Текст книги "Атрибуция, диссонанс и социальное познание"

Прежний опыт человека формирует в нем установки и ожидания, которые оказывают влияние на актуальные («здесь и сейчас» протекающие) когнитивные, в том числе атрибутивные процессы. Воздействие ожиданий на атрибуции уже стало предметом психологических исследований, и полученные результаты представляют интерес по крайней мере в двух аспектах: 1) для понимания причин появления ошибок атрибуции; 2) для создания теории психо-логики обычных людей («интуитивных психологов»). Рассмотрим некоторые из эффектов влияния ожиданий на актуальные познавательные процессы.

Нередко вместо того, чтобы использовать актуально доступную информацию, люди не обращают на нее внимания и воспроизводят известные им из прошлого опыта знания, а на их основе – свои ожидания. В результате возникают заблуждения, некоторые из них мы рассмотрим ниже.

ФЕНОМЕН «ИЛЛЮЗОРНЫХ КОРРЕЛЯЦИЙ»

Как показал Гарольд Келли, выяснение причин и следствий зависит от того, есть ли у социального наблюдателя возможность установить ковариации в полученных комбинациях информации. Оказывается, что люде нередко создают несуществующие, иллюзорные корреляции.

В одном психологическом исследовании осуществлялось наблюдение за работой специалистов по клинической психологии (психологов, врачей и медсестер) и оказалось, что они при диагностике заболевания опираются на конкретные данные тестов и показатели симптомов. Это было бы хорошо, если бы не обнаружилось одно обстоятельство: «… они обращают внимание только на ожидаемые показатели и индуцируемое (симптомом и болезнью) поведение и упускают из виду иные возможности появления или отсутствия того или другого» (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с.

90). По мнению психологов (Тверского, Канемана и др.), такие иллюзорные корреляции появляются как следствие большой легкости воспроизведения тех связей, которые соответствуют ожиданиям исследователя. Поэтому можно задать парадоксальный вопрос: хорошо ли, когда врач знает различные теории?

ВЛИЯНИЕ «ЭГОЦЕНТРИЧЕСКИХ АТРИБУЦИЙ»

Очень часто, стараясь определить установки и другие личностные факторы, обусловливающие действия социальных актеров, наблюдатели исходят из собственного поведения, суждений и, возможно, установок. Росс назвал такие атрибуции эгоцентрическими (Ross, 1977).

Фактически речь идет о проективных атрибуциях, которые автор этих строк выделил и исследовал уже в предыдущих своих трудах (см.: Налчаджян, 1988). Это атрибуции собственных черт, причин и мотивов другому человеку и соответствующее объяснение его поведения. Ясно, что, если подобные атрибуции у наблюдателя являются преобладающими, он молчаливо будет (конечно, не осознавая, что ошибается) считать, что другой человек действует исходя из таких же побуждений и желаний, преследуя такие же цели, какие преследует он сам. К пониманию природы проективных атрибуций до некоторой степени приблизился Холмс, который говорил о «проекции атрибуции». Это, конечно, неудачное выражение, поскольку в таких случаях следовало бы говорить скорее всего о проекции самоатрибуций, поскольку собственное сходное поведение наблюдатель объясняет с помощью таких же атрибуций, как и свое собственное поведение.

Почему у наблюдателя появляются подобные «эгоцентрические атрибуции»? Предложено одно социально-психологическоле объяснение, которое, конечно, не исчерпывает возможные причины появления подобных атрибуций. Утверждается, что такие эгоцентрические ожидания появляются вследствие того, что люди предпочитают общество таких людей, чьи мнения, убеждения и вкусы схожи с их собственными.

В подтверждение этой точки зрения Росс и его коллеги приводят убедительные результаты эмпирических исследований (см., напр.: Хекхаузен, ч. 2, с. 90).

