Текст книги "Невиданные чудеса Дивнозёрья"

– Ага, ведьмина, чья же ещё. И горжусь этим. А ты не устал повторять то, что и так все знают?

– Оборзела, швабра? – Илюха возвышался над ней на голову, и Тайке захотелось зажмуриться, как обычно. Но она не отвела взгляда, яростно выпалив в ответ:

– А не боишься, что заколдую? – и потянулась, будто волос хотела вырвать.

Илюха в ужасе шарахнулся, в этот момент прозвенел звонок, и обидчик, обрадовавшись подвернувшейся возможности, удрал.

Тайка ликовала. Она понимала, что выиграла пока одну маленькую битву, а не всю войну, но начало было положено.

В тот же день после второго урока к ней за парту подсела Юлька:

– Тай, а знаешь, чего про тебя Серов говорит?

– Наверняка какие-нибудь гадости, – Тайка дёрнула плечом.

– Не… он тебя боится, прикинь! Говорит, когда ты на него посмотрела, у тебя глаза полыхнули, будто волчьи, – Юлька понизила голос до шёпота. – Тай, а можно я опять с тобой сяду? Прости, что обзывалась. Я просто струсила.

Сперва Тайка хотела сказать ей «катись колбаской», но, в последний момент передумав, кивнула:

– Ага, давай.

– Значит, мы снова подруги? – обрадовалась Юлька.

Тут Тайка не стала лукавить, пожала плечами:

– Посмотрим. Пока – просто союзницы.

– Понимаю… – Юлька принялась выкладывать на парту свои пожитки: учебник, тетрадки, пенал. – Ой, Тай, Серов мне кулаком погрозил. И с Димоном шепчется. У нас физра следующим уроком. Будут нас в снегу валять, непременно будут!

– Не паникуй! – Тайка протянула ей бутерброд. – Ничего они нам не сделают. А если попробуют – получат лыжной палкой!..

Девочка-волчонок уже начала собирать свою стаю.

В некотором царстве…

«В некотором царстве, в некотором государстве…» – так обычно говорится в сказках. Но сказка царицы Таисьи началась иначе: в самом обычном мире, в самый обычный день она повстречала дивьего мальчика из волшебной страны – и с тех пор всю жизнь до самой старости грезила иными краями.

Сперва её дразнили «дивьей невестой», потом стали величать ведьмой – Таисья не обижалась. Ей, в сущности, было всё равно, что подумают люди: особенно после того, как она, нарушив все мыслимые и немыслимые приличия, родила девочку-полукровку с острыми ушами, а замуж так и не вышла, потому что ждала своего дивьего возлюбленного. И – вы не поверите – дождалась…

Говорят, мечты сбываются, если очень сильно хотеть. И, спустя полвека после той встречи, Таисья наконец-то сумела попасть в Дивье царство. Было ли ей страшно? Да, конечно… Хотя она точно знала, что Радосвет её ждёт, но всё же, как ни крути, это был билет в один конец. Таисья решилась пожертвовать всем, что у неё было, – ради чего ещё, если не во имя настоящей любви?

* * *

На заре она прошла сквозь вязовое дупло и оказалась в рассветном саду, где хрустальные яблони одновременно и цвели, и плодоносили, а их прозрачные листья мелодично позвякивали на ветру. Всё было точно так, как Таисье запомнилось в её неполные семнадцать – когда ей одним глазком удалось заглянуть за грань, разделяющую миры. Вот только в этот раз её ждала не смутная иллюзия, а самая настоящая сказка. И, конечно, царь Радосвет, который пришёл встретить свою вновь помолодевшую невесту, чтобы отвести её в белокаменный дворец с зеркальной черепицей.

Таисья знала – в Дивьем царстве сокрыто множество чудес, но вскоре убедилась: даже самого живого воображения не хватило бы, чтобы представить их все.

Здесь птицы говорили человечьими голосами (некоторые даже умели ругаться), в столице с запада на восток протекала самая настоящая молочная река с кисельными берегами, на которых по приказу царя построили специальные мостки, чтобы жители могли гулять по набережной, не рискуя утонуть. А по ночам на улицах зажигались многочисленные фонарики из цветного стекла, в которых вместо пламени роились живые светлячки (Таисья удивилась, узнав, что за свою работу маленькие насекомые даже получали жалованье). Окрест полнолуния у светлячков бывали выходные, потому что света луны вполне хватало, чтобы не сбиться с дороги. Говорили, что в это время лицо лунного человека улыбается и подмигивает прохожим, но сама Таисья пока ни разу не видела этого чуда.

