Текст книги "Мудрость Уязвимости"

Глава 5
Об осознанности

Вопрос «что с этим делать?» задается лишь теми, кто не разобрался в сути проблемы. Если у проблемы вообще есть решение, понять ее и знать, что с ней делать, – это одно и то же. А вот пытаться решить проблему, которую вы не понимаете, – все равно что пытаться руками разогнать тьму. Как только появится источник света, тьма рассеется сама собой.

Особенно это справедливо в отношении той проблемы, с которой мы столкнулись на данном этапе развития нашей цивилизации. Как залатать разрыв между физическим «я» и сознательным, между мозгом и телом, между человеком и природой? Можно ли, чтобы жизнь воспринималась не как тягучий мед, в который мы влипаем беспомощными мухами? Как вообще можно обрести душевное спокойствие и ощутить себя в безопасности в мире, небезопасном по природе своей? В мире, где все скоротечно, где все беспрерывно меняется… Эти вопросы требуют методического подхода и четко выработанной стратегии действий. И они же указывают нам на то, что мы не поняли сути проблемы. Поэтому на данном этапе действия нам пока что не нужны. Нам нужно больше света.

Под светом здесь я понимаю осознанность. Осознание жизни такой, какая она есть, осознание текущего момента без попыток его осмысления и интерпретации. Только ощущение. Иными словами, вам нужно видеть и чувствовать то, что вы воспринимаете в данный момент; воспринимать таким, какое оно есть, а не таким, как оно называется. Стоит лишь «открыть глаза», и в сознании происходит переворот, жизнь начинает восприниматься иначе. Становится очевидно, что большая часть наших самых сложных проблем – не более чем иллюзия. Такой подход кажется неоправданным упрощением, ведь большинство людей совершенно убеждены, что они и так прекрасно осознают настоящее. Вскоре мы увидим, насколько далеко это убеждение от истины[10]10
  Понятие осознанности я здесь применяю в том смысле, в котором его употреблял Дж. Кришнамурти, писавший об этом с чрезвычайно глубоким пониманием вопроса. – Прим. автора.


[Закрыть].

Поскольку осознанность – это восприятие реальности, свободное от суждения и идей, определить и описать ее невозможно. Все, что можно записать словами, – само по себе уже идея, и я при всем желании не могу сформулировать утверждение о чем-то, например о реальном мире, что идеей бы не являлось. Поэтому мне придется удовлетвориться описанием ложных впечатлений, которые растворяются с наступлением осознанности, вместо того чтобы описывать истину, которую она открывает. Истину нельзя передать, можно лишь подобрать к ней символ при помощи слов. Но слова почти или вовсе ничего не значат для тех, кто не имеет непосредственного опыта восприятия истины.

То, что истинно и реально, слишком живо и конкретно, чтобы его описывать. Это все равно что красить красную розу красной краской. Поэтому все, о чем я буду говорить ниже, несет скорее негативный смысл. Истина открывается, когда убираешь то, что ее заслоняет. Этот процесс сродни работе скульптора, который творит, не добавляя, но убирая лишнее.

Мы уже упоминали, что сама постановка вопроса о душевном спокойствии и чувстве безопасности в вечно меняющемся мире указывает на то, что проблема не понята. Прежде чем идти дальше, нужно отметить: речь идет именно о психологической и духовной безопасности. Чтобы просто существовать физически, человеку необходим некий минимальный набор средств: пища, вода, одежда. Вот только человек прекрасно понимает, что доступ к этим средствам выживания не гарантирован. Если бы уверенность в доступе к этому минимуму на достаточно долгий срок, лет на шестьдесят, могла хоть немного удовлетворить человека, большинство жизненных трудностей исчезли бы сами собой. Но такой уверенности у человека нет, и именно поэтому ему всегда нужно гораздо, гораздо больше, чем необходимый для жизни минимум.

