Текст книги "Звёзды против свастики. Часть 2"

– А мне, Любаня, не к спеху. Это Михаил Макарович у нас ветеран Золотой Звезды, а я ещё накрасуюсь!

Абрамов улыбнулся – то ли шутке друга, то ли тому, что ему не задали аналогичный вопрос, ведь Героев им присвоили одним вчерашним указом. А вот Жехорский, как уже привык, в штатском, но со Звездой над приличным набором орденских планок, слегка поморщился. Ежов, чтобы загладить вину, тут же подкатил к другу с вопросом:

– Шеф, когда вылетаешь?

– Так сегодня в ночь и летим, – ответил сразу подобревший Жехорский. – Завтра ведь первое заседание…

Оба имели в виду открывающиеся 9 марта в Женеве мирные переговоры, где СССР представлял Госсекретарь Жехорский.

– Будешь отстаивать самые жёсткие требования к противной стороне? – полюбопытствовал Берсенев.

– Ты ведь знаешь, Вадим, хотя бы из наших рассказов, что для СССР эта война получилась совсем другой, чем в ТОМ времени. Потому для ожесточения у нас особых причин нет. Вся жёсткость исходит от наших союзников по коалиции, а мы лишь поддерживаем их требования. Если хотите, могу озвучить, тезисно.

– Валяй, – сразу согласился Ежов. – Я, конечно, отчасти в курсе, но послушать всё целиком не откажусь.

– Да мы тут все отчасти в курсе, – сказал Абрамов, пододвигаясь к другу.

Берсенев от комментариев воздержался, приготовился слушать молча.

– Сразу за прекращением огня будем требовать от немцев вывод войск и возврат Германии в догитлеровские границы.

– Ишь ты, в «догитлеровские», – сразу прицепился к слову Ежов. – Сам придумал?

Жехорский на секунду задумался:

– Не помню, может, от кого услышал. Это важно? Мне пойти выяснить?

– Не надо, – вмешался Абрамов. – А ты, Ёрш…

– Всё, я нем, как рыба, – поднял ладони вверх Ежов.

– Смотри, – предупредил Жехорский, – ты пообещал… Так вот. Войска смогут убраться восвояси, прихватив лишь личное оружие офицеров и знамёна. Всё остальное вооружение и техника остаются на месте.

– Круто, – прокомментировал Ежов, и с деланым испугом зажал рот ладонью.

– Да нет, нормально, – парировал Абрамов. – Продолжай, Шеф!

Жехорский отвесил в сторону Ежова долгий взгляд, но на словах ничего добавлять не стал.

– Вторым требование станет полный запрёт на деятельность НСДАП и СС, что частично, как вы знаете, уже выполнено.

– Это коснётся и Ваффен-СС тоже? – спросил Берсенев, под одобрительный кивок Ежова.

– Разумеется, – подтвердил Жехорский.

– А это не…

– Ничего это не вызовет, – вмешался Абрамов. – Переименуют части, сменят погоны и нашивки да поменяют знамёна, делов-то!

– Действительно, – согласился Берсенев. – Делов-то…

– После того как будут выполнены первые два требования, – продолжил Жехорский, – хунта в трёхдневный срок передаст власть в стране гражданскому правительству, состав которого должен быть согласован с коалицией.

– Читай, ею же и создан, – заметил Ежов.

– Верно мыслишь, – усмехнулся Жехорский. – Все остальные вопросы, как вы понимаете, будем решать с новым правительством Германии.

– А какие гарантии будут даны членам хунты?

– Гарантии одни: не будут преследоваться участники боевых действий и представители оккупационных администраций, если они не замешаны в уголовных преступлениях и преступлениях против человечности.

В другой комнате тусовалась молодёжь. Здесь все были в форме, даже Машаня, которая приехала в Москву «Красной стрелой», оставив крохотного Глебку на попечение няни.