В её покоях во дворце тоже было много всяких диковин: салфетка-самобранка (на случай, если царской невесте вдруг захочется перекусить в неурочный час), гусли-самогуды (Радосвет долго бился, но всё-таки научил их играть по нотам «Битлз» и «Пинк Флойд», чтобы порадовать будущую жену), сундучок, который был внутри больше, чем снаружи, поэтому места почти не занимал, а парчовых сарафанов и шелковых рубашек в него помещалась уйма, а ещё – удивительной красоты малахитовый гребень, благодаря которому волосы не трепались и не путались. Волшебные веники и мётлы убирались в горницах, испачканная одёжа сама ходила на речку стираться – и сперва Таисье показалось, что она попала в рай.

К ней в помощь царь приставил двух придворных девиц – красавицу-хохотушку Белолюбу и высокую, как жердь, хмурую Дружану.

Белолюба была бойкой и острой на язык, умела укладывать косы в чудные причёски, развлекала Таисью шутками да прибаутками и со вкусом пересказывала свежие дворцовые сплетни. Белолюба знала всех придворных, а те, конечно же, знали её. Таисья наверняка запуталась бы во всех этих чинах и званиях и в том, кто кому кем приходится, если бы у неё не было такой смышлёной помощницы. А вот с Дружаной оказалось нелегко поладить: та, словно наперекор своему имени, была суровой и нелюдимой, говорила рублеными односложными фразами и чаще всего открывала рот, когда что-то было не так. Она учила будущую царицу этикету и обычаям, при этом так часто хмуря высокий лоб, что у Таисьи даже начал развиваться комплекс неполноценности.

Но самое худшее случилось после, когда Радосвет решил познакомить невесту со своим лучшим другом и соратником, предводителем царской дружины – Яромиром. Сердитый дивий воин едва удостоил Таисью взглядом, едва наметил поклон и пробормотал себе под нос:

– Ох уж эти смертные… Помяни моё слово, Радосвет, всё это добром не кончится.

– Типун тебе на язык! – обиделся царь. – Я сто раз говорил, что не хочу никакой другой жены, кроме моей Таисии. Закон не запрещает жениться на смертных!

– Не запрещает, – нехотя согласился Яромир. – Но моё мнение тебе давно известно: нашему миру не нужны полукровки, от них всегда сплошные беды. Вот, например, Лютогор…

– Да что ты заладил: Лютогор да Лютогор! – вспылил Радосвет. – Ты ещё давай меня с Кощеем сравни!

А побледневшая Таисья холодно добавила:

– Вообще-то, у нас уже есть дочь, которая живёт среди людей и в Дивье царство наведываться не собирается. Её калачом сюда не заманишь.

– Тем лучше для всех нас, – сказал Яромир и, не прощаясь, быстрым шагом вышел из горницы.

Только после того, как за ним закрылась дверь, непрошеные слёзы градом покатились из глаз Таисьи, и она уткнулась лбом в плечо Радосвета.

– Почему твой лучший друг меня ненавидит?

Царь нежно погладил её по смоляным косам и шепнул:

– Не тебя, душа моя. Он ненавидит не тебя.

* * *

На следующий день, когда Таисья прогуливалась по саду, откуда ни возьмись вдруг прилетела стрела и воткнулась в дерево рядом с её головой. Ещё бы шаг – и древко торчало бы у неё из горла. Со всех ног Таисья бросилась обратно во дворец и до самого вечера отказывалась выходить из своих покоев, потому что у неё тряслись руки.

– Кто может хотеть меня убить? – она в отчаянии терзала платок и до крови кусала губы.

Дружана пожала острыми плечами и принесла будущей царице стакан воды, а Белолюба, наклонившись ближе, зашептала:

– В народе говорят, что это дело рук Яромира или кого-то из его вояк. Они в своём воеводе души не чают, всё мечтают выслужиться. А его отношение к вам каждому известно – ох, не любит он нашу царицу-красавицу…

– Я ещё не царица, – Таисья слизнула с губы капельку крови.