Но явление эгоцентрических ожиданий и порождение проективных атрибуций требуют более глубокого объяснения. Я полагаю, что Росс, называая такие атрибуции эгоцентрическими, приблизился к подлинным причинам явления. Да, сохранившийся у каждого детсткий эгоцентризм во многом мотивирует появление проективных атрибуций в ситуациях, когда от человека требуется объяснить поведение другого или предвидеть его поведение в определенных ситуациях. Причем нельзя путать эгоцентризм с эгоизмом.

Тот социально-психологический процесс, что я упомянул, скорее всего является выражением эгоизма (любви и заботы о себе), чем эгоцентризма, который означает восприятие и интерпретацию мира и поведения людей с определенной «точки зрения». Эгоцентрическая личность может даже быть лишена любви к себе, хотя эти два качества обычно теснейшим образом взаимосвязаны.

Исходя из сказанного я полагаю, что для дальнейшего углубления понятия эгоцентрических ожиданий и проективных атрибуций необходимо привлечь концепцию Жана Пиаже об эгоцентрическом мышлении детей. Многие взрослые сохраняют в себе эгоцентричность познавательных процессов. Эгоцентрическое мышление имеет свою особую психо-логику.

Психологам удалось показать, что в зависимости от «перспективы» наблюдения (под которой, по-видимому понимают то, с какой точки пространства и в каком направлении наблюдает человек поведение социального актера) атрибуции бывают разными: преимущественно внутренними или преимущественно внешними. Но я думаю, что тут важна не сама перспектива, а более глубокое свойство наблюдателя – его эгоцентризм. В детстве эгоцентризм как раз и состоит в том, что индивид воспринимает мир только со своей позиции, полагая, что другой видит точно то же самое, что и он сам. Например, если ребенок со своей точки восприятия не видит другую сторону предмета, то ему кажется, что и сидящий напротив человек ее тоже не видит. Более сложным случаем эгоцентризма является следующий: ребенок спит и видит сон; просыпаясь, спрашивает маму: ты видела, что я во сне видел то-то и то-то? Для эгоцентрической личности она сама – центр вселенной и ее мнение – самое правильное.

У взрослого человека эгоцентризм расширяется и выходит за рамки процессов чувственных восприятий. Он становится особым комплексом, структурированным вокруг Я личности. Вся я-концепция индивида становится эгоцентрической.

В результате этого эгоцентрическая личность Р₁ считает всякое поведение социального актера Р₂ отклоняющимся от норм (девиантным), если оно не соответствует его личным нормам и ожиданиям. В таких случаях Р₁ использует преимущественно внутренние атрибуции.

Отсюда можно заключить, что данный метод можно использовать в качестве диагностического теста. Предложив Р₂ принять роль наблюдателя и оценить поведение Р₁, мы фактически получаем от него материал (в виде атрибуций), позволяющий охарактеризовать уровень его эгоцентризма. Эти и предыдущие идеи можно развернуть на основе современных данных о возрастном психическом развитии личности. Особенно релевантными нам представляются идеи Пиаже.

«ИЛЛЮЗИЯ КОНТРОЛЯ»

Ожидание, основанное на прошлом опыте, вызывает еще одну иллюзию, которой Лангер дал название «иллюзии контроля» (Langer, 1975). Она состоит в том, что испытуемым кажется, будто случайные по существу ситуации зависят от деятельности достижения.

Это вид самообмана. Его исследовали Вайнер с коллегами. Люди легко поддаются такому самообману, если «случайная ситуация содержит определенные, типичные для ситуации достижения признаки, например: свободный выбор задачи, предварительная фаза тренировки, размышления над способом решения задачи, призыв приложить усилия, соревнование (см.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 91).

Мы уже видели, что детский эгоцентризм, развиваясь, принимает сложную форму, включающую я-концепцию и другие блоки личности. По-видимому, одним из них является специфическая любительская теория мотивации, т. е. то, каким образом данный индивид склонен объяснять поведение людей. Люди могут обладать такими более или менее устойчивыми мотивационными тенденциями. С этой точки зрения всех людей можно условно делить на две группы: в первую группу включаются те, кто объясняет поведение других главным образом их личностными качествами и установками. Психологи назвали их «субъективистами». Вторую группу составляют так называемые «ситуационисты». Эти субъекты приписывают успех или неудачу людей не их усилиям и способностям, а ситуационным факторам, даже случайным обстоятельствам (Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 91).