Подполковник Анна-Мария Жехорская о чём-то оживлённо беседовала с подполковником Александром Ежовым. А два полковника, два Героя Социалистического Союза, Глеб Абрамов и Николай Ежов, вели степенный разговор с Петром Ежовым, который, разумеется, был в штатском. Конфуз… Извините меня, сказавшего, что в комнате все были в форме. Засмотрелся на погоны и соврал. Пётр Ежов, будущий священнослужитель, был в штатском, хотя и при орденах. Только что он вкратце пересказал свою историю Глебу Абрамову, который слышал её впервые. Дослушав, покачал головой:

– Не знаю, Петька, ей-ей не знаю, как бы поступил я сам, если бы испытал то, что испытал ты, а потом, очнувшись, увидел над головой божий лик. Не могу поклясться, что не повторил бы твой выбор.

Евгения Жехорская, несмотря на возраст, предпочла молодёжной тусовке кухню, здесь царствовали хозяйки сегодняшнего праздника. И тут всё было иначе, чем в других комнатах. В форме была только Ольга Абрамова. Она одна за всю войну не прибавила в весе звёздочек на погонах, о чём нисколько не грустила, прекрасно зная, что своего потолка давно достигла. Даже о ещё не вручённом ордене предпочитала помалкивать, ей с лихвой хватало тех, что теперь позвякивали на груди. Остальные товарки были в праздничных платьях, куда, понятно, ордена и медали цеплять не стали, хотя имели их все – за труд или за бой, – в том числе и Евгения, награждённая не так давно медалью за успехи в труде. Свои же секретные ордена она никому не показывала, даже не держала их дома, а хранила в сейфе у Ежова – не дай бог, Мишук узнает! Службе её тайной теперь, похоже, пришёл конец, о чём она нисколько не жалела, ибо за эти годы пресытилась шпионской романтикой.

– Всё! – решительно заявила Ольга Абрамова. – Поляна накрыта, горячее само дойдёт. Снимаем, бабоньки, фартуки, и за стол!

19-май-44

Яшма вдребезги

Вторая встреча «Большой Тройки». Крым. Ялта. Ливадийский дворец

– Рассказывают, что когда Бог создал Землю, он стоял именно здесь, смотрел именно туда, после чего произнёс знаменитое «Хорошо!»

– Сам только что придумал? – поинтересовался Жехорский.

– Ага, – безмятежно кивнул Абрамов.

– А знаешь, Шеф, – заметил Ежов, – я склонен думать, что Васич в своём смелом предположении не столь уж и далёк от истины.

– А я разве ж спорю? Так, уточнил для порядка…

Три друга или «Малая Тройка», как они в шутку себя промеж себя (ха, ха!) называли, стояли на парковой дорожке под ярко-синим крымским небом, с удовольствием дышали пропитанным весенними ароматами живительным ливадийским воздухом, и были совершенно счастливы, как бывают счастливы очень ответственные люди в перерывах, когда один груз неимоверной ответственности уже свален с плеч, а другой пока дожидается своей очереди в сторонке. За спиной белел дворец, а глазам открывалась великолепная панорама стекающего к пляжу субтропического парка и лениво перешёптывающегося с ним моря, которое только в контрасте с цветом неба можно назвать Чёрным.

– А эти, там, – Абрамов, не оборачиваясь, мотнул головой за плечо, – заседают, бедолаги.

– Да не, в зале прохладно, – заметил Ежов.

– Так разве ж я про то, чем они дышат? Я про то, что они там видят и о чём говорят.

– Уже ни о чём, – раздался за спинами знакомый голос, – утренняя сессия закрыта, у господ-товарищей в программе терренкур, а потом обед.

– А ты, значит, вместо прогулки решил своей особой разбавить наше общество, – пробурчал Ежов, тогда как Абрамов сдвинулся вправо, освобождая Сталину место между собой и Жехорским.

– Ты чего такой сердитый? – удивился Сталин, поскольку фраза у Ежова действительно получилась неприветливая, – Если я помешал вашей беседе, то, поверь, сделал это безо всякой задней мысли, и готов немедленно удалиться.

– Что ты, Иосиф, – бросился исправлять ситуацию Жехорский, – оставайся, ты нам нисколько не мешаешь!

– Правда? – переспросил Сталин.

