Текст книги "Дневник лесного янгире"

– На что похоже? —и открывает рот.

Во рту у неё на языке растаявший белый крем, перемешанный со слюной.

– Ты хоть и виргин, но еще та извращенка. —улыбаюсь я и начинаю её щекотать.

– Господи нет! Я боюсь щекотки! —пытается убежать с ржавой лодки от меня Сун.

И кто тут снич?

По небу проплывали облака. Они были похожи на чьи-то следы. Я одиноко сидел в лесу под могучей елью и делал записи в своем дневнике. В кофте завибрировал телефон. Достав гаджет, смотрю на экран и вижу не знакомый номер. Отвечаю:

– Я слушаю…

– Хола, Алекс!

Я узнал этот голос. В ушах запульсировала ненависть. Этот голос я не спутаю ни с каким на свете.

– Что молчишь, снич? Думал, я не узнаю номер твоего телефона?

И действительно, как он мог узнать? Старый я сменил сразу после драки, а этот номер знали лишь родители, Шульц и Сун.

– Чё тебе надо от меня? —спрашиваю.

– Поговорить, но не по телефону. Мне бы хотелось встретиться с тобой и прояснить сложившуюся ситуацию. Можешь притащить с собой Шульца, мне не жалко. Ты придешь на стрелку? Или боишься?

– Приду! Но если ты будешь один. И не приведешь с собой свою стаю.

– Где встретимся?

– Ты должен пообещать… Мы поговорим раз на раз… Без посторонних.

– Где мы впервые с тобой познакомились, помнишь?

– Помню… У котельной.

– Ровно в 6. И если тебя там не будет, у тебя появятся новые проблемы…

Я сбросил вызов и так треснул кулаком по стволу ели, что чуть не сломал руку.

Мы с Шульцем пришли на место в половине шестого. Было пасмурно и мрачно. Решив подстраховаться, мы забрались с другом внутрь котельной на второй этаж и притаились у окна с выбитой рамой. Здесь было сыро и прохладно. Сидим и молчим. Я прижался к облупленной стене и уставился на большую надпись розовым баллоном у окна:

«У Кати самая охуенная жопа в городе».

И тут у меня родилась идея. Я спрашиваю у Шульца, который нервно курил Richmond в сторонке:

– Дружище, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал…

– Ты о чем?

– Я хочу девочку свою порадовать. И мне нужны твои творческие навыки…

– Серьёзно? Девочку порадовать? Мать твою… -парень размазывает ботинком брошенную сигарету на полу. -О чем ты думаешь? У тебя стрела с этим конченным ублюдком и ты должен быть настроен на жестокий баттл, а ты херню какую-то несешь о девочках… Сегодня возможно решиться наше дальнейшее будущее… Мне так хочется вернуться к нормальной жизни… Вновь ходить на баскет… Тренить в зале. Тусить в клубах и пьяных самок там клеить. И вообще, не оборачиваться постоянно с опаской, что тебя могут жахнуть сзади, не брать с собой всюду нож… Мне иногда кажется, что у меня на фоне этого, паранойя развилась.

– Не обольщайся раньше времени. У меня предчувствие, что он будет не один…

Слышим шум мотора. Я осторожно приблизился к окну с выбитой рамой. В пустом проеме окна меня видно не было. Подъехало красноe audy 80 и из авто вышел Ян. Парень облокотился о капот машины и закурил вэйп. Шульц мне сказал, похлопав по плечу:

– Иди, бро…

Я встаю и подхожу к лестнице. Вдруг слышу какой-то подозрительный шум и замираю на месте.

– Ты чё? —спрашивает Шульц.

– Тихо… -говорю я ему.

С первого этажа доносятся чьи-то голоса и смех.

