Текст книги "Разрыв франко-русского союза"

Сен-Клу, 26 августа 1808 г.

Г. Коленкур, только что получил наше письмо от 9-го. Третьего дня уехал Монтескье: поэтому это письмо может дойти до вас раньше его. Вот что произошло. Два дня тому назад к Меттерниху прибыл курьер из Вены с извещением о решении его двора дать мне удовлетворение по всем вопросам и к первому сентября привести все в прежнее состояние, Меттерних получил даже приказание испросить у меня аудиенцию и на словах передал мне эти уверения, что он и сделал вчера до Комедии. Я дал ему часовую аудиенцию, в продолжение которой он расточал мне всевозможные уверения в добрых чувствах, и заявил, что его двор готов признать нового испанского короля. Итак, у меня есть основание думать, что к 1 сентября, т. е. через несколько дней, все вернется в прежнее состояние. Тогда я распущу по домам конфедеративные войска, и в Германии снова все будет спокойно. Конвенция с Пруссией еще не подписана; надеюсь, что это будет сделано завтра или послезавтра. Как только я увижу, что Австрия держит свои обещания, я постараюсь собрать 100 000 человек в Байоннском лагере. 1-й и 6-й корпус великой армии подходят к Майнцу. Англичане хотят напасть на Португалию. До 15 августа ничего нового в Лиссабоне не произошло. Жюно был в хорошем положении, равно как и русская эскадра. Благодаря крайней непредусмотрительности принца Понте-Корво, находящаяся на Севере испанская дивизия села на корабли и отправилась в Испанию; хотя я неоднократно говорил ему, что он должен разместить свои войска так, чтобы быть уверенным в них, но Ла Романа и другие испанские генералы вскружили ему голову. Вы можете говорить об этом деле. Вы можете сказать, что, не желая обезоруживать мои войска, я предпочитаю и перешедших на мою службу солдат лучше победить в Испании, чем лишать их оружия; но что эта измена возмутила меня и изменники будут наказаны. Дела в Испании идут посредственно. Испанский король в Бургосе. Армия занимает линию Дуеро.—Сарагосса взята; каждый дом подвергался осаде, так что город совершенно разрушен и не существует более. Мои добрые войска прибывают со всех сторон, и тотчас же, как спадет жара, произойдет суровая расправа б мятежниками. Партия короля состоит из всех здравомыслящих людей, но они дрожат перед кинжалом монахов и перед настояниями английских агентов. Вам не следует так сильно торопить императора Александра действовать против Австрии, так как она, видимо, не хочет давать к этому повода.

Вы получите со следующим курьером доклады, сделанные в виде опровержения ложных слухов, по моему приказанию, Сенату о заключенных с испанским королем договорах, и реляции, которые ясно обрисовывают прошлые и настоящие события в Испании, хотя история с Дюпоном более чем верна. Он и Мареско высказали столько же глупости, сколько трусости и малодушия. Я подозреваю, что Виллутрей вел себя в этом деле не так, как подобает офицеру моей свиты. Вероятно, я не оставлю его при себе. Прежний испанский король все еще в Компьене, хворает подагрой. Принцы – в Валансей. Со времени последних известий из Константинополя мы ничего не знаем. За сим молю Бога и т. д.

Р. S. – Количество бежавших с маркизом Ла Романа испанских войск доходит только до 5000 человек; 7000 остались в руках принца Понте-Корво. Я приказал их разоружить и держать как пленников.

Сен-Клу, 7 сентября 1808 г.

