Текст книги "Кусочек счастья"

Глава III
Конец Эдема

2015 год

– Дед, срочно надо ехать на дачу! – услышал я в трубку взволнованный голос Михи, – мне звонила соседка Анна Петровна, говорит, утром в поселок приплыла баржа со строительной техникой, приехали строители, полиция, говорят будут сносить поселок, старики было встали на пути, но их попросили отойти или арестуют, ну типа препятствование должностным лицам, ну все в этом духе, – добавил Миха.

– Ну, этого стоило ожидать, все к этому шло, – ответил я безучастным голосом, поскольку мы так и не сумели организовать всех дачников, сославшихся на какие – то дела или семейные проблемы, а всего – то нужно было дать согласие по первому же звонку все бросить и ехать на остров, если что, а там уже по ситуации. И что интересно, удачно ведь выбрали время для сноса поселка, середина одной из рабочих недель сентября, когда практически все дачники находились в городе, а из стариков в поселке оставались единицы, как никак остров не располагал необходимыми коммуникациями, чтобы можно было жить немного дольше летнего се-

зона.

– И что, вот так все и закончится? – не унимался Миха, – ведь в прошлом году, Дед, ты сам говорил про бульдозеры, про то, что надо грудью встать на их пути, ведь ты сам это говорил! – добавил он, продолжая негодовать.

– Правильно, говорил, а еще говорил, что необходимо всем выйти, только так можно остановить снос поселка, но как знаешь, никто за исключением группы дачников не соизволил поддержать эту идею, – ответил я все тем же безучастным голосом, – сегодня, после работы съезжу на дачу, посмотрю что там, если хочешь вместе поедем, – добавил я, получив согласие от племянника.

Посетив дачу тем же днем, мы обнаружили на ее месте остов в виде фундамента и основания печки, и больше ничего. Все имущество было безвозвратно утрачено, включая лодку моего отца, на которой он в свое время перевозил камни и гранит с соседнего острова, чтобы возвести более прочный фундамент дачи. В числе утраченного оказались и дорогие моему сердцу вещи, связанные с моей супругой. В этот момент я подумал о тех письмах, которые прежде ей писал, и которые в порыве сердца сказал Михе сжечь в печке… Подобный разгром наблюдался и на других участках острова, все дома были снесены под чистую, хотя местами виднелись руины домов, у которых, как и у нашего дома, были хорошие фундаменты и печки. Пройдя по острову, мы натолкнулись на ту самую Анну Петровну, бабку непонятного возраста, которая и сообщила моему племяннику новость о происходящем на острове, и еще нескольких стариков, которые было попытались помешать строителям и судебным приставам, ну и как следовало ожидать, у них ничего не вышло.

– Здравствуйте Анна Петровна! Как вы? – спросил я у соседки, на которую тяжело было смотреть. Для нее дача была всем, чего не мог дать город с его плохой экологией и высокими ценами на продукты.

– Да нормально, уже нормально, здравствуйте Владимир…, – ответила Анна Петровна со вздохом в голосе, – вот собираю все, что уцелело от моего дома, – добавила она, наклоняясь за непонятной на внешний вид вещью, искореженной под гусеницами то ли трактора, то ли бульдозера.

– А у нас вообще ничего не сохранилось, все сломано, даже отцовская лодка, и та пострадала и восстановлению не подлежит, – ответил я, проглатывая слова от горечи и воспоминаний о том, что означала для отца его лодка…

– Дед, ты ошибаешься, не все потеряно! – встрял в разговор Миха, – я вот взял и не послушался тебя, не сжег тех самых писем, ну, те самые, которые ты мне сказал сжечь. Ну, помнишь, год назад – добавил Миха, упоминая о моих письмах к жене, которые он обнаружил год назад на чердаке, когда искал футбольный мяч.