– Мы здесь не одни. —говорю я. -Валим… Только тихо…

Достав из карманов ножи, осторожно спускаемся вниз. На первом этаже тёрлись шакалы Яна. Пять рыл. Спрятались в котельной, чтобы застать нас врасплох. Трое из них справляли нужду в стороне, а двое стояли у выхода. Одним из них был тот самый чел в шмоте Fred Perry. Перед глазами пронесся флэшбек, когда он говорил мне:

– Выглядишь как гангстер… Даже страшно стало! —на лице ухмылка. —А серьёзно, запишись в качалку, иначе на твое тело смотреть тошно…

Мы с Шульцем бежим к выходу. Я с ходу бью Perry кроссовком в живот и когда он сгинается от боли, добиваю кулаком в голову. Он падает, даже не среагировав. Другого Шульц просто сталкивает с пути, дав пинка. Тот бьется о стену. Мы выскакиваем на улицу и бежим в поле. Ян даже не дернулся, а просто стоял и дымил вейпом у машины. Никто даже не успел понять, что произошло. Когда мы были уже далеко и шли вдоль речки, он позвонил. Я взял трубку и первое, что слышу:

– Ты разбил Владу лицо… Кровь залила ему глаза, он ничего не видит…

– Переживет… -сплевываю в сторону.

– Рано или поздно ты все равно попадешься… Ты и Шульц. —говорит он медленно и спокойно, будто возомнил себя криминальным авторитетом.

– Мы договаривались, что ты будешь один… Но ты толпой меня и Шульца загасить хочешь? Мало одного раза дали?

– Очень мало.

– А один на один очкуешь? Я согласен порамсить с тобой в следующий раз, но только один на один!

– Не будет следующего раза. Я хотел, чтобы каждый из вас двоих, оказался сегодня на моем месте и понюхав землю, почувствовал что такое настоящий страх… Как тот страх, который испытывал я, когда дагеры заставили меня в лесу копать себе яму. Я знаю, что виноват в этом именно ты. Шульц лишь тебя поддерживает, это не его инициатива была меня предать… Ты ещё ответишь, снич…

– И кто тут снич? Смешно, когда ты меня так называешь, потом приводишь на стрелку хуеву тучу парней, а сам ссышь выйти раз на раз! Наверное, ты серьезно думаешь, что за тобой сила есть. Ведь так? На самом деле, ты ничего не стоишь один! У тебя слабая психика, ты боишься всего и вся. Только надел маску бесстрашия, а сам из числа слабых духом людей, которые любят сбиваться в стайки и нападать на одного.

– Теперь тебя ждут действительно большие проблемы. Я пущу на тебя закон…

Я догадывался с самого начала, что с Яном бесполезно договариваться по-честному. Он так не играет. Ему дико хотелось сегодня жестоко отделать нас со своими ублюдками и вывезти в лес на прогулку. Этим планам не суждено было сбыться. Я сбросил трубку и заблокировал номер его телефона.

– Что он сказал? —спросил Шульц.

– Что меня ждут проблемы с законом… Что бы это могло значить?

– Я кажется понял… Он на тебя участкового натравить решил… Пашу Татарина. Бро, смотри в оба.

Когда я пришел домой, чтобы выплеснуть накопившуюся злобу на Яна, я разделся до пояса и набросился на стальную штангу. На улице уже совсем стемнело и я выполнил свою дневную норму. Уже был четвертый подход. На грудной клетке вздулись вены. Я выдыхаю и считаю:

– Девять… Десять…

Сил на одиннадцатый повтор уже нет. Мышцы болят. Но я, превозмогая боль, иду в отказ. Считаю:

– Одиннадцать, двенадцать… -вкладываю последние силы. -Тринадцать… -громко ставлю штангу на пол.

Поднимаюсь на ноги и хватаю полотенце. Последние повторы в отказ всегда даются тяжело. Но именно они и являются самыми мощными в развитии мускулатуры. Многие не в курсе, что это так работает и мышцы у них не растут. Я вытираю полотенцем пот. От Сун приходит сообщение:

Sun Kwon 20:23

Как дела? Что делаешь? Ты сегодня молчишь, чем-то занят?

Алекс Муров 20:27

У меня все хорошо, солнце. С утра делал записи, а сейчас тренируюсь, а ты?