С самого начала должно быть понятно, насколько противоречиво желание ощущать себя в абсолютной безопасности во вселенной, которая по природе своей текуча и изменчива. Но конфликт заложен несколько глубже простого столкновения между желанием безопасности и фактом перемен. Если я хочу быть в безопасности, то есть оградить себя от потока жизни, я должен оградить себя от жизни вообще. Но именно это ощущение отделенности от жизни и создает чувство уязвимости! Безопасность – это изоляция и защита своего «я», вот только «я», оказавшись изолированным и оторванным от жизни, начинает ощущать себя испуганным и одиноким. Иными словами, чем большую безопасность я смогу себе обеспечить, тем больше безопасности мне потребуется.

Если еще проще, желание безопасности и ощущение уязвимости – это одно и то же. Стремясь к безопасности, мы возводим вокруг себя стены и замыкаемся на себе бесчисленными способами. Желая примиряющего с реальностью ощущения собственной «исключительности» и «особенности», мы стараемся выбрать для себя самую правильную церковь, лучшую нацию, высший общественный класс и самую «приятную компанию».

Такие методы защиты ведут к появлению различий и разногласий между нами, а значит, к ощущению уязвимости, требующей большей защиты. Конечно, все это делается в попытке поступить наилучшим образом, жить правильно; но и в этом тоже видится противоречие.

Я могу всерьез стараться жить в соответствии с неким идеалом и становиться лучше, только если я разделен на две части. Есть хороший «я», который пытается сделать лучше плохого «меня». Хороший «я» с самыми лучшими намерениями идет войной на своенравного плохого «меня», и эта борьба лишь увеличивает разрыв между ними, делает их еще более разными. В результате «я» чувствую себя еще более одиноким и отделенным, а чувство одиночества и отделенности как раз и заставляет «меня» вести себя плохо.

Бесполезно даже пытаться искать решение проблемы без четкого понимания того, что сама потребность в безопасности – это болезненное противоречие, и чем старательнее мы будем пытаться удовлетворить эту потребность, тем будет больнее и страшнее. Это справедливо для любых аспектов безопасности, в любой сфере.

Вы хотите быть счастливы, «забыться», но чем старательнее вы «себя забываете», тем лучше себя помните. Вы хотите избежать боли, но чем яростнее боретесь с нею, тем сильнее она распаляется. Вам страшно, вы хотите быть смелым, но попытка быть смелым – это и есть страх, пытающийся убежать сам от себя. Вам хочется душевного спокойствия, вы хотите успокоить ум, но ваши старания похожи на попытки успокоить волнующееся море утюгом.

Нам всем прекрасно знаком этот замкнутый круг на примере тревоги. Мы знаем, что нервничать бесполезно, но все равно нервничаем, потому что от того, что мы назвали тревогу бесполезной, ничего не изменилось. Мы нервничаем, потому что чувствуем себя незащищенными, и мы стремимся к безопасности. Вот только совершенно бесполезно говорить себе, что не надо хотеть безопасности. Желание можно называть какими угодно нехорошими именами, оно не перестанет от этого быть желанием. Что действительно поможет, так это осознание, что безопасности просто не существует, что стремление к ней приносит боль, а если вы даже убедите себя, что обрели ее, она вам не понравится. Иными словами, если мы сумеем до конца осознать, к чему стремимся, – что безопасность есть изоляция, а попытки ее обрести суть насилие над собой, – то мы перестанем хотеть безопасности. Вы ведь не нуждаетесь в том, чтобы кто-то вам доказал, что не нужно пытаться на десять минут задержать дыхание. Вы и так знаете, что не выдержите, что даже пытаться не стоит, это только принесет сильный дискомфорт, и больше ничего.

Главное здесь понять, что безопасности и защищенности не существует. Наглядным примером нам послужит один из самых страшных порочных кругов, в которые может попасть человек, – алкоголизм. В большинстве случаев алкоголик прекрасно осознаёт, что убивает себя, что алкоголь для него яд, что он ненавидит быть пьяным и даже вкус алкоголя ему не нравится. И продолжает пить. Потому что, как бы он все это ни ненавидел, трезвость он ненавидит еще больше. Трезвым быть невыносимо страшно, потому что приходится иметь дело напрямую с неприкрытой «базовой» ненадежностью реальности и с собственной уязвимостью.