Г. Коленкур, я только что получил ваше письмо от 23 августа. Уеду отсюда 20 сентября, чтобы вовремя приехать в Эрфурт. Генерал Удино уезжает, чтобы принять начальство над Эрфуртом. Гоффурьеры уезжают, чтобы приготовить квартиры. Батальон моей гвардии отправляется туда для несения гарнизонной службы. Маршал Ланн уезжает для несения гарнизонной службы. Маршал Ланн уезжает для встречи императора на Висле. Находящийся в Берлине маршал Сульт предупрежден, чтобы все было устроено, как подобает. Несмотря на все меры, боюсь, что в Эрфурте будет неудобно. Может быть, было бы лучше, если бы предпочли Веймар. Замок там великолепный и там было бы удобнее. Я не могу припомнить причин, заставивших предпочесть Эрфурт. Если это сделано ради меня, мне было бы так же хорошо и в Веймаре. Тем не менее, в Эрфурте все будет готово. – Вы найдете при сем Moniteur, который познакомит вас с испанскими делами. Я имею известия из Португалии от 20 августа; в Лиссабоне все было в наилучшем виде; между русскими и французами наилучшие отношения, и те и другие готовы были защищаться против всякой случайности. Вчера состоялось в Сенате чрезвычайное заседание под председательством великого канцлера, на котором присутствовали принцы. Шампаньи прочел два доклада о текущих делах и сделал сообщение о многих договорах, заключенных с принцами испанского дома. Вследствие этого состоялось сенатское решение о наборе 160000 ратников. Впрочем, все совершенно спокойно. В Испании мы берем верх; между мятежниками произошел разлад. Король выигрывает с каждым днем; прибывают сильные подкрепления, и все уже готово, чтобы двинуться вперед. Так как у императора нет особых дел, которые бы его задерживали в России, он хорошо бы сделал, если бы из Эрфурта проехал в Париж. Если вы думаете, что это входит в его планы, немедленно же уведомьте меня об этом. Вследствие вашего последнего письма неаполитанский посланник Мондрагон уезжает из Парижа и продолжит свое путешествие. Испанский посланник получит вскоре новые верительные грамоты.

Р. S. – К Moniteur'y от 5 числа прилагаю сегодняшний номер, в котором напечатаны разные документы относительно испанских дел. Не будет никакого удобства, если вы передадите экземпляр Румянцеву сообщите их содержание императору.

Сен-Клу, 7 сентября 1808 г.

Генерал Коленкур, маршал Ланн едет на Вислу навстречу русскому императору с назначением распределить все конвои и приветствовать государя: он передаст ему от меня письмо. За сим молю Бога и т. д.

Сен-Клу, 14 сентября 1808 г.

Г. Коленкур, только что получил ваше письмо от 29 августа. В вышедших номерах Moniteur, а вы уже нашли, а во вчерашнем номере, который я вам посылаю, найдете все документы, относящиеся к испанским делам. Среди мятежников царит величайшее смятение; мои войска быстро приближаются к Испании, моя армия крепнет с каждым днем. Испанский король в Бургосе, в тридцати лье от него нет ни одного неприятеля. – Император должен был встретиться с маршалом Ланном на Висле. Генерал Удино находится в Эрфурте, над которым он принял начальство. Часть моего штата уже прибыли туда. Князь Беневентский уезжает 16-го и приедет в Эрфурт 20-го. Шампаньи уезжает 18-го. Я уеду 20-го. Принц Невшательский поедет со мной. – Принц Вильгельм простился со мной сегодня утром. Все прусские дела кончены. Наконец, до 1 сентября состоится набор 80 000 рекрутов 1806, 1807, 1808 и 1809 гг. Набирать другие 80000 я подожду; посмотрю, каков будет исход событий. Меня очень тронули слова императора. Последние известия из Лиссабона от 18 августа: в то время англичане, по-видимому, производили большие движения. Дальнейших сведений у меня нет.

Аранда де Дуеро, 27 ноября 1808 г.

