Текст книги "Фундаментальные основы права. Компаративистика в юриспруденции."

Христианство осуществляет переворот и в области экономических отношений столь же сильно и мощно, как и в других областях жизни общества. Освящая труд вообще и равенство всех перед Богом, оно вносит в жизнь два таких великих начала, которые со временем изменили экономический строй. Правда, эти изменения совершаются медленно и постепенно. В Средние века – в эпоху брожения и борьбы элементов – сила и вера, казалось, определяла экономические отношения, сосредоточивая богатства в руках феодалов и духовных лиц. Казалось, все благоприятствовало образованию порядка, подобного древнеиндийскому, образованию ряда мелких деспотий под властью духовенства; но в сущности это только казалось, ибо христианство не благоприятствует кастовому устройству.

Коммуны. С XII в. начинается образование городского класса, появляются коммуны как новая общественная сила, представляя собой исключительно энергию личного труда, готового бороться против всего и всех за его свободу. Новые города нисколько не похожи на древневосточные, где живут постоянные обитатели, занятые определенным трудом, ни на классические, состоящие из свободных и рабов. Как говорится в популярной немецкой пословице: «Свобода и труд делают и воздух города свободным». Образовавшиеся из подойников средневекового общества, эти города сохраняют демократические симпатии, принимая всякого встречного, всякого беглеца, стремящегося укрыться за городскими стенами. Это были крепости освобожденных рабов, готовые принять новых рабов, ищущих свободы. Они ведут упорную борьбу против врагов свободного труда и одерживают победу[198]198
  Thiery. Histoire de tiers-etats; Laurant. Etudes sur l'histoire de l'humate; Guisot. Histoire de la civilisation en France.


[Закрыть]. За этими городскими стенами действительно формируется новое экономическое общество. Принцип коммун – одерживать победу над аристократическими началами феодализма, которые в новом обществе представляли древний строй. Как говорит аббат наженский Гильберт о коммунах: «Коммуны – имя новое и презренное. Вот что означает это слово. Люди податные платят там налог их суверену только один раз в год. Если они совершают какое-либо преступление, то обязаны заплатить лишь определенную пеню. Что касается свободы сбора денег, которые мы привыкли собирать с рабов, то они совершенно от него освобождены»[199]199
  Laurant. Etudes sur l'histoire de l'humate. T. VIII. P. 480.


[Закрыть].

Пока значение коммун и того переворота, который они произвели в обществе, недостаточно оценен историками. Так, Гизо, Тьери и Лоран говорят довольно подробно об устройстве коммун, но не выполнив надлежащей оценки их услуг для нового общества, ибо они группировали лишь факты действительной жизни, недостаточно оценивая их значение, поскольку они не сравнивали экономический строй нового общества и древних – единственный способ, который мог бы указать на великое дело, совершенное коммуной.

Принципы, внесенные в жизнь коммунами следующие:

• каждому предоставляется право жить и работать, как он знает;

• каждому предоставляется право завоевать положение в общественной лестнице сообразно своей энергии, способности и ловкости;

• личная энергия и способности выше знатности рождения и заслуг предков.

Эти принципы создали экономический строй, совершенно не похожий на строй древневосточных и классической цивилизаций. Сильные коммуны, находя себе всюду друзей и покровителей, освобождаются и побеждают своих властителей в Италии, Голландии и Швейцарии, образуя республики, основанные на свободном труде. Во Франции коммуны побеждают феодалов с помощью королевской власти, но за это почти на три столетия подпадают под ее влияние. В Германии коммуны собственными средствами с помощью общего союза между собой (ганзейского) приобретают себе свободу. В Англии аристократия в борьбе с монархией сама искала союз, уступая королевской власти не только гражданские права, но и политические.

Итак, городские коммуны провозгласили принцип свободы труда. Реформация ввела начало свободы мысли и тем завершила образование нового общества. Этот великий переворот происходил бессознательно для самого общества. Первое сознательное политическое движение должно было обратить внимание мыслителей на отношение между экономическими формами и политическими.

Первая и вторая буржуазные английские революции произвели двух замечательных мыслителей, которые обратили внимание на вопрос об отношении между экономическими условиями и политическими формами, а именно: Гаррингтона и Локка.

