Текст книги "Дневник лесного янгире"

Сезон убийств

Когда я вступил в зеленый сумрак леса, дождь прекратился. Погруженный в мрачные мысли я блуждал по лесным тропам, пялясь на верхушки елей, пробираясь сквозь заросли ежевики, шипы которой безжалостно впивались в джоггеры. Сознание у меня блуждает между жуткими грязными мыслями и душераздирающими сновидениями. Под деревьями слался пушистый мягкий мох. Вдруг я выхожу на поляну, усеянную одними пнями и начинаю понимать, что лесорубы никуда не уехали. Они продолжают уродовать лес и никто их деятельность не остановил, а в администрации, скорее всего вообще посмеялись над моим обращением. Кругом сплошь мертвая зона. Я замечаю, что моей любимой развесистой ели, у которой я проводил время за тетрадью, больше нет. На её месте только большой пень и рядом валяется пустая бутылка из-под чешского пива. Поглаживая рукой, срезанный ствол ели, начинаю чувствовать, что в ушах вновь запульсировала ненависть. Она становиться сильнее меня и мне хочется совершить что-то ужасное… Как будто какой-то зверь завел себе логово в моем сердце… Я ухожу с поляны в нетронутую пока лесорубами, чащу и вдруг слышу их голоса поблизости. Они разожгли костер и сидят у него, распивая алкогольные напитки. Всего их четверо. Я затаился у сосны, наблюдая за ними из темноты. Все громко разговаривали и смеялись, кроме молчаливого якута.

Самый патлатый лесоруб из всей компании, тот самый, который в прошлый раз кинул в меня сигаретой, спрашивает у лысого:

– Ты чё такой веселый сегодня, Жендос?

– Размечтался… Получим оплату за нашу работу, куплю себе новый форд. Я уже присмотрел на авито.ру… Чёткий.– говорил лысый, глотнув из банки пиво. -Давно хочу сменить свою потрепанную мазду на новенький внедорожник…

– А я с девушкой замутил. —мечтательно смотрит в небо, длинноволосый. -Соболиную шубу ей куплю и золотые серьги. У неё челюсть отвиснет…

– Ну после этого она тебе точно даст! Тёлки любят шубы и золото… -говорит парень в клетчатой рубашке с длинной рыжей бородой по кличке Повар. -Рожей ты не вышел, но деньги зарабатывать умеешь… Они это ценят.

– А может мне жена твоя тогда даст? Ты её так подкупил? —патлатый ехидно улыбается, посмотрев на бородача. -Когда ты мне на айфоне фото со свадьбы показал, признаюсь, у меня очень даже встал!

– Да пошел ты, урод! —кинул тот сухую ветку в коллегу и все засмеялись, кроме старого казаха.

Снова подкатывала к горлу ненависть. Подкатывала высокой, сильной волной от осознания того, что эти одноклеточные уроды даже не задумывались, что они делают. У них напрочь ампутировано чувство связи с природой и обитателями, чей дом они разрушают. Мой лесной мир умирал по их вине, но для них главное – деньги. Во мне закипает одержимость. Правый глаз снова дергается.

– Кто-нибудь из вас уже слышал про то, что, в этом лесу кое-кто планирует инсценировать поджог, как это было в Новоназарьево? —говорит бородатый коллегам.

– Разве это обязательно? —лысый закурил сигарету.

– Какая-то сука отправила жалобу на нашу деятельность. —продолжил Повар. -Работодатель чувствует себя не очень комфортно. Ну на самом деле, надо же следы замести…

Решив покончить с нежеланными обитателями лесного царства, я кинулся туда, где между стволов деревьев, светился белой краской, сарай лесорубов. Я захожу внутрь и спичкой зажигаю лампу на столе. На стенах развешаны такие обычные для каждого сарая, инструменты: молотки, топоры, вилы, тесаки, грабли, косы. В углу стоит ящик с фальшфейерами, которые используют для освещения местности или защиты от диких животных. Мой взгляд останавливается на бензиновой бензопиле. Я беру её в руки и вижу в запятнанном старом зеркале свое отражение. На какой-то момент мне показалось, что в зеркале стоит Марвэлл, во всем черном. Без маски, с тату в форме глаза на лбу.