Г. Коленкур, только что получил ваше письмо без числа, предполагаю, что оно от 5 ноября. Думаю, что Шампаньи сообщит вам с курьером обо всем, что произошло важного в Испании, как-то сражение при Бургосе, дела при Эспиноза и Тудела, в которых были истреблены армии Галиции, Астурии, Эстремадуры, Арагонии, Андалузии, Валенции и Кастилии. Генерал Сен-Сир тотчас же по взятии Роза, что случится в скором времени, вступит в Каталонию, чтобы соединиться с генералом Дюгемом, у которого в Барселоне 15000 человек, вполне снабженных провиантом и находящихся в превосходном состоянии. Вы можете сказать императору, что через шесть дней я буду в Мадриде, откуда напишу ему. Нет ничего хуже испанских войск; 6 000 наших людей атакуют 20, 30 и даже 36 000. Это поистине сволочь; даже войска Ла Романа, которых мы вышколили в Германии, не выдержали. В конце концов полки Замора и Принцессы постигла участь изменников; они погибли. Англичане сосредоточиваются в Португалии. Они двинули дивизии в Испанию, но, по мере нашего движения вперед, отступают. Несколько дней тому назад я отправил Шампаньи приказания ответить на ноту Англии. Что же касается Австрии, то ее поведение только смешно. Я оставляю в Германии 100000 человек; в Италии у меня 150000 и половина рекрутского набора; она уже в пути. Впрочем, главное дело здесь уже сделано. – Русский посланник в Мадриде был оскорблен чернью, которая забавлялась тем, что таскала по улицам и затем повесила двух состоящих на его службе французов. Впрочем, через несколько дней он будет освобожден. За сим молю Бога и т. д.

Мадрид, 5 декабря 1808 г.

Г. Коленкур, со вчерашнего дня мы в Мадриде. Бюллетени познакомят вас с событиями, которые имели место после сражения при Бургосе, после битв при Эспиноза и Тудела и сражений при Сомо-Сиерро и Ретиро. Англичане имели подлость дойти до Эскуриала, и оставаться там несколько дней; но при первом же известии, что я приближаюсь к (sic) Сомо-Сиерро, отступили, бросив испанский резерв. Говорят, что русский посланник уехал три недели тому назад в Картагену, где должен был сесть на корабль и уехать через Триест во Францию. Погода здесь чудная; совсем как май месяц. Наши колонны идут на Лиссабон.

Мадрид, 10 декабря 1808 г.

Г. Коленкур, вы найдете при сем полученное мною донесение о русском корабле. Смотря по тому, как найдете удобнее, можете сообщать или не сообщать императору.

Вальядолид, 7 января 1809 г.

Г. Коленкур, только что получил ваше письмо от 8 декабря. Бюллетени быстро следуют один за другим. Известия из Константинополя, известия из Австрии, а также необходимость быть ближе к Франции вынудили меня вернуться в центр, ибо отсюда до Луго 100 лье, что с обратной поездкой курьеров составит 200 лье. Я оставил герцога Далматинского с 30000 человек для преследования отступающих англичан; маршал Ней стоит во второй линии на горах, отделяющих Галицию от Леонского королевства. Герцог Далматинский должен быть уже в Луго. Возможно, что, когда вы получите это письмо, я буду уже в Париже. Скажите императору, что в Италии и Далмации я могу выставить против Австрии 150000 человек, не считая неаполитанской армии; что на Рейне у меня 150000 человек и, кроме того, 100000 человек Конфедерации; что, наконец, при первом же сигнале я могу вступить в Австрию с 400 000 человек; что в настоящее время моя гвардия в Вальядолиде, где я дам ей отдохнуть восемь дней и затем направлю в Байонну; что я готов двинуться на Австрию, если она не изменит своего поведения, и, что если бы не желание не делать вреда нашему союзу, я уже начал бы войну с этой империей, ибо испанские дела, которые занимают у меня 200000 человек, не мешают мне думать, что, раз я уверен в России, я вдвое сильнее Австрии; что единственное зло, которое я вижу в этом, то, что это стоит много денег; что я только что произвел набор еще в 80000 человек; что я желаю, чтобы мы приняли, наконец, подобающий тон с Австрией. Я же предлагал это в Эрфурте. Иначе нам не удастся покончить, как следует, турецких дел. Может быть, у нас был бы мир, если бы англичане не возлагали надежд на настроение Австрии. – Что касается русских кораблей в Тулоне, нет сомнения, что за них будет уплачено. Я только что написал по этому поводу. Вы можете уверить, что испанской армии более не существует, и если вся страна не покорена, то только потому, что очень грязно и нужно много времени; но всему бывает конец. За сим молю Бога и т. д.

