Текст книги "Цветок жасмина (сборник)"

Это жуткое происшествие не прошло для Марины даром. У нее появилась склонность к суициду. Ее гражданский муж, тоже журналист, по секрету рассказывал мне, что периодически она впадает в страшное состояние драйва и стремится покончить с собой. Несколько раз она звонила ему на работу и прощалась. Он бросал все, ехал домой и находил ее в ванне с перерезанными венами. Она была обязана ему жизнью. Но если Станислав явно любил ее, она, пожалуй, была не столько в него влюблена, сколько позволяла себя любить. К сожалению, игры со смертью закончились печально. Не стоит так яростно призывать смерть – она явится сама и без стука. Когда Марина и Станислав, наконец, решили расписаться, и уже был назначен день регистрации, они отправились в поездку на известный сибирский рок-фестиваль. И там Марина, молодая, спортивного типа женщина, внезапно умерла безо всякой видимой причины. Вечером сказала, что устала, ушла в вагончик, уснула – и не проснулась. Причину смерти выяснить так и не удалось. Заключение о смерти гласило: «внезапная остановка сердца».

Но тогда Марина была еще жива и здорова. При первой встрече мы сразу ощутили взаимную симпатию, быстро сдружились, и я с удовольствием ездила к ней в редакцию, которая находилась у черта на куличках. Мы подолгу общались за чаем, обсуждали писательские и журналистские новости, разговаривали о современной литературе. Среди прочих материалов я отвезла ей подборки двух молодых поэтов, которые посещали литературную студию Елены Вересовой. Членами союза они не были, но Елена сочла их перспективными и попросила меня опубликовать в «Слове Сибири» хоть по несколько стихотворений, если это возможно. Я прочла произведения начинающих пиитов, сочла, что оба действительно не без способностей, хотя и очень разные. Один – лирик, этакий Лель, со склонностью к фольклорным мотивам, тогда как другой, которого я мысленно окрестила Орфеем, что-то в нем было такое необъяснимое, – гораздо сложнее, современнее и обладал нервом, что в поэзии немаловажно.

Подборки стихотворений напечатали, а потом мне позвонил тот самый Орфей и стал требовать гонорар, который не был ему положен. Дело в том, что союз писателей договорился с газетой следующим образом: гонорары будут идти в общий котел союза, и оттуда уже выплачиваться в случае необходимости, как небольшое вспомоществование, самым пожилым членам организации. Я пыталась объяснить молодому человеку ситуацию – бесполезно. Он уперся, как бык, и продолжал названивать. В конце концов, я решила выплатить хотя бы половину гонорара, чтобы только отвязаться от упертого парня, который своей настырностью вызывал у меня резкую антипатию и постоянно портил настроение.

За деньгами он явился вечером. В декабре рано темнеет, к тому же на улице трещал настоящий сибирский мороз. Было что-то около восьми. Начальство уже отбыло домой, я сидела в большой комнате союза в кресле и о чем-то размышляла. А может, и не размышляла, а просто отдыхала от той дневной суеты, которая свойственна любому творческому союзу, члены которого все напропалую мнят себя если не гениями, то уж точно недооцененными талантами.

В большой комнате был полумрак. Верхний свет я не включила, потому что одна из люминесцентных ламп издавала тонкий писк на уровне ультразвука, который действовал мне на нервы. Но свет от уличных фонарей падал через громадные (и кто надумал делать в Сибири такие, дует из них, как из ледяной преисподней) окна, и также из коридора через распахнутую дверь. Наверное, я слишком глубоко задумалась, потому что не слышала, как хлопнула уличная дверь, как он шел по длинному коридору, и очнулась только тогда, когда в освещенном проеме двери вдруг возник темный мужской силуэт. Он сразу поинтересовался, можно ли получить гонорар. Я поднялась из кресла, поставила на журнальный столик пепельницу, включила свет и взглянула на вредного парня. Был он высокий, худой, какой-то нескладный, в шапке с опущенными ушами и в очках, которые тотчас снял и принялся протирать – стекла мгновенно запотели в тепле с мороза.

