Текст книги "Райдзин. Резервация «Восток»"

– Если Судзуки получает столько власти, что ему мешает сыграть партию Огасавара, только без Огасавара? – поинтересовался вдруг Магнуссон.

– Таро вырезает противников с помощью конфедератов, поэтому у него никак не получится сделать то, что сделал Огасавара, играя на национальной гордости клановой элиты.

Магнуссон задал прямой вопрос, и получил такой же прямой ответ, который его полностью удовлетворил. Однако это оказался не последний его острый вопрос:

– А если местная клановая элита вдруг решит подхватить падающее знамя, что этому сможет помещать?

– Божественная воля? – вопросом на вопрос ответила Надежда, коротко глянув на меня.

– Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, – неожиданно произнес альбинос, задумавшись.

Ничего себе, вот это он четко прочувствовал – у меня, если честно, подспудно такие же мысли были насчет всей этой божественной истории. Надежда, кстати, также впечатлилась – кажется, она тоже об этом думала, или же что-то знает.

Надежда между тем продолжила рассказывать нам об истинном положении вещей в стране. Я же параллельно думал о том, как бы могли развиваться события, проиграй мы в смертельном матче. Слушать Надежду больше было не так интересно: после того как была разъяснена общая картина и пошли детали, большинство из того, что она говорила, у меня пролетало между ушами не задерживаясь. Просто не получалось усвоить сказанное из-за недостатка знаний.

Я пока не настолько хорошо знаком с местными реалиями, и новость о механизме преследования и полном уничтожении банд босодзоку была мне гораздо понятнее, чем информация про замену высоких институтов власти: если про банды уличного криминала я еще обладал информацией, то чем принципиально будет отличаться Совет Регента от Сегуната для себя бы сходу не сформулировал.

Альбина бы сформулировала, но я ее тормознул, думая, что лишнее сейчас. Мне ведь в моей ситуации в принципе все равно, оттаскивать или подтаскивать, я – пока не обуздал свой дар и нахожусь в самом начале пути, даже свободой действий не обладаю. Нет, конечно, я могу самостоятельно пойти разбежаться и прыгнуть со скалы, например, но на что-то более серьезное замахнуться пока сложно. Все в фарватере чужих замыслов.

Факт, и не очень приятный.

Пока я холодно думал о том, как послужил фигурой в политических играх, разбавленных божественной волей, остальные посматривали на меня с удивительным вниманием. Было отчего – Надежда как раз сейчас говорила о том, что Таро Судзуки получает власть с условием, что когда (или если) мне придет время выходить из тени, он должен стать опорой моего трона. Вот здесь-то все и удивились. Все, кроме Наоми, которая похоже была в курсе и сейчас из-за спины Надежды показала мне поднятый сжатый кулак. Ей вообще происходящее очень нравилось, похоже.

И уже не только ей – Гарсия и да Сильва быстро прикинули свои перспективы, и я видел по их взглядам, что озвученный вариант их явно привлекает. Бертезен, как и Магнуссон, сохраняли спокойствие. Но они гораздо лучше владеют эмоциями, уверен, они тоже не предполагали подобные возможности, когда приняли решение со мной связаться, и сейчас услышанное стало для них приятным сюрпризом.

На фоне масштабов происходящего как-то замылилось и забылось предполагаемое участие в составе нашей команды Гэндзи Маэда. До того, как как об этом вспомнили, Надежда уже распустила собрание, после чего мы с ней переместились ко мне в кабинет. Здесь-то я об этом и напомнил, снова задав вопрос. Надежда в ответ сообщила, что это связано с привлечением остатков клана Огасавара к построению новой модели государственности.

Прозвучало это донельзя официально, и – пусть и будучи по форме верным ответом, совершенно не отражало сути моего вопроса. Надежда по глазам увидела мою реакцию, но взглядом показала, что пока не время об этом говорить, надо подождать. Я помню, как она организовывала наш предыдущий приватный разговор, вытащив нас за границы мира, так что переспрашивать пока не стал. Похоже, информация действительно важная и из разряда той, что просто так вслух не озвучиваются.