Я полагаю, что если эти объяснительные тенденции у человека сильно выражены (что является следствием твердости их любительских мотивационных «теорий»), то они не только предложат соответствующий вид объяснения, но и будут считать его достаточным для понимания поведения.

Существование таких любительских мотивационных «теорий» и исходящих из них объяснительных тенденций можно считать доказанным. Но у нас возникает вопрос: почему одни люди формируют у себя «субъективистскую» мотивационную теорию, а другие – «ситуационистскую»? Не исходит ли это из более глубоких свойств личности? Я думаю, что так оно и есть на самом деле. Я предлагаю гипотезу, согласно которой у людей, сохранивших эгоцентризм, и у тех, кто достиг высокого уровня альтруизма, личные мотивационные теории не могут быть одинаковыми. От соотношения эгоцентризма и альтруизма зависит характер личной мотивационной теории, а отсюда – и характер (тип) атрибуций, используемых, когда люди пытаются объяснить свое и чужое поведение. Но связь эта не простая и не однозначная. Тут можно лишь предложить гипотезы для эмпирической проверки. Например, делает ли эгоцентрическая личность преимущественно внутренние атрибуции, когда пытается объяснить поведение другого человека? Допустим, что это так. Но сохраняется ли такая тенденция и при объяснении собственного поведения? Наверняка нет, здесь вступает в силу «основная ошибка атрибуции», которая по-существу является не ошибкой, а закономерностью.

Далее, допустим, что Р₁ – «субъективист» в описанном выше смысле, т. е. у него субъективная теория мотивации. Но, наблюдая в одном случае успешные действия Р₂ , а в другом неудачные, будет ли он в обоих случаях делать одинаковые внутренние атрибуции? Я думаю, что нет. Если с Р₂ у него нет положительной идентификации, то его успех он будет приписывать внешним (ситуационным, даже случайным) обстоятельствам, а неудачу и поражение – личным качествам Р₁.

Однако все эти атрибутивные процессы и их варианты у двух индивидов, у первого из которых мотивационная теория «субъективная», а у другого «ситуационная», будут различаться. Каким образом? Эти индивидуальные различия надо исследовать. Общие закономерности процессов атрибуции будут выражаться различными вариантами в зависимости от типа личности и ее любительской (имплицитной) теории личности, в которую входит концепция мотивации (представления о том, исходя из чего преимущественно действуют люди).

В 1977 г. американские психологи Нисбетт и Уильсон обнаружили в атрибутивных процессах интересное явление, которому дали название «говорить больше, чем мы можем знать» (Nisbett, 1977). Эта тенденция широко распространена и имеет самые различные проявления. Например, человек случайно добивается успеха, но и он сам, и наблюдатели начинают сочинить басни о том, сколько усилий он приложил для того, чтобы добиться такого успеха.

Считается, что существует народная теория («теория здравого смысла»), согласно которой чем больше усилий прилагает субъект, тем бо́льшими будут его успехи. «Больше усилий – больше успеха» – так можно выразить стержневую психо-логику этой «теории», которая, кстати, в значительной степени соответствует реальности. Хотя нередко бывает, что и большие длительные усилия не увенчаются успехом, все же во многих случаях эта психо-логика верна. Однако ситуация меняется, когда люди пытаются построить обратное рассуждение. Добившись успеха, человек может рассуждать следующим образом: «Если успех достигнут, значит я, наверное, приложил достаточно большие усилия» (см.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 88). Но нетрудно видеть, что такое суждение очень часто не соответствует реальности. Успех может быть и случайным, и результатом небольших усилий, хотя и не так часто. Но человек, руководствующийся теорией о том, что большие усилия приводят к большим успехам, сразу же «обращает» эту теорию и приписывает себе больше усилий, чем он приложил в реальности. Руководствуясь такой психологической логикой, даже человек, выигравший крупную сумму по лотерее, начинает обосновывать свой успех некими своими усилиями и достоинствами. При этом у него развивается болтливость. Он будет разглагольствовать о своих достижениях.