Вальядолид, 14 января 1808 г.

Г. Коленкур, при сем вы найдете письмо, которое я хотел написать императору; но я нашел, что в нем сказано слишком много для письма, которое будет сохранено. Посылаю его вам, дабы вы могли воспользоваться им как общей инструкцией. Я напишу императору менее содержательное письмо. За сим молю Бога и т. д.

Проект письма к императору Александру,

посланного в виде инструкции для посланника

Мой Брат, давно уже не писал я В. И. В. Однако, это не значит, что я не вспоминал часто, даже среди грома орудий, о счастливых минутах, которые вы доставили мне в Эрфурте. Одно время я надеялся сообщить В. В. о захвате английской армии. Она ускользнула от меня только на двенадцать часов. Ручьи, которые в обыкновенное время очень мелки, вышли благодаря ливням, из берегов, а неблагоприятная погода задержала движение моих войск на 24 часа. Англичан жестоко преследовали. 4:000 англичан и остатки корпуса Ла Романа были взяты в плен, были взяты 18 пушек, от 700 до 800 повозок с боевыми припасами и багажом и даже часть их казны; по принятому у них нелепому обычаю они обязаны были сами убить своих лошадей. Дороги и улицы в городах были завалены трупами. Эта жестокая манера – убивать бедных животных – сильно восстановила против них население. Я лично преследовал их до гор Галиции. Далее я предоставил это дело маршалу Сульту. Надеюсь, что, если будут дуть противные им ветры, они не будут в состоянии сесть на суда. Они не возьмут с собой лошадей, которых осталось у них не более тысячи пятисот или тысячи восьмисот. Послезавтра король вступит в Мадрид. Угроза обойтись с ними, как с покоренной страной, и боязнь потерять самостоятельность сильно повлияли на них. У них нет больше армии. Если вся страна еще не занята, то только потому, что она велика и нужно на это время.

Когда Ваше Величество будет читать это письмо, я будут уже в моей столице. Моя гвардия и часть старых кадров возвращаются в Байонну. Я хотел сформировать мой Булонский лагерь, который сильно бы тревожил англичан, но вооружения Австрии помешали мне сделать это. Я собрал в Лионе 20000 человек, чтобы посадить их на мою тулонскую эскадру и пригрозить англичанам походом в Египет или Сирию, чего они очень боятся: вооружения Австрии опять-таки помешали мне сделать это. Я хочу приказать этим войскам перейти Альпы и вступить в Италию. Я имею верные доказательства, что Австрия дала обещание не признавать короля Жозефа. Ее поверенный в делах последовал за мятежниками. Он бежал из Мадрида и теперь находится в Кадиксе. Я располагаю верными доказательствами, что Австрия обещала снабдить мятежников 20000 ружей. Англия надеялась поддержать смуту в Испании, заставить нас порвать с Турцией, заставить Австрию объявить нам войну и вместе со Швецией уравновесить наше могущество. Весьма сожалею, что Ваше Величество не приняли в Эрфурте энергичных мер против Австрии. Мир с Англией невозможен, пока останется хотя бы малейшая надежда вызвать смуты на континенте. Ваше Величество легко поймет, что я не придаю значения признанию Австрией короля Жозефа. Я придаю гораздо большее значение тому, чтобы она разоружилась и положила конец тревожному состоянию, в котором держит Европу. Я предчувствую, что война неизбежна, если вы, Ваше Величество, и я не заговорим с Австрией решительно и твердо, если мы не вырвем ее слабохарактерного монарха из вихря английских интриг, в который он вовлечен. Вашему Величеству известно, как мало придаю я значения ее войскам н вооружениям. Кто знает их лучше Вашего Величества? Тем не менее, не подлежит сомнению, что Европа переживает критическое время и что не может быть надежды на мир с Англией, пока не пройдет этот кризис. Если Австрии хочет мира. Ваше Величество и я ручаемся за него; пусть она разоружится; пусть признает Валахию, Молдавию, Финляндию под владычеством Вашего Величества и пусть перестанет ставить препятствия интересам наших государств. Если же она будет противиться этому, необходимо, чтобы наши посланники совместно сделали соответствующие шаги и уехали немедленно и одновременно. Император не позволит им уехать, и мир будет восстановлен. Если же он так ослеплен, что позволит им уехать, мы – вы и я – примем с общего согласия меры, чтобы покончить с государством, которое в течение пятнадцати лет постоянно терпит поражения, постоянно нарушает спокойствие на континенте и втайне потворствует влиянию Англии. Мое желание, равно как, вне всякого сомнения, и желание Вашего Величества, чтобы Австрия была счастлива, спокойна; чтобы она разоружилась и по отношению ко мне пользовалась миролюбивыми и деликатными средствами, а не прибегала к силе. Если это невозможно, нужно принудить ее оружием: вот путь к миру. Вы видите, Ваше Величество, что я откровенно говорю с вами. Из прямых источников я узнал, что Англия была крайне встревожена походом моих дивизий на Булонь. Австрия оказала ей существенную услугу, заставив меня отменить его. Без сомнения. Ваше Величество вполне убежден в принципе, что даже одно облако на континенте помешает англичанам заключить мир. Если между нами сердечное единение, единство интересов и намерений, такового облака не должно быть; но необходимы доверие и твердая воля.

