Текст книги "Атрибуция, диссонанс и социальное познание"

Проведенные исследования показывают, что атрибуция, осуществленная в определенной актуальной ситуации, со временем претерпевает изменения. Такой «сдвиг» производит изменения в основной ошибке (искажении) атрибуции. Сдвиг этот, в частности, выражается в том, что со временем в составе всей атрибуции соотношение элементов внешней (ситуативной) и внутренней (диспозициональной) атрибуций меняется в сторону большего сохранения элементов внутренней атрибуции и значительно большего забывания элементов ситуативной атрибуции. Этот феномен обнаружен в случае самоатрибуций, которые делаются спустя некоторое время после того, как уже совершены те социальнные поступки, для объяснения которых предлагаются атрибуции. Оказалось, что если каузальные атрибуции делаются по истечении некоторого времени, а не в самой ситуации действия актера, внутренних причин отмечается больше, чем ситуативных.

Здесь уместно спросить: не проявляется ли данная тенденция в исторических исследованиях вообще? Я имею в виду исторические исследования в широком смысле слова: труды по истории народов, мемуары и т. п. Плодотворно было бы применение теории атрибуции в сфере исторических исследований своего и других народов, при различных состояниях межэтнических, межгосударственных и межконфессиональных отношений.

Таким образом, между атрибуциями, сделанными немедленно, и теми, которые производятся с интервалом, наблюдаются существенные психологические и, возможно, также лингвистические различия (см.: Peterson, 1980, р. 372–380; Хьюстон, Финчем, 2001, с. 201).

«Сдвиг атрибуции» во времени, разумеется, непосредственно связан с «фундаментальной ошибкой атрибуции». Оказывается (хотя бы в некоторых случаях), что в отложенных объяснениях поведения социальных актеров ошибка атрибуции усиливается. Вряд ли данный сдвиг объясняет появление фундаментальной ошибки атрибуции (которая возникает по другим причинам), однако он в определенной мере объясняет изменение атрибуции во времени.

Появляется новая проблема – необходимость исследовать, каким образом закономерности забывания и другие законы и феномены памяти человека оказываются вовлеченными в указанные процессы возникновения и изменения атрибуций, в ее ошибки и изменение во времени. Какую роль играют консолидация, реминисценция и другие процессы памяти? И еще одна проблема: мы знаем, что не время само по себе изменяет что-то, а те процессы, которые происходят во времени. Какие внутрипсихические процессы личности приводят к описанному сдвигу атрибуции? Это очень интересный вопрос для исследования в социальной психологии и психоистории.

Находясь в той ситуации, в которой наблюдатель должен объяснить поведение социального актера, он может выступить по крайней мере в следующих ролях: 1) в роли только наблюдателя, оценивающего и объясняющего; 2) в роли взаимодействующего с социальным актером наблюдателя, играющего вместе с ним сопряженную роль; эта разновидность имеет два «чистых» варианта (поскольку возможны также промежуточные сложные роли): а) в качестве соперника действующего лица; б) в качестве лица, который сотрудничает с действующим лицом; 3) он может играть роль наблюдателя вместе с «ролью» «самонаблюдателя», который должен объяснить свое собственное поведение. Он должен делать как гетероатрибуции, так и самоатрибуции.

В связи с этим возникает проблема, для решения которой мы предлагаем гипотезу. Проблема состоит в том, что в ситуациях, подобных описанной, вид и уровни идентификации наблюдателя с актером в различных случаях и для различных наблюдателей различны. Я предлагаю гипотезу, согласно которой указанные различия видов и уровней идентификации приводят к возникновению различных вариантов фундаментальной ошибки атрибуции. До последнего времени исследователи, например Росс, утверждали, что фундаментальная ошибка атрибуции универсальна и не зависит от перспективы наблюдателя. Возможно, в принципе это и так. Однако могут наблюдаться различные варианты этого феномена. Между тем до сих пор, насколько мне известно, фактически рассматривались лишь два варианта: а) фундаментальная ошибка атрибуции (ФОА) при объяснении поведения другого человека (наблюдаемого социального актера) и б) фундаментальная ошибка атрибуции (ФОА) при объяснении наблюдателем своего собственного поведения. Но каждый из этих двух основных случаев может иметь свои варианты.