Исходя из таких фактов можно прийти к выводу (см.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 88), что атрибуции человека не так спонтанны, как можно было бы думать: пытаясь объяснить свое и чужое поведение, люди исходят из своих мотивов и представлений о том, как добиваются в жизни успехов, чем обусловлены неудачи людей и т. п.

Другим обобщенным представлением о людях, которое оказывает влияние на атрибутивные процессы, способствуя появлению основной ошибки атрибуции, является убеждение, будто у человека всегда имеется возможность свободного выбора, и если бы он не хотел совершить что-либо, то смог бы отказаться от его выполнения. Подобное убеждение есть не что иное, как вера в существование свободы воли человека. Автор этих строк по своим философским взглядам более близок именно к данной точке зрения, а следовательно, и к идее внутреннего фатализма.

Но одновременно я осознаю, что преобладание в психике человека такой ментальности увеличивает вероятность того, что он чаще допустит основную ошибку атрибуции, но не только в отношении других людей, но также при истолковании собственного поведения. При ошибках эта установка порождает сильно выраженную самокритичность. У таких людей очень часто возникает представление, что они сами преимущественно виноваты в своих неудачах и могли бы принимать более разумные решения.

Итак, предлагаемая гипотеза сводится к тому, что основную ошибку атрибуции чаще всего допускают те индивиды, которые верят в свободу человеческой воли. И когда кто-либо допускает морально осуждаемый поступок, человек, который верит в свободу воли, сразу же начинает осуществлять внутреннюю атрибуцию, тем самым допускаяя основную ошибку атрибуции. Я считаю, что данная концепция имеет внутренний объяснительный потенциал, возможность расширения и применения в этнической характерологии. Вопрос в следующем: нет ли подобных различий по вопросу о вере в свободную волю и между этносами?

Предполагается, что как народы в целом, так и индивиды в результате и благодаря длительной практике приходят к общему выводу о том, что действия человека являются выражением его внутренних мотивов и установок. Данный вывод они распространяют и на те многочисленные случаи, когда действительность иная. Каждому известно, что люди очень часто вынуждены по требованию внешних сил действовать таким образом, как они сами не хотели бы поступить, если бы имели свободу воли и выбора.

Отсюда видно, что проблема атрибуции и ее основной ошибки имеет ряд интересных аспектов, которые требуется исследовать со всей серьезностью. Вот некоторые из них:

1. Первый вопрос: во всех ли этнических обществах и их культурах преобладают обобщенные выводы вышеуказанного типа? Все ли народы пришли к выводу, что социальные действия человека определяются его внутренними мотивами и установками и он несет полную ответственность за них? Мы предполагаем, что в этом отношении этнические культуры противоречивы: в них можно встретить как суждения, поддерживающие внутреннюю атрибуцию, так и суждения и обобщения противоположного типа (подкрепляющие внешнюю атрибуцию), хотя не исключено преобладание одной из этих двух тенденций. Это очень хороший психологический критерий для классификации этнических культур. Я предлагаю выделить следующие их типы: а) этнические культуры, в которых преобладают представления и аргументы в пользу внутренней атрибуции причин поведения; б) культуры противоположного типа; в) культуры смешанного типа. Данную концепцию можно расширить путем анализа эмпирических материалов об этнических культурах.

2. Второй вопрос: обсуждение проблем атрибуции и ее основной ошибки вплотную подводят нас к проблеме фатализма и разновидностей этого явления. Я предлагаю следующие идеи, которые могут положить начало развитию данного направления исследований: а) этнические культуры различаются как по общему уровню фаталистичности, так и по тому, какой тип фатализма превалирует в ментальности данного этноса; б) я выделяю три типа этнического и индивидуального фатализма: 1) внутренний фатализм, при котором поведение и ход жизни фаталиста определяются внутренними силам, т. е. приписываются таким силам; 2) внешний фатализм, при котором детерминанты поведения и хода жизни, социальных событий видятся во внешнем мире (Бог, правитель, ситуация и т. п.); 3) смешанный тип фатализма, когда примерно в равной мере атрибутируются как внутренние, так и внешние силы.

