Текст книги "Меч Господа нашего. Книга 6. Мрак под солнцем"

Но в одном Николай мог быть уверен. Чеченец чего-то сильно боялся и что-то знал. Причём это «что-то» было связано с местной обстановкой: они говорили по-чеченски, потому что он опасался, что кто-то подслушает и настучит. Чеченец боялся не пары истребителей американской палубной авиации у себя над головой – он боялся своих. Так боялся, что искал защиты у своих злейших врагов.

Это надо было использовать. Но для начала надо было освободиться. Игра не может быть равноправной и честной, когда один из игроков сидит в зиндане у другого игрока. Он может вернуться сюда потом – но непременно свободным…

Кроссовки – а Николай любил их больше, чем десантные полуботинки – с него не сняли и судя по всему даже не проверили, идиоты чёртовы. Николай снял один кроссовок, затем другой. Поковырялся в подошве – и стал обладателем двух небольших лезвий из титанового сплава, очень прочных, заточенных лазером – никакой другой заточке они не поддавались. Одно лезвие он взял в зубы – на всякий случай. Вторым – принялся ковырять установленную на окне решетку. Из-за постоянных сильных перепадов температуры днем и ночью и аховой квалификации местных строителей – по его прикидкам, до ночи он должен был успеть.

* * *

Стук в соседнюю стену он услышал, когда работа была сделана наполовину. Замер, очевидно, что-то услышали, а теперь стуком рисковали привлечь внимание охраны и облажать все дело. Он прислушался. Три длинных, три коротких – известное дело. SOS, спасите нас. Но ему надо было пока спасать себя – да и на Джона Рэмбо он не сильно походил. Ему надо было просто унести свою задницу отсюда и связаться с центром, чтобы выяснить, какого хрена вообще происходит. У него не было возможности тащить за собой кучу гражданских пленных – тех же журналистов или того хуже – миссионеров, представителей какой-нибудь благотворительной организации, которые по глупости своей приняли зверей за людей и в результате оказались в клетке.

Но и просто бросить людей он не мог – в конце концов, он военный. Решив, что отвечать он не будет, сделает вид, что ничего не слышит, а если выберется – поможет, чем сможет. И Николай продолжил работу.

* * *

Решетка поддалась, когда уже стемнело. Руки устали, он ее едва не упустил – но всё же удержал. Втащил в камеру, аккуратно поставил у стены…

Ловите конский топот, уроды бородатые…

Он высунулся, посмотрел по сторонам – нормального освещения в лагере не было, в непосредственной близости – никого не было видно. Выбравшись через окно, он сиганул вниз. Тело отозвалось болью – но болью привычной, скорее нытьём, чем болью. Теперь можно бежать.

В том, что он сумеет убежать, он не сомневался, даже если у него не будет оружия. По его прикидкам, он находился у самой границы Ливии, ближе к югу страны, где почти никто не живет. Пару дней он сможет перекантоваться и совсем без воды, если будет идти только по ночам. Этого будет достаточно, чтобы дойти до цивилизованных территорий, до постов ООН.

Он обернулся… видно было плохо, но его глаза привыкли к темноте камеры и он смог оценить размеры здания, в котором его держали. В его понимании здесь было не меньше четырех таких же помещений, как его на втором этаже и столько же – на первом. Что это за здание – он так и не смог понять.

Он повернулся, чтобы бежать… и парализовано замер. Красная точка лазерного прицела – плясала на его груди.

– Эй, командир… – прошептал знакомый голос из темноты – ты проголодался? Как насчет острого риса? У меня осталось кое-что на кухне.

Кусок черноты у стены пошевелился.

* * *

Раджив, повар-наёмник из столовки их наблюдательного контингента – вовсе не выглядел растерянным и жалким мигрантом, как он выглядел в столовой. Он переоделся в чёрную боевую униформу спецназа, какую использует элитный отряд индийского подразделения спецназа «чёрные коты», у него был автомат Калашникова с подствольным гранатометом и пистолет с глушителем и лазерным прицелом. Всё лицо он вымазал чёрным гримом. Судя по тому, как тихо он передвигался – ему не раз приходилось выполнять самые разные задания в тылу противника. Вот и ещё один волк сбросил свою шкуру.

Они присели у стены, чтобы их не было видно. Склонили друг к другу головы, чтобы говорить как можно тише. От Раджива ничем не пахло – видимо, вымылся с охотничьим мылом и прополоскал рот перекисью водорода. Ещё один признак профессионала – опытный боец может учуять наличие противника по запаху и лучше такого запаха не издавать.