В этом вся суть. Если вы стоите лицом к лицу с собственной уязвимостью, то не понимаете ее. Чтобы понять ее, нужно не рассматривать ее извне, а стать ею. Есть древняя персидская притча о мудреце, который отыскал врата рая и постучал. Из-за ворот раздался голос Бога: «Кто там?» «Это я», – отвечал мудрец. «В этом Доме, – ответил голос, – нет места для тебя и для меня». Мудрец ушел и много лет медитировал, размышляя над этим ответом. Потом он вернулся, и снова постучал, и голос снова спросил: «Кто там?» Мудрец снова ответил: «Это я», и снова врата остались закрытыми. После еще нескольких лет медитаций мудрец пришел в третий раз, постучал и, снова услышав вопрос «Кто там?», ответил: «Это ты!» И врата распахнулись перед ним.

Осознать, что безопасности не существует, – это больше чем просто согласиться с теорией, что все в мире меняется. Это даже больше, чем отстраненно наблюдать за бренностью и скоротечностью жизни. Само понятие безопасности основано на ощущении, будто внутри нас есть что-то неизменное, что-то, что живет день за днем и противостоит переменам в жизни. Мы боремся за то, чтобы обеспечить непрерывность, стабильность и безопасность этого жизнестойкого ядра, души, глубинного существа, которое мы называем «я». Ведь именно его мы считаем, собственно, человеком. Это тот, кто думает наши мысли, чувствует наши эмоции, знает обретенные нами знания. Мы никогда не сможем почувствовать себя в безопасности, пока не поймем, что этого «я» на самом деле не существует.

Понимание приходит через осознание. Можем ли мы обратиться к своему опыту – ощущениям, чувствам и мыслям – максимально просто, так, будто никогда не имели его прежде, и без всякого предубеждения взглянуть на то, что происходит в данный момент? Возможно, вы спросите: «А на какой именно опыт, какие ощущения и чувства я должен взглянуть?» Я в свою очередь спрошу: «На какой опыт вы вообще можете взглянуть?» Ответ: на тот, который вы получаете прямо сейчас, в данный текущий момент.

Конечно, это очевидно. Так часто бывает, когда человек смотрит и не видит самых очевидных вещей. Если вы не можете поймать ощущение «здесь и сейчас», значит, вы его просто не осознаёте. Нет иного опыта, кроме опыта настоящего. То, что вы знаете, то, что воспринимаете в качестве ощущения, – это то, что происходит с вами здесь и сейчас, и ничего больше.

«Хорошо, но как быть с воспоминаниями? – спросите вы. – Ведь, вспоминая прошлое, я осознаю его в настоящем, разве не так?» Прекрасно, попробуйте что-нибудь вспомнить. Вспомните, как вы давеча встретили на улице приятеля. Что вы сейчас осознаёте? Вы ведь не смотрите сейчас, как ваш приятель действительно идет по тротуару вам навстречу. Не можете подойти к нему, пожать руку. Задать вопрос, который забыли задать вчера, и получить на него ответ. Иными словами, вы сейчас не смотрите на прошлое как таковое. Вы смотрите на след прошлого в настоящем.

Это как увидеть птичьи следы на песке. Глядя на следы, я ведь не вижу птицу, которая их оставила час назад. Птица улетела, я не вижу, не воспринимаю ее. Глядя на следы, я делаю заключение, что здесь была птица. Глядя на воспоминания, я делаю заключение, что эти события имели место. Но вы не осознаёте прошлые события в настоящем. Вы осознаёте их следы в вашей памяти, и эти следы есть часть вашего опыта текущего момента.

