Текст книги "Борьба в эфире"

Глава 14
На рассвете

– Где находится Смит? Где Ли? – И, не ожидая моего ответа, Клайнс спросил меня, очевидно издеваясь надо мною: – Какую смерть вы предпочитаете, спокойную, как засыпание, или сопровождаемую агонией ужаснейших страданий?

Да, это был Клайнс. Тестообразный, с огромной головой, он сидел, зарывшись в подушки, и смотрел на меня своими водянистыми глазами.

За стеклянной стеной колыхалась вода, в которой виднелись рыбы, привлеченные светом из комнаты подводного городка.

– Какую смерть вы предпочитаете? – еще раз спросил меня Клайнс.

– Я предпочитаю жизнь, – ответил я.

Мой ответ очень рассмешил Клайнса. Он долго смеялся тонким, визгливым смехом. Наконец, вытерев слезящиеся глаза, он ответил:

– Я тоже предпочитаю жизнь, и потому вы должны умереть. Вопрос только в том – как. Если вы скажете, где Смит и Ли, вы умрете спокойно. Если не скажете – вас ждут страдания, самые ужасные мучения, какие только может испытать человек.

– Смит, Ли и механик погибли при крушении корабля, они не успели надеть крылья.

– Гм… вы уже успели сговориться с этой девушкой!

(Я не сговаривался с нею, но оказалось, что по счастливой случайности она, допрошенная раньше меня, дала такие же объяснения.)

– Ваша ложь будет скоро раскрыта. И тогда пеняйте на себя, – сказал Клайнс. Он хорошо говорил на языке европейцев. Потом он перешел на родной язык.

Коротая время у дикарей, я, благодаря новым, упрощенным методам усвоения языков, довольно скоро научился говорить на новом английском языке, беря уроки у Смита.

– Приведите врача, – сказал Клайнс.

«Сейчас, очевидно, меня будут пытать в присутствии врача», – подумал я.

Вошел врач, такой же большеголовый, как Клайнс, но не столь полный – он ходил, не пользуясь подпорками и коляской.

– Осмотрите этого человека, – сказал Клайнс врачу, указывая на меня.

Врач с удивлением посмотрел на мое телосложение, затем приступил к самому тщательному осмотру. Он принес с собой целый ряд аппаратов и последовательно осмотрел с их помощью мои легкие, сердце, печень… Кажется, ни одного органа он не оставил без внимания. Потом он шприцем взял у меня кровь и тут же произвел анализ.

– Ну что? – спросил Клайнс, внимательно следя за всеми манипуляциями врача.

– Прекрасная кровь, – ответил врач. – Количество красных кровяных шариков на двести процентов выше нормального. Это совершенно исключительный экземпляр человеческой породы.

– Прекрасно, – ответил Клайнс.

Я абсолютно не мог понять, какое значение имеет состав крови у человека, которого хотят подвергнуть пыткам и медленной смерти. Скоро, однако, мое недоумение рассеялось. Меня положили на стол возле Клайнса и произвели переливание крови из моих вен в вены Клайнса.

Так вот что значила его фраза: «Я тоже хочу жить, и потому вы должны умереть»! Я должен был умереть не только как враг Клайнса, но и потому, что моя кровь должна была продлить его жизнь.

– Я чувствую себя гораздо лучше, – сказал Клайнс вскоре после операции переливания. – Ко мне вернулась моя прежняя энергия. А она мне так необходима. Ведь мы будем бороться до конца. Питайте его лучше, чтобы я смог как можно больше извлечь из него крови, а потом… он получит должное.

Какой ужас! Своею кровью я должен был укреплять силы самого страшного врага моих друзей, укреплять силы для борьбы с ними… Если мне суждено умереть, то хорошо было бы отравить свою кровь, пусть она отравит и Клайнса…

Надо будет поговорить об этом с Эа, может быть, ей удастся достать нужный яд.

Однако мне не удалось привести в исполнение эту мысль. С Эа я виделся только урывками. Причем врач перед каждым новым переливанием производил анализ крови.