Варианты самоатрибуций и фундаментальной ошибки возможны, например, в зависимости от того, какова самооценка личности, в какой мере она принимает себя в качестве достойной уважения и любви. Вообще мы должны исследовать искажение в зависимости от я-концепции личности и ее типа.

Варианты ФОА при восприятии и объяснении личности социального актера и его поведения возможны в результате действия целого ряда причин: а) в зависимости от того, чье поведение объясняется: отдельного индивида, социальной группы, общества в целом или этноса; б) вследствие возможных различных уровней идентификации с социальным актером (в том числе с этносом): начиная от полной отрицательной идентификации и отвержения через безразличие и до глубокой положительной идентификации, когда «другой» фактически становится частью «расширенного я» наблюдателя.

Насколько мне известно, все эти варианты фундаментальной ошибки атрибуции не только не исследованы до сих пор, но даже не сформулированы в качестве психологических проблем. Здесь это делается впервые. Я полагаю, что после выделения этих вариантов должны исследоваться и другие феномены атрибутивных процессов, которые при каждом из них могут иметь своеобразные черты. Воэможно также открытие новых феноменов.

Варианты по временному критерию. Предположим, что ряд вариантов основной ошибки атрибуции можно выделить, если исходить из того, когда наблюдатель (или исполнитель сопряженной роли и наблюдатель одновременно) оценивает и объясняет поведение социального актера. Это он может делать сразу на ходу или после наблюдения; он может осуществлять атрибутивные процессы спустя какое-то время после первоначального наблюдения поведения актера в реальной социальной ситуации.

Данные варианты в определеной степени (но совершенно недостаточно) уже были исследованы в психологии. Оказалось, что временно́й фактор действительно играет определенную роль. Когда организовались опыты по аналогии с известными экспериментами Милграма с целью исследования основной ошибки атрибуции в подобных условиях, то оказалось, что сразу после наблюдения поведения основного испытуемого («учителя») фундаментальная ошибка атрибуции выражается очень сильно: заметно преувеличивается значение субъективных, личностных факторов. Однако уже «после получасового размышления о происходившем намечается тенденция к усилению значимости ситуационных возможностей…» (См.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 93). Однако нужны более углубленные исследования. Мы же не можем относить эти изменения в содержании фундаментальной ошибки атрибуции просто к временному фактору: они обусловлены какими-то процессами, которые происходят в интервале между первым и вторым объяснением поведения актера. В этом промежутке активно работают какие-то механизмы, о которых мы пока мало что знаем. Отмечу также, что указанную тенденцию изменения основной ошибки атрибуции во времени следует иметь в виду во всех исторических и психо-исторических исследованиях, исследованиях прошлого – как индивидуального, так и этнического.

Как основная, так и другие ошибки атрибуции, конечно, реально существуют. Эти искажения, по существу, представляют нам случаи неправильного понимания реального взаимодействия и взаимовлияния личностных и ситуативных факторов, в итоге приводящих к определенному наблюдаемому поведению. Поэтому величины ошибок атрибуции мы сможем реально измерить только тогда, когда знаем точное, научно приемлемое («истинное») объяснение, отражающее реальное положение вещей. Если этого нет, то наши описания ошибок атрибуций обычных людей останутся в основном описательными и качественными. Это тоже значительное научное достижение, но довольствоваться им науке нельзя, нецелесообразно и даже вредно.