Вальядолид, 11 января 1809 г.

Г. Коленкур, сию минуту получил ваше письмо от 20 декабря. Посылаю вам Понтона, ибо мне казалось, что он был приятен императору. Император может пользоваться им, как ему будет угодно и сколько времени пожелает. – 9-го мы вступили в Луго. 9-го герцог Далматинский пришел в Бетансос, близ Коруньи. Англичане потеряли приблизительно половину своей армии, 600 повозок с боевыми припасами и багажом и от 3 до 4000 пленных. Корпус Ла Романа совершенно уничтожен и рассеян. Вы можете, безусловно, верить бюллетеням, в них говорится все. Через четыре дня король торжественно вступит в Мадрид. За два месяца нация очень изменилась; она устала от народных волнений и очень желает видеть конец всему этому. Я уже сообщал вам, что с той минуты, как выражено было желание, чтобы на герцога Ольденбургского смотрели, как на члена императорской фамилии, не должно быть и подобия затруднений. Раз император дает ему титул Императорского Высочества, все кончено; даже в Париже его будут так величать. Русский император может сделать то, что сделал австрийский император и даже я сам. Всех членов одной семьи величают при чужих дворах так, как их величают при их собственных. Этот принцип уничтожает все препятствия. Вы напрасно делали из этого затруднения. Каждый вправе предписывать для своей семьи какие он хочет законы и, раз они предписаны для семьи, ни один посланник не имеет права считать себя равным. Вы не должны уступать старшинства ни принцу Ольденбургскому, ни его отцу, но должны уступить зятю русского императора, если он дает ему это звание при своем дворе. Но довольно об этом. – Что касается Австрии, я предвидел то, что случилось. Если бы император захотел говорить твердо в Эрфурте, этого бы не было. Она обещала дать оружие мятежникам, и все было уже готово, чтобы отправить его из Триеста. У нее тайные обязательства с Англией и, чтобы открыто перейти на ее сторону, она ждет только затруднений с Портой. Император может рассчитывать на это. Если император не заговорит громко, война на континенте неизбежна. Австрия падет к нашим ногам, если мы сообща сделаем твердые шаги и пригрозим ей удалить наших посланников в случае, если не дадут того, чего мы требуем. Признание короля Жозефа ничего не значит само по себе. Оно важно только потому, что отказ придает смелость Англии и предвещает смуты на континенте. Разоружение Австрии – вот главное. Австрия не может сказать, что теперешний состав ее войск представляет ее обычное военное положение. У нее нет средств поддержать его. Она ставит Европу в критическое положение; ей и придется платить за битые горшки. Для вас одного; когда вы прочтете это, я буду в Париже. Рассчитываю вернуться 20 этого месяца. Вся моя гвардия в Вальядолиде и 2000 моих конных стрелков в Виктории. Я только что приказал приступить к набору 80000 рекрутов нынешнего года. Я готов ко всему. Но наш союз может поддержать мир на континенте только при условии, что заговорят решительным тоном и примут твердое решение. – Что же касается прусских дел, я не понимаю, о чем вы говорите. Договор с Пруссией был заключен до эрфуртских совещаний и с тех пор ничего не было в нем изменено. Я просил Румянцева остаться в Париже до 1 февраля. Я желаю видеть его в Париже, и мы посмотрим, следует ли сделать новый шаг. Дела здесь идут настолько хорошо, насколько можно желать. Я маневрировал так, чтобы овладеть английской армией; две случайности помешали мне: 1-е, переход через Пуэрто де Гвадаррама – довольно высокую гору и до такой степени непроходимую в момент нашего перехода, что она задержала на два дня наш поход. Чтобы заставить перейти ее, я должен был стать во главе пехоты. Артиллерия прошла только восемнадцать часов спустя. Нас встретили дожди и грязь, которые задержали нас еще на двенадцать часов. Англичане ускользнули только на один переход. Сомневаюсь, чтобы половина из них села на корабли; если же они и сядут на корабли, то без лошадей, без припасов, страшно измученные, крайне деморализованные, а главное, с позором. По приезде в Париж напишу вам. За сим молю Бога и т. д.