Итак, мы убедились, что наше ощущение настоящего мгновенно и сиюминутно. С одной стороны, осознание настоящего так скоротечно и неуловимо, что мы не успеваем даже подумать об этом. Вот оно настоящее – и вот оно уже прошлое. С другой стороны, это мгновение настоящего не заканчивается никогда; оно всегда с нами, потому что мы не способны осознать никакого другого момента, кроме настоящего. Настоящее беспрерывно умирает, становится прошлым быстрее, чем мы успеваем себе это представить. И оно же, всегда новое, так же стремительно и беспрерывно рождается из этой полной неизвестности, которую мы называем будущим. Если долго об этом думать, просто дыхание перехватывает.

Сказать, что ощущение мгновенно, – то же самое, что сказать, что ощущение и настоящий момент суть одно. Сказать, что настоящий момент всегда умирает, или становится прошлым, и всегда рождается, или возникает из неизвестного, – то же самое, что сказать это об ощущаемом опыте. Ощущение, которое вы только что испытывали, безвозвратно кануло в прошлое, и все, что от него осталось, – это небольшая зарубка, или след, в настоящем, который мы называем памятью. Хотя вы можете предположить, что ждет вас в ближайшем будущем, правда заключается в том, что вы этого не знаете. Произойти может все что угодно. Поэтому ощущение, испытываемое вами прямо сейчас, подобно едва рожденному ребенку, который исчезает, не успев даже начать расти.

Вот вы наблюдаете за восприятием настоящего. Можете ли вы осознать самого наблюдателя? Можете ли в дополнение к осознаваемому «отыскать» того, кто это ощущение испытывает? Попробуйте одновременно прочитать эту фразу и подумать о том, что читаете ее. Вы увидите, что на долю мгновения вам придется прервать чтение. Первый ощущаемый опыт – это чтение. Следующий ощущаемый опыт – мысль «я читаю». Можете ли вы отыскать того, кто думает эту мысль, «я читаю»? А когда ваше ощущение настоящего заключается в мысли «я читаю», можете вы подумать о себе, думающем эту мысль?

Нет. Вам снова придется прекратить думать мысль «я читаю». Вы переходите к третьему ощущаемому, к мысли «я думаю, что я читаю». Да, все эти три ощущения настоящего, эти три мысли сменяют друг друга очень быстро. Но не дайте скорости, с которой это происходит, сбить вас с толку, не дайте убедить себя, будто все три мысли вы думаете одновременно.

Итак, что только что произошло? Ни разу вам не удалось отделить себя от того, что вы думаете в данный момент времени, – иными словами, от ощущения настоящего. Сначала был ощущаемый опыт чтения. Когда вы попытались подумать о себе-читающем, возникло уже следующее ощущение настоящего, которое заключалось в мысли «я читаю». Вы не смогли отделить себя от ощущения чтения, не перейдя к следующему ощущению. И так по кругу. Когда вы думали: «Я читаю это предложение», вы уже не читали его. Иными словами, получая очередной ощущаемый опыт настоящего, вы были в состоянии осознать лишь это ощущение, никакое больше. Вам так и не удалось осознать то, что вы что-то осознаёте. Нельзя отделить мыслящего от мысли, познающего от познаваемого. Пытаясь это сделать, вы лишь получаете следующую мысль, следующий ощущаемый опыт.

Значит, осознавать что-либо – это осознавать мысли, чувства, ощущения, желания и другой разнообразный опыт. Никогда, ни в какой момент времени вы не способны осознать что-то, что не являлось бы опытом, не было бы мыслью или ощущением, а было бы тем, кто получает опыт, тем, кто думает и чувствует. Но если это действительно так, с чего мы вообще взяли, что этот некто существует?

Можно сказать, что мыслящее «я» – это физическое тело и мозг. Но ведь тело неотделимо от мыслей и ощущений. Когда у вас появляется ощущение, например, прикосновения, это ощущение есть часть вашего тела. Пока ощущение длится, вы не можете «переместить» свое тело в другое место относительно этого ощущения, как не можете ногами уйти от головной боли. Пока ощущение длится, оно является вашим телом, является вами. Вы можете убрать свое тело из неудобного кресла, но вы не можете убрать свое тело из ощущения неудобности кресла.