– Правда, – подтвердил Ежов. – Извини, Иосиф, это я от неожиданности. Ты умеешь подкрадываться так тихо, что я, когда услышал твой голос…

– Испугался, что ли? – рассмеялся Сталин. – Извини, дорогой, дурная привычка. А у меня для вас новость…

– Надеюсь, хорошая? – Ежов очень постарался, чтобы на этот раз его вопрос прозвучал дружелюбно.

– Ну, это вам решать, – в глазах Сталина прыгали весёлые чертенята, – вернее, одному из вас. Только что согласовали план Дальневосточной компании. Войну Японии объявляют Россия и Туркестан, остальные республики на подхвате.

– А повод какой нашли? – поинтересовался Жехорский.

– Повод? – Сталин явно был в замешательстве. – Да нашли дипломаты какой-то, не помню какой, я в этот момент, честно говоря, отвлёкся. Да и какая разница? Если тебе, Миша, интересно, спросишь потом у Виноградова. Тут главное в другом: одному из вас пора собираться в путь-дорогу.

– Пора так пора! – произнёс Абрамов. – Чай, не впервой! Решили всё, как мы планировали?

– Да, – кивнул Сталин. – Твой шурин – командующий, ты куратор от Ставки.

Токио. Императорский дворец Мэйдзи

Заседание высшего военного совета началось с просмотра зарубежной хроники. Весенний Париж. Последняя колонна германских солдат, покидая город, проходит по Елисейским полям. Вряд ли немцы по доброй воле выбрали это маршрут, потому что, буквально наступая на пятки последней шеренге, машут мётлами парижские дворники, как бы выметая оккупантов из Парижа. И всё это происходит под свист и улюлюканье запрудивших тротуары веселящихся парижан. Нечто подобное происходит и в других европейских столицах, которые германские солдаты покидают с зачехлёнными знамёнами и опущенными от стыда глазами. А теперь хроника из самой Германии. Новое германское правительство, которому хунта передала власть, объявляет о роспуске армии. Следующим постановлением учреждается Народный трибунал, под следствие попадают десятки тысяч сторонников свергнутого режима. А вот глава правительства ставит подпись под согласием Германии всячески содействовать работе уже международного трибунала, созданного странами участницами антигитлеровской коалиции для суда над бывшими руководителями НСДАП и СС, а также над военными, совершившими преступления против человечности. Камера крупным планом показывает наручники на руках двух бывших членов хунты: гросс-адмирала Дёница и генерал-фельдмаршала люфтваффе Кессельринга.

Когда экран потух, и в просмотровом зале включили свет, пребывающие, кажется, в шоке от увиденного члены высшего военного совета молча побрели в зал заседаний.

Председательствовал премьер-министр. Кресло императора по обыкновению пустовало, но дух его присутствовал в комнате незримо, а может, и вполне телесно, за одной из перегородок. Подданные, помня это, вели себя поначалу чинно, но потом страсти накалились, и разговор пошёл на повышенных тонах.

…– Ну и что с того, что Япония осталась в одиночестве перед лицом множащегося числа врагов? Какие такие выводы, господин премьер-министр, должны сделать мы из увиденной хроники? Лично я, как командующий военно-морскими силами Японии, сделал для себя только один вывод: нашим бывшим союзникам не хватило духа, чтобы продолжать борьбу, когда ситуация была далека от безнадёжной. И что они получили взамен? Их загнали на собственную территорию, как в резервацию. Разоружили и теперь подвергают унижениям и арестам. А в дальнейшем их ждёт суд, приговор которого можно огласить уже сейчас, и не сильно при этом ошибиться! Такого вы хотите для Японии? Такого вы хотите для нас, да и для себя тоже, господин премьер-министр?

Премьер-министр внимал пламенным речам, потупив взор, впрочем, все сидящее за столом вели себя как прилежные слушатели на концерте в филармонии: сидели молча и неподвижно, опустив очи долу. Лишь военный министр жёг выступающего взглядом. Тот, наконец, заметил этот взгляд, умолк, поклонился и сел, приняв позу остальных. Военный министр, наоборот, поднялся.