– Они уничтожат твой лес… -говорит он.

– Я убью их… -произнес я отражению.

Призрачный лес шевелил мохнатыми ветвями елей. Мой разум превращался в безумие. Лысый и казах зашагали к палаткам, а двое остальных остались сидеть у костра. Старый казах шепотом проговаривал себе под нос:

– Бисмилляхи раки нафси мин кулли шайин йузини…

– Что ты там бубнишь все время? —спрашивает лысый у своего коллеги.

– Молитву читаю на казахском на сон грядущий. Не сбивай!

– Слышь, ты смотри аккуратнее тут ночью ходи. – отхлебнул он из бутылки. -Я капкан поставил на зайца. Смотри, куда ногой ступаешь.

Казах продолжал читать молитву, а его приятель отошел справить малую нужду. Я выглядываю из-за сосны, сжимая в правой руке острый тесак и понимаю, что пора действовать! Время избавиться от вредителей!

– Уа мин шарри кулли нафсин уа айнин хасидин… -бормотал старик.

Удар был нанесен со спины, и лезвие вышло из живота казаха. Он корчился, хватаясь руками за окровавленную грудь, кровь стекала по футболке, пачкая джинсы и капала на серый, искрящийся в лунном свете мох. Последний вздох замер на окровавленных губах. Что-то глубоко в нем булькнуло, и он испустил дух. Жендос, застегивая штаны, ищет в темнота казаха и вдруг видит его грузное тело на земле.

– Ты угораешь? —говорит он. —Пить меньше надо было. Я тебя до палатки не понесу, так и знай…

Патлатый нагибается и переворачивает тело казаха. Увидев торчащий из его живота тесак и выпавшие наружу внутренние органы, он широко открывает рот. За его спиной слышится чирканье спички и вдруг яркий всполох осветил деревья. Сзади него стоял я с ярко-горящим фальшфейером в руке. Рассыпая искры, из металлической трубки, вырвался фиолетовый язык пламени. Лысый оборачивается, по-прежнему держа рот открытым. И в этот момент, факел, описав дугу, воткнулся ему прямо в открытый рот. Фиолетовое пламя осветило его горло и впоследствии разорвало лицо. Зашипев, обугленное мясо рухнуло на землю. Двое лесорубов у костра увидели, как я поджарил их коллегу фаером.

– Что за нахуй? —произнес Повар и бросился в сарай, чтобы найти, чем вооружиться.

Увидев меня с трупами, патлатый сжимает кулаки и нападает. Начинаем драться. Он бьет мне в грудь, но я отвечаю ему мощным ударом в лицо. Мой венозный кулак со сбитыми костяшками ломает ему передние зубы. Харкая кровью, он произнес:

– Что за херня тут происходит? Ты кто?

Сжав кулаки, волосатик пятится назад и совсем не замечает капкан, который приготовил на зайца, его коллега, только что, приказавший долго жить. Капкан срабатывает и истошно заорав, лысый лесоруб падает, схватив поврежденную ногу. Я хватаю спрятанную в папоротнике, бензопилу и подхожу к нему.

– Нет! —его голос глухим эхом разносится по лесу. —Я ни в чем не виноват…

– А кто по-твоему виноват?

– Государство! Я лишь винтик… Ты же в курсе, что государство лес за бесценок Китаю продает, узкоглазые вообще скоро Сибирь себе заберут… В стране беспредел тотальный! Я тут причем? Я не виноват!

– Лес ни в чем не виноват… -начинаю заводить мотор.– И белка, что наблюдает за нами с дерева. И птицы… А ты —виноват!

Он пронзительно закричал, когда сверкающий диск отсек ему руку. Алая кровь залила опавшие и истлевшие листья.

Последний из оставшихся в живых, лесоруб в клетчатой красной рубашке, выбегает и кидает в меня тяжелый топор для колки дров. Я успеваю вовремя увернуться и топор, описав дугу, вонзается в вековую сосну. Лесоруб, лишившись оружия, бросается бежать. Я кидаю на землю бензопилу, рядом с убитыми, вытаскиваю из живота якута мачете и иду за ним. Окровавленное лезвие сверкает в моей руке.