Кивнув, подошел к окну и задумчиво смотрел во двор, наблюдая, как Наоми вместе с Ангелиной разговаривают, сидя в шезлонгах у бассейна. Причем сестра довольно активно махала руками, возбужденно что-то объясняя. После недели на тропическом острове они весьма сдружились – я раньше как-то видел это, но не замечал.

Смотрел на Наоми с Ангелиной, а сам пытался привести мысли в порядок, которые после услышанного пошли враздрай. Нужно успокоиться, а то не ровен час – особняк восстанавливать придется, мне с эмоциями крайне аккуратным надо быть.

Все же знание, что тебя довольно спокойно кидают в воду, с прицелом «выплывет – молодец, а если нет, неудачники нам не нужны», не очень приятно. И полагаю, что если бы не Надежда мне это сообщала, я бы мог и не сдержаться. И еще полагаю, что именно поэтому кавайная светлость сюда сейчас и приехала рассказать обо всем: Ольга определенно не глупа и прекрасно осознает, что рано или поздно о случившемся, о всей подноготной, я бы или узнал, или догадался.

Надежда подошла по мне сзади и, отбросив всякий сохранявшийся до этого момента официоз, обняла, положив подбородок на плечо.

– Если у тебя в руке молоток, все проблемы начинают казаться гвоздями. Слышал о таком?

– Слышал.

– Проблему с тем, что британцы решили использовать Ичиро Огасавара в качестве наконечника для копья, можно было решить двумя способами. Первый – забить Огасавара в землю большим молотком, попутно растерев в пыль несколько мегаполисов и мирный уклад жизни на Японском архипелаге, превратив его в выжженные земли. Либо же можно попробовать использовать инструменты тонкой настройки, что и было сделано. Сейчас, в случае с Гэндзи Маэда, речь также идет о подобном варианте действий.

– Как ты изящно меня инструментом назвала, – хмыкнул я.

– Ты хочешь оставаться в пределах Резервации, или тебе нужно что-то большее? – вдруг спросила Надежда, прижимаясь ко мне сильнее.

Я задумался. Иногда мне хочется кого-нибудь убить, иногда хочется клубничную панна-котту, но вот насчет прямо большого масштабного будущего я пока даже серьезно не задумывался. С одной стороны, от добра добра не ищут, с другой – я ненавижу, когда мне приходится подчиняться. И речь сейчас совсем не о русской императрице, а о богине, проводником воли которой мне предлагается стать. О чем совершенно прозрачно недавно намекнул Магнуссон.

Интересно, а он просто догадался, рассуждая гипотетически, или сам сталкивался с божественной волей? У них скандинавские божества довольно неприятные ребята, с ними вообще сталкиваться опасно, так что вполне вероятно Магнуссон не голой теорией оперировал недавно.

Думая над ответом, я постепенно вдруг начал понимать, что Надежда задала очень сложный вопрос. Нет, не так. Не сложный, а…

– Красивая девушка, да? Когда придет время, тебе придется выбирать… – произнесла Надежда негромко. Смотрела кавайная светлость сейчас вроде как на Ангелину, но принцесса клана Новиковых к ее словам о выборе отношения не имеет, я это вдруг понял совершенно ясно.

– А у меня вообще есть этот выбор?

– Конечно.

– Это какой? – повернул я голову, глядя Надежда прямо в глаза.

– Ядвига.

– Ах да, точно, – вспомнил я о том, что кроме императрицы Ольги есть и еще кандидатуры тех, кто может мне что-то предложить, но пока сделать этого не успел. Как-то озвученный императрицей проект Московии затерялся в моей памяти. Я все больше думал, что делать с тем, что прямо передо мной навалилось за недавние события, и совсем забыл о похожей на валькирию светловолосой дознавательнице.

Вопрос Надежды про Резервацию не просто сложный, а по-настоящему опасный. Неужели кавайная светлость меня на ту сторону тянет, почву прощупывает? Очень неожиданный разговор получается, после которого один из нас вполне может прогуляться в подвалы контрразведки, причем не польской, а российской.