Представление об отдельном познающем, о «я», отделенном от получаемого им опыта, возникло по причине той огромной скорости, с которой мысли сменяют друг друга. Представьте себе тлеющую на конце палку, которую вы быстро крутите в воздухе. Создается иллюзия цельного огненного круга. Если представить себе, что память – это непосредственное «познание» прошлого, а не ощущение настоящего, возникает иллюзия, что вы познаёте прошлое и настоящее одновременно. Это предполагает, что в вас есть нечто, отдельное от ощущения прошлого и настоящего. Вы рассуждаете так: «Я ощущаю настоящее, и оно отличается от того, как я ощущал прошлое. Если я могу сравнить эти два опыта и заметить, что они различаются, значит, я сам – это что-то постоянное и отдельное от любого ощущения».

На самом деле вы не можете сравнить ощущение настоящего и ощущение прошлого. Ощущаемый опыт настоящего вы можете сравнить только с воспоминанием о прошлом, а это тоже есть ощущаемый опыт настоящего. Когда вы ясно видите, что память – не более чем одна из разновидностей ощущения настоящего, станет очевидно, что пытаться отделить себя от этого ощущения – все равно что пытаться укусить собственные зубы. Есть просто ощущение. Нет никого и ничего, ощущающего ощущение! Вы не чувствуете чувства, не думаете мысли, не познаете познаваемое, так же как не слышите слух, не видите зрение и не чувствуете обоняние. «Мне хорошо» означает наличие приятного ощущения. Это не означает, что есть нечто отдельное под названием «я» и нечто отдельное под названием «хорошее чувство», и когда вы соединяете их вместе, то это «я» ощущает «хорошее чувство». Нет иных ощущений, кроме ощущения настоящего, и любое такое ощущение текущего момента есть «я». Никому еще не удалось отыскать такое «я», которое было бы отделено от восприятия настоящего, как и не удалось отыскать восприятие настоящего, отдельного от «я». А значит, «я» и восприятие настоящего – это одно и то же.

В качестве теоретических философских рассуждений все это пустая трата времени. Но мы не пытаемся развернуть на страницах этой книги «интеллектуальную дискуссию». Мы стараемся по-настоящему осознать, что отдельное «я», которое якобы думает мысли и чувствует чувства, – это иллюзия. Поняв это, вы понимаете, что вся жизнь есть вечно длящееся мгновение, и в ней просто нет места постоянству или безопасности, как нет и «я», которое нужно было бы защищать.

В одной китайской притче ученик пришел к мудрецу и пожаловался: «Я никак не могу успокоить ум. Пожалуйста, помогите мне это сделать». Мудрец ответил: «Покажи мне ум (твое «я»), положи передо мной, и я его успокою». «Много лет, – отвечал ученик, – я искал, где находится мой ум. Но я не могу найти его». «Отлично! – заключил мудрец. – Вот ум и успокоился!»

Жизнь человека так сложна и так часто приводит в отчаяние не потому, что существуют такие факты, как смерть, боль, страх и голод. Нет, корень всех зол в том, что, когда эти факты становятся нашим настоящим, мы начинаем кружить, зудеть, метаться и изворачиваться, пытаясь «изъять» свое «я» из неприятных ощущений. Делаем вид, будто мы амебы, и пытаемся защититься от жизни, разделившись надвое. Душевное равновесие, целостность, интеграция возможны лишь при осознании, что человек и то, что он ощущает в настоящий момент, суть одно и нет никакого отдельного «я» или ума.