– Как ты здесь оказался?

– Это не важно.

– Но зачем…

– Хинди-руси бхай-бхай. Я собирался штурмовать здание, потому что не знал, в какой камере ты сидишь. Потом увидел, как ты сражаешься с решеткой, и решил просто подождать. Надо уходить отсюда, русский, и как можно быстрее. Я видел тут кое-кого… Пошли!

– Постой!

Раджив остановился.

– Ты чего?

Николай поднялся с корточек, показал на коридор.

– Видишь? Тут не одна камера. Давай, посмотрим, кто тут сидит.

– Ты охренел, русский!? Бежать надо! Поймают – отрежут голову!

Николай упрямо качнул головой.

– Внутри – внизу пост. Там только один человек и больше никого. Дисциплины тут никакой. А мне нужно оружие. Иди за мной.

Радживу ничего не оставалось, как последовать за ним.

* * *

У самой двери Николай посмотрел на Раджива – тот держался за его спиной как привязанный. Увидев, что Николай смотрит на него, Раджив осуждающе покачал головой, мол, ну и псих ты, русский…

Николай постучал в дверь. Потом ещё раз. Он видел, что в двери нет глазка.

За дверью, через какое-то время послышалось движение – очевидно, страж врат сих давил на массу и сейчас проснулся.

– Мила ву иза[27]27
  Кто это? (чеченск.)


[Закрыть]? – раздалось из-за двери.

– Со Ахмад, – глухим голосом ответил Николай. Имя Ахмад встречается как в арабском, так и в чеченском языках и там, и там является одним из самых распространённых. По прикидкам Николая, в лагере было не меньше двухсот вооруженных боевиков, трудно представить, что среди них нет ни одного Ахмада. К тому же родной чеченский язык в египетской глубинке сам по себе является неплохим паролем, от своих не ждут никакой подлянки. Да и с соблюдением Устава караульной службы здесь хреново, а представить себе, что кто-то из пленников освободился и теперь ломится обратно – вообще было невероятно. Короче, Николай поставил на почти беспроигрышную комбинацию – и выиграл…

Лязгнул засов…

– Хьун хилла[28]28
  Что случилось? (чеченск.)


[Закрыть]…

Что на самом деле случилось – чеченец осознать не успел. Дверь открывалась внутрь – и Николай бросился на нее с такой силой, что чеченец не удержался на ногах и отлетел на пол. Металлической чушкой стукнул о пол автомат. Николай упал сверху, ударил чеченца коленями, зажал рот, полоснул заточенным как бритва лезвием по глотке – не помешала даже борода. Чеченец засучил ногами, захрипел, забулькал, как баран, зарезанный на Курбан-Байрам. Или как русский солдат, которых любили резать чеченцы.

Всё возвращается…

– Чисто! – прошептал по-русски Раджив. Он по-прежнему был с бесшумным пистолетом, автомат держал на боку. Одноточечный ремень, как у американских контрактников – мода, пошедшая со «Свободы Ираку».

Николай расстегнул нагрудник чеченца. Повернул его, чтобы снять автомат. Автомат неплохой – болгарский или русский, такой же как у их амира, но без подствольного гранатомета. Зато с прицелом, американский ЭОТЕК, поставленный на боковую планку через переходник, да ещё с откидным магнифайером… где только раздобыл такое гадёныш? Нагрудник испачкался кровью и Николай нахмурился. Но делать было нечего – зато восемь полных магазинов, гранаты…

– Держи этот пост. Закрой дверь.

С ножом в руке – нельзя полагаться на чужое оружие, пока не проверил его лично – Николай поднялся наверх, стараясь не шуметь. Внизу – была ещё одна дверь, стальная и запертая, она перекрывала вход в коридор, и ключи искать было некогда. Он решил проверить – что на третьем этаже – что-то ему подсказывало, что люди, знающие морзянкой SOS могут знать и много чего другого…

В коридоре было темно. Чеченцы, очевидно, дрыхли и никто не обращал внимание на домик, используемый для содержания заложников. Но все могло измениться очень быстро. Как говорят американцы: «всё дерьмо происходит очень быстро».

Он решил проверить все двери.

Николай крадучись, подошел к первой двери, негромко постучал.

– Ман анта?[29]29
  Кто вы? (арабск.)