– Ну, это же вопрос времени, – махнула рукой Белолюба. – Хотя вот я не верю, что Яромир к этому причастен. Может, это был лазутчик из Навьего царства. Оперение-то у стрелы, небось, чёрное?

– Чёрное, – Таисья вздохнула.

В тот день она впервые поняла, что волшебная страна не такая уж чудесная и дружелюбная, как ей казалось поначалу.

Радосвет тоже утешал её, как мог. А заодно нарисовал на её спине колдовской краской какие-то символы и велел не смывать – мол, нет лучшей защиты от стрел и заклятий. Как бы ни был силён лучник, метатель ножей или чародей, а всё равно первым ударом промахнётся. А второго не будет, потому что к Таисье приставят охрану из верных людей.

Она пыталась поговорить с Радосветом о возможной причастности Яромира к нападению, но царь, насупившись, сказал, как отрезал:

– Этого не может быть!

А наутро, когда царица ещё спала, её покои вдруг наполнились душным ядовитым дымом. Хорошо, что Дружану очень кстати одолела бессонница и та всю ночь глаз не сомкнула, вышивая рушник. Почуяв дым, тощая девица первым делом распахнула настежь окно, а потом, грубо растолкав Таисью, выволокла её из комнаты чуть ли не за косу.

Царская невеста спросонья сперва стала кричать и отбиваться, но потом, разобравшись, поблагодарила свою спасительницу. А злоумышленника, напустившего ядовитый дым в спальню, конечно же, так и не нашли, хотя Яромир очень старался – даже на подчинённых наорал при всех. Но Таисья ему уже не верила…

* * *

– Подари мне арбалет!

Царь Радосвет, признаться, опешил от такой просьбы из уст своей милой невесты.

– Но зачем?

– Я сама буду защищаться, раз другие не могут.

– Но ты же не умеешь стрелять!

– Из ружья стреляла, значит, и с арбалетом справлюсь, – она уже всё решила и не собиралась сдаваться. – А ещё я хочу надеть под сарафан кольчугу.

– Ладно, – Радосвет взял её руки в свои. – Я скажу Яромиру, чтобы принёс.

– Нет, только не ему!

– Душа моя, неужели ты до сих пор думаешь, что это он хочет тебя убить? Я же говорил, Яромир мне как брат. Он может быть нечутким и говорить резкие слова, но он – не подлец. – Царь попытался её обнять, но Таисья отстранилась, вырвав ладони из его рук.

– Я его видела. Он был прошлой ночью под моим окном.

– Конечно, был. Я его туда отправил следить, кабы чего дурного не вышло.

– Больше так не делай! Я не хочу, чтобы этот тип ко мне приближался, – Таисья в сердцах вытолкала жениха и захлопнула дверь у него перед носом.

Кажется, одна Белолюба понимала, что ей сейчас нужно. Сидела рядышком, гладила по плечу, приносила засахаренные фрукты, заваривала успокаивающий травяной настой и всё приговаривала:

– Ох уж эти мужчины! Ничего-то они не понимают! На месте нашего царя я бы давно выгнала этого Яромира взашей. Говорят, он для своей сестрицы старается, хочет с батюшкой Радосветом породниться.

– А я слышала, будто бы он герой войны, – Таисья задумчиво укусила кончик косы и мысленно себя упрекнула – вон же дурная привычка, её даже внучка Тайка переняла…

– Это правда, герой, – кивнула Белолюба, ближе придвигая подруге тарелку с печеньем в форме солнышек. – Ты его прости, царица. Не в себе он. Отца и мать в той войне потерял, вот и взъелся на Лютогора и на всех полукровок заодно. Знаешь, так бывает: втемяшится мысль, засядет в голову, как гвоздь, и избавиться от неё не выходит, как ни старайся. И ладно, когда это просто маленькая глупая мыслишка, – и то бывает мучительно. А Яромира ненависть обуяла. Жаль, что царь этого не понимает и видит в нём своего прежнего верного друга.

Таисья покивала, соглашаясь. Похоже, Белолюба не ошибалась (впрочем, неудивительно – она всё про всех знала), что ж поделаешь: люди меняются, и не всегда в лучшую сторону.

– А эта… ну, про которую ты говорила… Радмила? Она что, правда хотела замуж за царя перед тем, как пропала?

– Ага. Чуть было не захомутала его. При помощи Яромира, конечно. Она ведь его сестра.