– Проходите, – не слишком приветливо сказала я. Вышла в другую комнату, где у меня был включен компьютер, за которым я в тот день работала, достала из ящика приготовленные деньги, вернулась обратно и вручила ему его вожделенный гонорар.

Он взял деньги, сунул в карман, но все еще продолжал топтаться на месте, видимо, в некоторой растерянности. Я тоже испытывала чувство неловкости, и чтобы сгладить возникшую напряженность, спросила:

– Холодно на улице? – Он снова кивнул. – Посидите, погрейтесь.

Он присел на диван. Мы выкурили по сигарете, он попрощался и ушел.

Не люблю я слишком настырных людей, а этот нескладный парень производил именно такое впечатление. Он показался мне похожим на подрастающего щенка породистого дога, с длинными лапами и большой нескладной головой, который со временем может превратиться в элегантную красивую и благородную собаку. Мне даже немного стало жаль его: тащился по такому холоду ради мизерного гонорара. Хотя, может, ему сейчас действительно позарез необходимы деньги. На этом я выбросила из головы и парня, и его стихи, и собственное раздражение по поводу настойчивого требования гонорара, и вернулась за компьютер в небольшую комнату, где стояли наши рабочие столы. Компьютер я только-только начала осваивать, и фактически он пока служил мне чем-то вроде пишущей машинки. Некоторое время я еще корпела над статьей о новом загсе Ленинского района, потом выключила компьютер и направилась домой. В стране все еще царил полный хаос; чтобы элементарно выжить приходилось зарабатывать деньги в разных местах, где-то их платили, где-то нет, поэтому надо было крутиться изо всех сил. Союзу писателей как раз поступил заказ от властей на книгу о Левобережье Новосибирска, в создании которой я тоже принимала участие. Какой-никакой, а приработок.

Дома меня никто не ждал. Минуло уже больше года с момента моего расставания с «долгоиграющим» любимым мужчиной. Расставания по моей вине, точнее, по моему желанию. Порой я сама задавалась вопросом, почему это все-таки произошло? Отношения у нас были близкие, доверительные, вполне устоявшиеся, мне было с ним интересно во всех отношениях. Хотя… он меня не любил. Я его – да. Но он ставил привязанность выше любви, и я это знала. Знала, и все же не понимала и не принимала. Быть может, потому что была намного моложе. Если перенестись на два десятка лет назад ко времени нашего с ним знакомства – я была влюблена в него, как кошка, сходила с ума от любви, делала глупости, надоедала ему и пр. Однако по прошествии времени, узнав его ближе, но главное – заполучив в постель, что было моим самым вожделенным желанием, я стала смотреть на него по-другому; с возрастом я менялась, изменялось и мое к нему отношение. Я вдруг осознала, что при всех прочих достоинствах, уме, интеллекте, воспитанности и т. д., он напоминает мне мыслящую машину. А машина, как известно, не способна по-настоящему любить.

Истинная женщина многое способна простить мужчине, на многие его недостатки закрыть глаза. Единственное, чего никогда не сможет простить – отсутствия любви, страсти, того самого глубинного и вечного чувства, связующего оба пола, за которое можно умереть, убить, совершить самоубийство. Ибо в глубине души каждая женщина жаждет Вечной Любви. Любви, которая всегда ходит рука об руку со Смертью.

Проще говоря, я настолько охладела к своему долгоиграющему любовнику, что решила сама оборвать нашу крепкую, устоявшуюся за несколько лет связь. Что любопытно, я никогда не стремилась стать его женой. По моему мнению, его законная супруга подходила ему просто идеально. И в глубине души я даже злилась на него за несколько пренебрежительный тон, каким он иногда обращался к ней, когда я бывала у них в гостях. Пусть это делалось якобы в шутку, однако всё равно становилось неприятно. Такая вот женская солидарность. Кажется, она это чувствовала и – как ни странно – относилась ко мне достаточно спокойно. Хотя и давала понять, что догадывается о моих с ее мужем отношениях.