Ну а какова реальность? Знают ли уже психологи, как и чем детерминируется поведение людей в социальной жизни? Данный вопрос уже долгие годы дискутируется в науке. Образовались два направления в психологии личности и социальной психологии и две соответствующие условные группы психологов: диспозиционисты и ситуационисты. Эта история подробно рассматривается в специальной литературе. На сегодняшний день полученный наукой вывод, максимально близкий к реальности, по-видимому, таков: взаимодействие личности и ситуации – это процесс взаимовлияния, в ходе которого получаемая извне информация ассимилируется когнитивными схемами личности и одновременно имеет место аккомодация этих схем к той новой информации, которая не согласуется с ними, а также к требованиям (ожиданиям) среды (см.: Хекхаузен, 1986, ч. 1, с. 31). Здесь очевидно влияние идей Пиаже о когнитивных процессах.

Если считать, что в общих чертах все обстоит именно так, то мы сможем спросить: в какой мере обычные люди, пытаясь объяснить свое и чужое поведение, приближаются к пониманию изложенного подхода? Чем они ближе к нему и чем активней пользуются им для объяснения поведения людей, тем менее выражена ошибка атрибуции, и наоборот. Понимают ли обычные люди (неученые), что наши действия влияют на ситуативные переменные, которые приводят к изменению личностных переменных, вследствие чего изменяется также поведение?

Это циклический процесс непрерывного взаимодействия и преобразования, «в котором субъект, его деятельность и ситуация обусловливают друг друга» (Хекхаузен, 1986, ч. 1, с. 31). Здесь между индивидом и ситуациями действуют многообразные прямые и обратные связи. Индивид заявляет о себе с помощью своих мотивов и познавательных схем, а ситуация – с помощью своей субъективно осмысленной формы, своего психологического значения для личности.

Индивиды в значительной мере сами отыскивают для себя ситуации поведения, придавая им психологическое значение, формируя их и избирательно подыскивая сходные ситуации. Это хорошо понимают интеракционисты. Все это необходимо учесть при оценке величины допускаемых в атрибутивных процессах ошибок.

Росс как-то заметил, что некоторые социальные психологи вольно или невольно используют фундаментальную ошибку атрибуции при организации своих экспериментальных исследований. Например, он считает, что в экспериментах Стенли Милграма, организованных для исследования послушности, а также при исследовании психологии оказания помощи (проблемы «доброго самаритянина» в исследованиях Латанй и других), используется феномен фундаментальной ошибки атрибуции. Результаты этих исследований изумляют специалистов именно потому, что реальное поведение испытуемых в экспериментальной ситуации резко отличается от обыденных представлений о том, как человек может (и должен) вести себя в подобных ситуациях.

Речь идет о следующем: испытуемых до эксперимента спрашивают, могли бы они наказать других «учеников» ударами электрического тока определенной силы или как-то иначе. Обычно почти все утверждают, что не могли бы. Но, оказавшись в реальной ситуации эксперимента, они не только наказывают невинных людей, но и доводят силу своих ударов до опасных для жизни жертв величин. Точно так же в «тюремных» экспериментах Зимбардо никто из испытуемых не мог допустить, что будет вести себя так жестоко или по-рабски, как они реально вели себя, играя роли «тюремщиков» и «арестантов».

Оказывается, когда человека спрашивают о его будущем поведении, у него немедленно появляются атрибуции и в ходе их возникновения совершается фундаментальная ошибка атрибуции: роль личностных факторов преувеличивается, а роль и значимость будущей ситуации и всех социальных агентов, которые могут в ней находиться, недооцениваются.

Я предполагаю также, что когда до опыта испытуемому задают вопрос о его будущем возможном поведении, он оказывается в сложном положении, которое характеризуется следующими признаками: 1) он находится в актуальной ситуации, где кто-то другой спрашивает его о будущем возможном поведении; под воздействием этого вопроса у него начинаются атрибутивные процессы, процессы предвосхищения, атрибутирования в будущее и т. п.; 2) он воображает себя в будущей ситуации и пытается предвосхитить свое поведение. В таком случае возникает вопрос: где же локализуются его атрибуции вместе с основной и другими искажениями реальности? Здесь и сейчас или же в воображаемом будущем? И еще один вопрос: совпадают ли возникающие здесь ошибки атрибуции с той, которая появится в будущей реальной ситуации эксперимента или повседневной жизни? Измеримы ли их различия? Это важные и совсем не исследованные психологами вопросы.