В ветвях шумел ветер, качались верхушки деревьев. Лесоруб бежал прочь, а я, сжимая в руке тесак, настигал его, словно хищник из животного мира, который охранял свою территорию от чужаков. Ветви хрустели под моими тяжелыми ботинками. Рваные клочья густого тумана, как вата, лежали среди деревьев. Лесоруб по кличке Повар, поскользнулся на гнилом пне и упал в листву. Я встаю над ним и говорю, отводя назад лезвие мачете:

– Здесь, в лесу, я хозяин, и никто от меня не уйдет.

– Не убивай… -взмолился он. -У меня жена… Молодая.

– Оу… И ты любишь её?

– Да мать твою, люблю. Представь себе, я только поженился…

– Любовь… -отвожу оружие назад, как бейсбольную биту. -Любовь делает нас слабаками…

Лесоруб выбросил вперед руки, чтобы отвести удар.

– Пожалуйста… Не надо!

– Зависимыми, слепыми и жалкими… -продолжаю я. -Она связывает по рукам и ногам… -и с этими словами, лезвие мачете ударило лесоруба по шее, я вкладываю в этот удар всю свою силу.

Голова бородатого лесоруба откатилась в сторону. Из артерий фонтанами хлынула кровь.

– Поэтому от неё нужно избавляться, как от не нужного хлама. —говорю я с лицом, забрызганным кровью.

В какой-то момент слышу гул, похожий на скрежет металла. Я тут же вспомнил, что уже однажды слышал его в детстве и тогда я сильно перепугался, ибо этот шум, который шел откуда-то из-под земли, безумно давил на психику. Будто природа просила о помощи, либо предупреждала о чем-то серьезном и страшном. Оглядываюсь по сторонам. Всё затихло. Мне показалось, что в лесном тумане промелькнула чья-то тень. Я подумал, что возможно, в ночи бродит дух, брошенной своим сыном, старухи с завешанным черной тряпкой, лицом? А может духи повешенных влюбленных геев? Вдруг вижу, что из тумана на поляну выходит Сун. На голове у неё венок из завядших цветов. Коротенькая юбка, школьный пиджак. Из её глаз текут слезы. Всё лицо испачкано в темной туши.

– Надеешься, что ненависть даст тебе крылья? – говорит Сун, застав меня на поле битвы.

– Я люблю запаха напалма с утра…

– Убийства этих людей помогли тебе облегчить твои страдания?

Подхватив за волосы, протягиваю отрезанную голову бородатого лесоруба и говорю ей:

– Это не люди и не убийства… Это инстинкт самосохранения, который сработал, чтобы навести природный порядок! -бросаю землисто-серую голову в сторону. -Аннигиляция вредных насекомых…

Не успел я договорить, как в лесу ливанул сильнейший дождь фиолетового цвета.

– Ты пропащий, Алекс! -девушка отворачивается от меня, закрывает глаза и горько опускает лицо.

– Я любил тебя… Сильно… -выдавил я.

– Психопаты не могут сильно и всерьез любить…

Я начинаю замечать, что дождь, который падал с неба – кислотный. Он разъедал кожу и плавил одежду. Я смотрю на свои руки и вижу, что плоть с них слезает. Вижу, что от Сун под токсичным ливнем, остаются только череп и кости. Пытаюсь закричать, но не могу и просто бессильно падаю на колени, а дождь тем временем усиливается, уничтожая всё на своем пути.

После трипа

Весь в поту я подхватился с постели. Слова, которые принадлежали Сун из параллельной реальности, срывались с моих пересохших губ:

– Психопаты не могут сильно и всерьез любить… Психопаты не могут сильно и всерьез любить…

Я посмотрел в потолок, не понимая, что происходит. Замолкаю и осматриваюсь, пытаясь прийти в себя. Меня сильно мутит, дико болит голова и ломит в глазницах. Я понимаю, что нахожусь в своей комнате. На мне – белая майка, слегка перепачканная кровью. Господи, это моя кровь? Шульц, удобно усевшись в кресле, ест зеленое яблоко, отрезая от него кусочки моим ножом-бабочкой. В углу работает телевизор с треснутым экраном. На полу стоит таз.