– Господин премьер-министр, прошу простить моего подчинённого за излишнюю горячность, но в одном он прав: в случае, если Япония примет условия ультиматума – это будет позором для всех нас и серьёзно подорвёт дух нации, который до сей поры вёл нас к победам!

Премьер-министр поднял глаза:

– Под документом, который вы называете ультиматумом, господин военный министр, среди прочих стоит и подпись России. Вы понимаете, что это означает для нас? Это означает, что в случае нашего отказа Россия может объявить нам войну!

– Но у нас ведь есть мирный договор с СССР, – выразил робкий протест один из присутствующих.

– Пусть вас это не смущает, – горько усмехнулся министр иностранных дел, – и тем более не обнадёживает. При подписании договора Россия воздержалась, обозначив свой особый внутри договора статус, как нейтральный. Это позволяет ей при возникновении особых условий действовать по своему усмотрению, не советуясь с остальными странами – членами Союза.

– Вот, вы сказали «особых условий», – раздался тот же робкий голос, – а разве Япония дала повод России для объявления таких условий состоявшимися? И разве не наша делегация ведёт в Москве секретные переговоры о нашей готовности пойти на некоторые территориальные уступки в пользу России, в обмен на гарантии соблюдения мирного договора всеми государствами, входящими в СССР?

– И это пусть вас тоже не обнадёживает, – сказал министр иностранных дел. – Если бы переговоры шли в Петрограде, тогда да, тогда надежда оставалась. Переговоры же в Москве – не более чем переговоры о намерениях, именно Россию ни к чему не обязывающих. Что касается «особых условий», то найти причины для их возникновения так же легко, как выпить чашечку саке.

– Но разве остальные члены этого чёртового Союза не могут повлиять на Россию в выгодном для нас направлении?

– Могут, – кивнул министр иностранных дел, – не только повлиять, но и заставить Россию отказаться от агрессивных в отношении Японии планов. Но делать они этого, уверяю вас, не станут.

– Довольно! – премьер-министр решительно прервал бесполезную дискуссию. – Раз на планы России никто повлиять не может, будем считать, что в случае отрицательного ответа Японии на предложение стран коалиции, война между нашими странами неизбежна. Военный министр, как это может отразиться на ходе военных действий в краткосрочной перспективе?

– Никак! – уверенно заявил генерал. – Не смотрите на меня так удивлённо, я вполне в своём уме – никак! Русские великолепно организовали оборону своей территории. Любая попытка с нашей стороны атаковать их границы или военные базы, обернётся крахом. Это так, и именно поэтому мы, военные, выступали против войны с Россией. Но, так уж выстроена их военная доктрина, оборона – отдельно, наступление – отдельно. А наступать им нечем. Тихоокеанский флот русских заперт во Владивостокских бухтах и Охотском море. Наша Северная эскадра превосходит его и по количеству кораблей и по суммарной мощи артиллерии. Ещё лучше обстоят дела у наших сухопутных сил. На всех направлениях возможного наступления русских частей возведены долговременные фортификационные сооружения. И даже если им удастся преодолеть первые рубежи нашей обороны, в чём лично я сильно сомневаюсь, их встретит миллионная армия, состоящая из наших доблестных солдат и их верных союзников. У русских же, даже если они перебросят на Дальний восток все те части, которые принимали участие в войне против Германии – а на это уйдёт немало времени, уверяю вас! – то их общая численность вряд ли превысит и половину численности наших войск.

Япония ответила отказом на предложение стран коалиции немедленно прекратить боевые действия, вывести все войска с оккупированных территорий, оставив оружие на месте, после чего начать мирные переговоры. В качестве ответной меры Японии давалась гарантия, что страна не будет оккупирована.

Хабаровск

– Ну, ты погляди, – покачал головой маршал Абрамов, – и ковровую дорожку постелили!