– Ну и семейка! – ахнула Таисья.

А Белолюба, широко улыбнувшись, протянула ей румяное сладкое яблоко.

– Вот, скушайте. И все заботы исчезнут, как не бывало.

Таисья послушно вонзила зубы в алый бок, по её подбородку потёк медовый сок, а в глазах вдруг потемнело, и все мысли будто улетучились из головы. Маленький кусочек яблока встал поперёк горла, дыхание перехватило, и она надсадно закашлялась. Коварный плод выпал из слабеющей руки под звон разбивающегося стекла и истошный визг Белолюбы. Отяжелевшие веки закрылись сами собой, и Таисья погрузилась в мутное беспамятство.

* * *

Открыв глаза, она первым делом увидела обеспокоенное лицо Радосвета, склонившегося над ней.

– Слава богам, ты жива, – выдохнул он, заключив Таисью в объятья.

Та снова закашлялась, и взволнованный царь ослабил хватку.

– Прикажи схватить Яромира и заточить его в темницу, – попросила она хриплым от натуги голосом; в горле саднило, очень хотелось пить. – Твой друг предатель. Я всё знаю. Он хотел женить тебя на своей сестре, а теперь, когда она исчезла, вмещает злобу на мне.

Радосвет убрал с её лба налипшую прядку волос.

– Вообще-то, Яромир только что спас тебе жизнь.

– Как это? – Таисья захлопала глазами.

– Я передал ему твою просьбу и велел убираться из-под твоего окна, но он меня не послушал: сперва будто бы ушёл, а потом вернулся – как чувствовал, что нельзя оставлять тебя одну. И вовремя: как раз когда эта негодяйка Белолюба всучила тебе отравленное яблоко. Если бы не Яромир, ты бы сейчас спала вечным сном, душа моя…

Только теперь Таисья заметила, что в её покоях по всему полу валялись осколки, а оконная рама зияла пустотой.

– Но зачем Белолюбе меня травить? – сердце сжалось от обиды: она доверяла этой девушке, считала своей подругой и – надо же – так жестоко обманулась. Вдобавок ещё и обвинила невинного.

– Заговорщица приписала свои истинные мотивы Яромиру. Это её младшая сестрица Всемила захотела стать царицей и собиралась утешить меня после твоей кончины. Но у них ничего не вышло, заговор был раскрыт, обе девицы сознались в содеянном.

– Что же их теперь ждёт?

– Смерть или изгнание, я ещё не решил, – нахмурился царь.

– Изгнание, – Таисья слабо улыбнулась. – Не хочу, чтобы люди запомнили меня как царицу, чьё правление началось с казни.

– Но тебя же чуть убили!

– Я думаю, она права, – Таисье пришлось повернуть голову, чтобы увидеть Яромира, входящего в комнату. – Негоже начинать царствование на крови. Позволь мне решить это дело, царь. Я позабочусь, чтобы эти негодяйки никогда больше не возвращались в Дивье царство.

– Ладно, уговорили, – Радосвет, сияя, хлопнул себя по колену. – Не думал, что вы когда-нибудь будете заодно.

– Я погорячился, – Яромир опустил голову. – Прости меня, царица Таисья. Я не должен был говорить тех обидных слов.

– Тогда и ты меня прости, – она виновато улыбнулась. – Я подозревала, что это ты хочешь избавиться от меня, а ты спас мне жизнь.

– Я представил, что будет с нашим царём, если тебя не станет. И решил – не бывать этому. Поверь, я многое о тебе узнал за последние дни. Думаю, ты станешь достойной царицей, – дивий воин поклонился Таисье – на этот раз низко и вполне искренне.

– Ну, коли так, то быть тебе дружкой на нашей свадьбе, – решил Радосвет. – Родного брата у меня нет, а ты мой побратим и лучший друг.

– Почту за честь.

Они пожали друг другу руки.

– А подружкой невесты тогда пусть будет Дружана, – добавила Таисья.

– Ладно, если ты так хочешь, – казалось, царь удивился. – А я думал, вы не ладите…

– Уже ладим.

Таисья прислонилась щекой к ладони Радосвета и подумала, что вот как оно бывает: наслушавшись льстивых речей, можно принять врага за друга, а друга – за врага. Что ж, на будущее будет ей наука: не судить по первому впечатлению.