Пока остается представление о том, что я отделен от собственного восприятия реальности, в сознании будут царить беспорядок и смятение. Из-за этой сумятицы невозможны ни осознанность, ни восприятие опыта, а значит, и усвоение опыта невозможно. Чтобы познать текущий момент, я не должен отделять себя от него; я должен воспринимать и осознавать его всем своим существом. Это, как отказ от попытки задержать дыхание на десять минут, не является чем-то, что я должен сделать. Это просто единственное, что я могу сделать. Все остальное – лишь безумная попытка совершить невозможное.

Чтобы понять музыку, вы должны слушать ее. Но пока вы будете думать: «Я слушаю музыку», – вы ее не услышите. Чтобы понять радость или страх, вы должны полноценно и безраздельно осознать их. Пока вы наклеиваете на ощущения ярлыки, пока говорите, что «вам весело» или «вам страшно», вы не осознаёте собственных ощущений. Страх, боль, грусть и скука остаются проблемами до тех пор, пока мы не понимаем их. Чтобы понять, нужен целостный, не разделенный надвое ум. Именно об этом говорится в таком странном для многих стихе: «Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло»[11]11
  Матф. 6:22.


[Закрыть].

Глава 6
Чудо момента

Представьте, что вы слушаете музыку. Вдруг я вас спрашиваю: «Прямо сейчас – кто вы?» Как вы ответите на этот вопрос, если будете отвечать спонтанно, не останавливаясь, чтобы подумать и подобрать слова? Если вопрос вас не удивит, скорее всего, вы просто напоете мне мотив, который только что услышали. Если удивит, вы начнете переспрашивать: «Кто я прямо сейчас?» Но если вы успеете задуматься, то начнете мне рассказывать не о текущем моменте времени, а о прошлом. Возможно, я узнаю, как вас зовут, где вы живете, что-нибудь о вашей личной и профессиональной жизни. Но я ведь спрашивал не о том, кем вы были раньше, а о том, кто вы есть сейчас. Чтобы осознавать реальность, чтобы воспринимать живую ткань настоящего, нужно понять для себя, что испытываемое в данный момент ощущение – это всё. Нет ничего вне ощущения, вне опыта настоящего. Нет никакого отдельного ощущения «вас», испытывающего ощущение.

Даже в моменты, казалось бы, полного самоосознания, то «я», которое вы якобы осознаёте, всегда сводится к какому-то чувству или ощущению: мышечного напряжения, тепла или холода, боли или раздражения, дыхания, пульсации крови. Вы никогда не ощутите того, кто ощущает ощущения, как никогда не сможете понюхать собственный нос или поцеловать собственные губы. Это и бессмысленно, и невозможно.

Когда мы счастливы, когда нам приятно, как правило, мы полноценно погружаемся в текущий момент и позволяем ощущаемому опыту настоящего заполнить сознание. В такие моменты мы «забываемся» и ум не пытается разделиться надвое, отделить «себя» от получаемого опыта. Когда приходит боль – физическая или эмоциональная, реальная или только ожидаемая, – происходит раскол. Мы попадаем в порочный круг, о котором я уже говорил.

Но как только становится очевидно, что «я» не может сбежать от реальности (ведь «я» есть не что иное, как ощущение этой реальности здесь и сейчас), смятение проходит. Не остается иных возможностей, кроме как осознать боль, страх, скуку или скорбь так же полноценно, как мы осознаём удовольствие. Человеческий организм обладает поистине волшебными способностями адаптации к боли, как физической, так и психологической. Но эти способности могут быть задействованы в полной мере лишь тогда, когда боль не возобновляется снова и снова попытками от нее сбежать, попытками отделить «я» от опыта боли. Само это усилие создает напряжение, в котором боль буквально расцветает, возобновляется снова и снова. Зато когда напряжение исчезает, тело и ум «вбирают» боль в себя, реагируют, как вода на удар или порез.

Вот вам еще одна китайская притча. Мудреца спросили: «Как избежать мучительного жара?», подразумевая под мучительным жаром человеческие страдания. Мудрец ответил: «Идите прямо в огонь». «Но как же мы спасемся от палящих языков пламени?» – удивились вопрошающие. «Никакая боль вас больше не побеспокоит!» Похожую мысль мы встречаем в «Божественной комедии», где Данте и Вергилий обнаруживают, что выход из ада находится в самом его центре.

