Текст книги "Невиданные чудеса Дивнозёрья"

Да будет праздник!

– Тая, просыпайся, у меня такая идея! – Пушок в нетерпении мял лапами одеяло.

Тайка с трудом разлепила глаза.

– Семь утра! Твоя идея не может подождать хотя бы до полудня?

– Ты что! Нет, конечно! А вдруг она обидится и уйдёт к кому-нибудь другому? Да ты не вставай, просто послушай.

– Сначала когти спрячь. А то пододеяльников не напасёшься. Все подрал.

– Ох, Тая, ну что значит какой-то там пододеяльник, когда мы собираемся делать фестиваль!

Тут уже сон как рукой сняло. Тайка рывком села на постели.

– Погоди, какой ещё фестиваль? И кто это «мы»?

– Ну, я. И ты. Если хочешь, конечно. Весна на дворе, Тай. Солнышко вон как припекает. Скоро цветочки пойдут, красота. Проснутся наши друзья: леший, мавки, полевики. Давай устроим в честь них праздник? Представляешь, как они обрадуются!

Идея и впрямь была хороша, тут не поспоришь. Тайка очень соскучилась по друзьям за долгую зиму. Но соглашаться она не спешила. Знала, что Пушок – тот ещё хитрец. Придумает что-нибудь, а сам – в кусты.

– Имей в виду, я одна не потяну организовывать такой праздник. Знаешь пословицу: «Кто придумал, тот и водит». Так что не вздумай потом сказать, что у тебя «лапки».

– Когда это я такое говорил? – Пушок надулся, сразу став похожим на обиженный рыжий шарик. – Мы с дикими коловершами тебе поможем. Я уже даже название для фестиваля придумал: «Маур-р-рт»! Ну ты понимаешь? Это как март, только ещё «мяу» и «ур-ур-ур», потому что нужно показать ребятам, как сильно мы их любим.

– А ничего, что март уже почти закончился? – Тайка глянула на календарь. – Пушок, ты всё проспал. Апрель на носу. А друзья наши так и вообще ближе к маю просыпаются.

– Подумаешь! – отмахнулся коловерша. – «Апре-мр-мрль» совсем не звучит. В общем, так: с тебя – пироги, шашлыки и список гостей, с меня – культур-ур-урная программа. Песни там, пляски, кулинарный поединок.

– Смотр коловершьей самодеятельности, – хихикнула Тайка.

Она-то пошутила, а Пушок серьёзно закивал:

– Вот-вот, мы с тобой уже мыслим в одном направлении. Это же несправедливо, что в Дивнозёрье нет Дома культур-ур-уры. Поэтому устроим культур-ур-ную поляну. Сокращённо «пэ ка». Никифора с балалайкой в хедлайнеры позовём – это типа самый главный исполнитель, которого больше других ждут. Он же у нас известный частушечник.

– Ладно, – Тайка махнула рукой. – Делай свой фестиваль, а я уж помогу, чем могу.

Она ещё не понимала, на что подписалась…

* * *

Когда домовому Никифору объяснили значение мудрёного слова «хедлайнер», он немедля задрал нос. С тех пор в избе покоя не стало: домовой каждый день репетировал. Нельзя же ударить в грязь лицом перед почтеннейшей публикой! Он так увлёкся, что даже хозяйство подзабросил. И Тайка, в очередной раз гоняя веником расплодившихся пауков, поминала Пушка и его «Маур-р-рт» недобрым словом.

Чуть позже к Никифору присоединилась и Марьяна. Вытьянка, как все призраки, была ух голосистая. В иной опере так не поют! Но без аккомпанемента, по её мнению, получалось скучновато, и домовой взялся ей подыграть.

Ещё спустя пару дней в избе нарисовались Кира и Клара. Сёстры-кикиморы решили попробовать себя в разговорном жанре, а Пушок подписался опекать начинающих актрис. Его наставничество в основном заключалось в совместном просмотре с кикиморами лучших номеров КВН. Естественно, выкрутив звук на полную громкость.