– С возвращением, псих. -говорит Шульц.

– Что происходит? -смотрю на перевязанную бинтами, руку, в которой только что была отрезанная голова лесоруба. —Мне весь этот трэш привиделся?

– Хоуми, тебе действительно пора таблетки пить… А еще говорил, у меня, паранойя. -говорит Шульц. —Я предупреждал, не играй с грибами.

По телевизору шел ролик с ютуба, в котором женщина в очках говорила о грядущей эпидемии, которая способна значительно сократить население земли:

– Впервые о распыляемых с самолета веществах заговорили в конце 1960-х. Тогда американские военные старались буквально подмыть инфраструктуру партизанящих в джунглях вьетконговцев, с помощью обильных осадков. Для этого над дождевыми облаками с помощью самолетов распыляли иодид серебра. От обработки туча немедленно исходила дождем, размывая партизанские тропы и превращая рисовые поля в озера…

Посмотрев на Шульца, спрашиваю:

– Ты можешь объяснить мне, что случилось?

– Мы с тобой говорили по телефону. Ты сказал, что к тебе копы нагрянули, злостно долбились в твою квартиру. Помнишь?

– Помню… Из-за того, что мы сделали с Яном.

– Только он не умер. Ты зря навел панику. Мы его не убили… Он лежит в больнице. В не самом лучшем состоянии, но дышит… Пока ты был под глюками, я пробил эту информацию через своих знакомых вконтаче.

– Какого хера тогда надо было полиции?

– Твоя сумасшедшая соседка вызвала. Из-за громкой музыки.

– Серьёзно? Только поэтому?

– Ты всю ночь бухал и слушал на сабвуферах PsyTrance, но этого делать по закону нельзя. Нормальные люди в это время спят.

– Как ты сюда попал? Дверь квартиры была заперта?

– Да… Ты живешь на первом этаже и я воспользовался этим преимуществом, пролез в окно.

– Что было дальше?

– Я обнаружил тебя в ванной, с вязкой торчащей слюной изо рта, с тетрадью в руке, в которой ты рисовал собственной кровью. Ты был полностью не в адеквате и похож на психа, обколотого реланиумом… Говорил о каких-то отрезанных головах, про уничтоженный лес… Кидался на меня, исходил пеной. Трясся, как припадошный. Я пытался тебя привезти в чувства, обливая холодной водой, но всё бес толку.

– Чёрт, значит всё, что было, оказалось лишь плохим трипом?

– Скажи, ты сколько этих чёртовых грибов сожрал?

– Много, бро… Доза была очень большая.

– Но зачем? Из-за неё? —спросил друг, имея ввиду Сун.

– Я думал, что грибы мне помогут… Но они лишь пробудили во мне садистские наклонности! Сун была права…

– О чем ты?

– Не важно…

– Тебе повезло, что организм выдержал. Всё могло плохо кончится. Я три раза сливал таз с твоей блевотиной.

Похлопав по плечу друга, я встал с кровати и вставил в зубы сигарету. Меня шатает. Женщина в ролике с ютуба продолжала вещать об использовании средств воздействия на природную среду:

– Правительство нашей страны может применять химтрейлы не только для сокращения населения земли, но и для уничтожения растений, чтобы сажать вместо них, ГМО. Землю обрабатывают гербицидами, чтобы на земле росли только семена, устойчивые к гербицидам.

Я всё еще не мог отойти от реальности, в которую меня окунули mushrooms. Посмотрев в окно, а потом на пол, вижу полицейскую фуражку. Зажмурив глаза и через мгновение открыв их, вижу, что на полу ничего нет.

– Господи, я думал, что убил его… -произношу, закуривая Winston.

– Кого ты убил? Ян в больничке, его жизни ничего не угрожает…

– Копа… -меня начинает тошнить. -Пока я был в трипе, Паша к тебе не наведывался?