Когда мы действительно счастливы, мы редко останавливаемся, чтобы сказать себе: «Я счастлив». Мы почти никогда не фокусируемся на этом ощущении – только если пик счастья уже позади и оно постепенно сходит на нет либо когда радость омрачена тревогой о том, что ее может кто-то отнять. В моменты незамутненного счастья мы оказываемся настолько поглощены происходящим, что даже не пытаемся сравнить то, что испытываем в данный момент, с другими ощущениями и опытом. По этой же причине мы не даем такому опыту названия, потому что названия, не являющиеся восклицаниями, всегда основаны на сравнениях. «Радость» отличается от «печали» только благодаря контрасту между ними, только из-за того, что мы сравниваем одно состояние ума с другим. Если бы мы никогда не знали радости, печаль было бы невозможно определить как печаль.

Вот только на самом деле мы не можем сравнить радость и печаль. Ведь сравнение возможно, только если быстро сменять одно состояние ума другим, а вы не можете быстро переключаться между искренней радостью и искренней печалью, как могли бы быстро переводить взгляд с собаки на кошку и обратно. Печаль можно сравнить только с воспоминанием о радости, а это совсем не то же самое, что радость.

Как и слова, воспоминания не способны «поймать» реальность. Воспоминания абстрактны, они представляют собой знания о вещах, а не знание самих вещей. Воспоминание никогда не сможет уловить самую суть настоящего момента, его интенсивность, конкретность, которую мы ощущаем в качестве реального опыта. Воспоминание – «труп» опыта, из которого ушла жизнь. То, что мы знаем по воспоминаниям, всегда вторично. Воспоминания мертвы, потому что зафиксированы. Память о вашей умершей бабушке лишь повторяет вам то, кем и какой она была. Настоящая, живущая в текущей реальности бабушка всегда могла сказать или сделать что-то новое, и вы никогда не знали, что она сделает в следующий момент.

Итак, есть два способа понимания реальности. Первый – сравнивать настоящее с воспоминаниями о прошлом опыте, то есть давать текущему моменту название, определять его. Таким образом мы интерпретируем настоящее, опираясь на мертвое, на прошлое. Второй способ – осознавать настоящее таким, какое оно есть, как мы это делаем в моменты сильной радости, не анализируя, забывая о прошлом и будущем, позволяя настоящему заполнить все свое существо, не останавливаясь для того, чтобы подумать: «Я счастлив».

Оба эти подхода имеют свои преимущества. Но они сводятся к различию между познанием реальности на словах и непосредственным ее познанием. Меню в ресторане – вещь очень полезная, но не может заменить собой обеда. Путеводитель – вещь просто замечательная, но вряд ли его можно сравнить с той местностью, которую он описывает.

Когда мы пытаемся понять настоящее, сравнивая его с воспоминаниями о прошлом, мы воспринимаем его совсем не так, как при непосредственном восприятии. Но именно так мы обычно подходим к неприятным ощущениям. Вместо того чтобы иметь дело с тем, чем они являются, мы пытаемся справиться с ними, обращаясь к прошлому. Человек, которому страшно или одиноко, сразу начинает думать: «Мне страшно», «Мне очень одиноко».

Конечно, так мы пытаемся уйти от неприятного опыта. Отказываемся осознавать такую реальность. Но поскольку уйти из реальности мы не можем, мы спасаемся от нее в воспоминаниях. Здесь мы чувствуем себя в безопасности, ведь прошлое неподвижно и заранее известно. А еще оно мертво. Поэтому, чтобы избавиться, например, от страха, мы стараемся одновременно и отделить «себя» от него, и «зафиксировать» его, интерпретируя свои ощущения при помощи памяти, при помощи фиксированных и известных понятий. Иными словами, мы пытаемся адаптироваться к непонятному настоящему, сравнивая его с (вспоминаемым) прошлым, дав ему имя, «определив» его.