Гаррингтону принадлежит множество весьма метких наблюдений об отношении между распределением поземельной собственности и формами государства: «Повсюду, где народ не имеет собственности, с дохода которой он мог бы существовать, он управляется монархически или аристократически. Повсюду, где народ может существовать на доходы от своей собственности, государство склоняется к демократии»[200]200
  Harrington J. Aphorismes politiques. 1797. (Вышла в 1659 г.). Ch. I. Р. 14.


[Закрыть].

Любое правительство необходимо основывается на интересе. Наиболее значимый интерес должен господствовать и служить основанием для правительства. В случае, когда человек будет владеть всей поземельной собственностью или даже ⅔ территории, он один будет владычествовать, т. е. при этом естественной является абсолютная монархия. Если небольшое число людей владеет всей или ⅔ поземельной собственности в государстве, тогда должен владычествовать интерес этих немногих или этого класса, называемого аристократии. Если народ владеет всей или % земли, тогда должен господствовать интерес большинства; тогда естественным образом образуется демократия[201]201
  Ibid. Ch. И. Р. 10–14.


[Закрыть]. Если управление государством не будет в руках тех, кто владеет собственностью, тогда страна будет в сущности без собственного управления, будет тиранически управляться монархом, олигархией или охлократией в зависимости от того, кто захватит власть, – один, немногие или большинство без соответствующего владения.

Соответствие между правителями-собственниками всегда, говорит Гаррингтон, образует естественное равновесие, и, наоборот, несоответствие нарушает его и неминуемо ведет к анархии и гражданской войне[202]202
  Harrington J. Op. cit. Ch. III. P. 1–4.


[Закрыть].

Страна, лишенная соответствующего ей правительства, подобна телу, лишенному души, – она есть труп, не чувствующий ни добра, ни зла. Политическое тело, лишенное деятельности и направления со стороны правительства, живет несчастным образом, отданное на добычу всех зол. Можно сказать, что политическое тело, не направленное разумом правительства, есть не народ, не нация, а стадо[203]203
  Ibid. Ch. IV. P. 18–19.


[Закрыть]. Подобно тому как в отношении частных семейств нельзя утверждать, что они различаются теми или другими чертами, но всякое семейство отличается способом управления. Точно также различие в формах государственного устройства не состоит в роде и числе управляющих, но в различии способа управления. Форма управления определяется тем, кто имеет право принимать окончательное решение (conclusum)[204]204
  Ibid. Ch. V.


[Закрыть].

Свобода индивида определяется также распределением собственности. «Повсюду, где люди участвуют в собственности в гражданском и военном управлении, они имеют все средства обеспечить и свободу совести. Абсолютная монархия не допускает свободы совести. Аристократическая монархия может допустить свободу совести лишь в размерах, соответствующих ее гражданской свободе. В демократии должна быть полная гражданская свобода и свобода совести. Военная организация государства также должна соответствовать распределению собственности. В абсолютной монархии войско должно содержаться за счет монарха и зависеть от него. Для абсолютной монархии особенно благоприятно войско, состоящее из наемников. В аристократии войско должны составлять сами аристократы. В монархии умеренной войско может состоять из национальной пехоты. В демократии войско должно состоять из народа.

Законодательная власть и судебная власть всегда должны организовываться сообразно распределению собственности, ибо законодатели и судьи должны защищать сами себя. Если интерес к справедливости чужд правительству, то интересу правительства не может быть чуждо то, что называется справедливостью. В силу самого положения вещей абсолютная монархия или аристократия не находятся в гармонии с естественной справедливостью, ибо интерес одного или немногих не может гармонировать с интересом всех. Только в демократии они могут гармонировать друг с другом[205]205
  Harrington J. Op. cit. Ch. VHI. P. 1, 8, 9 и 10.


[Закрыть]. Монархия, аристократия или демократия в сущности в своих законах всегда защищают себя, т. е. интересы владеемой ими поземельной и иной собственности.

Как видим, свое основное положение Гаррингтон провел с удивительной последовательностью. Но тем не менее его теория лишь кажется верной, ибо Гаррингтон обходит стороной основной вопрос о причинах, обусловливающих само распределение собственности, и об изменениях, которые могут произойти в нем, а между тем именно в этом и заключается главный рычаг, управляющий экономической жизнью.

Собственность не устанавливается и не поддерживается сама собой, но, как показывает ее история, идет вслед за идеями общества, за классом, в котором сосредоточивается духовная энергия. Как барометр не создает погоды, а лишь определяет ее состояние, так и собственность не определяет класса, обладающего душевной энергией, а наоборот, определяется им.