Париж, 6 февраля 1809 г.

Г. Коленкур, только что получил ваши письма от 15 и 17 января. Мне прискорбно, что ваше здоровье расстраивается… Думаю, что Румянцев останется здесь еще несколько дней. Мы только что получили известия из Англии. Посмотрим, можно ли что-нибудь извлечь из них. Румянцев посылает их императору. Мой последний набор в 80000 человек будет готов к военной службе раньше двух недель, так что в Германии у меня будет столько же войск, сколько было перед тем, как я взял оттуда часть их для испанской армии. В Италии у меня будет более сильная армия, чем когда бы то ни было. Я писал вам, что поведение Австрии помешало мне сформировать лагеря в Булони, Бресте и Тулоне. Эти три лагеря навели бы ужас на Англию, потому что я мог бы угрожать всем ее колониям. Австрия глупеет с каждым днем, и я убежден, что не представится возможность вредить Англии, пока не заставим это государство разоружиться. За сим молю Бога и т. д.

Париж, 23 февраля 1809 г.

Г. Коленкур, получил ваши письма от 5 февраля. Письма, полученные вами по моем приезде в Париж, познакомили уже вас с положением дел. Англия заключила мир с Портой. Это является следствием соглашения Австрии с Англией. Английское посольство было торжественно принято в Константинополе интернунцием. Император, вероятно, подобно мне, будет возмущен этим попранием нейтралитета и чувства уважения, с каким должна относиться к нам Австрия. Вооружения продолжаются по всей Австрии. Мои войска, которые шли в Булонь, Тулон и Брест, где вместе с эскадрой должны были угрожать Англии и ее колониям, вернулись обратно и целиком двинуты в Страсбург, чтобы создать там обсервационный лагерь из 80000 человек. Герцог Риволи примет командование над этим обсервационным лагерем. Генерал Удино перешел со своим корпусом в Аугсбург. Вам известно, что этот корпус состоит из 12.000 человек гренадер и 4-х батальонов стрелков; четыре вновь сформированных роты этих батальонов выступили в поход, чтобы присоединиться к ним, что доведет этот корпус, вместе с кавалерией, приблизительно до 40000 человек. Я вытребовал для охраны шведской Померании войска из Мекленбург-Шверина, и приказал соединиться всем корпусам рейнской армии, состоящим из прежних корпусов маршалов Даву и Сульта, что составит 30 полков пехоты. Все войска Конфедерации в сборе. Моя итальянская армия в полном составе. Здесь весьма энергично производится рекрутский набор. При таком положении вещей я могу, если понадобится, вступить в Австрию в апреле месяце с силами вдвое большими того, сколько нужно для покорения ее. Тем не менее, я ничего не сделаю такого, что могло бы мало-мальски повредить моему согласию с Россией; но нельзя и думать о мире с Англией, пока мы не уверены в Австрии. Если бы, как я рассчитывал сделать это, у меня в настоящее время было 80.000 человек в Булони, 30000 в Флиссингене, 30000, в Тулоне, Англия очутилась бы в весьма незавидном положении.