Есть еще одна проблема: каким образом все эти атрибутивные явления связаны с уровнем морального развития личности? У разных людей в зависимости от возраста и уровня развития они различны. Известно, что в ходе экспериментов Милграма и Зимбардо выявлялись существенные индивидуальные различия. (Этих вопросов слегка касается и Хекхаузен. См.: Хекхаузен, 1986, ч. 2, с. 93–94.) И здесь намечается интересное направление исследований.

Ведь в жизни часто бывает, что мы спрашиваем у людей (да и самых себя): «Как ты будешь вести себя в такой-то ситуации?» И очень часто оказывается, что люди ведут себя не так, как обещают, поскольку, отвечая на вопрос о своем будущем поведении, они преувеличивают свои личностные возможности (силу воли, целеустремленность, независимость, интеллектуальные способности и т. п.), одновременно недооценивая факторы ситуации. Отчасти это обусловлено тем, что у людей мало информации об этих будущих ситуациях. Исходя из этих идей можно проанализировать следующее известное правило поведения военных: «Ввязывайся в бой, а там будет видно!» Есть разные варианты этого правила для различных случаев жизни. Люди нередко отказываются прогнозировать будущие ситуации, чтобы не проявлять потом нерешительность при выборе адекватного ситуации действия.

Вот здесь было бы уместно привести и психологически истолковать известный вопрос Гамлета «Быть или не быть?». Я думаю, что Шекспир здесь имел в виду следующее: предвосхищая будущие трудности и опасности, человек становится сверхосторожным, чуть ли не трусливым. Можно детально раскрыть те атрибуции, которые Шекспир использовал в этом отрывке. Я полагаю, что исследование данного аспекта позволит раскрыть новые грани образа Гамлета.

Глава 3
Другие ошибки или предвзятости атрибуции

Теперь рассмотрим ряд других типичных ошибок атрибуции, которые люди непроизвольно допускают, наблюдая и истолковывая социальное поведение как других людей, так и собственное поведение.

Предубеждения играют существенную роль во всех социальных взаимоотношениях. Недаром начиная с первой половины XX в. эти явления стали предметом специальных исследований в социальных науках. Впервые серьезным исследованием предубеждений людей занялся известный американский социальный психолог Гордон Олпорт (См.: Allport, 1957). Здесь мы ознакомимся с предубеждениями лишь в той мере, в какой это необходимо для понимания атрибутивных процессов. В настоящее время развитие теории предубеждений осуществляется, с одной стороны, на основе идей Олпорта, а с другой – исходя из достижений в исследовании атрибутивных процессов. Одно очевидно: невозможно правильно понять процессы атрибуции, и в особенности сущность тех типичных ошибок, которые в них допускаются, не имея хотя бы элементарных представлений о предубеждениях.

Предубеждение – это такое мнение о каком-либо явлении, которое не основано на тщательном и объективном исследовании этого явления. Предубеждение возникает на основе обобщения частных случаев, небольшого личного опыта или исходя из тенденциозных мнений других людей. Пред-убеждение: сама структура слова подсказывает нам, что речь идет о таком убеждении или мнении, которое возникло у человека до опыта, до исследования. Олпорт изучил главным образом межгрупповые предубеждения. Особенно подробно описываются в его трудах познавательные компоненты предубеждений людей. Согласно Олпорту, предубеждение состоит из когнитивных и эмоциональных компонентов. Оно представляет собой симпатию или антипатию, основанную на ошибочных и жестких (ригидных) обобщениях.