Жрецы и воины на Востоке по отношению к остальной массе населения, греческие и римские народности по отношению к покоренным племенам, феодалы и церковь в начале Средних веков по отношению к бродячим массам, коммуны XII в. по отношению к пережившим себя феодалам – все это представители духовной силы, энергии, повлекшие за собой и сосредоточение в их руках собственности.

Точно также возможно и обратное движение. Класс, создавший собственность, может потерять ее, если он лишается духовной энергии. В этих фактах нет ничего нелепого, произвольного или несправедливого, так как в сущности всякий берет то, что он сам создает. Хотя земля всегда содержит неисчислимые богатства, которые могут быть употреблены на пользу человека, но эти сокровища могут быть взяты из земли лишь силой знаний, силой умственного труда.

Первобытный человек часто голодает среди природы, содержащей невероятные богатства, ибо ему не хватает знания, с помощью которого он мог бы воспользоваться этими богатствами. Богатство в сущности всегда идет за знанием, поскольку оно есть как бы естественная привилегия, вознаграждающая умственную энергию; наоборот, богатство без знания непрочно, неустойчиво. Лица, владеющие богатствами без душевной энергии, могут легко потерять его не в результате каких-либо катастроф, а простого, естественного течения вещей.

Даже поверхностное знакомство с историей может убедить в верности этих положений хотя им, по-видимому, противоречат события обыденной жизни. Это противоречие проистекает вследствие ограниченности кругозора наблюдателя, который обсуждает явления, произошедшие в небольшой промежуток времени, и обобщает немногочисленные факты.

Укажем только некоторые факты из истории в подтверждение этой тезы. Например, уже во времена законов Ману существовал многочисленный класс нищенствующих браминов, которые питались подаянием. Этот класс возник, без сомнения, из-за того, что его члены не жили умственной жизнью, а лишь механически повторяли старое. В древнегреческих государствах враждебно смотрели вообще на торговцев и промышленников, однако часто принимали их в число граждан, как это следует из «Политики» Аристотеля.

Средневековые коммуны, состоявшие из беглых рабов, вырвали власть и богатство из рук своих властителей – феодалов. Представители церкви всюду теряли богатства и власть, если позволяли догонять себя людям науки и знания. Таким образом, собственность всегда шла за развивающейся идеей, обогащая ее носителей. Цивилизация всегда создавала собственность, а не наоборот.

Но положение Гаррингтона, ошибочное в целом, содержит значительную долю истины. Всякий сильный и интеллигентный класс, владеющий в данный момент большей собственностью, а с тем вместе обыкновенно и властью в государстве, естественно стремится закрепить за собой это могущество навсегда, помешать естественному образованию нового класса, владеющему душевной энергией, поэтому весьма часто законодательства лишь охраняют интересы господствующего класса. Так, у баварцев во времена феодализма законодательство назначает весьма неравную плату за убийство членов общества: эта плата составляет 1800 солидов за смерть свободного человека и 20 солидов за убийство раба[206]206
  Guisot. Histoire des origines du gouverntment representative. P. 220–223.


[Закрыть].

При Эдуарде III в Англии принимались законы, определяющие размер заработной платы в интересах аристократии и вообще стремящиеся сократить свободу передвижения народа[207]207
  GneistR. Geschichte und heutige Gestalt der Englischen Communalverfassung. S. 175.


[Закрыть].

Многие английские учреждения, сохранявшиеся долгое время, носят следы того же происхождения, как, например, покупка офицерских мест за высокую цену, намеренная дороговизна образования в английских университетах. Точно так же английское законодательство относительно Ирландии, отчасти Индии было ориентировано на то, чтобы стеснить в этих странах образование самостоятельного торгового и промышленного класса (запрещение ввоза машин в Ирланлию). В абсолютных монархиях многие законы, стесняющие личную свободу или свободу мысли, имеют такое же происхождение. Это указывает лишь на влияние интереса на законодательство, но не указывает, что интерес вполне управляет законодательством, ибо человеческая природа не изменяется при изменении формы правления.