Шульц упер взгляд в телик и переключил канал на тнтшный сериал «Универ». Транслировали серию, в которой я однажды снимался на каникулах. По сюжету серии, был день Святого Валентина и я, упакованный в красную рубашку, покупал у разорившегося олигарха открытку. Шульц, вытаращив глаза, произносит:

– Я вроде не курил или это реально ты в Универе?

Нервно выключив телевизор, я зло уставился расширенными зрачками на Шульца. Он продолжил:

– Не видел я его. Не знаю. —глаза у парня нервно забегали.

– Блядь, наверное мне действительно пора в дурку…

– Толку? Ты безнадежен… Ни один врач тебе не поможет. У тебя цвет кожи сейчас, такой же серый как твоих у грибов, на которых ты сидишь… —друг встает с кресла. —И кстати, я узнал кое-что интересное для тебя…

Затянувшись никотином, вдруг понимаю, что меня сейчас вырвет. Бегу в туалет. Пока я обнимаюсь с унитазом, Шульц прошел за мной из комнаты в коридор и отрезав от зеленого яблока кусочек, сказал:

– Это касается Марвэлла. Ты будешь крайне удивлен.

Вечно молодой

На городском кладбище сегодня очень тихо. Я стоял напротив не большой черной могилы с инициалами, как оказалось, давно мертвого, Марвелла.

Его звали Алексей Миронов. Под его портретом на плите написано:

«Любимому сыну и брату.»

С мрачного черного гранита он смотрел на меня и улыбался. Точно так же, когда я видел его в последний раз перед армией. Вечно молодой…

– Мне очень жаль, что мы так и не встретились в этом мире, дружище… -грустно вздыхаю и опускаю голову. -Я чилил тут много времени, но на глаза мне твой новый дом не попадался… Шульц мне поведал, что ты совершил в армии суицид, но я не верю… Я знаю, что сам ты уйти не мог.

В голове пролетает сцена, в которой избитого и связанного Марвэлла в армейской форме, тянут в петлю трое крепко-сбитых офицеров.

– Тебе было невыносимо оказаться в среде, в которой тебе приходилось выполнять чьи-то приказы… Жить по уставу. Ты был другим и это очень не нравилось старшим по званию. А дерзких там не любят. Они не позволили тебе быть собой. Поэтому ты в земле… Но я знаю, что даже сунув тебя в петлю, тебя не сломали… -какое-то время молчу. -Это все, что я хотел тебе сказать…

Тишину вспорол резкий звук двигателя мотоцикла. Я обернулся. Вижу вдалеке у выхода, как какой-то качок весь в коже, с мотоциклетным шлемом на голове, глушит мотор и спрыгивает с никелированного коня. Я узнал его. Это был Сига! Серьезный представитель А. У. Е. нашел меня. Обернувшись к могиле, глубоко выдыхаю и закрываю глаза. Слышу, как брат Яна подходит ближе. Я мог бы бежать, ведь на этом кладбище я вполне себе не плохо ориентировался. Но я твердо решил больше не избегать проблем, а принимать их с открытым забралом. Я выпрямился во весь рост и со злостью сжал кулаки. Тяну руку в карман за ножиком и представляю, что как только бандит приблизится ко мне на метр, я ткну лезвием ему в прямо в горло под шлемом. Я ярко представляю, как Сига захлебывается кровью, которая хлещет из горла и падает у могилы. Но вдруг слышу, как щелкает затвор. В затылок уперся ствол револьвера.

– Почему? —слышу я его голос.

Поздно. Тяжело выдохнув и вынув руку из кармана, обреченно отвечаю:

– Потому, что мразь…

– Что ты хочешь этим сказать?

В воздухе ощущается напряжение. Неужели эта история закончится здесь? На кладбище у могилы моего вечно молодого друга. Сердце застучало, как после тяжелой физической нагрузки. Я открываю глаза и говорю:

– Конфликт начал он… Не я.

– Но ты подставил его перед дагерами. Начал войну первым ты! Зачем?

– Он обижал девушку, с которой мы на тот момент были близки. Принуждал её трахаться за деньги… Я хотел ему отомстить.