Каждый день после ужина на чердаке репетировал коловерший хор под руководством лысого Веника. То есть, простите, маэстро Вениамина, единственного и неповторимого коловерши-сфинкса. На Тайкин взгляд, получалось у них не очень. Коловерши орали не в такт, не в лад, пытаясь перекричать друг дружку. Вдобавок Жорка-обжорка втихаря слопал две банки маринованных огурцов, за что был выставлен Пушком из хора «за профнепригодность».

– Хорошие артисты чужие огурцы не жрут! – таков был его вердикт.

Жорка, конечно, обиделся и в отместку пометил крыльцо. А отмывать всё опять пришлось Тайке.

Она как раз яростно отжимала тряпку в тот момент, когда запиликал телефон и на экране высветилось сообщение от мамы:

«Привет! Как дела?»

Только этого не хватало! Тайка закатила глаза. Нет, маму она любила, но вот со взаимопониманием у них не складывалось. Та всё хотела забрать дочку в город, а Тайка упиралась. Здесь же всё родное: дом, друзья. И вообще, она ведьма-хранительница Дивнозёрья.

Вытерев руки, Тайка набрала ответ:

«Нормально. А у тебя?»

Объяснять, что за катавасия у них творится, было бы слишком долго. Да и мама всё равно не поняла бы.

На экране всплыло строгое:

«А к ЕГЭ готовишься?»

И Тайка отложила телефон. Врать не хотелось. Но какое тут «готовишься», когда Пушок целыми днями фестивалит?

Она уже сто раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. А самое обидное знаете что? Похоже, весело было всем, кроме неё.

* * *

В один погожий денёк она просто ушла из дома. Взяла бутерброды, термос с горячим чаем и отправилась бродить в поля по проталинам. Уже миновало время обеда, а возвращаться не хотелось. Может, и впрямь сесть на автобус и податься в город к маме, а вернуться, когда фестиваль пройдёт?

От этой мысли Тайке стало совсем грустно, и она сказала себе:

– Стоп! Что это за упаднические настроения? Друзья праздник делают, а ты…

Но самообвинения сделали только хуже. Эх, с кем бы поговорить, чтобы облегчить душу?

И тут её осенило: мавка Марфа! Та, которая бывшая болотница. Она же просыпается раньше всей прочей нечисти! Одним глотком допив из крышечки чай, Тайка поспешила к заветному озерцу.

Долго ждать не пришлось: стоило покликать Марфу, как та появилась. Вид у мавки был заспанный, но довольный.

– Привет, ведьма, – она зевнула и с наслаждением потянулась. – Подарочек принесла?

– Нет, извини, – покачала головой Тайка, – я ведь к тебе не собиралась, а потом подумала: дай зайду. Хочешь бутерброд с сыром?

– А давай! – кивнула Марфа. – После зимнего сна очень уж есть охота.

– Как спалось?

– Нефлофо, – мавка проглотила угощение и облизнулась. – А как зима прошла?

– Да тоже вроде неплохо.

Тайке очень хотелось пожаловаться на жизнь, но она не знала, с чего начать. К счастью, Марфа сама заметила:

– Что-то вид у тебя понурый. И голос грустный. Аль случилось чего?

Вздохнув, Тайка начала рассказывать про фестиваль. Закончить не успела – мавка вдруг хлопнула в ладоши.

– Ух ты! Тогда я тоже выступать пойду. Запишите в программу. С меня – соло на барабанах! Зря я, что ли, всю осень тренировалась? Эй-эй, ты чего, ведьма? Почему ревёшь?

«Я не реву», – хотела сказать Тайка, но слёзы уже градом катились по щекам, а плечи тряслись, и отрицать очевидное было бессмысленно.

Мавка вылезла из озера, встряхнулась и присела рядом на бережку. Некоторое время она ничего не говорила, просто гладила Тайку по спине, давая выплакаться. И только когда та немного успокоилась, велела:

– А ну, рассказывай!

– Не знаю я, что рассказывать, – буркнула Тайка. – Всем весело, а мне – нет. Хожу с постной миной, порчу всем праздник. Обидно.

– Если чувствуешь обиду, значит, на то есть причина, – Марфа приобняла её за плечи.