В Флиссингене, Бресте и Тулоне у меня собраны огромные средства для высадки, и хотя мой флот уступает флоту Англии, но он не ничтожный. У меня на рейдах 60 вооруженных кораблей и столько же фрегатов. Если бы одна из этих экспедиций проскользнула в Индию или Ямайку, или бы обе эскадры соединились, они нанесли бы громадный вред Англии. Странные вооружения Австрии парализовали все эти средства. Вооружения Австрии равносильны тому, как если бы она заключила союзный договор с Англией; они создают даже более важную диверсию, чем война, ибо война была бы скоро окончена: они стоят дороже, ибо Австрии придется расплачиваться за все. Вот что вам следует внушить императору. Внушите ему, что я не отказываюсь ждать несколько месяцев, но, что было бы крайне несправедливо, если бы результат моего союза с Россией выразился бы в том, что парализовал бы мои средства и держал бы меня в разорительном, трудном и бесцельном положении. На что ссылается Австрия? Что ей угрожает? Разве угроза сделалась больше оттого, что я взял из Германии половину моих войск, чтобы двинуть их в Испанию, за 500 лье от нее, и оттого, что я удалил остаток моей армии из Силезии? В угоду России я отказался от этих гарантий против Австрии.

Чтобы идти заодно с Россией, я позволил Австрии возвысить тон. Пора кончить с этим. Наш союз делается достойным презрения в глазах Европы. Он не может доставить ей благодетельного спокойствия. И результаты, которые мы видим в Константинополе, столь же позорны, как и противны интересам наших подданных. Нужно, чтобы Австрия и на самом деле разоружилась: чтобы я мог в течение лета вернуть мои войска; чтобы я мог даже при неблагоприятных условиях спокойно отправить в море 25 – 30 000 человек, не боясь, что у меня в любой момент будет война на континенте. Необходимо, чтобы разоружение Австрии было не фиктивным, а действительным. Необходимо, чтобы Австрия отозвала из Константинополя своего интернунция и прекратила постыдную торговлю, которую она поддерживает с Англией. При этих условиях я не прочь гарантировать неприкосновенность Австрии против России и чтобы Россия гарантировала ей таковую против меня. Но если эти средства окажутся бесполезными, тогда нужно двинуться на нее, разоружить ее или разделить на три короны и возложить эти короны на главы трех принцев австрийского дома, или оставить ее неразделенной, но так, чтобы могла поставить под ружье только сто тысяч человек, и – приведя ее в такое положение – заставить ее действовать заодно с нами против Порты и против Англии. Моя брестская эскадра вышла в море; эскадры в Лориенте и Рошфорте также вышли в море, и вскоре я буду в состоянии сообщить лам о каком-нибудь морском деле. Если бы я не узнал в Испании о движениях Австрии и если бы мои войска не вынуждены были (слово пропущено) из Меца и Лиона, мои эскадры ушли бы с десантом в 20 000 человек.

Париж, 6 марта 1809 г.