– Интересно… А я слышал другое… Ян говорил, что ты лицемер и сделал это потому, что банально завидовал… Он ведь сын прокурора, золотой ребенок и у него много денег на карточке.

– Мне по херам, чей он сын и сколько у него на карте гуапа!

– Да что ты говоришь! – качок в коже, снимает шлем с головы.

– После моей подставы с солью, он неоднократно пытался рихтовать меня и моего друга толпой. Они сломали мне нос. Избили обоих. После этого я неоднократно звал Яна разобраться один на один, но честно он разбираться – ссал.

– Я так и знал, что этот засранец гонит!

– Впоследствии натравил на меня продажного мусора… -я тяжело задышал. -Продажного мусора… Продажного мусора…

– Что с тобой, мать твою? Часто в голову попадало?

– Он натравил на меня… Чёрт!

– Хватит говорить на репите одно и то же, я понял! —убирает пистолет от затылка Сига.

От неожиданности, даже такой прожженный бандит растерялся. Я затыкаю рот рукой и оборачиваюсь. Смотрю ему прямо в глаза и произношу снова и снова уже ему в лицо:

– Впоследствии натравил на меня продажного мусора… Натравил мусора…

– Я понял, шиза! Успокойся…

– Натравил… Чёрт… Натравил… У меня… У меня… -опускаю руку от рта. —Есть отклонения. Иногда это выглядит странно…

Сига продолжает:

– Лечиться надо…

– Пытаюсь…

– Когда я узнал, что случилось в электричке с моим братом, я был готов убить любого, кто участвовал в этом. Но я знаю Яна… И отец давно его раскусил и не хочет иметь с ним ничего общего. У Яна талант наживать врагов и не на пустом месте.. Я знал, что он что-то не договаривает… Но мне нужно было убедиться и встретиться с тобой.

– А еще он стрелял по окнам моего друга.

– Больше не будет… Я отобрал у него игрушку. —игрался с пистолетом Сига. —Больше вообще ничего не будет. Конец вражде. Но ты должен пообещать, что со своей стороны тоже поднимешь белый флаг.

– Мне не нужен этот конфликт. Я получил по лицу, он получил по лицу…

– Вообще-то он в больнице. У него сотряс и ребра сломаны.

Я отвел глаза в сторону. Видимо он не в курсе, что в качестве бонуса, Шульц обрызгал своей желтой уриной Яна, в том злополучном тамбуре. Как это не хорошо… Сига продолжил:

– Ладно… В любом случае я пригрожу брату, чтобы он отстал от тебя.

– Ты забыл сказать от нас. У меня есть друг и у него тоже проблемы с твоим братом.

– Пройдемся.

Спина у меня мокрая от пота. Кофта прилипла к телу. Мы медленно двинули по кладбищенской дороге, среди замшелых каменных плит.

– Между прочим, я мог и выстрелить… Ты сегодня можешь накиряться в честь своего второго рождения и обнять покрепче мать. Я раньше уже нажимал на курок и не понтую, у меня на самом деле был такой опыт…

– Не сомневаюсь. —сказал я подумав, что мог вполне и сам его пырнуть ножиком.

Щупаю в кармане, но понимаю, что ножа-бабочки у меня с собой нет. Вспоминаю, как Шульц держал его в руке, когда употреблял яблоко. Сига говорит:

– Но ты мне показался искренним и без лицемерия. Я почувствовал это… -одевает обратно на голову мотошлем, мужчина.

– Что с моим другом?

Сига останавливается у мотоцикла и смотрит на меня.

– Ты о нем кое-что не знаешь… И тебе это не понравится!

***

Это произошло в тот самый день, когда у меня случился bad trip.

Шульц выходит в подъезд и закрывает дверь квартиры. На лестничной клетке у открытого окна стоит Паша в форме и курит. Парень спрашивает у полицейского:

– Я могу вам чем-то помочь?

– Можешь… У Яна сломаны три ребра и сотрясение. —полиционер смотрит из окна на улицу. -Его брат Сига в ярости!