– Ты знаешь, когда придет это время выбора? – безо всякой надежды на конкретный ответ поинтересовался я у Надежды. Спросил лишь для того, чтобы не задать другой вопрос и не неосторожным словом случайно не разрушить все то, что сейчас есть между нами. Я пока к этому точно не готов.

– Да, – неожиданно ответила Надежда.

– Знаешь?

– Да.

– И когда?

– Скорее нужно сказать, где.

– Где?

– В Лондоне.

– В Лондоне? – удивился я.

– Да, в Лондоне. Это где дрянная еда, мерзкая погода и Мэри, зонтик ей руку, Поппинс, – неожиданно произнесла Надежда.

Фраза показалась до боли знакомой, я даже нахмурился, сдвинув брови в попытке ее вспомнить.

«Альбин?»

«Я не знаю откуда эта фраза, шеф», – откликнулась фамильяр.

– Слушай, а откуда ты эту фразу слышала? – спросил я у Надежды. И вдруг заметил, как она смутилась, неожиданно мило покраснев.

– Глава Госсовета так иногда говорил.

Глава Госсовета… глава Госсовета… Что-то знакомое, где-то я уже про что-то про главу Госсовета слышал.

«В разговоре с Модестом Петровичем прозвучала фраза «shit happens», и было упомянуто, что так любит говорить глава Госсовета», – напомнила мне Альбина.

Точно, вспомнил. Но вот во фразе про Лондон я чувствую, что есть что-то важное. Цепляет она меня чем-то, причем сильно цепляет, не отпуская.

– Интересный у вас глава Госсовета, – задумчиво пробормотал я, думая, как бы задать следующий вопрос. Надежда в это время потянула меня за плечо, разворачивая к себе.

– У нас времени только до рассвета, если что. Ты же пригласишь меня поужинать?

Глава 14

– Хочу тебе открыть один секрет.

Слова Надежды выдернули меня из сладкой неги полудремы. Вернее, сначала я – ощущая прикосновения шепчущих губ, отреагировал на ее горячий шепот, и только после уловил смысл сказанного, который выдернул меня из накатывающего сна в реальность.

Когда открыл глаза, пришлось напрячься, чтобы сдержать зевок. Надо же, я настолько расслабился, что действительно только что чуть было не заснул. Вот это ничего себе, что несколько спокойных дней делают, так и привыкнуть можно.

Я приподнялся на локте, посмотрел на лежащую рядом кавайную светлость. Она, увидев, куда именно я смотрю, потянула на себя простыню. Я поднял взгляд и невольно вздрогнул, только сейчас увидев ее глаза – они были абсолютно черными.

Вот это довольно действенно взбодрило, сон как рукой сняло. За спиной Надежды я заметил клубящуюся серую мглу. Вот оно что, это не я сам заснул, похоже, это она меня или усыпила, или переход в иной уровень окружающей реальности сказался: кровать стояла среди мглистой пелены, явно отделившая ее от президентского номера отеля «Империал», куда мы приехали после ужина.

– Это очень важно, – произнесла Надежда, напоминая о том, что хочет рассказать мне какой-то секрет.

Я так привык к тому, что для меня что-то важно, что даже не напрягся. Ну важно и важно; сколько всего этого важного услышал за последнее время, не переварить еще. Вдруг понял, что Надежда может сейчас заговорить о том, о чем она говорила недавно, намекая на Ядвигу и на возможность мне сделать то, чего не смог когда-то сделать Лжедмитрий. Так, а не начинать ли мне все же волноваться? Неужели я не ошибся в предположениях?

– Поджигай, раз важно, – вздохнул я.

– Воздух – не моя стихия. Я не могу ей повелевать.

Вот на это я даже сразу не понял, что ответить и что думать. Как-то к такому не готовился. Нахмурился, задумавшись – потому что, похоже, это действительно важно. Так, Надежда – кроме того, что одержимая темными искусствами, инициирована в стихии Воздуха, это я знал. Все одержимые могут повелевать стихиями – как и элементарные маги, просто не на таком высоком уровне, а довольно средне. До того, как темные искусства были легализованы, одержимые и вовсе выдавали себя за элементарных одаренных средних талантов. И то, что Надежда может повелевать Воздухом, это вполне официальная информация, известная многим.