За прошедшие годы Таисья успела побывать много кем: ведьмой, матерью, бабушкой, доброй соседкой, наставницей… теперь придётся научиться быть царицей. Но она обязательно справится – ведь рядом будет любимый муж и друзья – ведь можно же назвать друзьями тех, кто уже дважды спасал ей жизнь, правда?

Заветные мечты Яромира

Помнится, в те годы, когда Яромир еще под стол пешком ходил, отец однажды усадил его к себе на колени и спросил:

– А какая у тебя, сынок, самая заветная мечта?

Яромир обрадовался и, недолго думая, выпалил:

– Хочу собаку!

Отец же рассмеялся, потрепав рукой взъерошенные светлые волосы сына:

– Небось, волшебную? Из мира смертных?

– Ну да!

Яромир затаил дыхание. В те годы он еще верил, что родители могут все. А уж его сильному и смелому папе наверняка не составит труда добыть волшебного пса. Но отец, вдруг нахмурившись, покачал головой:

– Нельзя.

– Но почему?

Как ни крепился маленький Яромир, а губы все равно задрожали от обиды. И зачем тогда было спрашивать?

– Царь строго-настрого запретил приводить животных из мира людей к нам в Дивье царство. Мудрецы говорят, равновесие от этого нарушается. Ты же не хочешь, чтобы случилась беда?

Конечно, Яромир ничего такого не хотел, поэтому вытер нос рукавом и горько вздохнул:

– Ну ладно… Тогда хочу хотя бы приручить симаргла!

Это смелое заявление вызвало у отца новый приступ хохота.

– Мир, ну почему ты не можешь мечтать, как другие дети, – о чем-нибудь более доступном?.. Например, о скатерти-самобранке, гуслях-самогудах или пере жар-птицы? Я бы даже понял, если бы ты пожелал богатырский меч или коня.

Глаза Яромира загорелись.

– А что, можно?

– Мал еще, – сурово отрезал отец, ссаживая его с колен. – Но в свой срок я подарю тебе и меч, и лук с колчаном, и доброго скакуна, а пока…

– Тогда хочу симаргла! – Яромир насупился и отвернулся, не дослушав.

Неудивительно, что отец рассердился:

– Глупости все это! Те, кто постарше и поопытнее тебя, и то терпели неудачу! Забудь о симаргле. Ничего у тебя не выйдет!

Но Яромир уже загорелся этой идеей так сильно, что напрочь потерял покой и сон.

Приручить симаргла было не так-то просто даже взрослому, не то что ребенку. Белоснежные крылатые псы в Дивьем мире встречались нечасто, жили они высоко в горах и считались свободным народом. Да, именно так: один из древних царей когда-то счел песье племя разумным, даровал им земли (а скорее – камни, которые все равно не подходили для земледелия) и запретил охоту на симарглов, потому что, дескать, те – не животные.

Свободолюбивые псы нечасто снисходили до общения с дивьими людьми, считая себя выше этого. В общем, завести такого друга (да, именно друга, а не питомца) было нелегко. Зато если симаргл выбирал своего человека, это была связь на всю жизнь.

* * *

Сперва Яромир решил, что нужно подготовить приманку. В книгах говорилось, что больше всего на свете симарглы любят мясо, вымоченное в меду и молоке. Родители на его приготовления смотрели со снисходительной улыбкой, сестрица Радмила и вовсе потешалась вслух, но он лишь сжимал крепче зубы, полный решимости не отступать. Посмотрим, что они скажут, когда Яромир приручит симаргла! Завидовать будут, ух!

В урочный день он вышел еще затемно и как раз к рассвету добрался до подножия гор. Яромир снял притороченный к спине горшок с широким горлышком, открыл крышку (медом одуряюще пахнуло на всю поляну), а сам притаился за камнем.

Ожидание казалось бесконечным, но никто не прилетал.

Солнце вышло из-за гор, потом поднялось высоко к зениту так, что даже в его укрытии не осталось тени, и через какое-то время неизбежно начало клониться к закату. Яромир сам не заметил, как задремал, а когда проснулся, небо уже полыхало алым огнем, вокруг сгущались синие сумерки, а горшок был пуст – пока он спал, кто-то прилетел и вылизал угощение до капли. В сердцах Яромир пнул проклятую посудину (бамс – и в осколки), а потом поплелся домой, где ему еще и от матери влетело. Потому что нечего хорошие горшки ногами бить!