Но существовал еще один скрытый психологический аспект в этой запутанной любовной истории; очень деликатный и болезненный аспект, в существовании которого мне не хотелось признаваться даже самой себе. Все эти годы мой избранник психологически довлел надо мной, и я внутренне это ему позволяла. Но в тот момент, когда я окончательно сформировалась как личность, у меня возникло неодолимое желание взять власть в нашей паре, захотелось доминировать над ним. И если он не подчинится – наши отношения закончатся.

Именно этот необъяснимый алогичный выверт моего подсознания и привел к нашему бесповоротному разрыву. Произошло это следующим образом.

Впервые за много лет в Новосибирске планировалось провести Всесибирский съезд писателей. Подобное солидное мероприятие требовало больших организационных усилий, и меня подключили к координационной работе. Когда съезд, наконец, открылся, я должна была встречать делегатов в помещении союза, поить кофе, собирать в группы и направлять в загородный пансионат, где, собственно, и должно было состояться данное историческое событие. С последним автобусом я тоже отправилась туда.

Как-то так вышло, что в столь солидном собрании я принимала участие впервые, семинары молодых не в счет, хотя и они, конечно, были областными и достаточно масштабными. Но съезд писателей со всей огромной Сибири – совсем другой уровень. Мне было интересно посмотреть вблизи на известных сибирских литераторов. Кроме того, у меня в голове засела одна шальная мысль. Замысел, который я собиралась осуществить, относился к моей личной жизни и никоим образом не был связан с жизнью литературной. Откровенно говоря, я решила переспать с одним из двух мужчин, которые были мне симпатичны и которые должны были присутствовать на съезде. Одним из них был Борзов, тот самый, который однажды назвал меня «ведьмой», другим – талантливый местный прозаик с колоритным именем Артур. Оба мне чем-то нравились и вызывали симпатию. Хотя, пожалуй, это было не столько любовное влечение, сколько любопытство. Чисто женское кошачье любопытство.

Для всех подобных мероприятий характерно особое взвинченное состояние его участников; собравшиеся из разных концов страны люди, сбросив оковы привычных обязанностей и ограничений, налагаемых семьей, общественным положением и прочими социальными нормами, словно с цепи срываются. У них возникает ощущение полной свободы и вседозволенности, будто они, наконец, вырвались из тесной клетки условностей, в которую их заперла жизнь, на вольный простор. Эти два-три дня принадлежат им, и только им, а потому нужно не упустить свой шанс, воспользоваться предоставленной возможностью и оторваться по полной. На текущем писательском съезде, разумеется, происходило то же самое.

Одного я не учла: что буду страшно загружена, и у меня практически не останется свободной минуты. Лекции, семинары, разговоры в кулуарах, оформление документов на приезд и отъезд делегатов, протоколы заседаний и прочее, занимали кучу времени и отнимали много сил, так что к вечеру первого дня я устала, как собака, едва добралась до постели – и сразу уснула. Счастье, что у меня оказалась отдельная комната, и я смогла хорошо отдохнуть.

На следующий день я уже была в курсе, какие у кого завязались романы, кто с кем переспал, кто успел поссориться насмерть, кого в зюзю пьяного едва уложили в постель. Выяснилось, что Борзов спикировал на красивую хакаску, возглавлявшую тамошний союз и провел с ней ночь. Причем, на него имела виды одна колоритная дама из нашего союза, которая ломилась в дверь его комнаты, а наши союзные мужики, зная, что он не один, всячески удерживали ее и уговаривали отправиться спать. Короче, масса слухов и развлечений. Таким образом, Борзов автоматически выпадал из моего короткого списка. На горизонте все еще маячил талантливый прозаик Артур, но времени на легкую интрижку с ним уже практически не оставалось.