Sun Kwon 20:28

Сплю весь день с Ято в кровати… Ничего не хочется делать. Наверное мигренька… Очень интересно, что ты сейчас пишешь. Так хочется почитать.

Алекс Муров 20:29

Тебе правда интересно?

Sun Kwon 20:29

Даже очень.

Алекс Муров 20:30

Я постараюсь в ближайшее время закончить. Перешлю тебе в электронном формате.

Sun Kwon 20:31

Буду ждать, родной. Люблю тебя.

Алекс Муров 20:32

И я тебя.

На следующий день я ухожу в лес, прихватив тетрадь и ручку.

Я проплутал больше двух часов и вышел к той самой мертвой деревне, о которой говорил старик. Передо мной открылись старые покошенные постройки, серые обветшалые домики, заросшие и пересохшие участки. Деревня оказалась настоящим призраком. В домах и вокруг царила тишина. Именно здесь я и закончил свою повесть.

Деревня проклятых

– Бог леса, прошу помоги… -говорила девочка. —Бог леса, прошу, путь укажи…

Девочке было 13 лет и её звали Майя. Она стояла по колено в воде, посреди большого болота и без конца повторяла, содрогаясь от слез:

– Бог леса… Не дай мне умереть тут, в этом гиблом месте… Если я найду смерть в твоем лесу, моя душа будет вечным призраком бродить в чаще и больше никогда не увидеть мне другой жизни… Пожалуйста. Прошу тебя. Пожалуйста… Не дай мне остаться в лесу навсегда… -опускает глаза девочка. —Не дай мне стать твоим призраком и пугать всякого, кто забредет в твои угодья!

– Что случилось, бойе? —произносит голос.

Майя видит в мутной воде отражение за спиной и оборачивается. Первое, что бросилось ей в глаза – большие оленьи рога на голове незнакомца. Лица его она не видела, ибо лицо всё забинтовано. Мужчина был с голым торсом и по всему телу – черные татуировки. Мышцы вздутые и напряженные.

– Бог леса? —испуганно произнесла девочка.

– Я не Бог леса… Я всего лишь дух.

На покатых плечах, были изображены черные ели и сосны.

– Помоги мне, я заблудилась…

– Идем… -протягивает руку незнакомец. —Я тебя выведу из леса.

Когда Майя прикоснулась к его ледяной руке, мурашки пробежались по её телу. Они двинулись в путь. Девочка всю дорогу пялилась на татуировки духа. На его венозных руках, черной краской нарисованы ели и птицы. Эти двое быстро покинули сырую болотистую местность.

– Я с самых малых лет говорю с деревьями… -сказала девочка, послушно шагая босыми ногами за мужчиной по сухой земле. -Мне всегда казалось, что они меня слышат.

Майя всегда ходила босиком. Даже когда наступали холода. И она не болела.

– Конечно. Они живые и всё слышат.

– Значит, я не ошибалась… -слегка улыбается девочка.

– Как ты оказалась в такой глуши? Что с тобой случилось?

Девочка опустила раскосые глаза с огромными темными ресницами.

– Наша жизнь очень изменилась с того момента, как на нашу землю пришли люди из большого города. Эти люди состояли в общине и называли себя Божьими людьми… Народ нашего села их радушно принял и поначалу все было хорошо, пока они не стали навязывать нам свою веру и странные ритуалы… Я глубоко уверена, что именно за это, их и изгнали из города сюда в Сибирь… Но никто так не думает, кроме меня, к сожалению…

И Майя рассказала духу леса все, что с ней приключилось. Жила она в покосившейся избе со своим родным отцом, беременной мачехой и старшей сестрой. Её отец был эвенком и звали его Вэрдэ, что означало «пучеглазый». Её родная мать умерла, когда ей не было и года. Вдовец быстро нашел ей замену в лице русской крестьянки по имени Евдокия. Она дочь Вэрдэ невзлюбила с первого дня и часто колотила за любую провинность. Вэрдэ был человеком слабохарактерным, старался закрывать на это глаза и участия в воспитании дочери не принимал. Жители деревни жили крайне бедно, но в гармонии с природой, не пытаясь её подчинить или извратить. Человеком, который разрушил их привычный уклад, стал предводитель общины скопцов, Тихон Скобеев, считающий себя сыном Бога. Его фанатичная община обосновалась в деревне. Тихон построил себе большой бревенчатый дом, на месте старого векового дерева. Жители деревни настоятельно отговаривали его строить в таком месте.