Дух всегда развивается, подчиняясь собственным законам, а не законам, лежащим вне его. Если государство стесняет самостоятельное развитие духа, то тем самым оно подрывает собственное существование. Оно может – и даже должно – регулировать уклонения мысли, но не должно мешать ее здоровому развитию. Можно сказать, государство в лице его представителей должно стоять выше общества, широко понимая его умственные интересы. Если этого не случается, если правительство не действует в гармонии с естественно развивающимся духом общества, то это может привести к негативным потрясениям или вообще к упадку жизненности в государственном теле. Таким образом, всякое регулирование собственности должно осуществляться в весьма ограниченных пределах, и неизменно верно то положение, что в здоровом политическом теле богатство должно сопровождать знание как его естественную награду.

Каким образом, спрашивает себя Дж. Локк, можно объяснить право собственности, если разум говорит, что каждый родившийся имеет право на самосохранение, следовательно, право на предметы, необходимые для реализации этой цели. Священная история также говорит, что Бог дал землю в собственность всем людям. Труд, рассуждает Локк, дает право человеку присвоить себе часть общей собственности. Но труд, могут возразить, дает право на плод его, но не на землю, производящую плод. Как объяснить право на землю? Бог дал, отвечает Локк, землю в собственность всем людям, но, конечно, Он сделал это для их общего благоденствия, чтобы люди могли для большего удобства своей жизни извлекать из нее как можно более. Если бы земля оставалась в их общей собственности, то она всегда оставалась бы необработанной[208]208
  Lock J. The works. Т. V: Two treatises on government. P. 34.


[Закрыть].

Согласно самой умеренной оценке, продолжает Локк, можно сказать, что из всех продуктов земли, полезных для человека, 9/10 были плодом труда, ибо если бы мы могли оценить вещи, приготовленные к употреблению, с целью узнать, что в них дано природой и что получено трудом, то мы бы убедились, что 99/100 качеств в вещах есть продукт труда[209]209
  Ibid. P. 40.


[Закрыть]. Тот, говорит Локк, кто осваивает землю собственным трудом, не уменьшает, но увеличивает общий запас ценности, ибо один акр обработанной собственником земли дает, по самой скромной оценке, в 10 раз более, чем тот же акр в общем владении[210]210
  Ibid. P.36.


[Закрыть].

Право собственности, по Локку, есть естественное право человека, и оно не устанавливается государством, но само государство устанавливается для его охранения. «Все люди, – говорит Локк, – по природе равны и независимы. Никто не может быть лишен этого состояния и подчинен политической воле другого без его согласия. Единственный путь, посредством которого индивид отказывается от индивидуальной свободы и подчиняется обществу, есть путь добровольного согласия с другими людьми. Предметом этого соглашения является составление общества для обеспечения пользования своей собственностью и спокойной жизнью среди других людей»[211]211
  Ibid. Р. 95.


[Закрыть].

Свобода и собственность для Локка есть два неразделимых понятия, обусловливающие одно другое. Эта мысль глубоко верна, ибо свобода есть только возможность деятельности. Но индивиду совершенно недостаточно предоставление одной возможности деятельности без дарования ему того, что может сделать эту деятельность привлекательной для него. Свобода не будет пустым словом, а станет понятием содержательным, если предоставляемая индивиду возможность деятельности заключает в себе цель этой деятельности, которая может быть осуществима через собственность. Под именем собственности понимается право пользоваться всем тем, что есть продукт духовной или физической энергии индивида. Только при таком праве свобода в смысле возможности деятельности делается действительно соответствующей своему значению. Разъяснение этого вопроса, хотя далеко не полное, составляет одну из величайших заслуг Локка.

Мерсье-де-ла-Ривьер во второй половине XVIII в. пытался установить правомерное государство, основывая его исключительно на экономических началах[212]212
  L'ordre naturel des Societespolitiques (Вышла в 1767 г.). Т. II: Les collections principeaux economists. 1846.


[Закрыть].

По мнению Ривьера, происхождение всякого общества и государства, а равно его бытие обусловливаются исключительно политико-экономическими законами. «Общество, – говорит он, – происходит из необходимости посредством культуры увеличить запас продуктов. Пока численность населения была незначительной и люди могли существовать, используя естественные продукты земли, между ними сложилось лишь естественное общество, непосредственное и молчаливое. Оно было естественное, ибо выражалось в тех обоюдных правах, установленные природой параллельно обязанностям человека, которыми обусловила его существование. Это было непосредственное общество, ибо эти обязанности и эти права, соединены с физическим устройством человеческого тела, были одни и те же для всех человеческих существ и для всех мест, где блуждающие люди могли соединяться. Оно было молчаливое, ибо устанавливалось без всякого точного соглашения. Его справедливость и необходимость ощущались каждым индивидом. Наконец, оно существовало в силу физической и очевидной необходимости, без удовлетворения которой человеческий род не мог бы размножаться»[213]213
  Ibid.