Однако на ловца и зверь бежит. Совершенно случайно мы с Артуром пересеклись в холле первого этажа, – на заседание он почему-то не пошел, – и он пригласил меня в кафе. Я легко согласилась, не без задней мысли. Он заказал вина, от которого я отказалась, предпочтя чашечку черного кофе. Как происходит сближение мужчины и женщины? Откровенные взгляды, касания рук, от которых по телу пробегает легкая дрожь, необязательный разговор, за внешним флёром которого кроется истинное намерение. Ничего больше и не требуется, потому что на уровне инстинкта все уже произошло. Мы еще немного посидели, поболтали, поняли друг друга и отправились к нему. Ох, уж это женское любопытство!.. Дело в том, что я была наслышана о его прежних донжуанских подвигах. Поведал мне о них его близкий приятель, чем, естественно, разжег любопытство. Якобы женщин у Артура было немерено, они по нему прямо-таки с ума сходили, чуть ли не стрелялись; и вообще он настоящий супермен, хотя сейчас и состоит при жене, которой побаивается. Ну, и маленький ребенок в наличии, так что ему пришлось на время поджать хвост и превратиться в хорошего семьянина.

Комната, в которую поселили Артура, была самой обычной для сравнительно престижного советского пансионата, с соответствующим интерьером. Времени у нас было мало, меня могли хватиться, поэтому мы быстренько приняли душ и без всяких сантиментов занялись любовью. Выкладываться я не собиралась, и предоставила мужчине полную свободу действий. Получилось неплохо, хотя и не супер. Однако для первого раза, пока люди еще не притерлись друг к другу физически, это почти закономерно. Впрочем, интимные переживания в данном контексте были для меня вторичны. Главное, я исполнила свой замысел и получила что хотела. Он – не знаю. Да это меня и не волновало. Я с наслаждением постояла под душем, оделась, поправила прическу и покинула новоиспеченного любовника, послав ему на прощание воздушный поцелуй.

На следующий день мы снова встретились и развлекались в постели. Смешно, но говорили только о литературе и о происходящих на съезде событиях, тщательно избегая темы возникших между нами отношений. Да и какие могли быть у нас в дальнейшем отношения? У меня сразу возникло четкое ощущение, что он побаивается, как бы наш секс не стал для него проблемой – разные ведь бывают женщины. Вдруг начну названивать домой, доставать его, портить налаженную семейную жизнь. Опасался он, без сомнения, зря. Ни разу я не попыталась с ним «нечаянно» пересечься, позвонить, или проявить к нему какой-либо интерес. Отношения – только деловые. Как будто ничего и никогда между нами не было. О нашей интимной встрече я тоже никому не рассказывала. Со временем проявляемое мной равнодушие его достало. И Артура заусило. Да как она смеет игнорировать такого ценного мужчину, как я? Почему не добивается? Почему не звонит?! Подозреваю, даже уверена, что по пьянке он делился впечатлениями о нашем сексе со своими приятелями в редакции. Однажды, когда я пришла к ним в журнал, мы немного посидели вчетвером, а потом под различными предлогами Алексей и Валерий смылись, оставив нас с Артуром наедине. И он с места в карьер начал недвусмысленно ко мне приставать. Я поняла, что мужики подстроили мне ловушку, страшно разозлилась на них, высмеяла Артура с его домогательствами, вырвалась и ушла. Не хватало мне только секса на продавленном старом диване, на котором неженатые редакторы по вечерам иногда занимались черт знает чем – говорят, даже шлюх притаскивали. Свой шанс Артур упустил – у меня уже был роскошный молодой любовник. Но об этом позже.