Он и адмирал флота Берсенев смотрели в иллюминатор. Пока шло время от остановки двигателей до подачи трапа, в мозгу Абрамова созрел план, как самому отвертеться от торжественной встречи, переложив сию мало любимую им обязанность на плечи Берсенева. Когда их пригласили к выходу, маршал сказал:

– Вот что, ступай первым, как-никак командующий ты, а я так, почётное сопровождение. А выйдем вместе, конфуз может получиться, не будут знать, кому первому рапортовать. Давай, топай! – и он легонько подтолкнул Берсенева к выходу.

С довольной усмешкой наблюдал Абрамов за происходящим снаружи. Даже сюда долетели звуки Встречного марша, это, видимо, когда Берсенев появился на трапе, этого отсюда не было видно. А вот как адмирал принимал рапорт, было видно хорошо, и как шёл к встречающим по ковровой дорожке – тоже. Абрамов хотел дождаться, когда уведут почётный караул, но солдаты оставались на месте. Маршал нахмурился: «чего тянут?», а взгляд стюардессы так и жёг темечко. Пришлось прикрыть потревоженное место фуражкой и направиться к выходу. Звуки «встречного» ударили по мозгам, и маршал, обречённо придав лицу соответствующее выражение, понял, что затея удалась лишь отчасти, Ершов шурин нашёл лазейку, чтобы отыграться.

* * *

После совещания в штабе операции «Гроза над Маньчжурией», маршал Абрамов находился под огромным впечатлением.

– Повезло тебе, командующий, – говорил Абрамов Берсеневу, когда они перед сном вдвоём сидели у него в номере. – Нет, я, конечно, в общих чертах, был и раньше в курсе, что тут происходит. Но такого!.. признаться, не ожидал. Молодец Буриханов, прекрасно поработал с китайскими товарищами! НОАК (Народно-освободительная армия Китая) теперь не просто большая по численности, но и хорошо обученная армия, к тому же неплохо вооружённая. А для японцев-то это будет сюрпризом! Загнали в своё время китайских коммунистов в отдалённые районы северо-восточного Китая и думать про них забыли, чего, мол, их, убогих, опасаться? А оно вон как повернулось! Теперь НОАК – наша основная сухопутная наступательная сила. При массированной поддержке нашей штурмовой и бомбардировочной авиации, которой здесь сконцентрировано, пожалуй, даже больше, чем на Восточном фронте, японцам долго не продержаться. А захватим морские порты в Северной Корее, так и отступать будет некуда! За морскую часть операции тебе отдельный респект!

– Спасибо, – поблагодарил Берсенев.

– Волнуешься? – спросил Абрамов. – За сына переживаешь?

– И волнуюсь за общее дело, и за сына персонально переживаю, – не стал отпираться адмирал. – А как без этого?

– Никак, – согласился Абрамов. – Такова наша доля: командирская да отцовская.

* * *

Операция «Гроза над Маньчжурией» началась 25 мая с серии террористических актов, проведённых на территории Маньчжурии китайскими подпольщиками и диверсантами НОАК. Пять дней гремели взрывы на военных объектах, пускались под откос воинские эшелоны, гибли от пуль и ударов ножом японские офицеры. Было это, конечно, и раньше, но не в таких масштабах.

31 мая чисто по формальному поводу Россия объявила Японии войну, выйдя из договора, заключённого между СССР и Японией. Оговорённый в договоре нейтральный статус давал ей такое право, на что и было обращено внимание КИДа СССР в ответе на ноту японского правительства. На следующий день примеру России последовал Туркестан.

19-июнь-44

Японский Пёрл-Харбор

Эскадра подводных лодок Тихоокеанского флота в составе двух бригад вышла в море в последних числах мая для проведения учений, которые теперь, после объявления войны, плавно перетекли в боевые действия.

На военно-морских базах, расположенных на острове Хоккайдо, тревогу сыграли сразу, как пришёл приказ из Токио. Весь остаток дня моряки готовили корабли к выходу в море, и продолжали этим заниматься даже когда стемнело, при свете прожекторов.