Я предлагаю следующую гипотезу: то обстоятельство, какие атрибуции преимущественно использует наблюдатель при объяснении причин поведения социального актера, зависит от того (в числе других причин), какой тип фатализма у него преобладает. А тип фатализма у личности может образоваться еще в детстве, став обобщенной и всепроникающей установкой, через призму которой осуществляются все процессы социального и даже несоциального познания человека.

Универсальна ли основная или фундаментальная ошибка атрибуции? Вкратце обсудим данную проблему.

1) Под универсальностью я имею в виду то, проявляется ли она у всех людей независимо от этнической принадлежности и культуры? Данный вопрос требует исследования, и мы уже кое-что сказали о том, в каком русле должны осуществляться подобные исследования. 2) Под словом «фундаментальная» имеется в виду, что она всегда проявляется у людей, является основной ошибкой в процессах соответствующего вида (социального познания). Проведены исследования, показывающие, что бывают случаи, когда закон или основная ошибка атрибуции нарушается, и люди, наблюдая за поведением человека, с большей готовностью осуществляют внешнюю атрибуцию.

Оказалось, что люди предпочитают внешние (ситуативные) атрибуции в том случае: 1) когда поведение человека не соответствует их предварительным ожиданиям (см.: Хьюстон, Финчем, 2001, с. 202; Kulik, 1983); 2) когда внешнее наблюдение сосредоточено на ситуационных факторах, которые могут вызвать поведение человека.

Имея в виду подобные исключения, Джильберт и другие психологи предлагают использовать более умеренное выражение: «искажение соответствия», с учетом тенденции делать внутренние атрибуции даже тогда, когда этого не следует делать. Действительно, когда перед действующим лицом появляются случайные обстоятельства и его поведение резко меняется, тогда мы не можем приписать это изменение его личностным диспозициям. Например, человек ведет автомашину, но внезапно прямо перед ним появляется другая машина. Он делает резкий поворот направо и оказывается перевернутым и в овраге. Можно ли сказать, что он имеет тенденцию к таким резким поворотам? Подобное утверждение было бы комично, и его можно было бы высказать лишь в качестве шутки. В таких ситуациях оправданны только ситуативные атрибуции.

Кстати, по ходу обсуждения нашей проблемы я обнаружил один из механизмов порождения шуток. Если поведение и ситуация требуют определенного вида атрибутивного объяснения, но вы делаете противоположное, тогда вы шутите. Но всегда ли это получается остроумно?

В начальный период исследования ошибок или предубеждений в атрибуций эти явления казались психологам общечеловеческими, универсальными. Однако последующие наблюдения показали, что это не совсем так.

Во-первых, оказалось, что, например, такая ошибка атрибуции, как служащие интересам собственного Я предубеждения наблюдаются не у всех: депрессивные личности не допускают такой ошибки. Свои успехи они приписывают внешним случайным факторам, а неуспех и поражение – собственной личности. Это противоположно тому, что имеет место у так называемых «нормальных» людей. Оказывается, что «нормально» быть эгоцентричным и эгоистом.

Во-вторых, постепенно накапливаются данные о том, что так называемая «фундаментальная ошибка атрибуции», впервые описанная Россом, также не всегда имеет место. (Фундаментальную ошибку атрибуции иногда называют также «различением актер – наблюдатель». Но оказывается, что в этом случае исключения из этого общего правила зависят не от индивидуальных различий людей (как в случае самообслуживающих предубеждений), а от некоторых переменных, участвующих в атрибутивных процессах. Из них отмечаются следующие: а) заметность стимула при восприятии поведения социального актера; б) направленность эмпатии; в) различия в знаниях и жизненном опыте. Поскольку существует влияние подобных дополнительных факторов, то оказывается, что фундаментальная ошибка атрибуции иногда наблюдается, иногда же – нет. Исследования в этом направлении продолжаются.