[Закрыть]

Ответа не было.

Вторая дверь. Ответа нет.

Третья дверь была его. Последняя…

В ответ на стук – раздался ещё более сильный стук – настоящий пинок в дверь с той стороны. Николай даже вздрогнул.

– Get out, mother fucker!

Ни хрена же себе…

Николай обернулся – Раджив был здесь, в начале коридора, он со страшным лицом смотрел на него. Он тоже – слышал. Значит, могли слышать и чеченцы.

Николай поднял указательный палец для Раджива – «тихо, внимание».

– Shut up and listen, – сказал Николай. – Now I open the door[30]30
  Заткнись и слушай. Сейчас я открою дверь (англ).


[Закрыть].

Лязгнул засов… тяжеленная зараза из металла, слон не согнет… идиотская дверь, мать ее… здание, построенное русскими, двери здесь открывались внутрь, а не наружу. Несмотря на весь опыт, Николай просто не успел ничего сделать… конечно, и плен сказался. Его словно ураганом втащило внутрь, кто-то врезал его по почкам и повалил на пол. Всё, что он успел – это избежать захвата за горло. Что дальше – гадать не приходилось, скручивающее – и все!

– Wait! – раздалось приглушенное и тут же кто-то удивленно спросил – what a fuck…

Стукнула дверь.

– Раджив, не стреляй! – просипел Николай.

* * *

В фильмах обычно показывают, как освободившийся положительный герой в одиночку выносит целую военную базу. А уж если освободилось несколько положительных героев…тогда всем бородатым точно кранты. Ещё взрывы… когда пуля, например, попадает в бензобак, взрыв бывает до неба. Что уж говорить о гранате…

В реальности – Раджив, Николай и освобожденные американцы бросились бежать. С дисциплиной у исламских экстремистов было хреново и, несмотря на то, что военный городок сам по себе был неплохо приспособлен для эффективного несения караульной службы, несмотря на то, что намаз уже закончился – им всё же удалось выскользнуть. Почему? Ну… например, в неподражаемом местном амбре – смеси вони от дерьма, мочи и гниющих пищевых отходов – явственно чувствовался приторный запашок марихуаны. Косяк моджахеду лучший друг, особенно если рядом нет женщин. Вырвались, в общем. Прошли прямо под вышкой, на которой очевидно, давил на массу ещё один часовой или два – и ушли.

Захватить машину возможность была, но по здравому рассуждению от этого решили отказаться. Может быть, если бы на пути попался «ЛэндРовер» или «ЛандКруизер» – не отказались бы. Но тут – военный городок стоял на окраине населенного пункта – только небольшие седаны, какие при Каддафи мог себе позволить даже бедняк. Дёрнуть такой – только проблем огребёшь. Их шестеро – как втиснутся в седан? А если сработает противоугонка или их просто кто-то увидит – а нравы тут простые, начнут стрелять и всё. Что с топливом? Как замаскировать следы – ведь машина на песке оставляет следы, которые просто не замаскируешь. В общем – решили бежать без машины.

На шестерых у них было два автомата – один, который был у Раджива и тот, который удалось взять трофеем. Пистолет с глушителем, Раджив отдал его Николаю. Один из американцев взял себе автомат Николая – он решил доверить им оружие, тем более, что знал их. Жест доверия, в общем – кто белый, тот свой. Восемнадцать снаряжённых магазинов и ещё 200 патронов россыпью – не так плохо, если речь идет о профессионалах. Текила – взял себе трофейный автомат с американским прицелом, сказав, что он снайпер и сумеет распорядиться им наилучшим образом.

Бежать было тяжело, но в группе не было раненых, не было и откровенно зеленых салаг. Все они знали секрет длительного бега без устали: бежать надо размеренно, а если совсем невмоготу – надо задержать дыхание, но продолжать бежать. Именно так открывается второе дыхание. Организм думает, что он гибнет, и печень выбрасывает в кровь экстренный запас крови для обеспечения питания клеток кислородом. Представители некоторых племен Африки могут бежать целый день, от рассвета до заката без отдыха и пищи.

Чуть оступаясь, – хорошо, что здесь был не песок, а твердая почва под ногами, – главный среди американцев обошел одного из своих и побежал рядом с Николаем…

– Я… должен поблагодарить тебя… русский… Меня… зовут Джим… и ты спас мою гребаную…задницу…

– Заткнись! – Николай старался не сбивать дыхание.