Командиры кораблей из бригады крейсерских подводных лодок всей этой суеты видеть не могли, всё-таки лодки находились на приличном расстоянии от цели. Ровно в час ночи по корабельному времени, командир 1‑го дивизиона, он же по совместительству командир гвардейской КРПЛ (Крейсерской ракетной подводной лодки) «Уссурийский тигр», капитан 2 ранга Берсенев, отдал приказ произвести пуски крылатых ракет по заранее намеченным целям. Точно такой же приказ отдали командиры восьми остальных КРПЛ, находящихся на боевом курсе вблизи трёх военных баз противника. 27 крылатых ракет устремились к целям на главной военно-морской базе Северного соединения кораблей японского военно-морского флота, на базе подводных лодок и на базе вспомогательного флота. Командиры подводных крейсеров не были в курсе того, что натворили. Они спешили сократить дистанцию до цели, чтобы атаковать торпедами. Зато притаившиеся у входа в каждую базу подлодки классом ниже не утерпели, высунули перископы сразу после 01–00, и видели всё своими глазами – вернее, глазами своих командиров. Зрелище было ещё то! В такое скопище кораблей промазать трудно, и каждая ракета нашла свою цель. Линкоры, принимая удар, вздрагивали и обрастали пожарами. Крейсера кренились и черпали воду, а при удачном попадании ракет разламывались пополам. Суда поменьше просто разрывало на куски. Лодки возле баз выполняли свою задачу. Им вменялось атаковать только те корабли, которые попробуют покинуть гавани, но пока никто и не пытался снимать боновые заграждения, а когда японские тральщики всё-таки приступили к этой работе, подоспели крейсерские лодки, и, не поблагодарив хозяев за снятые боны, стали стрелять по оставшимся на плаву кораблям тяжёлыми торпедами. Вот теперь наступил истинный ад.

На свои базы подлодки вернулись в полном составе, а японские ФМС остались без Северного соединения.

Одним из творцов «Японского Пёрл-Харбора» по праву можно считать создателя крылатых ракет Вернера фон Брауна, но сам он в это время был по другую сторону океана…

Командировка в одну сторону

Своим успехом в Соединённых Штатах Вернер фон Браун был буквально окрылён. Нет, сказать, что в Союзе его не ценили, он, положа руку на сердце, не мог. Руководитель крупного КБ, лауреат Государственных премий СССР и России, орденоносец, в конце концов. Вот только… как бы это сказать… ТАМ ему постоянно напоминали – опосредованно, конечно, не в лоб, – что он один из, пусть и немногих. Другое дело ЗДЕСЬ. Американцы не только откровенно восхищались его талантом конструктора, но и создали для него такие условия проживания, каких в Союзе ему никто бы и никогда не предложил – там это просто не принято. И хотя умом фон Браун понимал, что в этом повышенном к нему внимании присутствуют элементы лицемерия и фальши, ему это нравилось. Нравилось возвращаться после трудового дня на один из холмов близ Сан-Франциско, где, не мешая друг другу, вольготно расположились роскошные виллы, одну из которых военно-морское ведомство США арендовало специально для него. Нравилось после ужина, в халате, сидеть в плетёном кресле на террасе с видом на океан, с сигарой в одной руке и стаканом виски в другой.

За спиной разомлевшего фон Брауна раздалось деликатное покашливание. Чернокожая служанка доложила, как только на неё обратили внимание:

– Сэр Браун, к вам посетитель.

Нет, чтобы сразу доложить: кто, бестолковка. Пришлось спросить.

– Ричард Браун, сэр.

– Проводи его сюда и принеси ещё один стакан.

Однофамилец был приставлен к его особе приглашающей стороной. Может, потому и пал выбор на Рича, что был он ему – однофамильцем, а эмигрантам из Германии – так и вовсе внуком. Позабавив себя этим придуманным на ходу каламбурчиком, фон Браун приготовился к встрече гостя. Тот впорхнул на террасу весь из себя загорелый, в лёгком песочного цвета костюме и того же цвета летних туфлях. Шляпу он оставил, в прихожей.

– Привет, Верни! – жизнерадостно воскликнул Ричи.