Что-то странное она сейчас сказала, тем более что я видел, как она повелевает воздушной стихией.

– Ты видел, как я оперировала воздушной стихией, а не повелевала, – отвечая на мои мысли, произнесла Надежда.

– Почему это важно?

– Потому что… – Надежда начала было говорить, но чуть погодя замолчала. – Это не только моя тайна.

– Может не нужна она мне тогда?

– Может и не нужна, – задумчиво произнесла Надежда.

Невольно прикусил губу, чтобы не прокомментировать. Мне такое не очень нравится: я вам посылку принес, только я вам ее не отдам. Если мне это не нужно знать, то и упоминать об этом определенно не стоит.

– Может быть тебе и не нужна эта информация, но выбора у тебя нет.

– Тогда слушаю.

– Я не повелеваю стихией.

– А что ты с ними делаешь?

– Я с ними разговариваю.

Хм. Что-то неправильное в ее словах.

– С ними?

– Да.

– То есть тебе подвластен не только Воздух.

– Да.

– Это серьезная тайна?

– Очень, – кивнула Надежда. – В просторечии мое умение называется шаманством. В нашем мире оно не сильно распространено.

– Так почему это так важно, что… – я не договорил, обвел рукой вокруг себя, намекая на мглистую пелену изнанки мира.

Надежда – чью кавайность даже не портили абсолютно черные глаза, благо с кожей и остальным все в порядке, ни следа черных змеящихся вен и неестественной белизны как иногда бывает у нее, задумалась. Видимо, разговор она запланировала, а вот ход беседы про себя не проговорила и сейчас ищет нужные слова.

Я же в это время думал совсем о другом. Недавний вопрос Надежды о том, хочу ли я остаться в Резервации – а если говорить прямо, в Восточном крае, заставил меня на него все же ответить. В первую очередь для себя ответить.

Я этого не хотел – меня совершенно не прельщало становиться проводником воли божественной сущности для того, чтобы обеспечивать на отдельно взятом архипелаге мир, труд, май. С другой стороны, императрица недвусмысленно намекнула, что мое нежелание это сделать переведет меня в список персон, подлежащих уничтожению для обеспечения государственной безопасности. И сходу даже не скажешь, какой вариант лучше – Магнуссон недавно не в бровь, а в глаз подал цитатой Грибоедова.

Надежда днем недвусмысленно намекала на Ядвигу, на польский вариант. Она что-то знает? Выбирает между интересами своим (или нашим) или интересами государства? Или действует по велению императрицы или президента, чтобы узнать, куда в моей голове ветер дует? Или это были просто слова без намерения направить меня куда-либо, а просто… черт, сейчас голова лопнет от мыслей.

– У нас в иерархии каста воинов стоит ниже магов, – произнесла Надежда.

– У нас? – не сразу понял я смысл ее фразы, с трудом возвращаясь вниманием к предмету разговора.

– В нашем мире.

– Ах, – невнятно выдохнул я.

Что-то мне подсказывало, что вчерашний масштабный экскурс в политику может показаться незначительным по сравнению с тем, что сейчас могу услышать.

– Давай примерно объясню. В нашей модели цивилизации наступила эпоха магов, ниже находятся касты воинов, рабочих и купцов. Есть миры, такие как, например, Инферно, где в модели цивилизации воины контролируют магов. Если бы не появление магии в начале двадцатого века, есть мнение, что в нашем мире восторжествовала бы каста купцов.

– Эм… – я приподнялся на локте, глядя в черные глаза Надежды. Непривычно, когда они у нее такие, даже волнуюсь немного, несмотря на кучу одолевающих мыслей.

– Не волнуйся. Мои глаза такие оттого, что я держу барьер, чтобы нас никто не услышал.

– Хорошо, не буду волноваться.

– Вернемся к цивилизационной модели. Среди демонов Инферно каста магов находится в подчиненном положении, главенствуют у них воины. Силой пользуются, но ограниченно – и делают это в основном шаманы. Не повелевая стихией – одной, выбранной, а, чтобы тебе было понятно, обращаясь к стихиям с просьбой. Маги Инферно ограничены в возможностях, потому что наверху пирамиды власти воины.