На следующий день все повторилось – с той лишь разницей, что на закате ему удалось увидеть в небе стайку из пяти взрослых симарглов, улетающую вдаль, а один из воришек оставил у опустевшего горшка белое перо из своего крыла. Интересно, нарочно или просто выпало?

Яромир подобрал его и со вздохом пристроил за ухо. Все-таки даже перо – это лучше, чем ничего.

* * *

– Эй, Мир, а ты знаешь, что с помощью пера можно призвать симаргла, который его обронил? – Радмила сунула ему под нос толстенную книгу по чарам. – Вот, смотри, тут написано, что надо бросить перышко на ветер, а потом позвать симаргла по имени, и он придет.

– Ух ты! – Яромир сперва так обрадовался, что чуть не запрыгал от радости, но потом призадумался. – Э-э-э… Но откуда же я узнаю, как его зовут?

– Понятия не имею, – развела руками сестра. – Ты же у нас укротитель симарглов, не я!

Яромир и в этот раз проглотил насмешку. Никто не верил, что у него получится, – ну и пусть! Главное было – самому не терять веры.

На третий раз он не стал сразу выкладывать приманку, а подбросил перо в воздух. Может, если назвать сразу несколько имен, то хотя бы одно из них окажется верным? Вот бы угадать!

Пока перо не коснулось земли, он успел прокричать:

– Ветерок! Буян! Крылатко!

Так называли своих симарглов богатыри из сказок, но Яромир не был уверен, что между собой псы используют такие же имена. Может, их вообще зовут Гау-гаф или что-то вроде этого…

Он почти отчаялся дождаться результата своего неумелого колдовства, когда вдруг в вышине послышалось шумное хлопанье мощных крыльев. Миг – и на камне прямо перед Яромиром возник взрослый симаргл с голубыми как небо глазами. Здоровенный! Если бы мальчик поднял руки и встал на цыпочки, то, пожалуй, все равно не дотянулся бы до холки.

– Так. А мясо где?

Яромир не сразу понял, что слова крылатого пса (а, может, псицы?) звучат у него прямо в голове, а когда понял, попятился, еле выдавив:

– З-здравствуйте! Вот, берите, угощайтесь…

Во рту вмиг пересохло, язык прилипал к небу и не слушался. Дрожащими руками он выложил свою приманку перед великолепным псом. Тот очень по-человечески зевнул, показав длинный розовый язык.

– А где твоя рыбацкая сеть? Или чем ты там собрался меня ловить?

– Нет никакой сети, – пожал плечами Яромир.

– Врешь! – Симаргл оскалился и зарычал, демонстрируя острые клыки. Весьма внушительные, надо сказать.

У мальчика похолодели ладони, а сердце забилось так, будто решило выпрыгнуть из груди. Ух, сейчас как порвет его пес этими зубищами, и клочков не останется!

Позднее Яромир думал, что не отступил в тот миг лишь потому, что у него со страху отнялись ноги и он просто не смог убежать.

– Я не вру, – дрогнувшим голосом молвил он. – И пришел не ловить тебя, а договориться. Дело есть!

Громадный пес в удивлении склонил голову набок:

– Какое дело ко мне может быть у глупого дивьего детеныша?

– Я не глупый! – надулся Яромир. – Я пришел, чтобы предложить тебе или кому-то из твоего племени свою дружбу.

– Что? – Симаргл дернул ушами. – Ты не хочешь, чтобы я служил тебе верой и правдой? Не хочешь, чтобы я порвал в клочья твоих врагов? Ты хочешь… дружить?

Яромир захлопал глазами.

– Ну да. А что не так?

– Ты не такой, как другие дивьи люди, – задумчиво произнес пес. – Я был неправ, ты вовсе не глуп. Скорее безрассуден. Но это обычно с возрастом проходит. Хорошо, а что ты будешь делать, если я скажу, что не хочу дружить с тобой? В дружбе с людьми нет никакой пользы!

Яромиру было обидно слышать эти насмешливые слова в своей голове – тем более, что сказаны они были голосом, похожим на Радмилин (странно, почему? может, перед ним был не пес, а псица?), – но он все равно ответил вежливо:

– Тогда передайте мое предложение вашим соплеменникам. Вдруг кто-то считает иначе? Я буду приходить сюда каждое утро и ждать.