– Страшный грех может тебя коснуться… -говорили морщинистые старухи Тихону и без конца крестились.

– Отец мне все простит… Ведь я сын Бога! -говорил Скобеев. —А сын Бога не может поступать не правильно…

Он лично сжег вековое дерево на глазах местных жителей, а потом, адепты его секты построили там дом. После этого, маленькая Майя навсегда возненавидела Скобеева и если он ей попадался на пути, старалась обойти стороной, чтобы не здороваться. Со временем Тихон, проповедывая новую веру, стал самым важным жителем деревни, все его слушались, преклонялись перед ним. Многие безграмотные стали верить, что он и в правду, истинный сын Вседержителя и только Майе казалось, что все они сошли с ума и на самом деле, их святейшество, с самой, что ни есть, черной душой. Её сестра и родители так же втянулись в секту с головой.

Когда они с сестрой голые заходили в холодную реку, чтобы искупаться в грядущем сезоне в последний раз, Майя сказала:

– Меня очень пугает то, что происходит на нашей земле. Пришли чужаки и навязали нам свои законы… Не нравится мне Тихон, но ты, как и все в нашей деревне, готова упасть перед ним на колени. Почему?

Вода реки была холодной и кожа двух юных девушек стала гусиной.

– Потому что он пришел, чтобы спасти нас! Он сын Бога… Его отец послал его в наши края, чтобы сохранить нашу деревню… Спасти наши души… Превратить в белых голубей.

– Меня страшно пугает ритуал превращения…

– Не надо бояться, иначе навсегда останешься пегой кукушкой.

– Я серьезно. Мне довелось как-то слышать, как соседка кричала. Должно быть это очень больно!

– Возможно, сестра, но иного выхода нет! Мы рождаемся и кричим, потому, что нам больно… Жизнь-боль и иногда у нас нет иного выхода, кроме как перетерпеть… Вспомни, Иисус Христос мучился и я готова к мукам, ради своего спасения. Я выдержу!

– Не нравится мне всё это… -говорит Майя и уплывает.

Вдалеке, на соседнем берегу, среди молодых сосен, одиноко прогуливался Тихон Скобеев. У него были огромные руки и плечи и непропорционально маленькая голова. На шее висел здоровенный золотой крест с изумрудами. Он с любопытством наблюдал за голыми сестрами в воде и щурил от солнца глаза. Его душа вожделела как можно скорее провести с ними свой жуткий ритуал посвящения. И больше всего он страстно желал полностью подчинить себе дерзкую Майю, зная её скептическое отношение к его вере.

Девочка, плавая в речной воде, запела песню, слова которой узнала от отца:

 
Теперь где я раньше ходил,
Там сейчас покрыто снегом.
 
 
Теперь где я раньше жил,
Там остались только места юрты.
 
 
Река-Люгли
На берегу реки играют сейчас дети.
 
 
Мальчики живите вы долго,
Не забудьте родной зык…
 

В день огненного крещения, Майя вернулась вечером домой затемно и оказавшись в комнате, где они с сестрой спали, увидела посторонних гостей. Старшая сестра Анна лежала на кровати полностью обнаженная. Груди у неё перевязаны веревкой. Мачеха стояла рядом и держала в руке длинный тонкий нож.

– Что происходит? —испуганно спрашивает девочка.

По коже пробежали мурашки. В этот момент в комнату входит Тихон Скобеев и мачеха грубо отвечает Майе:

– Выйди вон. Не мешайся, не до тебя!

– Но и далеко не уходи… -прошептал Тихон, когда девочку вытолкнули из комнаты.

Мачеха передала Тихону нож и он спросил сестру:

– Тебе так удобно?

– Ну наверное… -не уверенно произнесла Анна.