Г. Коленкур, получил ваше письмо от 3 февраля. Подробности, сообщенные вами о представлении Шварценберга, доставили мне удовольствие. Знаменитое письмо к австрийскому императору, на которое жалуются, находится в руках Румянцева. Если вы не знаете еще его содержания, можете попросить Румянцева сообщить его вам. Что же касается моих слов, сказанных Винценту, они в том же роде, как и слова, сказанные мною в присутствии всего дипломатического корпуса Меттерниху. Может быть, Австрия искала оснований для своего поведения в басне “Волк и ягненок?” Было бы любопытно, если бы она сообщила мне, что я ягненок, а ей хотелось бы быть волком. Шампаньи отправил вам курьера, который доставит вам его разговор с Меттернихом. Вы постараетесь показать эту бумагу императору. Посылаю вам письмо из Дрездена, из которого вы узнаете, до какой степени встревожены все при саксонском дворе; то же самое происходит и при баварском. Вскоре после заявления Меттерниха я должен был отправить мои войска в Булонский лагерь, в Брест и Тулон. Они были уже в пути, но безрассудные действия Австрии заставили меня отдать приказ остановить их на Саоне и Мерте. Со времени этого заявления всюду во Франции началось движение, 20 марта герцог Риволи будет в Ульме с 20 пехотными полками, с 10 полками кавалерии и 60 пушками. Генерал Удино с корпусом вдвое большим, чем в предыдущие кампании, т. е. 18 000 пехоты, 8 000 кавалерии и 40 пушек находится в Аугсбурге. Герцог Ауерштедский с 4 пехотными дивизиями, составленными из 20 полков, с дивизией, составленной из всех кирасирских полков и 15 полками легкой кавалерии, стоит в Бамберге, Байрейте и Вюрцбурге. Баварские войска составляют 3 дивизии и стоят в Мюнхене, Штраубингене и Ландсгуте: эта армия состоит из 40 000 человек и будет находиться под командой герцога Данцигского. Вюртембержцы собраны в Нересгейме; гессен-дармштадтские войска в Мергентгейме; баденские, в числе 6000 человек, в Форцгейме. Саксонская армия, состоящая из 30000 человек, собирается в Дрездене. Принц Понте-Корво отправляется туда же с саксонскими войсками. Вестфальский король будет командовать резервом, готовым двинуться туда, где он будет нужен. Князь Понятовский командует поляками, левое крыло которых опирается на Варшаву, а правое простирается до Кракова. Через несколько дней я отправлю из Парижа 1 500 человек конной гвардии и 3000 пехоты. Все остальное уже в пути. Головная колонна прошла уже Бордо. Моя далматинская армия станет на границах Кроации, имея свою главную квартиру в Зарах, где у нее укрепленный лагерь и провианта на один год. Итальянская армия, состоящая из 6 французских пехотных дивизий и 2 итальянских, будет собрана в конце марта в Фриуле. Он состоит приблизительно из 100000 солдат. Австрийцы увидят, что нас не всех убили на славном поле сражения при Ронсево. Все, что доходит из Вены – сплошное безумие. Рассчитываю, что император Александр сдержит свое обещание и двинет свои войска. Тогда, если Австрия захочет попытать счастья, я уверен, что мы сможем соединиться в Вене. Шампаньи отправит к вам завтра курьера, с которым вы получите ноту, которая будет передана Меттерниху: она познакомит вас с положением вопроса. Англичане опубликовали документы о переговорах и статьи эрфуртского договора. Все это урезано и подделано, что вынуждает меня сделать сообщение Сенату, дабы восстановить текст всех этих документов. Примите угрожающий и твердый тон с Шварценбергом. Настоящее положение вещей не может продолжаться. Я хочу мира с Австрией, но мира прочного и такого, какого я вправе требовать после того, как трижды спас независимость этого государства.

Я отправил брестский флот в море. Моей целью было снять блокаду с Лориента, чтобы выпустить оттуда пять кораблей, которые я посылаю в колонии. Эта первая операция удалась. После этого флот должен был отправиться в Рошфор, чтобы соединиться с эскадрой острова Э и захватить четыре английских корабля, которые имели глупость стать на якорь на рейде Пертью-Бретона. Но мой тупоумный контр-адмирал вздумал позабавиться охотой за четырьмя неприятельскими кораблями, которых встретил в пути, вследствие чего четыре корабля, стоявшие на якоре, вовремя были предупреждены и успели выйти в открытое море. Их не застали только на несколько часов; и если бы не эта потеря времени, их непременно захватили бы; соединение эскадр у острова Э состоялось; у меня там 16 линейных кораблей и 5 фрегатов. Если бы Булонский лагерь был сформирован, если бы у меня было 16000 человек в Бресте и 30000 в Тулоне, я задал бы ходу англичанам; а этого-то я и надеялся добиться моим союзом с Россией.