Развитие у людей предубеждений Олпорт считал нормальным явлением человеческой жизни. Например, этнические преубеждения легко возникают, поскольку создание ошибочных обобщений и переживание враждебности являются обычными и нормальными способностями психики людей (см.: Allport, 1957, р. 17) указал на то, что уже простое разделение социальных и этнических групп вполне достаточно для начала таких психических процессов, в итоге которых возникают межгрупповые предубеждения. Это, в первую очередь, категоризация воспринимаемых явлений. С легкостью создавая категории людей и этносов, человек освобождается от сенсорной перегрузки и облегчает себе жизнь. Категоризация в первую очередь осуществляется на основе ясно видимых и необычных признаков социальных объектов – индивидов, социальных групп и этносов.

Здесь необходимо сказать несколько слов о социальных стереотипах – явлениях, которые также играют существенную роль в процессах атрибуции. Под стереотипом в социальных науках понимают такое крайнее и ригидное (жесткое) убеждение, которое основано на социальных категориях. Автор настоящих строк подробно изложил свое понимание стереотипов в другой своей монографии и считает, что они являются разновидностями социальных установок (см.: Налчаджян, 2004). Социальный стереотип – это наиболее жесткая социальная установка, состоящая из трех блоков: а) когнитивного блока, главным образом это предубеждения относительно объекта установки; б) эмоционального блока – это те эмоциональные переживания, которые появляются у человека при встрече с объектом установки; в) поведенческого блока, состоящего из планов тех действий, которые человек (носитель стереотипа) совершил бы при встрече с объектом. Таким образом, между взаимодействующими социальными объектами Р₁ и Р₂ лежат их стереотипы и другие установки. В процессе социальных восприятий и атрибуций существенную роль играют, конечно, мыслительные, логические процессы, вообще процессы переработки информации. Но восприятие другого человека – чрезвычайно сложный психический процесс, он протекает под влиянием очень многих факторов. В их числе – предубеждения, предвзятые отрицательные мнения о других людях и социальных группах, познавательные образования, которые нередко искажают образы воспринимаемых социальных объектов, приводя к формированию ошибочных убеждений и неадекватных действий.

ИСКАЖЕНИЕ ОБРАТНОГО ХАРАКТЕРА

Нередко наблюдается также явление, обратное основной ошибке атрибуции, оно, по-существу, является его вариантом или разновидностью. Речь идет о следующем: когда нам необходимо воспринимать и истолковывать наше собственное поведение, мы проявляем склонность приписывать наши успехи своим внутренним качествам и чертам, а неудачи – внешним неблагоприятным факторам.

Например, всем тем читателям, которые имеют нелегкий опыт студенческой жизни, знакома следующая ситуация: когда студенческая группа сдает экзамен, те из студентов, кто успешно его сдал, утверждают, что экзамен был нетрудным, оценки справедливыми, а свой успех приписывают своим способностям и труду; те же, которые потерпели неудачу, обычно утверждают, что вопросы были плохо составлены, а преподаватели были несправедливы (см., напр.: Hassett, White, 1989, p. 624).

Однако если это так (что не вызывает сомнения, хотя и встречаются исключения, что само по себе интересно и требует специального исследования), то необходимо заметить, что те испытуемые, которые добивались успеха, частично осуществляют также внешнюю, ситуативную атрибуцию, до некоторой степени объясняя свой успех также внешними благоприятными факторами. На данный аспект явления, насколько нам известно, не обращают должного внимания. Мы полагаем, что обычно при успехе преимущественно внутренняя атрибуция сочетается с частичной внешней атрибуцией.

Данный эффект получил название предубеждения, который служит интересам Я, личности. Чем бы ни занимался человек, добиваясь успехов, он начинает воспринимать себя в лучшем свете, чем прежде и чем его воспринимают и оценивают другие. (Широко известна реплика Пушкина, который по завершении трагедии «Борис Годунов» перечитал ее, бил в ладоши и приговаривал: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!») Упомянутая ошибка атрибуции позволяет людям формировать положительное представление о себе (преимущественно положительную я-концепцию).