– Да вроде как и нет, – развела руками Тайка. – Сама не понимаю, что на меня нашло. Наверное, это я какая-то дурацкая…

– Не наговаривай на мою любимую ведьму, – улыбнулась Марфа. – В чувствах бывает сложно разобраться, уж это я по себе знаю. Может, ты не хочешь праздновать?

– Да нет же, хочу! Я по всем вам очень соскучилась.

– Может, устала всё время готовить да убираться, да ещё и шум постоянный терпеть? Это, знаешь ли, даже камень из себя выведет, а ты не каменная.

Марфа поболтала ногами в воде, и плеск подействовал на Тайку успокаивающе. В озере отражалось бездонное небо, в воздухе пахло весной, а на солнечном пригорке желтели огоньки мать-и-мачехи – Тайка только сейчас заметила, что они расцвели.

– Угу, наверное. Слишком много одновременно навалилось. И домашние дела, и учёба, и фестиваль ещё этот… Выходит, даже приятные дела могут быть в тягость, когда ты устала?

– Конечно, могут, – кивнула мавка. – Будешь смеяться, но я многому научилась у моллюсков. Их у нас на дне – тьма-тьмущая. В целом они ребята общительные, но порой захлопнут раковину – не достучишься. Посидят так, отдохнут маленько, и снова – здравствуйте, вот он я, душа компании. А ты передышки себе не даёшь. Светишься, всем помогаешь, никому не отказываешь.

– Да мне не сложно, – отмахнулась Тайка. – Я же только рада помочь. Правда! За это вы меня и любите, разве нет?

– Ох, ведьма… – Марфа набрала в ладонь песка и сжала в кулак так, чтобы потекла тоненькая струйка. – Смотри, вот так мы тратим силы и душевное тепло, помогая другим. Но потом песок заканчивается, и его нужно снова зачерпнуть. А ты ведёшь себя так, будто в твоём распоряжении есть неограниченный запас, понимаешь? И кстати, любим мы тебя не за что-то, а просто так.

Тайка следила за утекающей песочной струйкой, и на глаза опять наворачивались слёзы.

– Но я не могу сказать Пушку «нет». Он же на меня надеется!

– Помнишь, я тоже пыталась быть удобной для всех? А в итоге чуть не потеряла себя, заболотилась. И без твоей помощи ни за что не выкарабкалась бы. – Последние песчинки упали на землю, и Марфа отряхнула ладони. – Долг платежом красен. Говори, что нужно сделать? Я помогу. А ты – отдыхай. Придёшь потом на фестиваль, будешь смотреть на нас и гордиться.

– Я, вообще-то, выступать хочу! – неожиданно для самой себя выпалила Тайка. Она наконец нашла корень своей обиды. – Почему Пушок мне даже не предложил? Как пироги печь да гостей собирать, так сразу «Тайка», а как в хедлайнеры – так кто угодно, но только не я?! Сами репетируют, меня не зовут, будто я чужая…

– А ты говорила им о своём желании? – прищурилась Марфа.

– Ой… кажется, нет. Но могли бы и сами догадаться!

– Откуда бы? Мы хоть и волшебные существа, а мысли читать не обучены. К тому же ты столько раз ругалась на школьные вечеринки. Даже я запомнила, что тебе на них выступать в тягость.

– Ну это же совсем другое – спеть с друзьями, а не из-под палки, потому что учительница сказала, что надо… – Тайка подтянула колени под подбородок и обхватила их руками. – Но ты права. О своих желаниях надо говорить. Особенно друзьям. Иначе откуда вы узнаете, чего мне на самом деле хочется?

Они с Марфой проболтали до самого заката, делясь друг с другом мечтами и чаяниями. И Тайке заметно полегчало.

Домой она вернулась с улыбкой и лёгким сердцем. А по возвращении сразу же сказала Пушку:

– Знаешь, я тоже хочу спеть для наших друзей. Найдётся для меня местечко в программе твоего фестиваля?

Внутри в этот момент всё сжалось: а вдруг она опоздала?

Но Пушок от радости захлопал крыльями:

– Ну конечно найдётся!

* * *

Когда настал заветный день, Тайка, признаться, очень переживала. А вдруг что-то пойдёт не так?