– Привет! – стараясь попасть в тон гостю, откликнулся конструктор и указал рукой на свободное кресло. В душе фон Браун опять не удержался от того, чтобы не поморщиться. Он никак не мог привыкнуть к почитаемой американцами фамильярности, приклеенным улыбкам и задиранию ног на стол. Впрочем, от последнего Ричи, по счастью, воздержался. После обязательного ритуала, когда собеседники сообщают друг другу, как у них всё хорошо, Ричи перешёл к цели визита:

– Не припомню, Верни, сколько тебе осталось до отъезда?

– Неделя, – не сдержал вздоха фон Браун.

– А почему бы тебе не задержаться здесь подольше?

Фон Браун посмотрел на Ричи. Тот не улыбался, как бы давая понять, что говорит серьёзно.

– Ещё раз продлить командировку? – уточнил фон Браун. – Боюсь, что на этот раз моё руководство вряд ли это одобрит.

– Так, может, стоит подумать о том, чтобы сменить руководство?

Фон Браун вздрогнул. Чёрт, этот малый просто читает его мысли. Хотя это, наверное, несложно.

– Я уполномочен предложить тебе американское гражданство. В случае твоего согласия – эта вилла твоя. Мы готовы оплатить первый взнос. Но с твоими талантами и деловой хваткой, ты закроешь кредит за считаные месяцы…

Пока Ричи описывал раскрывающиеся перед фон Брауном перспективы, тот погрузился в раздумья, а когда вынырнул, то бесцеремонно перебил Ричи:

– Вот так взять и остаться?

– А что тебя смущает?

– Ничего не смущает. Просто это исключено!

– Он так и сказал: «исключено»?

– Так точно, сэр. И ещё попросил срочно свозить его в Вашингтон.

– Для чего?

– Хочет посетить русское посольство.

– Интересный ход. Если бы он хотел отказаться, то просто ограничился этим «исключено». Хорошо. Сделайте так, как он просит!

Посол СССР и России в США Громыко слышал фон Брауна очень внимательно.

– …Я не могу принять предложение, не заручившись согласием моей страны, – этими словами фон Браун закончил монолог.

– Но вы хотели бы принять предложение? – уточнил посол.

На лбу фон Брауна выступили капельки пота. Он достал платок и промокнул лоб. Потом ответил на вопрос:

– Да, мне бы этого хотелось.

– Тогда ещё один вопрос. Если вам ответят отказом, вы вернётесь в СССР?

– Без промедления! – твёрдо ответил фон Браун.

– Хорошо, – Громыко поднялся, давая понять, что беседа окончена. – Я запрошу Москву. Оставьте у секретаря координаты, с вами свяжутся.

Через два дня фон Браун опять сидел в том же кабинете.

– Мне поручено сообщить, что ваш вопрос рассмотрен и решён положительно. Вы можете остаться в США и принять гражданство. Вам будет также позволено сохранить гражданство СССР, если таково будет ваше желание. Кроме этого, мне поручено сообщить, что ваше решение никак не скажется на судьбе ваших близких.

После последних слов Громыко фон Браун, который слушал посла в напряжённой позе, сразу расправил плечи и облегчённо вздохнул. Его «Спасибо!» прозвучало вполне искренне.

* * *

В Москве Сталин спросил у Ежова:

– Всё вышло, как ты и планировал. Мы вот-вот получим атомную бомбу в одно время с американцами и англичанами, а фон Браун будет строить для Америки ракеты. Ты уверен, что мы поступили правильно?

– Уверен, Иосиф!

Гроза над Маньчжурией

Беда со стороны Монголии приходила в Китай не раз, освобождение пришло, кажется, впервые…

1‑й Маньчжурский фронт наступал со стороны Монголии и Забайкалья тремя армейскими группами. Одна группа включала две армии, каждая из которых, в свою очередь, состояла из четырёх корпусов: двух пехотных, одного механизированного и одного кавалерийского. Пехотные корпуса состояли из бойцов НОАК, механизированные – из ударных частей союзной армии, кавалерийские – из бойцов монгольской армии. Воздушное прикрытие фронта обеспечивала 3‑я воздушная армия. Северная армейская группа при поддержке бронепоездов наступала по линии КВЖД в направлении Харбина. Центральная группа армий шла на Мукден, а Южная устремилась прямиком на Пекин.