Удивительно устроена жизнь! Существуют невидимые потоки, которые подхватывают нас и несут, словно пушинку на ветру. Сопротивляться этим силам бесполезно. Когда я задумала расстаться со своим «долгоиграющим» любовником, меня закрутил и потащил в неизвестность именно такой поток. Порой его можно ощущать буквально физически. В чем суть подобного феномена – затрудняюсь сказать. Возможно, это невидимая и непостижимая энергия судьбы, которая влияет на нас и вертит нами, как заблагорассудится.

Я вернулась со съезда поздним вечером, и почти тотчас раздался звонок – любимый мужчина предлагал назавтра встретиться. Почему бы и нет?

Он явился ко мне, как обычно, довольный собой и окружающим миром. Мы выпили кофе, поговорили о том о сем и, наконец, собрались заняться любовью. И тут я с некоторым оттенком раскаяния сообщила, что переспала с другим мужчиной – ну, так вышло. Такой бурной реакции от него я не ожидала. Он просто взбесился, орал, топал ногами, обличал меня во всех смертных грехах – в общем, выдал по полной программе коварной изменщице все обвинения, которые способен измыслить оскорбленный в лучших чувствах самолюбивый мужчина. Я слушала его выступление в полном молчании – еще бы, такой спектакль! – и с огромным внутренним удовлетворением. Это была моя женская месть, и она вполне удалась. И когда, хлопнув дверью, он ушел «навсегда», я расхохоталась. Особенно забавным представлялось то, как серьезно он прежде декларировал полную свободу отношений, что косвенно подразумевало наличие у него других любовниц, а у меня, соответственно, любовников. И вот – нате вам. Закатил настоящую истерику. Скандал!

Позднее, анализируя свой поступок, я пыталась понять, почему повела себя с ним подобным образом, ведь с моей стороны это было достаточно жестоко – да еще при этом испытала чувство злорадного торжества. Пожалуй, дело было не столько в попытке освободиться от его порой излишне навязчивого присмотра, и не в стремлении к полному психологическому доминированию над ним, а в том, что с год назад он страшно меня обидел, заподозрив в одной неприглядной истории, к которой я не имела ни малейшего отношения. Вместо того чтобы просто поговорить со мной и прояснить ситуацию, он обличал меня в предательстве, давил на меня, требуя признаться в содеянном, и всячески унижал морально. Я была просто в шоке, так как даже не представляла себе, что у него произошло. Через весьма непродолжительное время все, однако, разъяснилось, он убедился в полной моей невиновности, снова стал мне названивать, просил прощения – и, скрипя сердце, я простила. Простила, да не совсем. Неприятный осадок в душе остался, образовав нечто вроде своеобразной бомбы, которая, в конце концов, взорвалась, разнеся вдребезги наши доверительные и долгие отношения.

А потом случилось одно знаменательное для меня событие, развернувшее мою жизнь на 180 градусов. В союзе писателей прошли перевыборы председателя правления, закончившиеся настоящим переворотом, которого прежнее руководство, ну, совершенно не ожидало – и меня пригласили на должность заместителя. Я согласилась, почти не раздумывая. Если уж в моей жизни что-либо происходит, то непременно настолько кардинальное, что переворачивает всё с ног на голову. Или наоборот.

Чтобы выйти к тропинке, ведущей на остров, нужно миновать заросли густого разновозрастного тальника, заселенного злющими комарами. Даже не комарами, а комарищами, кровососами, которые набрасывались на тебя, едва ты ступал под сень деревьев. Наташа была не в состоянии выдержать этот вампирский натиск и всегда мазалась репеллентом. Я как-то обходилась. Компания кровопийц явно предпочитала светлую кожу блондинки Наташи – моей, более смуглой, к которой загар прилипал мгновенно, отчего к концу лета я становилась похожей на цыганку.