От сердца отлегло, когда домовые вытащили на лесную поляну стол, полный всякой снеди. Марфа и Марьяна всю ночь накануне пекли пирожки, а Киру с Кларой подрядили резать салаты. Сенька прикатил бочку медовухи, а шашлыками занялся недавно проснувшийся леший Гриня. Он же развёл костёр и притащил гитару.

Завидев Тайку, Гриня сгрёб её в охапку и поднял высоко-высоко:

– Доброй весны, ведьмушка! Как же я по тебе соскучился!

Потом её обнимали лесавки, а полевики хлопали по плечу и гудели, как шершни:

– Ишь, как вытянулась да разрумянилась! Настоящей красавицей стала.

Тайка смущалась и от этого краснела ещё больше.

Дорогая подруженька Майя – речная мавка – принесла ей в подарок нитку жемчуга.

– Это тебе от дедушки Водяного. Сам, сказал, не придёт – холодно ещё. Боится, как бы ревматизм не разбил. Но ведьме, грит, привет передавай.

На закате началось веселье! Пушок, взявший на себя роль конферансье, представлял гостей, мавки да лесавки хлопали, а домовые ещё и стучали по столу деревянными ложками.

Когда басовито запел Никифор, все, включая Тайку, покатились со смеху:

 
«Нынче в нашем Дивнозёрье
Урожай прохлопали:
Коловерши налетели —
Всё, чертяки, слопали».
 

Или вот ещё:

 
«Почему наш леший злится
И ломает сосны?
Он с медведем бражку пил,
Он с похмелья просто».
 

Когда отгремели аплодисменты, Пушок торжественно объявил:

– А сейчас гвоздь программы! Та, кого мы любим больше, чем пирожки с вишней, и ждём сильнее, чем наступления лета! Единственная и неповторимая – Та-а-а-айка!

На неё уставились десятки глаз, и сердце заколотилось от волнения. Нет, петь было не страшно. Тайка была уверена – даже если ошибётся, её не будут осуждать. Вон коловерши вообще в мелодию не попали, зато драли глотки так задорно, что сорвали овации. Особенно старался Жорка-обжорка, которому всё-таки разрешили вернуться.

Она встала, обвела всех взглядом и улыбнулась:

– А давайте вместе? Нашу, любимую!

Тайка кивнула Грине, и тот, взяв гитару, завёл знакомый перебор.

«Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

Искры от костра взлетали вверх, разогретый воздух дрожал, и казалось, что даже ветви деревьев покачиваются в такт музыке.

Тайка пела чисто и звонко, а друзья подтягивали рефрен. В этот миг она чувствовала себя не просто сильной, а почти всемогущей, потому что теперь знала: если в будущем что-то пойдёт не так, её поддержат даже в минуту слабости. Ведь друзья на то и существуют, чтобы поддерживать друг друга, делиться мечтами и чаяниями, быть вместе и в горе, и в радости. И попросить их о помощи, если чувствуешь, что не справляешься, – совсем не стыдно.

Пепел былых обид

– Тая, а ты помнишь, что завтра колдовская майская ночь? Наши кутить собираются, зовут через костёр прыгать. Говорят, сама Баба Яга прибыть собирается. Пойдёшь? – Пушок выглянул из-под скатерти, когда пылесос – их новое приобретение – закончил шуметь. Звук ему очень не нравился, но что же, не убираться теперь?

– Конечно, пойду. Сейчас только уборку закончу, и поставлю тесто. Возьмём с собой пирожков, будем всех угощать, – Тайка смахнула крошки со стола тряпкой и с наслаждением потянулась, разминая поясницу. И тут до неё дошло! – Погоди, ты сказал, Яга? Это как же её заманили? Она же раньше не прилетала.

– Это на твоём веку не прилетала, а в стародавние времена, бывало, заглядывала. – Пушок принял заговорщический вид и перешёл на шёпот. – А знаешь, почему перестала? С водяным поссорилась.

– А теперь, выходит, помирилась?

– Не-а. Но леший Гриня прознал, что водяной на праздник не собирается. Сказал, к Мокше на болота пойдёт в тавлеи играть. Мол, староват он уже для плясок всю ночь напролёт, ещё и жабры у костра сохнут.