В этой связи я считаю возможным сформулировать для обсуждения новую проблему: я полагаю, что сопряженно с процессом формирования я-концепции идет процесс формирования представлений о других людях. Здесь чаще всего, как можно предположить, действует тот вариант открытого нами закона сопряжения, при котором формирование положительной я-концепции сочетается с формированием отрицательной концепции о других людях вообще или об определенных категорях людей. Как нетрудно понять, здесь я предлагаю не только проблему, но и начальные тезисы новой концепции, которую необходимо в дальнейшем развернуть.

Данная тенденция (предубеждение в пользу своего Я) выражается также в виде эгоцентрического воспроизведения содержаний собственной памяти: когда мы участвуем в какой-либо общей деятельности или в групповом обсуждении какого-либо вопроса, позднее мы лучше всего помним наш собственный вклад в общее дело, чем вклад других участников. Под воздействием этих тенденций у людей формируются искаженные представления о том, кто несет ответственность за результаты и последствия групповой деятельности. Это уже эгоцентрическое предубеждение[2]2
  Автор этих строк, особенно в годы своей молодости, когда начал издавать свои первые книги, часто с удивлением отмечал, что редакторы его книг и даже верстальщики, считали себя чуть ли не такими же создателями этих книг, как и автор. Теперь же, зная о существовании таких явлений, как атрибуции на службе собственного Я и эгоцентрические предубеждения, я лучше понимаю эти маленькие эпизоды своего прошлого и спокойнее отношусь к таким проявлениям тех людей, с которыми вынужден общаться в настоящем. Человеческие слабости являются, кстати, хорошим предметом для изучения, как и психология кичливости отдельных индивидов, различных социальных групп и даже этносов. Эти проблемы я рассматриваю в этнической характерологии и когнитивной этнопсихологии. («Ме орем чертам, депон ккайни», т. е. «Если я хоть один день не пойду на работу, депо остановится», – говорил один из жителей города Гюмри (Ленинакан), где я родился и жил до 16-летнего возраста. Это моя малая родина. Но кичливости («глухгованутюн») здесь не больше, чем в других местах.


[Закрыть].

Предубеждения, обслуживающие сокровенные интересы Я личности, особенно эгоцентризм и готовность взять на себя основную ответственность, наблюдается не только в группах, занимающихся трудовой деятельностью, но и в семье, во взаимоотношениях супругов. Во время одного исследования супружеским парам задали вопрос: кто из супругов какой вклад вносил в общие дела семьи? От них требовалось вспомнить как о собственных делах, так и о поступках супругов. Оказалось, что, по мнению каждого из супругов, его собственный вклад – самый значительный. Каждый из них старался приписать успехи семьи главным образом себе. Одновременно каждый из них считал себя наиболее ответственной стороной. Как отмечают исследователи, предполагаемая (воображаемая) ими социальная действительность реально не существует: под влиянием своего эгоцентризма они создают для себя искаженную картину внутрисемейной жизни (см.: Ross, Socoly, 1978).

В связи с подобными фактами возникает целый ряд проблем, одна из которых следующая: было бы интересно выяснить, у кого наиболее интенсивно выражаются предубеждения, служащие Я: у тех, кто любит взять на себя ответственность, или же у тех, кто систематически избегает ответственности? Отсюда можно перейти к более общей проблеме: каким типам личностей в большей мере характерна эта особая форма ошибки атрибуции? Для получения ответов на эти вопросы нужно провести новые исследования.

Еще одна важная проблема: какие элементы я-концепции создаются с участием каждой из характерных ошибок атрибуции? Такой подход, как я надеюсь, позволит значительно углубить психологическую теорию самосознания. Более конкретным является следующий вопрос: каким образом формируются люди типа гоголевского «ревизора», молодого человека, который произвольно приписывает себе авторство известных зарубежных и отечественных произведений литературы? Я думаю, что с большой пользой можно исследовать произведения Гоголя, развивая точку зрения, согласно которой определенные элементы Я-концепции создаются с помощью ошибок атрибуции.