– Представляю…

– Но знаешь, у меня для тебя хорошая новость. Все в курсе, что началось все с приходом Алекса в компанию… Ты его привел. От него все траблы. И можешь не врать, Ян был уверен с самого начала, сделать подставу с солью – была инициатива Алекса… Он хотел отомстить Яну за шкуру Летту. Ты не очень-то тут причем. Сига это тоже знает…

– Что ты мне хочешь предложить?

– Сига хочет встретиться с Алексом… Ему нужен только он. Не ты. Если ты поможешь выцепить этого мудака на нейтральной территории и дашь его на съедение расстроенному брату, ты можешь снова вернуться в движ. Более того, вернуться в жизнь. И больше не оглядываться по сторонам, что тебе может в спину прилететь чей-то тяжелый ботинок. С тобой снова будут ручкаться, уважать, как и раньше. Продолжишь ходить на баскет! Ребята из команды глубоко опечалены твоим внезапным исчезновением…

– Я не могу так… Он мой друг.

– У тебя нет выбора! Сига дает тебе отличный шанс реабилитировать себя… Не тупи. Второго не будет. —плюет в окно Паша.

Шульц немного помялся. Достал сигарету и начал рыскать в карманах в поисках зажигалки.

– Нужно место без людей. Где Сига мог бы с ним поговорить по душам. —Паша отходит от окна и впервые посмотрев на парня, протягивает ему фитилек зажигалки.

– Мне ничего не приходит в голову.

– Давай подумаем вместе… Это правда, что он в детстве общался с Марвэллом? Я однажды видел, как он, еще будучи третьеклассником, на лавочке во дворе, маркером писал его погремуху… Он для него был кем-то вроде кумира, не так ли?

– Ты знаешь его?

– Когда-то Марвэлла знали все… Вернее узнали, после его смерти…

– Так он уже выпилился? Алекс не в курсе… Он считает, что Марвэлл каким-то образом связан с местными экстремистами, которые убивают местных буржуинов…

– Что за бред… Никакой параллели. И вообще все эти якобы идеологические убийства – просто гребанные слухи. Твой дружок видимо умом тронулся.

– Возможно… Иногда он видит и слышит вещи, которых на самом деле нет. Я его предупреждал, что чертовы грибы до добра не доведут…

– Твой приятель – конченный. —сузил глаза полиционер. -А ты будешь жить…

– С Марвэллом он действительно общался. До ухода в армию. Но что с того?

– А не хочет ли он навестить старого приятеля?

– Можно… -кивнул Шульц.

Так получилось, что мой единственный друг предал меня…

Не то, чтобы мне было дико больно от этого. Больнее мне уже было не сделать после разрыва с Сун. Появился иммунитет. Я и сам не идеал, но я никогда не предам…

***

Вечером я пришел на стадион, где он с парнями играл в баскет. Он снова в тусе. Они приняли его назад, будто ничего и не было. Он ведь так страстно этого хотел.

Пуская кольца дыма, я наблюдал за их игрой с пустой трибуны. Шульц, увлеченный игрой, меня даже не заметил.

Из-за надвигающихся черных туч, на улице стемнело гораздо раньше, чем обычно. После игры, я подлавливаю парня в темном переулке, когда он шел один, с рюкзаком на плече, домой. На глазах у него круглые очки с черными линзами. Подкравшись сзади из-за угла, я шлепаю ладонью по его куртке. Шульц нервно оборачивается.

– Добрый вечер, бро… -говорит он неуверенно.

Я молча снимаю с него очки и бросаю их в сторону, вперив в него тяжелый взгляд.

«Какой я тебе, бро, шкура? Ради своей выгоды, ты сдал меня с потрохами и думал, что со мной уже всё кончено!»

Мои глаза встретились с его глазами. Мне так хочется навредить его здоровью. Прикидываю в голове несколько вариантов:

А) Сильно бью ему ногой в пах и представляю, как он, скорчившись от боли, держится за детородный орган. Завтра ему будет очень больно уринировать, ну а про секс на месяц придется и вовсе забыть.

B) Бью лбом в переносицу. Все происходит как в замедленном кино. Трещит хрящ, лицо заливает красным. Еще одним уродом с искривленным носом, больше.