– А, ну тогда ладно. Надеюсь, Васисуалий тоже с ней прилетит: будет тебе компания.

Тайка огляделась, не осталось ли где-нибудь ещё пыли или паутины, но дом сиял как новенький. Она даже окна помыла и занавески постирала. Так бабушка учила, мол, перед колдовской ночью всё должно быть вычищено, а всякий сор – из избы вон. А то заведётся какая-нибудь раздорка или тоскуша – они на грязь ой как липнут.

– Конечно, прилетит, куда он денется, – Пушок потёр лапы. – Мы с ним состязание устроим: кто больше сказок расскажет. Васисуалий хоть и не обычный кот, а баюн, но и я не лыком шит. А судить будут дикие коловерши: им всё равно через костёр прыгать не прикольно, с крыльями-то раз! – и перелетел.

– У вас, значит, своя поляна будет?

– Я называю это элитный клуб! – Пушок поднял коготь вверх, и Тайка прыснула.

– В каком сериале ты таких слов нахватался?

Коловерша в ответ фыркнул, но не признался. Вот выдумщик! Ладно, зато с ним не скучно.

– Пойдём, поможешь мне тесто замесить, а я за это дам тебе начинку попробовать.

– И пирожок? – Пушок состроил умильную мордочку. Ну как такому откажешь?

Тайка кивнула:

– И пирожок.

* * *

Леший решил над ними подшутить – запутал тропки. Тайка, конечно, выбралась. Она же как-никак ведьма! Но праздник к тому времени уже начался.

По центру поляны горел большой костёр. Поленья трещали, то и дело выбрасывая в воздух тучи искр. Каждый такой залп лесавки встречали восторженным визгом.

Берёзки, что росли на опушке, украсили разноцветными лентами, и те красиво колыхались на ветру. Оркестр домовых в этот раз не собрался, поэтому за всех отдувалась мавка Марфа. Зря она, что ли, всю зиму училась играть на барабанах? Её пеньки да колотушки были звонкими, а гостям нравилось хлопать в такт. Одна из девиц-бродниц завела песню, и её товарки тут же подхватили:

«В ночь колдовскую майскую жизнь обернётся сказкою, пой и пляши неистово, будь осторожен с мыслями – и желанье загадай: всё исполнит месяц май!»

Леший встречал гостей в медвежьем обличье. Он сгрёб Тайку в объятия – аж косточки хрустнули, – поднял и закружил:

– Как же я рад встрече, ведьмушка!

– Ох, Гриня, напугал, – улыбнулась Тайка, когда её поставили обратно на землю. – Чего это ты так вырядился?

– Это он Ягу ждёт, – хихикнув, шепнул Пушок. – Они же прежде не встречались. Гринька у нас молодой совсем, вот и выпендривается.

Ответить леший не успел. Вдруг откуда ни возьмись налетел сильный ветер, в чистом небе сверкнула молния, и почти сразу же бахнул гром. Макушки елей склонились, приветствуя летящую ступу. Зависнув над поляной, Яга свистнула так звонко, что Соловей-разбойник позавидовал бы, – и спикировала вниз. Все наблюдали за ней, затаив дыхание, а когда ступа приземлилась, вспугнув из травы светлячков, раздались дружные аплодисменты. Что тут скажешь? Эффектно. Тайка тоже похлопала от души, а Пушок хохотнул:

– Вот это я понимаю, чудеса парковки.

Он подался вперёд, во все глаза высматривая Васисуалия, но кота-баюна нигде не было видно.

Яга лихо выпрыгнула из ступы и встала, опершись на помело и подбоченившись:

– Здравы будьте, дивнозёрские!

Она тоже принарядилась к праздничку и выглядела не бабкой, а молодухой: в цветастом сарафане с юбкой-клёш и чёрной шали с алыми розами. В ушах покачивались крупные золотые кольца, на головном платке поблёскивали стразы, начищенные медные зубы аж сияли – было в её облике что-то то ли пиратское, то ли цыганское.

– Здравствуй, Яга! – Гриня отвесил земной поклон. – От имени всей нашей нечисти: духов лесных, водных, полевых да домашних – добро пожаловать! Чувствуй себя как дома.

