мерцающий день

Ничего не укажет в тумане:

У холодной золы изогнувшийся пень

Прочернеет один на поляне.

Но нахмурится ночь, – разгорится костер

И, виясь, затрещит можжевельник,

И, как пьяных гигантов столпившийся хор,

Покраснев, зашатается ельник.

Romanzero[5]5
  Романцеро – цикл романсов (нем.).


[Закрыть]

1

Знаю, зачем ты, ребенок больной,

Так неотступно все смотришь за мной;

Знаю, с чего на большие глаза

Из-под ресниц наплывает слеза.

Там у вас душно, там жаркая грудь

Разу не может прохладой дохнуть,

Да, нагоняя на слабого страх,

Плавает коршун на темных кругах.

Только вот здесь, средь заветных цветов,

Тень распростерла таинственный кров,

Только в сердечке поникнувших роз

Капли застыли младенческих слез.

22 июля 1882

2

Встречу ль яркую в небе зарю,

Ей про тайну свою говорю.

Подойду ли к лесному ключу –

И ему я про тайну шепчу.

А как звезды в ночи задрожат,

Я всю ночь им рассказывать рад.

Лишь когда на тебя я гляжу,

Ни за что ничего не скажу.

18 июля 1882

3

В страданье блаженства стою пред тобою, –

И смотрит мне в очи душа молодая.

Стою я, овеянный жизнью иною, –

Я с речью не здешней, я с вестью из рая.

Слетел этот миг, не земной, не случайный, –

Над ним так бессильны житейские грезы!

Но вечной уснет он сердечною тайной,

Как вижу тебя я сквозь яркие слезы.

И в трепете сердце, и трепетны руки,

В восторге склоняюсь пред чуждою властью, –

И мукой блаженства исполнены звуки,

В которых сказаться так хочется счастью.

2 августа 1882

4

Вчерашний вечер помню живо:

Синели глубью небеса,

Лист трепетал, красноречиво

Глядели звезды нам в глаза,

Светились зори издалека,

Фонтан сверкал так горячо,

И Млечный путь бежал широко

И звал: «Смотри! Еще! Еще!»

Сегодня – все вокруг заснуло,

Как дымкой твердь заволокло,

И в полумраке затонуло

Воды игривое стекло;

Но не томлюсь среди тумана,

Меня не давит мрак лесной:

Я слышу плеск живой фонтана

И чую звезды над собой.

5 августа 1882

«Теплым ветром потянуло…»

Теплым ветром потянуло.

Смолк далекий гул.

Поле тусклое уснуло,

Гуртовщик уснул.

В загородке улеглися

И жуют волы.

Звезды чистые зажглися

По навесу мглы.

Только выше все всплывает

Месяц золотой,

Только стадо обегает

Пес сторожевой.

Редко-редко кочевая

Тучка бросит тень.

Неподвижная, немая,

Ночь светла, как день.