Скобеев перекрестился три раза, подошел ближе к голой сестре вместе с мачехой. Окружили её так, что Майе не было ничего видно. Анна громко и истошно закричала. Тихон стал ей резать грудь и мачеха затараторила, как сумасшедшая:

– Дочь, посмотри на меня, скажи: Христос воскрес! Ну же, говори: Христос воскрес!

Не дожидаясь конца акта оскопления, девочка ушла в комнату родителей и уткнулась лицом в подушку. Она вспомнила случай, когда прошлой зимой, в снегу, без признаков жизни нашли их юродивого Павла, с кровавым пятном между ног. Выяснилось, что Павел где-то потерял своё хозяйство и умер от сильной потери крови. Тихон объяснял, что их сообщество тут не причем, что Павел сам решил себя оскопить острым серпом и сделал это крайне неудачно. Кто тут прав и кто виноват, так никто и не узнал. Майя понимала, что если скопцы и были виноваты в смерти юродивого, то тут все равно никто не сознается, ведь последователи сына Божьего никогда не ошибаются, иначе доверие к их власти убавиться…

Когда крики в соседней комнате утихли, Тихон вошел внутрь, весь потный, вытирая руки от крови, белым платком. Майя подняла голову. Мужчина странно улыбался.

– Твоя очередь, язычница. Раздевайся!

– Зачем? Что вы хотите? -сердце у девочки замерло.

– Спасти твою душу…

– Уходите, не нужно её спасать…

– Замолчи, глупая… От чего ты не такая, как сестра, без завихрений… Пойми, существо, я лишь хочу тебе помочь… -подходит Тихон к девочке ближе.

– Не смей меня трогать, божий человек!

– Ты станешь следующей, хочешь ты или нет… На этой земле не должно быть ни одного беса. Здесь будут жить только ангелы. —Тихон хватает девочку за руку.

– Пусти!

– Нельзя противиться сыну Господа! Я действую строго по его указаниям!

– Знаешь, если ты действительно сын Бога и он хочет этого, передай ему, что он больной и вонючий ублюдок! —и в этот момент плюет на крест Тихона и оттолкнув его, бросается прочь из комнаты.

В коридоре она увидела бледную сестру, которую двое гостей пытались поднять с кровати. У неё была кровь на грудях, которые Тихон ей отрезал и красное – на месте влагалища.

– Ненавижу! -произнесла она.

Мгновение спустя, девочка уже неслась босыми ногами по темному лесу. Все глубже и глубже в чащу. Когда она поняла, что заблудилась в мрачном лесу, утонувшему в сумерках, было уже поздно.

– Я не знала куда идти и набрела на болото -говорила она лесном духу, хлопая длинными ресницами. -Но ты не оставил меня на произвол судьбы…

– Я не понимаю, бойе… Почему в вашей деревне все так стелятся перед Скобеевым?

– Тут все очень не просто… Местные чувствуют в нем большую силу, хотя она и обманчива… Человек, который уродует все вокруг, не может иметь большой силы… Но тем не менее, все бояться ему перечить. И народ у нас в дерене глупый, никто не хочет думать сам… Никто и слова не может сказать. Грустно это всё…

– Осталось чуть-чуть… -сказал татуированный мужчина, когда они вышли на знакомую девочке, тропинку.

– Спасибо, что помог мне найти дорогу до дома, лесной дух…

– У меня предчувствие, бойе, что тебе не следует возвращаться домой… -сказал он.

– Но мне некуда идти. Как же моя семья? Может они одумаются, узнав, что я готова на все, даже уйти навсегда из дома, лишь бы не стать жертвой этого чудовищного ритуала… Может это убедит их оставить меня в покое… -девочка посмотрела по сторонам. -Тут кто-то есть, я чувствую табачный запах…

– Если что-нибудь страшное случиться, садись в лодку и уплывай отсюда…

– Что это значит? —обернулась девочка, но дух леса бесследно исчез.

Лес утопал в сумерках. Кто-то вдалеке курил трубку. Майя признала отца.