– Но не забывай, что ты в гостях, – усмехнулась Яга. – Да ты не тушуйся, хозяин леса, шуткую я. Настроение у меня озорное нынче. Не смотри, что нога костяная, я ваших мавок да лесавок враз перепляшу!

– Простите, а Васисуалий не приехал? – встрял обеспокоенный Пушок.

– А хто спрашивает? – Яга прищурилась. – А, энто ты, рыженький. Значит, и ведьма Дивнозёрья туточки.

– Доброй ночи, – Тайка никак не ожидала, что Яга заключит её в объятия.

– Ух, какой красотулечкой стала! Так бы и съела! – Яга оглушительно чмокнула её в ухо, а Пушку бросила через плечо: – Васисуалий за избой присматривать остался, шобы не сбежала, значится. Ох, она у меня своенравная!

– Ну во-от, – насупился коловерша. – Не будет, значит, поединка на сказках.

Тайка сунула ему в лапы пирожок, чтобы не расстраивался. А Яга хлопнула в ладоши.

– Ну, что стоим, кого ждём? Хоровод-то где, я вас спрашиваю?

Она затопала костяной ногой: «тынц, тынц, тынц». Марфа подхватила ритм своими колотушками, а гостья ухватила за лапу лешего и увлекла за собой.

– Ух, повеселимся!

– Надо же, какая она задорная, – раздалось у Тайки над ухом. А она и не заметила, как мавка Майя подкралась. – Мне дедушка про неё совсем другое сказывал.

– Немудрено, – кивнула Тайка. – Твой дед – водяной, а они с Ягой в ссоре. Кстати, не знаешь из-за чего?

Майя пожала плечами.

– Дедушка скрытный. Чуть что, воды в рот набрал – и молчок. Но стоит при нём упомянуть Ягу, ругаться начинает так, что даже рыбы краснеют. Мол, не упоминайте при мне эту вздорную бабку. А лет уж немало прошло: когда они последний раз виделись, я не родилась ещё. Наверное, здорово его Яга обидела. Но это всё дела минувших дней. Хорошо, что дедушка не любит большие празднования и сегодня не придёт.

Но стоило ей это сказать, как из темноты раздался густой бас:

– Небось, не ждали, а? Веселье-то, смотрю, в самом разгаре.

А другой голос – скрипучий и квакающий – поддержал:

– Сами вона как скачут, а нас даже не позвали. Стало быть не уважают.

– Ой, это дедушка, – в свете луны было видно, как побледнела Майя. – Да ещё и с Мокшей. Как бы не случилось беды…

Мавка Марфа, увидав хозяина болот, сбилась с ритма и выронила колотушку. Вспомнила, видать, как в плену трясин томилась. Прочие гости обернулись на зычные голоса, по толпе пошли гулять тревожные шепотки. А леший, улыбаясь, вышел вперёд.

– Сколько лет, сколько зим! Хозяин вод да хозяин болот, добро пожаловать к нашему очагу. Только вы напраслину-то не возводите. Звал я вас и в прошлом году, и в позапрошлом. Да вы прийти не соизволили.

– А в этом не позвал, не уважил… – начал было Мокша, но водяной вдруг рявкнул, увидев под елью ступу:

– Ба! Неужто Яга тут?!

От его возгласа с деревьев посыпались листья, а Пушок на всякий случай брякнулся под пень, притворившись мёртвым.

– Чавой-то ты разорался? Ну тута я, и чё? Заглянула на огонёк. Имею право! Дивнозёрье чай не твоя собственность, – Яга, уперев руки в боки, встала рядом с лешим.

Они с водяным сверлили друг друга взглядами, полными ненависти. Казалось, сейчас воздух начнёт искрить.

– Вы эта… может, не будете вспоминать былые ссоры в колдовскую ночь? – Гриня развёл лапы в примиряющем жесте. – Ведьмушка, ну хоть ты им скажи! Меня, вишь, не слушают, окаянные.

Тайка вздохнула: ну конечно, опять она крайняя. Можно подумать, её послушают! Ей же всего семнадцать, по меркам волшебного мира она – дитё неразумное. Но промолчать было нельзя.

– Гриня прав! Давайте не будем портить праздник…

– Он уже испорчен, – прошипела Яга. – Мне обещали, что энтого мокробрюха тут не будет!