Метров двести зарослей тальника, окружавшего дорожку, тянувшуюся вдоль берега Оби, мы проскочили на максимальной скорости, сопровождаемые гудящей, жаждущей нашей крови, комариной тучей, – и, наконец, вырвались из зеленого лабиринта на свободу: песчаный речной берег. Гулявший над рекой ветер отогнал комаров, мы облегченно вздохнули и спустились к самой воде. Остановились, отыскивая глазами заветную тропку, по которой предстояло переправиться на остров.

– Вроде бы вот здесь, – неуверенно сказала Наташа.

Я еще раз внимательно изучила следы босых ног на влажном песке.

– Не уверена. Смотри, цепочка следов подходит к воде и обрывается, а вон еще… Кто-то здесь уже переходил. По-моему, не та тропинка, а вот эта. Если по ней идти, то на остров выйдем в районе той большой ивы.

– Точно. В прошлом году мы на нее ориентировались. Ну что, пошли?

– Давай. Только я впереди, все-таки выше тебя ростом. Если попадется яма – ухнешь с головой.

– Кто бы спорил, – усмехнулась Наташа. – Приоритет принадлежит вам, сударыня.

– А без иронии можно? – поинтересовалась я, осторожно ступая на тропку, которая уже через пару шагов совершенно потерялась под водой. Прежде чем сделать следующий шаг, приходилось на всякий случай ощупывать стопой дно впереди – мало ли что там может оказаться!

По мере удаления от берега вода постепенно поднималась. Сначала дошла до коленей, потом до середины бедра, и вот уже мы идем, придерживаясь одной рукой за кусты, а другую, с сумкой, поднимая вверх, чтобы не замочить вещи. Течение усилилось настолько, что того и гляди собьёт с ног и потащит сквозь кусты.

– Ты как? – оборачиваюсь к Наташе. Вода ей уже почти по грудь. – Может, вернемся?

– Идем, ива совсем близко!

И действительно, наш ориентир – раскидистая плакучая ива – всего метрах в двадцати. И это очень важно, потому что скрытая водой тропинка сейчас резко пойдет вверх, и тогда – полная победа.

Наконец-то. Тропинка идет на подъем, вода уже только по пояс, до середины бедер, до колена. Возле ивы она едва прикрывает лодыжки, а еще через несколько метров мы достигаем сухой песчаной дорожки, пересекающей остров поперек. Справа от нас в низине – заболоченные заросли тальника, слева на взгорке – поросший роскошным разнотравьем луг. Бело-золотые личики ромашек, разноцветный многолетний клевер, розово-лиловый иван-чай, соцветия тысячелистника, желтые кустики зверобоя, бордовый черноголовник – все травы тянутся к солнцу, стараясь по максимуму напитаться горячими лучами, дать созреть семенам и продолжить свое существование; сибирское лето так коротко.

Миновав луг, мы сворачиваем влево на едва заметную тропку, которая через несколько десятков метров выводит нас к песчаному косогору, на котором растет несколько серебристых тополей. Под одним из них мы и устраиваемся на горячем белом песке. Песок на острове уникальный, словно его сюда специально завезли с какого-нибудь океанского атолла. Расстилаем полотенца, растягиваемся на прогретом солнцем пляже. Красота!.. Вокруг ни души, только журчит и бормочет вода возле крутого берега да слышны резкие крики проносящихся над водой чаек, которые выслеживают зазевавшуюся рыбу. Выше в небе парят над рекой коршуны. То один, то другой вдруг резко бросается вниз, к воде, потом круто взмывает вверх, унося поблескивающую в когтях добычу. Такое впечатление, что они почти никогда не промахиваются.

Немного отдохнув, лезем в воду. Возле острова очень сильное течение, а дно резко уходит вниз, так что следует быть осторожней. Два-три метра от берега – и обрыв. Мне-то ничего, а вот Наташа, если не ощущает под ногами дно, тотчас начинает тонуть. В прямом смысле этого слова, идет ко дну. Для меня всегда оставалось загадкой это сочетание противоположностей в ней уживающихся: страстная любовь к воде – и дикий страх глубины. Несколько раз я вытаскивала из реки тонувшую подругу, позеленевшую от ужаса. Она говорит, что стоит ей потерять под ногами твердь земную, как ее буквально парализует от страха – и она начинает захлебываться. Но удивляет другое: она вполне в состоянии проплыть метров тридцать-сорок по-собачьи, лишь бы под ногами было дно.