– Папа, я здесь! —крикнула она и побежала к нему.

Вэрдэ ничего не сказал, мрачно пуская дым через ноздри. На плече у него висело ружье. Он вспомнил о разговоре, который был в тот вечер, сразу после исчезновения Майи. В комнате были только его жена и Тихон Скобеев. Он сказал им:

– Я знал, что с ней будут проблемы…

– Дикая… -кивнул Вэрдэ.

Тихон подошел к столу и вытащив из кармана царские деньги, произнес:

– Ваша дочь – поистине интересный экземпляр, но она должна понимать, что когда наступит страшный суд, а он скоро наступит, будьте уверены… Она сможет спастись, только очистив себя от греховных соблазнов. Вразумите ей, что у неё нет иного выхода, кроме как принять печать. Она должна быть с нами. Она должна думать, как мы, должна верить в то, что верим мы. -и кинул на стол купюры.

– Уж я её научу уму разуму! —сказала мачеха, увидев деньги.

– Надеюсь на ваше благоразумие.

Когда Скобеев покинул их дом, Евдокия кинулась пересчитывать деньги, что им оставил глава скопцов.

– Завтра же на рассвете, снимешь со стены старое ружье и пойдешь в лес. Ты найдешь упрямую девчёнку и никак иначе! Скобеев заплатил за неё гораздо больше, чем за старшую дочь. Нельзя его разочаровывать… Нельзя! —глаза у женщины при виде денег, горели.

Вэрдэ глубоко вдохнул и произнес:

– Нельзя так с дочкой поступать! Не хочет она, а мы её заставляем… Продали её! Не хорошо… Не правильно…

– Знаешь, что на самом деле не правильно, образина? Неправильно, если твой будущий наследник. —погладила по круглому животу женщина. —Будет нищебродом, как и его папаша! Хочешь вернуть все деньги, что дал нам за дочерей наш благодетель, обратно? А потом что? Ты позволишь семье бедствовать или всего лишь дашь святому человеку, отрезать клитор своей дочери?

– Довольно! —ударил кулаком по столу мужчина. —Я найду её!

Прокрутив в голове всю сцену, разъяренный Вэрдэ, грубо схватил Майю за руку и потащил в деревню.

– Я искал тебя два дня… -сказал он. -Бродил по этому проклятому лесу!

– Мне больно! —сказала она.

– Ты плюнула на Христа… -сказал он своим беззубым ртом. —Почему ты ведешь себя так скверно? Ты считаешь себя виноватой? Жалеешь хоть чуть-чуть?

– Я начинаю лишь жалеть, что вернулась! Лучше бы сгинула в лесу…

Девочка пожалела еще больше, когда они с отцом вошли в деревню. Несмотря на сумерки, жители повылезали из своих домов, чтобы посмотреть на полоумную дочь Вэрдэ, которая не хотела превращаться в «белую голубку». Во дворе дома, беременная мачеха встретила её с хлыстом в руках. Разъяренная женщина от души ударила её по спине. Майя вскрикнула.

– Будешь знать, как плевать на святого Христа! -и ударила снова и снова.

Девочка пыталась убежать со двора, но пузатая Евдокия не давала ей скрыться, нанося удары хлыстом все сильнее и сильнее. Обитатели деревни наблюдали за поркой и крестились. После очередного удара, девочка упала у двух наполненных ведер с водой, опрокинув одно из них и поднимая глаза вверх, увидела над собой сестру.

– Даже не смотри на меня… Видеть не хочу! -сказала она.

– Помоги, сестра… -девочка ложится спиной на землю и смотрит на девушку.

– Нет! Ты назвала Бога ублюдком и ответишь за это…

– Я думала, тебе оскопили грудь, но видимо задели и часть мозга… Дура ты…

После трех дней голодных скитаний в лесу и воспитательной порки хлыстом, Майя закрыла глаза и потеряла сознание. Она уже не видела, как к мачехе подошел двух метровый Тихон во всем белом и вырвав хлыст из её сильной руки, сказал:

– Довольно… Я займусь ею завтра!