– Ах, обещали! – водяной топнул ногой так, что в стороны полетели брызги. – Ах, значит, я мокробрюх?! А ты… а ты…

– Костеногая мымра, – услужливо подсказал Мокша.

– Цыц! Не то заколдую, – Яга погрозила болотнику пальцем. – Мало ты по Кощеевой воле жабой бородавчатой по кустам квакал? Ещё хочешь?

– Друга моего не трожь! – насупился водяной.

– Уже другом его величаешь? Этого хмыря плешивого бесстыжего? – Яга расхохоталась. – Нашёл себе компанию, неча сказать! Да, вы два сапога пара. Одна подленькая душонка к другой тянется.

Её облик менялся на глазах: кожа покрылась морщинами, ногти на руках заострились, а медные зубы превратились в настоящие клыки.

Мавки от такого зрелища, завизжав, шарахнулись в кусты, лесавки попрятались, домовые укрылись за кочками, а юная бродница упала в обморок рядом с Пушком.

У Тайки тоже мороз по коже пробежал. Было ясно, что Яга очень разозлилась. Да и водяной не отставал: пучил глаза и воинственно вздымал тритоновый гребень.

– Давайте жить дружно, – вырвалось у Тайки. Она чувствовала себя котом Леопольдом из мультика. Только вместо мышей перед ней стояла пара могущественных существ, готовых разнести весь лес в щепки. И ей не хотелось думать, что останется от Дивнозёрья, если эти двое всё-таки подерутся. – Эй! Все знают, что вы поссорились в незапамятные времена. Может, настало время поговорить?

– О да, у меня есть что сказать, – прогудел водяной. – Решай, ведьма, чью сторону ты примешь, и все прочие пусть решают! Только помните, что я свой, дивнозёрский. А эта колченогая – пришелица с пограничья. Так у кого больше прав быть на этом празднике?

– Да-да, решайте, – ухмыльнулась Яга. – Попрать ли закон гостеприимства али отправить восвояси рыбу и жабу, которых сюда ваще не звали?

– Зачем нам выбирать, если мы ни с кем из вас не ссорились? – возмутилась Тайка. – Это ни к чему хорошему не приводит. Вот у нас в классе были девочка с мальчиком, которые встречались, а потом поругались и начали общих друзей перетягивать туда-сюда. А потом помирились, но поздно: друзей уже между собой перессорили. Глупо это. Потому что дружат с кем-то, а не против кого-то!

И тут случилось невиданное: Яга покраснела. А водяной, смутившись, пробормотал:

– Это она тебе разболтала, ну, что мы… таво-этова…

– Ничегошеньки я не рассказывала!

– Ха, так я и поверил. У тебя же язык как помело.

Тайка всплеснула руками. Сама того не ожидая, она попала в точку. Ну дела!

– Так вы правда встречались, дедушка? – ахнула Майя. – И ты молчал?

– А он всегда молчит, – фыркнула Яга, на глазах превращаясь обратно в молодуху. – Словечка от него доброго не дождёшься. Я и наряжалась, и пироги готовила его любимые – с уклейками.

– А я подарки ей носил. Только она от них нос воротила, – буркнул водяной. – Прихожу как-то с полным кульком перловиц, а у неё, панимаешь, Кощей сидит, лыбится. Я и швырнул ему ракушек в рожу.

– Ну и дурак. Не было у меня ничё с Кощеем. И вообще, кто бы говорил! Сам с русалкой спутался, – Яга запахнулась в шаль. – Ух, палтус ты лукавый!

– А ты селёдка! Без шубы.

– Вот именно. Мог бы шубку-то и подарить. Хоть бы из рыбьей чешуи.

Невыговоренные взаимные обиды теперь лились, как из рога изобилия, перемежаясь оскорблениями и проклятиями.

– Вертихвостка!

– Сквалыга!

– Рыба-пила! Всю душу мне выпилила, плавники проконопатила.

– Ничё я не пила. Да шоб к тебе кажну ночь Рыбнадзор являлся!