Я вдруг неожиданно понял, о чем речь. Ядерного оружия здесь тоже не просто так нет, хотя далеко не факт, что оно не создано – вряд ли в этом мире, технологически более развитом, чем мой старый, не смогли воспроизвести технологию, которую у меня дома освоили в сороковых годах прошлого века.

Надежда вдруг приподнялась на кровати и села, скрестив ноги. Я даже не знал, на что посмотреть – на нее целиком, потому что простынь упала, либо же на ее ладони, на одной из которых закрутился небольшой огненный смерч, а на второй – смерч воздушный.

По демонстрации небольших конструктов все же только взглядом мазнул, смотрел больше на другое. Правда, при этом черные глаза Надежды работали барьером, максимально настраивая на рабочий лад, так что я больше сейчас ради эстетического удовольствия осматривал ее совершенную фигуру. Надежда это заметила и сжала кулаки. Небольшие проявления стихийной энергии сразу исчезли, а простынь вернулась на место.

– Я сейчас оперировала одновременно воздухом и огнем.

– Это важно? – полуутвердительно сказал я и увидел удивленный взгляд Надежды.

– Это очень важно, – с выражением произнесла она.

– Держать меня в неведении о магии, и потом удивляться моему неведению… – пожал я плечами.

– Прости. Не подумала, я просто волнуюсь, – Надежда неожиданно смутилась.

А я неожиданно почувствовал, что ее кавайная светлость действительно волнуется, да еще как.

– Если ты спросишь об этом преподавателя в школе, получишь ответ, что подобное невозможно, – добавила Надежда.

– Это тайна из разряда тех, что «на ноль делить нельзя», или…

– Что? – не поняла Надежда.

– Неважно, продолжай, – махнул я рукой.

– Элементарный владеющий после инициации всегда оперирует только в пределах одной стихии. Шаман может разговаривать сразу со всеми. При этом создание конструктов у элементарных владеющих получается гораздо быстрее и гораздо более предсказуемо, чем у шаманов. Если проводить поединок на арене по правилам, элементарному владеющему шаман при примерно равном потенциале силы всегда проиграет. Всегда. Если бы в нашем мире все владеющие даром повелевать стихиями вместо своего дара практиковали шаманство, то среди правителей не было бы столь подавляющего превосходства одной из каст, и скорее всего наша цивилизация бы шла по другому пути. Возможно, каста магов в таком варианте и вовсе бы оказалась подчиненной в самом низу пирамиды.

– К чему ты сейчас ведешь?

– Да, прости, я увлеклась. У меня есть темные искусства, это моя основная сила и мощь, поэтому я могу практиковать шаманство без потери боевого потенциала. Очень многие одержимые – также как и я, последние два десятилетия все чаще практикуют шаманизм, и это тайна доступная лишь немногим.

– Шаманство открывает более широкие возможности?

– Именно так. Прошу тебя отнестись к этому со всей серьезностью.

– Я это уже понял. Не понял только, зачем мне эта информация.

– Перед тем, как отправиться в Лондон, ваша команда будет проходить Инициацию. Знаешь, что это такое?

– Да.

– Чисто технически знаешь особенности процесса?

– Создается аватар стихии, владеющий с ним сливается, принимая выбранный путь развития, тем самым исключая возможность работать с другими стихиями.

– Хорошо, что мы не на экзамене.

– Суть же верна?

– Да, суть верна. Создавать аватары стихий для вашей команды буду я.

– Одна, для всей команды? – похоже, начал я понимать, причем здесь шаманство.

– Для всех, кроме Бертезен и Магнуссона, они уже прошли инициацию.

Да, точно, я как-то забыл про это. Значит, инициация предстоит мне, Ангелине, Карлосу и Анне.

– Инициация предстоит тебе, Ангелине, Карлосу и Анне, – эхом повторила Надежда за моими мыслями. – И… я хочу тебя предупредить. Внешне, для тебя, в какой-то момент это не будет выглядеть инициацией. Ты можешь начать волноваться, может быть даже мне не доверять, но… поверь, я буду делать все так, как нужно и как будет правильно. Как нужно…

– Как нужно кому? – понял я, в какую сторону недоговаривает Надежда.