C) Ну и наконец, представляю, как кулак влетает в его скулу и я потом удовлетворенно наблюдаю, как он ползает по асфальту и собирает свои выбитые передние зубы, сплевывая кровавыми сгустками.

Банально…

– Я должен кое-что тебе вернуть. Извини… -достает он из кармана нож и вручает мне.

Молча забираю нож. Перевожу взгляд на лезвие, потом снова на предательские глаза Шульца. В какой-то момент я вдруг вспоминаю день, когда впервые увидел их. Я был еще маленьким и во время игры в баскетбол, на меня накинулся одноклассник Артем, с ниггероской прической и он пустил мне кровь. Я вспомнил, что из толпы, кричал громче остальных, чтобы мне врезали, один худенький мальчик в желтой футболке, и у него БЫЛИ ЭТИ ГЛАЗА. Я вдруг понимаю, что это и был Шульц. В кровь ударил адреналин. Мне хочется совершить что-то ужасное. В голову закрадывается новый, более изощренный вариант мести. Я сделаю так, что каждый день, умываясь перед зеркалом, Шульц будет видеть в своем отражении – крысу.

Сначала я со всей силы бью ему кулаком в лицо и когда он отлетает к стене, быстро вставляю ему в рот нож и резко делаю широкие и глубокие порезы по бокам. Именно так расправлялись британские околофутбольные хулиганы над своими жертвами. На асфальт полилась кровь. Я вытаскиваю окровавленный нож и смотрю на изуродованного предателя. На его лице – практически сформированная улыбка…

Не гуманно, но приемлемо…

Наверное, этот садистский вариант был бы самым справедливым по отношению к другу, который так подло меня сдал. Но последний трип, который я пережил, что-то во мне перевернул… Я больше не люблю запах напалма с утра…

Убрав нож-бабочку в карман джоггеров, я просто ухожу прочь, сплюнув на мокрый от дождя, асфальт. Шульц недоуменно смотрит мне вслед. Больше я никогда не посмотрю в его сторону. Никогда не протяну руку и не спрошу, «как вообще, оно»? А если мы вдруг случайно встретимся на улице, я постараюсь перейти на другую сторону дороги. Я знаю, то, что случается, случается во время. И каждый заплатит рано или поздно…

Все мы преданы, кому-то или кем-то… И хочется в ответ на это делать глупости. Но я борюсь…

***

Начинается дождь. Все небо затянуто черными тяжелыми тучами. Мне захотелось прогуляться мимо многоэтажки, где жила Сун. Девушка никак не выходила из моей головы. И вполне возможно, что когда-нибудь помочь мне с нею справиться, сможет только good old Паркинсон. Но как быть сейчас?

Сунув рот сигарету, замечаю в её дворе – ветки елок, раскиданные на земле. В голову вдруг полезли мрачные мысли, что с девушкой что-то случилось. Я выбрасываю сигарету в сторону и бегу в подъезд. Быстро поднявшись на нужный этаж, нажимаю на звонок её квартиры и жду. В ответ лишь тишина. Я прижимаю ухо к двери. Внутри не слышно никакой жизни. Звоню снова. Стучу кулаком. На шум, из соседней квартиры выходит молоденькая мулатка в темном халате.

– Что вам угодно, молодой человек?

– Не могу достучаться до ваших соседей. Может, вы что-то знаете?

– Ну кое-что знаю. Мы общались с девочкой, которая проживала в этой квартире. Её папа умер. Вчера хоронили…

«Еще одна смерть… Убийственное лето…» -подумал я.

– А Сун? Где она сейчас может быть?

– Она уехала…

– Уехала? Куда?

– В Москву, сегодня утром. Парень приезжал к ней, они забрали вещи и Ято…

Я вышел из подъезда в дождь. Внутри было горько. Я не плакал уже много лет. Последний раз размазывал по щекам слезы в 10 лет, когда умер мой кот.

И вот я иду под дождем и плачу от осознания, что потерял её навсегда. Отныне мы с ней, чужие люди, которые случайно прошли какой-то отрезок пути, так и не поняв друг друга…