– Пожалуйста, хватит, – взмолилась Тайка. Но её голос потонул в перебранке. И тут на помощь пришёл Пушок, которому надоело лежать в обмороке. Он вспорхнул на Тайкино плечо и взмявкнул:

– Стойте! Вы забыли о главной сути этой ночи!

– О чём энто ты, рыженький? – прищурилась Яга, а водяной перевёл на коловершу суровый взгляд.

Но Пушок не заробел:

– Чтобы будущее принесло радость и счастье, надо сперва избавиться от досадного прошлого. Представьте, что ваши былые обиды – это тухлый сыр. Есть его уже нельзя, и весь холодильник воняет, а выкинуть всё руки не доходят. Но не зря же перед праздником в доме принято чистоту и порядок наводить. Вот с сердцем своим надо так же сделать – очистить от пыли и плесени.

Он говорил так складно, что лесавки и мавки стали подтягиваться, прислушиваться и кивать. Только Мокша недоверчиво квакнул:

– Легко сказать, да нелегко сделать. Забыть всех, кто тебе гадил? Пф! Доброта и всепрощение до добра не доводят!

Но Тайка поняла, о чём толкует Пушок, и поддержала:

– Не надо ничего забывать. Память не обманешь. Но есть отличный способ всё уладить, – она полезла в рюкзак, достала блокнот и пачку карандашей. – Вот, возьмите. Пусть каждый напишет то, от чего хотел бы избавиться. А потом мы кинем бумажки в костёр. И пусть сгорит всё, что нас тяготит и мучает.

Все начали переглядываться и шушукаться.

– А я писать не умею, – шмыгнула носом маленькая бродница, но Майя погладила её по голове:

– Не реви. Всем кто не умеет, наша ведьма поможет, – и протянула Тайке бумагу и карандаш.

Стоило ей подать пример, как и остальные засуетились.

– А мне!

– И мне тоже дайте!

– Давайте по очереди. Да не толкайтесь вы, тут на всех хватит, – Тайка протянула по листочку Яге и водяному. – Пишите всё, что вздумается.

– Придумают же люди! – фыркнула Яга. Но листок взяла. Устроилась на пеньке, послюнявила карандаш и застрочила.

– Ишь, трактат пишет, – водяной поманил пальцем Майю. – Подсоби-ка дедушке. Плохо видеть стал на старости лет. Значится, пункт первый…

– А ты сама почему не пишешь? – спросил у Тайки Пушок.

– Не знаю… наверное, нечего писать.

Коловерша покачал головой.

– Это ты зря. Может, ещё подумаешь? Нет? Ну ладно, тогда я и за себя, и за тебя напишу.

Когда все закончили, Тайка собрала карандаши и скомандовала:

– Айда к костру! Бросаем вместе на счёт три. Раз, два… и три!

От бумаги пламя вспыхнуло ярче, осветив задумчивые серьёзные лица. Но мало-помалу чужие беды – большие и маленькие – прогорали, и в толпе становилось всё больше светлых улыбок и сияющих глаз.

Даже Мокша бочком-бочком подкрался и подбросил свой листочек. А Гриня положил лапу Тайке на плечо и притянул к себе:

– Здорово ты придумала, ведьмушка. Прям на душе посветлело!

Она зарылась носом в густую медвежью шерсть и вздохнула. Было радостно, что затея удалась и многим это принесло облегчение. Но немного грустно оттого, что сама Тайка так и не смогла последовать собственному совету. Ну точно сапожник без сапог. Помогать другим – здорово, но как помочь себе? Над этим стоило хорошенько поразмыслить. Потом, после праздника.

– А давайте танцевать! – воскликнула Майя.

Водяной чинно подошёл к Яге и подал руку:

– Спляшешь со мной, Ягуся? Как в старые добрые времена. Пущай были меж нами ссоры да дрязги, но ведь и хорошего хватало.

– Уболтал, сом усатый, – та улыбнулась во все тридцать два медных зуба.

Марфа забила в барабан, и веселье продолжилось. Пушок перебирал лапами у Тайки на плече и кивал головой в такт.

– Эх, жалко, Васисуалий этого не видит. Вот бы он обалдел!

А над залитой лунным светом поляной кружился пепел – всё, что осталось от былых обид и разочарований.