– Правда? – ответил я, не найдя ничего сказать на столь нежданную

новость, и лишь только взглядом поблагодарил племянника за его ослушание. Письма, о которых шла речь, для меня были единственной отдушиной на протяжении многих и многих лет, в особенности в первые годы после смерти супруги. Только начав писать письма своей супруге, в которой описывал все моменты жизни, которые мы с ней пережили вместе, и все события, которые я пережил без нее, я сумел вылезти из той глубокой ямы, в которой оказался после ее смерти. Только со временем, когда я научился отвлекаться от посторонних мыслей, что не всегда удавалось, я прекратил писать письма, и затем решил продать свою старенькую квартиру, чтобы раз и навсегда распрощаться с грустными воспоминаниями. Покупка новой квартиры была для меня ключом к новой жизни, как это не покажется смешным, учитывая мой возраст. И вот, когда дачи не стало, а вместе с ней были утрачены и все вещи, напоминавшие мне о супруге, мне стало не по себе, что больше ничего от супруги не осталось. Разве что воспоминания, да и те не вечные, словно песок, неумолимо и безвозвратно, с каждым днем просачивающийся сквозь пальцы. Одна надежда, письма, в которых я почти до мельчайших деталей зафиксировал все события, прожитые совместно с супругой, и та была утрачена год назад, когда я в эмоциональном порыве сказал племяннику бросить письма в топку. И, теперь же узнаю, что он этого не сделал.

– Правда, еще какая правда! Просто я решил, что ты в тот день погорячился, да и по твоим глазам было видно, что эти письма тебе дороги, – ответил Миха, улыбаясь своей прозорливости, – письма лежат в моем шкафу, в углублении нижней полки, если конечно тебе это интересно, – добавил Миха, хитро улыбаясь.

– Хм, а ты тот еще фрукт! – ответил я, улыбаясь в ответ.

– Горе – то какое случилось, а вы тута стоите и улыбитесь! – с возмущением высказалась Анна Петровна, встревая в нас с Михой свой пронзительный взгляд, словно хотела нас испепелить на месте.

– Да не радуемся мы, просто о своем! – ответил Миха и отошел на шаг назад, не желая выслушивать от Анны Петровны нотации о поведении, которыми та была известна на весь поселок, причем, по сути, ей было без разницы, кто перед ней, мальчишка или взрослый человек. Могла отчитать любого, даже на собраниях со старожилами схватывалась, давая им уроки жизни. Просто натура у нее была такая, и здесь ничего не поделаешь, но ее сильно уважали за прямоту и трезвость суждений.

– Анна Петровна, успокойтесь, все нормально, мы просто о своем, – поспешил я успокоить соседку, – больше не будем, расскажите лучше, как все было, – добавил я, выдавая корпус вперед, показывая всем своим видом, что мне интересно, зная привычку Анны Петровны приближать лицо близко к лицу собеседника, только тогда она начинала что – то говорить, не иначе. В такие моменты мне всегда казалось, что она по-прежнему живет прошлым, что боится говорить вслух, и только шепотом, что не удивительно, если учесть, через что ей пришлось пройти.

– Ну что здесь рассказывать, ну, в обед баржа пришла, много тракторов было, еще чего – то, строителей много, милиции то же, говорят, будем щас ваш поселок сносить, вы вне закона, я было попыталась помешать, ну как же супротив них – то, трясут бумаженцей перед лицом, вот, мол, решение власти, будете мешать, арестуем всех, – ответила Анна Петровна с легкой дрожью в голосе, из чего я сделал вывод о нежелательности дальнейших расспросов, решив расспросить остальных дачников, бывших свидетелями сноса поселка.

– Анна Петровна, могу ли чем помочь, ну там вещи перевести в город, еще что нибудь, – поинтересовался я, уже вытаскивая из кармана телефон, чтобы заказать машину, на что получил утвердительный отказ…

Послесловие

Обычно истории заканчиваются хэппи – эндом, но не в моем случае. Невозможно описать словами, что для меня значила моя дача, это уже не важно. Важно то, что с ее потерей я потерял частицу самого себя, не оправдав надежд своего отца, в свое время завещавшего, чтобы я смотрел за ней так, как смотрел бы за своим ребенком, ведь столько сил в нее было вложено. Проиграв «битву» за дачу, я оказался перед перспективой потери квартиры в новостройке, оказавшись на краю бездны, к которому неумолимо приближался, день за днем, неделю за неделю, месяц за месяцем.