В этот же день – то есть 2 июня – со стороны Приморья двумя механизированными корпусами при поддержке бронепоездов по линии КВЖД начали наступление в направлении Харбина войска 3‑го Маньчжурского фронта.

Войска 2‑го Маньчжурского фронта пока стояли на месте. Работала только артиллерия, РСЗО и авиация, которые методично разрушали глубокоэшелонированную, хорошо укреплённую оборону противника. Но уже 5 июня фонт осторожно двинулся вперёд всеми шестью механизированными корпусами разом. С воздуха действия 2‑го и 3‑го фронтов прикрывала 5‑я воздушная армия.

7 июня в штабе операции в Хабаровске штабные офицеры смотрели свежую фронтовую хронику…

На экране были видны медленно ползущие по полю танки, между ними БМП, и вплотную за ними – пехота. Но что это? Какие-то фигуры покидают укрытия и устремляются к боевым машинам. Все падают, не добежав, скошенные пулемётными и автоматными очередями. Но тут же в атаку бросаются новые фигуры, за ними ещё и ещё. Вскоре всё пространство перед атакующими было усыпано трупами. «Смертники, – звучит комментарий. – Обвешивают себя взрывчаткой и пытаются кинуться под танки или БМП. Подобные атаки были предприняты ещё на нескольких участках фронта» – «Большие потери?» – звучит вопрос. «У них – сто процентов, нас бог миловал» – «К чему тогда эта бессмыслица?» – «Тут нам их не понять. Кстати, китайцы потеряли-таки несколько танков, после таких атак…»

* * *

Флот ушёл на рассвете. Ещё вечером жители Владивостока любовались кораблями, а поутру рейд опустел. Из числа лиц гражданских лишь жёны моряков с уверенностью знали, что так оно и будет…

Куда идут женщины, проводившие ушедших в поход моряков? Домой, куда же ещё? А вот я не был бы столь категоричен…

Как всегда, этот забег выиграли ребятишки. Они уже добрались до места, тогда как запыхавшиеся от быстрой ходьбы матери только подходили к вершине сопки.

– Показались, показались! – долетело сверху, и женщины прибавили шаг.

А вот и вершина. Отсюда не видно ни бухту, ни базу подводных лодок, ни посёлок, зато хорошо виден океан. И там, внизу, вытянувшиеся в цепочку, называемую у моряков кильватерным строем, шесть крейсерских подводных лодок, идущих в надводном положении курсом на Владивосток. Ни номеров, ни названий прочесть отсюда невозможно – а бинокля с собой никто не захватил – но совершившие не одно восхождение на сопку, названную Поклонной по установленному на ней огромному кресту, женщины прекрасно знали, какое место в строю занимает лодка её мужа или отца. А новеньким, когда таковые среди них случались, подсказывали:

– Смотри, Нюра, первая лодка – это «Уссурийский тигр», там твой Кирилл, понимаешь?

– Да, понимай, – старательно кивала Нюра.

Странная она какая-то, эта Нюра, и акцент у неё странный. А лицом так вылитая Элеонора Болдуин, наречённая невеста командира «Уссурийского тигра», капитана 2 ранга Берсенева. Но если это она, то как она из Норы стала Нюрой – понятно, тут и пояснять ничего не надо, а вот как дочь трёхзвёздного адмирала и племянница сенатора США оказалась в одном из самых отдалённых уголков России – требует отдельного рассмотрения, и мы к этому обязательно вернёмся, но чуть позже.

* * *

Флот к бегам Северной Кореи подошёл весьма внушительный. Только из крупных кораблей: два линкора, два тяжёлых авианосца, четыре тяжёлых крейсера и пять многоцелевых авианосцев, в данном случае, выполняющих роль десантных кораблей. Ни в одном из портов, являющихся базами снабжения Квантунской армии, их не ждали. Японцы по инерции полагали, что от такого нашествия их надёжно защищает Императорский военно-морской флот, хотя последняя серьёзная группировка этого некогда и вправду могучего флота – так называемое Северное соединение – уже несколько дней, как перестало существовать.