Остров – это одно из волшебных и значимых для меня мест. Отдыхая здесь (желательно, чтобы было поменьше народа, или не было вовсе, как сегодня), я обретаю чувство удивительной гармонии; возможно, интуитивно настраиваюсь на ту невидимую мировую гармонию, которая словно разлита в пространстве. И даже злобные оводы, которые обожают с разлета всадить свое жало в твою бренную плоть и испить крови, не в силах разрушить чувство восхищения перед правильностью и красотой мироздания.

Плывем вдоль песчаного берега, избегая глубины. Наташа впереди, я – на всякий случай немного отстав: вдруг ей опять придет в голову тонуть? Выбираемся на поросший травой берег ниже по течению, неторопливо возвращаемся на свой белоснежный пляж и снова растягиваемся на солнышке. Болтаем лениво о том о сем. Наконец я приступаю к волнующей меня теме.

– Хочу тебя спросить… Понимаешь, я чувствую себя чертовски неловко. Из-за Орфея, конечно. Ему-то всего двадцать пять, а мне – сама знаешь. В голову не приходило, что заведу молодого любовника. Мой любимый возраст – мужчины около сорока, можно с гаком. Тогда человек уже состоялся как личность, интеллект развит и все такое прочее. А Орфей пока как щенок-подросток. Ему еще только предстоит проживать все те этапы духовного роста, которые я давным-давно миновала, и которые мне уже совершенно не интересны. И потом, меня всегда коробило, когда женщины в возрасте цепляются за молодых – это противоестественно. Пытаются молодиться, играть в юность. Никогда не думала, что сама попадусь в подобную ловушку.

– Ну, да – никогда не говорите «никогда», – слегка усмехается подруга. – Не помню, рассказывала тебе или нет, тогда я еще в училище преподавала. У нас завучем была старая дева лет сорока наверно. Так она воспринимала себя молоденькой девушкой: излишне смело одевалась, делала яркий макияж. Как-то иду по коридору – и она мне навстречу, напевает что-то, а в зубах этак игриво держит цветочек. Смотрится, конечно, неадекватно. Это мягко выражаясь.

– Вот-вот, неадекватно. Правильное слово. Только ваша старая дева не понимала, насколько смешна, а я, увы, понимаю. Ощущаю себя какой-то престарелой кокоткой, соблазнившей малолетнего. Нет, замуж за него, конечно, не собираюсь. Вообще держаться за него не собираюсь. Но все равно, когда мы вместе отправляемся куда-нибудь, я не в своей тарелке. И пусть это условности: мужчины женятся на девицах младше себя на тридцать, даже на сорок лет, и хвастаются этим – а мне неприятно. Очень не по себе. На нервы действует.

– Кстати, вы с ним смотритесь неплохо, – сказала Наташа, повернулась на бок и оперлась на локоть. – Когда вы изволили посетить наш музей, то соответствовали вполне. Ты худенькая, выглядишь моложе. А он высокий, большой, кажется старше своих лет. Так что ты излишне все драматизируешь. Потом наши тетеньки, они тебя по твоим книгам знают, этот вопрос со всех сторон обсудили. Сошлись на том, что вы друг другу подходите.

– Шутишь? Ваши тетеньки?

– Нисколько. Полагаю, ты характеры наших дам немного представляешь? Все косточки обсосут и выплюнут. А к вам, представь, отнеслись вполне лояльно.