– Надолго ли хватит твоего терпения? – фыркнул симаргл.

– Испытай меня! – Яромир сжал кулаки.

– Ну что ж, посмотрим!

Пес улетел, а мальчик вернулся домой окрыленный. Теперь, помимо веры, у него была еще и надежда, которая не угасла ни спустя неделю, ни спустя месяц, ни спустя даже полгода бесплодного ожидания…

* * *

В один из дней белоснежная псица (теперь Яромир был уверен в этом) снова прилетела. По морде было видно, что та очень расстроена.

– Что-то случилось? – Мальчик выложил перед ней угощение, но гостья даже не взглянула на мясо.

– Мой младший сын сломал крыло, – нехотя призналась она. – Теперь он никогда не сможет летать. Ах, какая жалкая судьба его ждет!

– Но дивьи люди рождаются и живут бескрылыми и все равно проживают долгие, полные приключений жизни. – Яромир попытался ее утешить, но, кажется, сделал только хуже.

Псица, опустив голову, горестно заскулила:

– Его жизнь не будет долгой. По закону нашего племени симарглов, потерявших крылья, убивают. Это считается лучшей долей, чем больше никогда не увидеть неба.

– Ну и глупцы! – Яромир так разозлился, что даже невольно повысил голос. – А вдруг его можно вылечить? Я однажды нашел птичку-зоревку со сломанным крылом. Немного зелий, немного магии – и она снова смогла летать.

– Неужели дивьи люди такое умеют? – восхитилась псица. – Эй, а ты не обманываешь меня?

– Зачем бы мне? – удивился Яромир. – Думаешь, я хочу заполучить себе симаргла всеми правдами и неправдами? Я скажу так: это и впрямь моя заветная мечта. Но могу поклясться, что, если мне удастся выходить твоего сына, я верну его тебе. Если, конечно, он сам не захочет остаться.

И белая псица, шумно втянув воздух розовым носом, молвила:

– Что ж, да будет так. От судьбы все равно не уйдешь, но и отказываться от ее подарков не следует. Жди, я принесу его.

* * *

Маленький угрюмый щен со сломанным крылом разговаривать с Яромиром не хотел. А может, еще не умел, кто знает? Пушистый, толстолапый, с черным носом – он был бы похож на медвежонка, если бы не белоснежный мех.

До дома Яромир донес его на руках. А когда попытался подвязать крыло, щенок недовольно заворчал. Пришлось отвлечь его лакомством.

– Плохо дело, – сказал отец, увидев рану маленького симаргла, а мать добавила:

– Все бесполезно. Он никогда не сможет летать.

Но Яромир не сдавался.

А спустя три дня к нему пришла Радмила со склянкой в руке.

– Смотри, – ее голубые с прозеленью глаза светились гордостью, – я сварила целебное зелье. Оно обязательно поможет!

Всего спустя неделю мать с отцом тоже присоединились к ним. Они таскали домой всякие разносолы, от которых, по словам мудрых людей, быстрее срастались кости, обустроили для маленького симаргла удобную лежанку с пуховыми одеялами. Отец даже привел лекаря из царских палат, чтобы тот осмотрел малыша.

А Яромир в те дни понял, что веру и надежду можно не только хранить в своем сердце, но и дарить окружающим. Сначала, например, в тебя никто не верит, но ты все равно делаешь, что должно, и не сдаешься. А потом проходит время – глядишь, а ты уже не один, потому что твоя вера передалась окружающим и они понесли ее дальше. Наверное, именно так и происходят настоящие чудеса?

* * *

Шли дни. Щенок рос, его лапы вытянулись, мягкий пушок сменился на взрослую шерсть, а ребра раздались вширь. Он по-прежнему не разговаривал ни с кем из дивьих и вообще в основном ел и спал, лишь иногда (очень неохотно) позволял Яромиру почесать его за ухом и все с тоской глядел на носящиеся в небе стайки рогохвостых ласточек, а ночами порой выл на луну.

– Скучаешь? – говорил ему Яромир, присаживаясь рядом. – Ничего, ты обязательно полетишь. И однажды вернешься к своим сородичам. Главное – не сдавайся!

Тогда щенок переставал выть и тыкался черным носом в его ладонь, будто бы благодарил за поддержку.