[Закрыть]. Это естественное общество, непосредственное и молчаливое, не разрушилось с образованием частных обществ, или государств. Государство дало этому обществу лишь более определенную форму, распределило людей по классам, упрочило необходимые обязанности и права, не разлучные с человечеством. Все народы – только провинции великого царства природы, поэтому они должны управляться теми же законами – законами, которые во всем существенном должны быть совершенно тождественны, если бы все народы дошли до сознания абсолютно справедливого и не справедливого.

Такой порядок вещей, хотя с первого взгляда он кажется химерическим, был бы наиболее полезным для каждой нации, каждого суверена и каждого индивида. «В естественном, неопределенном состоянии общества каждый из нас знал, что такое справедливость в ее сущности, однако мог быть всегда несправедливым. Каждый из нас представлял себя с правом на собственность полностью независимым и искал лишь средств обеспечить это право. Каждый из нас знал, что это право абсолютное, но каждый также знал, что это право может быть нарушено. Все ощущали необходимость соединения всех в общество. Она состояла в том, чтобы установить для каждого из нас безопасность, которая требовалась для пользования правом собственности во всем пространстве этого права»[214]214
  Ibid. Р. 613.


[Закрыть].

Собственность есть не что иное, как право пользоваться, ибо нельзя отделить право пользования от свободы пользования. Невозможно, чтобы эта свобода могла существовать без этого права, ибо она не имела бы предмета.

«Собственность, безопасность, свобода – вот общественный порядок в его целости; отсюда произошло право собственности, поддержанное во всем своем естественном и первоначальном пространстве; отсюда с необходимостью произошли ее учреждения, определяющие форму настоящего общества. Право собственности можно рассматривать как дерево, ветви которого суть общественные учреждения. Оно отпускает от себя эти ветви и питает их; без него они бы погибли»[215]215
  Ibid. Р. 616.


[Закрыть].

Положительное законодательство всякого государства должно верно отражать все первоначальные права и обязанности, которые природа установила между людьми, поэтому положительные законодательства «не должны иметь ничего произвольного, ибо для них нет средины между отношением благоприятным или неблагоприятным для свободы; они могут быть очевидно справедливыми или очевидно несправедливыми»[216]216
  Ibid. Р. 616.


[Закрыть].

Люди соединяются и образуют единое государство, вооружают его единой властью именно для охраны и защиты собственности. Эта власть должна иметь физического представителя, который будет действовать сам и давать действиям других единое направление. Конечно, этот физический представитель должен быть один; если бы у одного политического тела было две главы, тогда они бы могли столкнуться в распоряжениях, противореча себе. Все спекулятивные системы, основанные на противовесе властей (деление государственной власти у Монтескьё), – очевидная и чистая химера. Единая наследственная власть есть естественная и необходимая форма государства, что при этой форме интересы власти и подданных тождественны, ибо благосостояние подданных обусловливает благосостояние самого представителя государственной власти, который путем налога делается собственником. Единый наследственный представитель верховной власти всегда будет заботиться о благосостоянии подданных, ибо это в его собственных интересах, а интерес – всегда лучший и естественный руководитель человека и общества. Любовь к наслаждениям и отвращение от страданий – два главных двигателя человечества. Это двигает не только человеком физическим, но и человеком социальным[217]217
  Ibid. Р. 635.


[Закрыть].

В главных основаниях Ривьер развивает мысль Локка, и в этих пределах его теория отличается глубокой правдой. Совершенно верно, что государственный порядок не есть нечто произвольное, созданное верховной властью государства. Основание его институтов покоится на неизменной потребности человеческой природы. Эти потребности не создаются государством, а в государстве лишь вполне обнаруживаются. Можно сказать, не государство их создает, а они создают государство. В отношении этих институтов сама власть государства не есть нечто беспредельное, ибо они в своих основах входят как составные части в природу государства. К числу таких вытекающих из природы человека институтов принадлежит институт собственности – в этом отношении мысль Ривьера глубоко истинна.

Но ложность и односторонность теории становятся очевидными с того момента, когда автор думает весь общественный порядок основать исключительно на собственности, как будто вся человеческая жизнь сводится к добыванию средств к существованию. Это основное заблуждение, в которое так склонны впадать экономисты.