На улице совсем стемнело и пошел снег.

В своем огромном доме, который был построен на месте векового дерева, Тихон устроил в эту ночь радение. Жители деревни в длинных белых рубахах устраивали странные танцы и пели песни. Так происходило только по большим православным праздникам. Скопцы плясали, конвульсивно дрыгая руками и ногами, а Тихон, с серьезным повелительным видом, брызгал на всех святой водой и крестил. А связанная Майя тем временем очнулась в пустой затхлой конюшне. Полностью лишенная физической подвижности, она слышала бесовские крики и пение, которые доносились из избы Тихона. Понимая, что её семья так жестоко поступила с ней лишь из-за того, что она не хотела принимать их особенную веру и проходить огненное крещение, девочке стало жутко горько. Она заплакала. Понимая, что её не оставят в покое, пока она не испытает на себе этот жуткий ритуал по превращению в «белого голубя» через оскопление, она зарыдала. Тихон не предоставит ей другого выбора. Ему ведь нужна власть над всеми и его дико раздражал тот факт, что одна маленькая смелая девочка не желала с этим мириться. Как только закончится ночь, он сделает то, что требует его религия и Майя будет как «все». От дикой безысходности, девочка закричала. Закричала так сильно, что дух леса, который сидел в темной чаще, в позе лотоса, её услышал. Он обернулся чёрным, как сажа, рогатым козлом и бросился вприпрыжку в сторону деревни.

В семье Майи, всем было на неё плевать. Мачеха даже не удосужилась принести ей в пустую конюшню еды. Когда все в её доме уже спали, взволнованный Вэрдэ вытащил из-за печки початую бутылку спирта и отхлебнул из неё. Ему одному было жаль дочь. Он не мог спокойно спать, пока она, связанная веревками, ночевала в конюшне, вся в синяках и кровоподтеках.

Майя пыталась освободиться сама, но сил просто не было. В глазах у неё все поплыло. Она вновь начала проваливаться в сон и когда черный козел проник в конюшню, она с надеждой сказала:

– Ты пришел… Я думала, что больше никогда тебя уже не увижу… -и опустила голову, потеряв сознание.

Козел зубами разорвал веревки на спине девочки, и отправился назад к выходу. Майя осталась одиноко лежать на земле. Погода на улице стояла холодная и тихая. Шел снег. В конюшне появился Вэрдэ с полупустой бутылкой в руке. Увидев уходящего рогатого козла, мужчина перекрестился.

– Господи, что за нечистая… -сказал он и покачиваясь, опустился на колени рядом с дочерью. —Прости меня… -на его глазах появились слезы. —Прости, дочь… Безвольное я существо… Твоя родная мать сейчас смотрит сверху и проклинает меня! Я тебя предал…

Вэрдэ в слезах, отхлебнул из бутылки и вдруг почувствовал сильную рвущую все внутри, боль. Его вырвало кровью. Он схватился за горло, но рвотные кровавые массы продолжали брызгать из его рта. Потом у него потемнело в глазах и он рухнул замертво. Кожа на его лице и руках почернела.

Пропели петухи. Майя проснулась на рассвете и увидела рядом чье-то бездыханное тело. Она не сразу узнала отца, будто выпачканного в черной краске.

– Что случилось, папа? —спросила Майя, отбросив в сторону рваные веревки.

Глаза Вэрдэ смотрели в потолок. Он не дышал и сердце у него не билось. Девочка заплакала над холодным трупом.

Прикрыв его веки, она вышла наружу.

Ощущение, что случилось что-то страшное, охватило весь ей разум. Майя кинулась домой и когда зашла внутрь, увидела страшную картину. Мертвая мачеха с большим пузом и мертвая сестра лежали в своих кроватях. Все они покрыты черной оспой и лежат с глазами, которые уже никогда не закроются. Девочка была потрясена. Она почувствовала пустоту внутри и слабость в коленях. Находиться внутри, было невыносимо. Девочка выбежала наружу и зарыдала. Погода на улице была безветренная и тихая, даже легкого дуновения ветра не чувствовалось. Все вокруг создавало впечатление безжизненного пространства. Деревня была мертвой. В какой-то момент, Майя увидела на улице последнего выжившего. На неё злобно смотрел Тихон Скобеев. Всё его лицо покрыто черными язвами. Белки глаз приобрели желтоватый оттенок, зрачки побелели. Мужчину трясло.