– Нам.

– Нам это мне и тебе?

– В общем и целом, да.

– А если подробнее?

– Если подробнее, то это вопрос твоей личной безопасности. Мои действия согласованы с президентом и императрицей. Больше я пока не могу тебе сейчас ничего сказать, прости.

Вот здесь я серьезно задумался. Недавно, когда мы раз за разом умирали во время смертельного матча, я на самом деле серьезно поволновался. И тогда, я уверен, происходящее тоже было согласовано с президентом и императрицей. Другой вопрос: насколько эти самые президент и императрица были осведомлены о грозящей мне опасности? Все же не думаю, что они знали о том, что Ичиро Огасавара окажется посланником из ада. Хотя…

Надежда между тем прикусила губу так, что она побелела. Смотрела она на меня сейчас полностью черным взглядом, явно серьезно переживая. Она понимала, о чем я думаю, и понимала мои эмоции.

– Есть еще кое-что, что я должна тебе сказать.

– Так говори, – довольно резко сказал я.

Тайны определенно начинали утомлять.

– Шаманство, кроме прочего, предполагает возможность гадания. Вкупе с развитым предчувствием у меня, как у одержимой, это дает серьезный эффект видения будущего, его вариантов развилок. Считай, что сильный шаман, тем более одержимый темными искусствами, разговаривает не просто с природой, а со всей нашей планетой. Эффект, конечно, не такой направленный, как у тебя во время дарованных божеством видений неслучившегося будущего, у меня картинки более размытые. Но не было ранее случая, чтобы предвидение ошибалось.

– Говорят, что дельфины спасают тонущих людей, толкая их к берегу.

– Ты это к чему?

– Есть версия, что об этом говорят потому, что те люди, которых дельфины толкали от берега, рассказать ничего никому больше не могут.

– Это другое, – покачала головой Надежда и замолчала.

Ну, ладно. Мне остается или верить, или нет. Прислушался к себе – вроде верю.

– Так что ты нагадала?

– Все очень размыто.

– Но?

– Все размыто. Но именно для меня, для нас…

Надежда замолчала. Последние фразы она говорила сбивчиво, взволнованно – раньше я никогда не видел ее такой. Вдруг показалось, что кавайная светлость сейчас заплачет.

– Если я действительно тебе нужна, если тебе нужно будущее, в котором мы будем рядом и вместе… как мужчина и женщина, во время осеннего равноденствия, двадцать третьего сентября, ты должен быть в Лондоне. Что бы не случилось.

– Двадцать третьего сентября, в Лондоне. Что бы не случилось.

– Если ты выберешь дорогу, в которой рядом с тобой буду я. И для тебя, поверь, это будет сложный выбор.

– А прямо не сказать?

– Нет, – невидящим взглядом глядя сквозь меня, покачала головой Надежда. Она снова прикусила губу, так что та стала белой.

– Это, во-первых, совершенно секретно, а во-вторых, если ты узнаешь, что именно тебя ждет, события пойдут совсем другим чередом.

– Для меня? Или для нас?

– Для всех.

– Слушай, так все сложно, я словно оказался среди древнего пророчества. Неужели нельзя как-то все упростить?

– Ты не представляешь, как бы мне самой этого хотелось, – сказала Надежда с таким отчаянием, что я не сдержался и обнял ее.

– Не злись на меня, пожалуйста. Я сама сейчас… – уткнувшись мне в плечо, она замолчала, явно не зная, как выразить свои чувства и эмоции. Которые я, кстати, сейчас хорошо прочувствовал.

– Думаю, если бы я злился, ты бы заметила. Тебе, случаем, не нужно делать свой выбор?

– Да я уже давно сделала, – выдохнула Надежда и вдруг смутилась.

Некоторое время просидели на кровати, обнявшись, потом пелена вокруг разошлась, и мы с кавайной светлостью снова вернулись в реальный мир. Надежда отстранилась, глядя на меня уже обычным взглядом. Простынь, кстати, уже куда-то подевалась.

– Мне показалось, или ты только что собрался засыпать?

– Тебе показалось.