Благодаря хорошему питанию и уходу я не очень обессилевал от потери крови в первое время. Но все же постоянное обескровливание начало сказываться. Я чувствовал слабость, головокружение.

Какая нелепая смерть!

Посмотрев как-то в зеркало, висевшее в одной из проходных комнат, я ужаснулся бледности своего лица.

В этот день, во время операции переливания, врач, не стесняясь моего присутствия, сказал:

– Ну, кажется, эти ресурсы близки к окончанию. Нам придется заняться девушкой. К сожалению, ее кровь не так богата красными шариками…

«Эа! Неужели и ее постигнет та же участь?» – с ужасом думал я, лежа на операционном столе.

– А с этим что? – спросил Клайнс, лежавший рядом.

– Мы можем еще использовать его железы внутренней секреции, – ответил врач. – Сделаем пересадку. Это обновит ваш организм и придаст устойчивость составу вашей крови. Однако надо спешить, так как он на грани острого малокровия. Сделаем передышку на несколько дней, возьмем еще два-три стакана крови, и тогда можно будет оперировать.

На меня смотрели как на обреченного и потому совершенно не стеснялись говорить при мне обо всем. Во время операций переливания Клайнс беседовал со своими друзьями и подчиненными. Из этих разговоров я узнал, что американцы на всякий случай заблаговременно приготовили себе это убежище. Подводный город находился в самой заброшенной части мира, недалеко от Южного полюса. Для того чтобы не обнаружить его местопребывания, отсюда не производили никаких радиопередач. Но американские корабли продолжали совершать налеты, сообщая в город о всех событиях.

Посреди комнаты, в которой находился Клайнс, стояли громкоговоритель и большой экран, на котором отражались события внешнего мира.

Однажды, лежа на операционном столе, я увидел на этом экране картину, глубоко взволновавшую не только меня, но, кажется, и самого Клайнса. Это было во время предпоследнего переливания крови. Экран вдруг осветился, и я увидел площадь в парке Радиополиса. На трибуне, среди радостно возбужденной толпы, стояли Ли и Смит и рассказывали друзьям о своем спасении. Оказалось, что следом за американским кораблем летел наш. Увидав раскиданные по земле догоравшие факелы, друзья, летевшие на розыски, остановили корабль в воздухе. Сотни крылатых людей вылетели из корабля и рассеялись по окружающей местности, ярко освещенной прожектором, чтобы разыскать тех, кто мог зажечь факелы в этой дикой безлюдной местности. Так были найдены Ли, Смит и Нэр.

– Вы, кажется, говорили, что они погибли при падении? – с кривой усмешкой спросил меня Клайнс.

Но усмешка быстро сошла с его лица, когда он услышал о том, что дальше говорил Ли.

Он говорил, что нашим кораблям удалось выследить то место, куда слетаются корабли американцев и откуда они вылетают.

– Таким образом, мы открыли место, где прячется это последнее осиное гнездо.

Случайно повернувшись в сторону Клайнса, Ли сказал:

– Клайнс, быть может, вы видите меня. Так слушайте. Сдавайтесь без боя и отдайте нам наших друзей. Если вы не сделаете этого, мы будем к вам беспощадны. Вместе с вами мы не хотим губить и наших друзей и потому не приводим нашу угрозу в исполнение немедленно. Даю вам сутки на размышление.

Хотя я не видел в этот момент моего лица, но лицо Клайнса, вероятно, было так же бледно, как и мое. Несмотря на протесты врачей, Клайнс приказал немедленно созвать совещание штаба инженеров.

– Мы открыты, – сказал он, когда все явились. – Что делать? Здесь нам оставаться невозможно. Ваше мнение, Крукс.

Я уже слышал эту фамилию. Крукс был главным конструктором, соперничавшим в гениальности с Ли. Его огромная голова с непомерно большим лбом свисала от тяжести на правое плечо, так что он смотрел вбок, исподлобья.

Крукс беспомощно развел руками.