– Серьезно… в долгу… не останемся…

– Помолчи…

Николай ускорился, догнал бежавшего впереди Раджива. Повар контингента ООН – бежал как опытный марафонец, дыша носом.

– Раджив… вода…

– Я… знаю… оазис…

– Сколько…

– Километра… три… надо… бежать… всю… ночь…

Это и ежу понятно, бежать всю ночь. Интересно – их будут преследовать? Возможно, что и будут. Хотя ночью…

* * *

Безымянный оазис оказался заброшенным – хотя здесь когда-то жили люди, судя по остаткам домов. При Каддафи бедуины получали большую государственную поддержку на то, чтобы поддерживать свой кочевой образ жизни. Сейчас нефть стоила в полтора раза больше, чем в самые лучшие времена при Каддафи – но денег на бедуинов не хватало. Говорили, что охранники нефтяных месторождений, а то и топ-менеджеры нефтяных компаний ради смеха охотились на них с вертолётов.

У Раджива оказалось несколько тонких, но прочных пакетов и две упаковки презервативов. Презерватив для солдата штука чертовски полезная: в него можно налить воду, можно сберечь в нем свои вещи от воды или набрать туда чего-то. Его можно надеть на ствол, чтобы уберечь винтовку от загрязнения. Ну и… много чего другого можно сделать, если есть презерватив.

Оазис был окультуренным – имелась труба и кран. Труба была ржавая, вода текла плохо – но, по крайней мере, она текла и на вкус хоть и отдавала железом – это была вода.

– Чёрт… это можно пить? – спросил Текила, с сомнением облизав палец.

– Не хочешь, не пей! – резко ответил Джим.

– Эй, сэр… я просто так спросил.

Николай, улучив момент, подошел к Радживу. Он уже завязал узлом свой презерватив с водой, опустил его в пакет и был готов двигаться дальше.

– До Сирта километров семьдесят, так? – он сказал это по-русски, проверяя, знает ли этот язык его собеседник.

– Да, – ответил по-русски индус.

– Я знаю укрытие. Надежное.

– Я знаю их четыре, русский.

– Зачем ты помог мне?

– Хинди – руси, бхай-бхай, не слышал? Мы помним добро, русский. Русские всегда помогали нам… тот человек, который учил меня говорить по-русски, говорил, что русский язык – это язык свободы. Английский – язык угнетения.

Николаю почему-то стало стыдно.

– Ты знаешь, что с моими людьми? Полковник Омар жив? Он может нам помочь.

Повар Раджив грустно улыбнулся.

– Омар тебя и предал, русский!

– Этого не может быть.

– Это так.

Они говорили по-русски.

– Ладно, х… с тобой.

Повар усмехнулся.

– Это слово означает что-то нехорошее, я знаю.

– Да. Очень нехорошее. Но это не по отношению к тебе. Иди за мной и будь наготове…

– Зачем?

– Надо разобраться…

Американцы тоже занимались с водой. Николай подошел к ним… улучив момент, резко дернул автомат Текилы – и он оказался у него в руке. Салаги, б… учить вас и учить. Бронекавалеристы х…вы. Гасилы грешные… попали бы вы к тому же Владимиру Глебовичу – подохли бы на дистанции. Все таки школа есть школа, а школа русского ГРУ – одна из лучших, если не лучшая. Разве только школа британского САС сравнится…

– Эй, какого хрена!

Раджив появился с другой стороны, взяв американцев под прицел автомата. Они сгрудились как бараны у крана – и теперь могли быть истреблены перекрестным огнем за пару секунд.

– Надо разобраться, – безапелляционно заявил Николай.

– Разобраться? Какого хрена?!

Николай вскинул автомат.

– Хочешь подохнуть здесь?

Сержант остановился.

– Что ты хочешь, русский?

– Прояснить кое-какие моменты. Как ты оказался там? Как вы все там оказались?

– А тебе не один хрен? Нас похитили!

– Похитили?

Николай скептически усмехнулся.

– Извини, друг, но я тебе не верю. Вас четверо – вас всех похитили, ты это хочешь сказать, да? Ни один из вас не был ранен, ни один из вас не попал под ударную волну – несётесь по пустыне как лоси. Так как же вас похитили? Может, ты – один из них, а? А может, вы делили какие-то бабки и не поделили?

– Что? Да ты охренел, парень, мы что, по-твоему, бородатые? – вспылил Текила.