– Во всем виновата ты – языческая гиль… -произнес он, пуская изо рта кровавые пузыри. —Всех охватила страшная болезнь… Всех, кроме тебя!

– Я не виновата в смерти других! —крикнула девочка.

– Из-за тебя, чума уничтожила деревню. Я тоже умираю, но я не могу уйти, не забрав тебя! Я не дам тебе жить… Я вырву твое сердце. -кинулся за ней гниющий Тихон.

Майя спряталась от него в пустой конюшне и схватила со стены первое, что попалось под руку, а именно наточенный большой серп. С выпрыгивающим из груди сердцем, она притаилась у входа и замерла в ожидании. И когда Скобеев, что-то мыча, вошел за ней внутрь, девочка молниеносно опустила лезвие прямо на его череп. Хрустнули кости и серп глубоко вошел в голову христововера. Он еще несколько шагов сделал по направлению к девочке, протягивая свои длинные руки с темными язвами на коже.

Майя в страхе отступала.

Она пятилась, пока спиной не уперлась в стену. Дальше пути нет. Она, с замиранием сердца смотрела, как все замедляющимися шагами к ней приближается Скобеев, протягивая пальцы к её горлу, но когда их разделяло всего два шага, он покачнулся и медленно опустился на солому.

Когда силы покидали его, Скобеев вспомнил о случае, который навсегда изменил его жизнь. Когда ни к каким агнцам Бога он еще не принадлежал и был обычным бездельником, сыном богатого чиновника, который только и делал, что пил и тратил его деньги, ни в чем себе не отказывая. Иногда это переходило все границы дозволенного. Скобеев вспомнил день, когда в городском переходе на него напал разъяренный помещик со словами:

– Ты приставал к моему сыну! Ему всего 13, сволочь ты! —и ударил его в лицо.

Скобеев упал на асфальт, обливаясь кровью. Тот продолжил:

– Моя жена видела, как ты трогал его там! Ты сумасшедший? Он же ребенок…

– И что ты сделаешь, отведешь меня к жандармам? Мой папа – чиновник, мне ничего не будет. Ты ничего не докажешь… -сплюнул кровью Скобеев.

– Я поступлю с тобой иным образом, выродок. Ни к каким жандармам мы не пойдем! Снимай штаны…

– Нет!

– Снимай, я сказал! -рявкнул тот.

Так Тихона лишили его грешного органа. Впоследствии он стал много пить. И однажды, будучи задержанным за распитие в общественном месте, в тюремной камере познакомился с любопытным бородачом. Тот поведал ему о своем учении. Так Тихон и обрел новый смысл жизни.

Последним о чем он вспомнил, умирая с серпом в голове, было вековое дерево, которое он сжег, чтобы построить дом в Сибирской глуши.

Майя с омерзением пнула ногой обезображенную голову Скобеева. Затаив дыхание, она переступила через его тело и вышла на улицу. Все было кончено. Но куда ей идти? У неё больше нет семьи. Она осталась совсем одна и вокруг, больше нет живых людей. Везде, в каждом доме, лежат лишь холодные трупы. Девочка добрела до берега реки и остановилась возле вытянутой на берег, лодки.

Крупными хлопьями пошел белый снег. Превозмогая усталость, она столкнула лодку в воду и бросилась на дно. Ей не хотелось сейчас ничего. Лишь только сидеть в лодке и плыть по такой спокойной воде, по течению… Она тихо и монотонно запела:

 
Теперь где я раньше ходил,
Там сейчас покрыто снегом.
 
 
Теперь где я раньше жил,
Там остались только места юрты.
 
 
Река-Люгли
На берегу реки играют сейчас дети.
 
 
Мальчики живите вы долго,
Не забудьте родной зык…