– Мы предвидели то, что рано или поздно будем открыты. Вы знаете, что я сконструировал огромный летающий корабль – целый город, который может вместить всех нас. Этот корабль лежит рядом с подводным городом, в океане. Его движущая сила основана на принципе ракет, и потому на нем мы можем подняться выше атмосферы и летать в безвоздушном пространстве. Мы могли бы продержаться на нем неопределенно долгое время далеко от Земли. Но… тут есть большое «но». Несмотря на все успехи химии, мы не можем обеспечить питанием всех нас более чем на два-три года. Если бы нам удалось возобновить запасы, ну, хотя бы клетчатки, мы бы добыли из нее все, что нужно для питания. Но для этого мы должны держаться ближе к Земле, чтобы наши небольшие суда могли время от времени спускаться на Землю в безлюдных местах и пополнять запасы химических продуктов и воды. Но эти малые суда скоро были бы уничтожены один за другим…

– Значит, мы обречены… – раздельно произнес Клайнс.

– Да, мы обречены, как, впрочем, все живущие на Земле, – ответил Крукс.

– Это вы хорошо сказали, – возбужденно проговорил Клайнс, – хотя, может быть, вы и не думали о том, о чем думаю я. Если обречены умереть мы, то пусть не позже, а вместе с нами умрут все живущие, все до одного. Мы взлетим вверх на нашем воздушном городе, и мы… мы пустим в ход атомную энергию. Мы развяжем все разрушительные силы всех атомов, находящихся на земле, и взорвем весь земной шар. Кто возражает против этого? Конечно, никто. Если нам суждено умереть, существование Земли теряет всякий смысл.

На этом совещание было закончено, и все обитатели подводного города начали с отчаянной поспешностью готовиться в последнее путешествие. Так как все шли на смерть, сборы были невелики – нужно было только поднять на поверхность огромный воздушный корабль, перебраться на него и подняться на воздух.

Через несколько часов все было закончено. Огромный город-корабль взмыл над землей.

Все были так поглощены мыслью о предстоящей гибели, что совершенно забыли обо мне и Эа. Мы скоро разыскали друг друга и ушли подальше от всех, в нижнюю часть корабля, игравшую роль трюма. Здесь в огромных кладовых хранились всяческие запасы.

– Эа, неужели через несколько часов, быть может, минут мир погибнет? – спросил я.

– Да, мир может погибнуть, – ответила она. – Мы должны, если сумеем, попытаться предотвратить эту опасность. Но как?..

Мы посмотрели друг на друга, и вдруг наши глаза засветились мыслью, – мы уже знали, что одною и той же мыслью.

В этих трюмах должны быть запасы взрывчатых веществ, достаточные для того, чтобы взорвать весь корабль со всеми его обитателями и нами самими. Взорвать корабль прежде, чем Крукс пустит в ход атомную энергию, – и Земля будет спасена!

Не говоря друг другу ни слова, мы с Эа бросились на поиски.

Только бы успеть!..

Обежав несколько комнат, мы наконец нашли то, что искали. В мягких подушках на полках, снабженных пружинами, лежали бомбы. Достаточно взорвать одну бомбу, как взлетит на воздух весь склад. Но мы взяли две бомбы – Эа тоже хотела принять непосредственное участие в спасении Земли.

С бомбами в руках мы в последний раз взглянули друг на друга.

– Прощай, Эа, – сказал я дрогнувшим голосом.

– Прощай! – тихо ответила она, и лицо ее осветилось печальной улыбкой, как бледным лучом солнца, мелькнувшим между осенних туч.

Мы подняли тяжелые бомбы и бросили их на пол.

Взрыв… Пламя… Ничто…

* * *

– Эа, Эа! – закричал я, сам удивляясь тому, что еще могу кричать, и открыл глаза… На моем письменном столе горела лампа, а сквозь окно пробивался сумрачный свет московского утра.

– Наконец-то, – услышал я незнакомый голос. Это был голос врача.

– Что с Эа? Она тоже жива? – спросил я доктора, еще не соображая, почему я вновь оказался в Москве.

– Лежите спокойно, – ответил врач. – Вы еще бредите. Вы были очень больны, но теперь опасность совершенно миновала.

1928