– Кажется, жизнь надо мной просто издевается. Всегда презирала женщин, которые ищут себе молодых. И так попалась! Ты меня достаточно знаешь. Жить с кем-то для меня настоящее мучение. Я привыкла быть одна, привыкла быть хозяйкой себе. Мне тяжело делить с кем-либо свою территорию. Самый оптимальный вариант – иметь постоянного любовника, который периодически тебя навещает, с которым можно сходить в театр или на концерт, погулять, в конце концов. Но жить рядом, бок о бок, изо дня в день – это уже чересчур.

– И не говори, подруга. Я бы тоже предпочла подобный вариант. Но у нас с Димкой с самого начала был невероятный секс, мы так подходим друг другу – у меня ничего подобного прежде не было. Мы ведь вместе работали, ты знаешь. Так вот, когда он ко мне случайно прикасался – а может и не случайно – меня натурально током било. Конечно, я предпочла бы жить с ним раздельно. Но он как появился у меня, заселился на софу – и все. С тех пор мы не расставались.

– Вы уже долго вместе. А знаешь, это смешно, но Орфей тоже ко мне на диван «заселился»…

Связь зрелой женщины с молодым парнем – своего рода игра. Должна признаться, поначалу я не придавала особого значения своим отношениям с Орфеем. Да и как иначе можно было относиться к этому казусу при моей-то нацеленности на «правильность» в данном вопросе? Не то чтобы происходящее расценивалось мной как шутка, вовсе нет. Вроде все проистекает в реальности, но вроде и не всерьез. Не знаю, как объяснить точнее.

В тот памятный вечер на Рождество я так и не соизволила открыть журнал и поинтересоваться, кто же мог мне звонить. Но на следующий день меня все-таки одолело любопытство. Я просмотрела авторов поэтических подборок и поняла, что, по всей видимости, моим абонентом являлся Орфей. Ну да, тот самый, который требовал с меня гонорар и к которому я не испытывала никаких добрых чувств. Странно, конечно – но чего только в жизни не бывает! Вполне возможно, что я ему тоже не слишком нравлюсь и поэтому он решил меня разыграть, объясняясь в любви. Искренность его телефонных излияний вызвала у меня глубокое недоверие. Относительно признаний я вообще человек крайне недоверчивый.

Через день поздним вечером парень позвонил снова и опять принялся распространяться о своих чувствах. Однако на сей раз признался, что он действительно тот самый молодой человек, который приходил в союз за гонораром. Говорил он, в основном, о любви, причем любви с первого взгляда, читал стихи, свои и не только, и пр., и пр. Я уже поняла, что, скорее всего, это не розыгрыш, и парень на самом деле влюбился. Как всякая женщина, которой объясняются в любви, я немного растаяла, хотя общаться по телефону и вести долгие любовные разговоры не видела никакого смысла. Но и обижать молодого поэта не хотелось. Поэтому я мягко попыталась объяснить, что между нами никакой любви быть не может, потому что ему 25, а мне 45. И это, ну, очень большая разница. Но главное, что я пыталась до него донести – что он влюблен не в меня, а в собственную иллюзию. В образ, созданный его воображением, а отнюдь не в реальную женщину.

Однако навязчивый хлопец не успокаивался и продолжал названивать мне почти каждый вечер. Мои сравнительно мягкие увещевания отскакивали от него, как от стенки горох; он продолжал твердить о любви, читал мне свои стихи и, кажется, не собирался от меня отвязываться. Наконец я поняла, что разумные доводы на него не действуют, и решила разом покончить затянувшийся телефонный роман. Пригласила его в союз. Он радостно согласился. В тот период времени у меня образовалась масса работы, я безумно уставала, много курила и без конца пила кофе, что соответствующе сказывалось на цвете лица, приобретшем зеленоватый оттенок; темные круги под глазами и прочие «прелести» лишь дополняли мой внешний облик. Поэтому я была совершенно уверена, что, увидев меня воочию, парень после этого свидания окончательно успокоится и исчезнет с моего горизонта, ибо воображаемый образ уж точно не совпадет с увиденной натурой.