– Заткнись, Тек, – сказал сержант. – Он прав. Я бы тоже не поверил.

– Ну, и? Я слушаю.

Сержант кивнул на Раджива.

– Убери его. Ему не надо это знать.

– Без этого человека ты сидел бы там, где сидел и ждал бы, когда тебе отрежут голову. Или чехи придумают что-то другое – например, сделают тебя женщиной. Они это любят. Говори – и говори правду. Я не в настроении, чтобы слушать твое вранье.

Сержант сделал медленный, плавный, успокаивающий жест руками.

– Окей, русский. Окей. Ты, как я понял – тоже совсем не инспектор ООН, так ведь?

– Речь не обо мне.

– Это так. Мы работаем на правительство США. Нас послали сюда со специальной миссией – разобраться, что здесь происходит, на хрен. Несёт ли это угрозу соседним странам? И что тут будет через пять лет? Как туи насчет нефти – ты должен понимать, что Ормузский пролив может захлопнуться в любое время…

Николай покачал головой.

– Вранье номер один. У тебя было какое-то конкретное задание. Дальше.

– Думай, как хочешь, парень. Ты должен знать, что далеко не всегда до исполнителей доводят все детали, верно?

– С кем вы держали связь здесь?

– Ни с кем.

Николай вскинул автомат.

– Ни с кем, клянусь, парень! У нас был терминал спутниковой связи! Прямой выход на Лэнгли! Здесь мы были сами по себе!

Это могло быть правдой. А могло и не быть.

– Дальше?

– Дальше, на нас вышел один урод. Он сказал, что у него есть информация, которую он хочет задорого продать. Лэнгли этой информацией заинтересовалось. Нас послали сюда – а тут мы оказались в полном дерьме! Вот и все, парень, клянусь, что это правда.

– Сколько вы просидели тут?

– Десять дней, парень! Десять дней!

Николай поверил. Потому что хорошо знал жизнь и у него были другие обрывки информации. И они укладывались в картину, согласуясь с тем, что сейчас сказал ему американский сержант.

Демиев действительно что-то знал, и он решил продать это американцам задорого. Почему американцам – да потому, что информация, очевидно, касалась американцев, и всем было известно, что за хорошую информацию они могли заплатить очень дорого. Он вышел на контакт с американцами и заявил о себе. Лэнгли провело первичную проверку и решила, что информация того стоит – это косвенно подтверждало то, что Демиев обладает опасной информацией. К Демиеву послали группу, которая оказалась ближе всего к нему – группу из Сирта.

Они прибыли на место и вступили в переговоры. Но американцы, очевидно, ни хрена не знали чеченский менталитет, не понимали, на что они способны и как реагируют в тех или иных ситуациях. В какой-то момент Демиев запсиховал и тупо захватил американских переговорщиков в заложники, как он это сделал бы, находясь в Центорое или к примеру в Беное. Чеченцы не менялись ни на йоту – американцы, не американцы – им было плевать. Похищение людей – у них было чем-то вроде народной традиции. В результате Демиев начал не просто вести переговоры – а уже шантажировать ЦРУ.

После этого в течение десяти дней, когда американцы сидели под замком – произошло что-то такое, что сильно напугало Демиева. И он понял, что вести переговоры о продаже имеющихся у него секретов бессмысленно – их надо отдать взамен на укрытие и жизнь. С американцами он отношения уже испортил, тут ловить было нечего – всё, на что он мог рассчитывать у американцев, так это полсотни лет в федеральной тюрьме. Там точно не убьют, но Демиев представлял себе укрытие несколько иначе. Поэтому он решил выйти на контакт с русскими и отдать информацию им в обмен на безопасность. Для этого в расположении его отряда появился Николай. Про то, что русские заинтересуются и дадут ему амнистию Демиев не сомневался – он не был в Чечне уже давно, а дела минувших дней никого уже не интересовали. И не таких волков миловали.

– И что вы дальше намерены делать?

– Просто убираться отсюда, русский. И как можно быстрее. Мне такие телодвижения и на хрен не сдались, мать твою. Я на такое дерьмо не подписывался.

Николай кивнул. Бросил автомат – и Текила поймал его.

– Я тебе верю, сержант.

– Постойте…

Все повернулись к Радживу.

– Я тоже хочу кое-что рассказать.

Американцы и русский переглянулись.

– Говори.

Раджив стал говорить. Уже с первых слов – и американцы и русские почувствовали, что в пустыне очень, очень холодно…