А крыло, как ни странно, и впрямь срослось. Только маленький симаргл почему-то не полетел…

Яромир едва не плакал: ну как же так! Лекарь же сказал, что все в порядке!

– Почему ты не взлетаешь? Ну?! Маши вот так!

Он пытался помочь щенку расправить крылья, но тот лишь жался к его ногам и смотрел таким затравленным взглядом, что сердце обливалось кровью.

– Я думаю, он забыл, как летать, – вздохнул отец, глядя на бесплодные усилия сына. – Говорят, такое случается. Сперва не мог, а потом не захотел.

Но Яромир не собирался отступать, когда победа была так близка. Он затащил симаргла на крышу дома, собираясь столкнуть вниз, – но не решился. Уже наверху, стоя на неровной черепице и вцепившись пальцами в песий загривок, он отчетливо понял: симаргл не раскроет крыльев. Просто упадет и разобьется. Потому что его страх сильнее, чем желание летать.

Так и пришлось ему слезать с крыши, глотая горькие слезы.

* * *

– По-моему, он у нас прижился, – Радмила чесала симаргла за ухом, и тот блаженно щурился. – Давай уже назовем его как-нибудь? Негоже такому пушистику без имени ходить.

– Мне нравится Буян! Пускай будет Буяном, а?

Сестра посмотрела на брата с сомнением:

– Не-а, не похож. Характер совсем не тот. Пусть будет… – она на мгновение задумалась. – О! Вьюжка!

– Да ну, несерьезное имя, – фыркнул Яромир.

«Хорошее. Мне нравится», – вдруг прозвучало у него в голове.

Он не сразу понял, что маленький симаргл впервые заговорил с ним. А поняв, конечно же, принялся спорить:

– Но Буян звучит намного солиднее.

«Я – Вьюжка! – отрезал симаргл. – И точка!»

Он лизнул Радмилу в руку, будто благодаря за имя.

– Ну и пожалуйста.

Яромир встал и вышел из горницы. Эх, видимо, не суждено ему было подружиться с симарглом. Мечта мечтой, но Вьюжка принял имя от Радмилы – значит, и человека своего выбрал. И хоть отец всегда учил его: мол, негоже роптать на судьбу, – но Яромиру было до чертиков обидно: это же была его мечта, а не Радмилина! Вот вечно ей везет…

Сперва он хотел найти уединение под раскидистым кустом ракитника, но передумал и полез на крышу – можно было надеяться, что там его найдут не сразу. Наверху, прислонившись спиной к печной трубе, Яромир притянул колени к подбородку и закрыл глаза. Может, если бы он сумел заплакать, ему бы стало легче, но, как назло, он не смог выдавить из себя ни слезинки. Ох, не зря, видать, старики говорили, что горе без слез – самое горькое.

Вскоре он услышал стук собачьих когтей по глиняной черепице, а потом на его колено легла пушистая лапа.

– Эй, ты чего? – Развесивший уши Вьюжка выглядел на редкость озадаченно.

– Ничего, – буркнул Яромир, открывая глаза. – Как ты меня нашел?

– По запаху, конечно. И по отзвукам грусти в голове. Ты знаешь, что грусть хрустит, тонкий ледок под лапами на мелководье?

– Н-нет, – Яромир мотнул головой. – Я вообще не думал, что чувства могут звучать.

– Поэтому мы и воем на луну, – Вьюжка присел рядом, прислонившись к нему теплым боком. – Вижу, ты к этому близок. Что случилось? Уж мне-то ты можешь сказать!

Яромир воззрился на симаргла в немом удивлении, а тот без запинки продолжил:

– Мы же друзья, разве нет?

– Э-э-э… а ты так считаешь? Мы ведь раньше даже не разговаривали!

– Друзьям не обязательно все время разговаривать, чтобы понимать друг друга. – Вьюжка фыркнул так, будто бы его слова были чем-то само собой разумеющимся.

– Погоди! – Яромир резко вскочил. – Ты хочешь сказать, что…

Он хотел продолжить: «Что ты выбрал своим человеком меня, а не Радмилу?» – но вместо этого вскрикнул – нога поехала вниз по скользкой черепице, он неловко взмахнул руками, но ухватить удалось только воздух. Ох, не зря мама запрещала лазить на крышу! В одно мгновение перед его глазами промелькнула вся жизнь.