Это прекрасно сработало бы, если бы речь шла о чем-то, от чего можно сбежать. Например, очень полезно знать, когда пора зайти в дом, если пошел дождь. Но когда речь идет об ощущениях, являющихся частью вас самих, такое знание бесполезно. Ваш организм не избавляется от токсинов, давая им названия. Когда мы пытаемся контролировать страх, депрессию, скуку, наклеивая на них ярлыки названий, мы уподобляемся первобытному человеку, верившему в проклятия и призывание духов.

Понять, почему это не работает, очень просто. Естественно, мы пытаемся узнать страх, определить его, дать ему название, чтобы превратить его в нечто «объективное», отделить от своего «я». Но зачем нам отделять себя от страха? Потому что нам страшно. Иными словами, страх пытается отделить себя от страха, как будто огнем можно затушить огонь.

И это не единственная проблема. Чем больше мы привыкаем интерпретировать настоящее в терминах воспоминаний, понимать неизвестное при помощи известного, живое при помощи мертвого, – тем больше жизнь напоминает иссушенную разочарованиями мумию, лишенную радости. Полностью отгородившись от жизни, человек постепенно превращается в спрятавшегося в твердую раковину «традиций» моллюска. И когда реальность наконец прорывается внутрь этой раковины (как всегда и происходит), человек испытывает мучительный всепоглощающий страх.

Если же вы осознаете страх, то поймете, что это ощущение теперь неотъемлемая часть вас и бежать от него бесполезно. Вы увидите, что приклеивание к ощущению ярлыка «страх» ни к чему не ведет, ничего вам не объясняет и никак не помогает в сложившейся ситуации. Ведь сравнения и определение ощущения основываются не на прошлом опыте, а на воспоминании о прошлом опыте.

Что делать? У вас не остается иного выбора, кроме как осознать страх всем своим существом в качестве совершенно нового опыта. Действительно, каждый опыт – это всегда новый опыт, новое ощущение, и в каждый отдельно взятый момент времени нашей жизни мы находимся среди нового и неизведанного. Осознавая реальность таким образом, вы не нуждаетесь больше в том, чтобы сопротивляться ей или давать названия ощущениям. Конфликт между «я» и настоящим исчезает.

Для большинства из нас этот конфликт так мучителен, потому что вся наша жизнь представляет собой сплошное сопротивление неизвестному, тому реальному настоящему, в котором мы на самом деле живем. Сама наша жизнь есть ежеминутно воплощаемое в бытие неизвестное. Отрицая это, мы не живем по-настоящему. Каждую минуту мы проводим в напряжении, стараемся быть осмотрительными, осторожными, держим оборону. И все напрасно, потому что жизнь неизбежно затягивает нас в свой «хаос», хотим мы того или нет, и сопротивляться этому так же бесполезно и утомительно, как пытаться плыть против сильного течения.

Искусство выживания в таких «тяжелых» условиях заключается не в том, чтобы безвольно плыть по течению, но и не в том, чтобы в ужасе цепляться за прошлое, за уже известное. Оно в том, чтобы быть максимально внимательным и чувствительным к каждому мгновению. Каждое мгновение следует воспринимать как момент уникальный и неповторимый, полностью раскрываясь ему навстречу, с готовностью воспринимая любой новый опыт.

Это не философская теория, а эксперимент. Не проведя такой эксперимент над собой, невозможно понять, что человек на самом деле обладает удивительными адаптивными способностями к жизни, что психика может в прямом смысле слова впитать в себя и боль, и неуверенность. Сложно словами объяснить, как происходит такое «впитывание», как сложно объяснить, каким образом бьется сердце или формируются гены. Открытый ум делает это с той же легкостью, с какой мы дышим. Свободно, но не умея объяснить. Этот принцип перекликается с искусством дзюдо – «мягкого (дзю) пути (до)», в котором сила противника используется против него же.