Повседневные наблюдения за болельщиками футбола недвусмысленно показывают нам, что эти люди победу своей команды приписывают мастерству и хорошей игре игроков, их личностным качествам. Но когда команда проигрывает, неудачу приписывают главным образом, например, плохому судейству, усталости игроков своей команды из-за предыдущих игр, плохой погоде и другим факторам. Если мы считаем такие психические процессы атрибутивными ошибками, то это не означает, что подобных обстоятельств не бывает. Бывает. Однако не вызывает сомнения и то, что, пытаясь оправдать наше поражение, мы склонны преувеличивать отрицательную роль внешних, не зависящих от нас факторов.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ АТРИБУЦИИ И ПОРОЖДЕНИЕ РАЦИОНАЛИЗАЦИЙ

Я предполагаю, что наиболее перспективно исследовать данный феномен атрибуции в связи с политическими рационализациями. Политики, по-видимому, находятся в числе тех людей, которые часто и достаточно «массивно» пользуются искажениями атрибуций в пользу своего Я. Они это делают с целью самооправдания и самовозвеличения. Реальность подобных процессов уже установлена с помощью эмпирических исследований. Так, американский исследователь Кингдон спустя пять месяцев после выборов «…опрашивал успешных и неуспешных американских политиков и просил их подытожить основные факторы (причины), которые с годами привели их к победе или поражению. Политики приписывали свои победы внутренним факторам – упорной работе, служению интересам избирателей, вопросам стратегии кампании, созданию репутации и самой по себе публичности.

Они приписывали свои поражения внешним факторам – партийному составу округа, популярности своего оппонента, тенденциям, наблюдающимися в стране и штате, нехватке денег. Это пример более общей предрасположенности в пользу своего Я, когда люди с бо́льшей вероятностью приписывают свои успехи внутренним свойствам, таким, как способности, тогда как неудачи приписывают таким ситуационным причинам, как сложность задачи. Принимать похвалы за успех и избегать обвинений в поражении – это то, что многие из нас делают хотя бы иногда (см.: Хьюстон, Финчем, 2001, с. 205; Kingdom, 1967, p. 137–145). Подобного рода атрибутивные искажения представляют интерес как для психологии в целом (в частности, для психологии фрустрации и психической самозащиты), так и для политической психологии. Общепсихологическое значение этого типа атрибутивного искажения можно выразить в следующей гипотезе: атрибутивное искажение причин собственного поведения является одним из основных (возможно, самым главным) механизмов порождения в психике личности рационализаций, которые используются с целью оправдания собственных ошибок и недостатков. Что же касается области политической активности людей, то и здесь искажения в пользу своего Я являются механизмами, с помощью которых создаются политические рационализации. Отмечу, что до создания теории атрибуции проблема рационализации исследовалась в основном в рамках психоанализа и без учета атрибутивных процессов, в лучшем случае – только с учетом механизма проекции.

Я думаю, что предложенная выше гипотеза о том, что атрибуции лежат в основе процессов возникновения рационализаций, поможет синтетическому исследованию психозащитных процессов и приведет к значительному обогащению психологии личности и социальной психологии. Одним из аспектов этой проблемы является следующий: являясь в большинстве своем нарциссическими личностями, политики, особенно известные, склонны к самовозвеличению. Мы полагаем, что в процессе самовозвеличения и сохранения уже созданного собственного «величественного образа» значительную роль играют атрибуции со всеми своими искажениями. Некоторые политики доходят до того, что приписывают себе чуть ли не божественный образ (как, например, Юлий Цезарь, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и др.), статус «единственных мужчин» своей страны (как будто держать в покорности толпу запуганных женоподобных существ – большая заслуга) и т. п.