Текст книги "Комментарий к роману Владимира Набокова «Дар»"

2–163

… я видел и слышал то же, что Марко Поло… – В «Путешествиях Марко Поло» (см.: [2–159]) рассказывается о том, что во время перехода через пустыню Лоб (часть Гоби) путешественники слышат голоса духов, увлекающие их в сторону от дороги, и, как Порденоне, звуки музыкальных инструментов и барабанов (см.: Поло 1902: 73). Подобные же рассказы местных жителей о таинственных голосах и звуках в пустыне, отманивающих путешественников от дороги и от воды, см.: Роборовский 1900: 131–132. Потанин свидетельствовал: «Китайские путешественники, пересекавшие пустыню, иногда рассказывают басню о разговоре духов, который они слышали при этом случае. Эти рассказы, кажется, небезосновательны. Когда мы в полдень, во время сильной жары, проходили пространство между холмами Шюбугур и урочищем Кобден-оботу, я и жена моя испытывали ощущение, как будто до нас доносился откуда-то разговор людей в виде неясной речи» (Потанин 1893: I, 473). Гедин передавал свидетельства местных жителей о том, что «путники время от времени слышат в пустыне голоса, зовущие их по имени, но стоит пойти на такой голос, чтобы заблудиться и погибнуть от жажды», и сравнивает их с рассказом Марко Поло (Гедин 1899: I, 351).

2–164

… среди странного мерцания воздуха без конца проходящие навстречу вихри, караваны и войска призраков… — Описывая свой путь через пустыню по дороге Марко Поло, Козлов отмечал: «Там и сям проносятся вихри <… > Вихри сменяются миражами, „злыми духами“, строящими фантастические здания <… > В воздухе стояла пыльная мгла…» (Козлов 1899: 101). Г. Юль в примечании к соответствующему месту у Марко Поло писал, что в одном китайском источнике упомянуты не слуховые, а зрительные галлюцинации, например «марширующие и останавливающиеся войска, которые постоянно изменяются, исчезают и появляются снова» (Yule 1903: I, 196–197; Zimmer, Hartmann 2002–2003: 67).

2–165

… когда великий землепроходец умирал, его друзья, собравшись у его ложа, умоляли его отказаться от того, что казалось им невероятным в его книге <… > он же ответствовал, что не поведал и половины виденного на самом деле. –  Этот анекдот о предсмертных словах Марко Поло, восходящий к хронике его современника Джакопо д’Акуи, приводится едва ли не во всех биографиях «великого землепроходца» (см., например: Yule 1903: I, 54).

2–166

… он сразу попал опять в тот мир, который был так же ему свойственен, как <… > вода – Офелии. –  Аллюзия на рассказ королевы Гертруды в «Гамлете» Шекспира о гибели Офелии, утонувшей в ручье (акт 4, сцена 7). Гертруду особенно поразило, что, упав в воду, Офелия нисколько не испугалась, словно «существо, которому эта стихия родима и свойственна» («like a creature native and endued / Unto that element»). Ср. соответствующее место в переводе Набокова: «Она обрывки песен пела, / как бы не чуя гибели – в привычной, / родной среде…» (Набоков 1999–2000: III, 673).

2–167

Елизавета Павловна уже давно поехала встречать мужа за десять верст на станцию: она всегда встречала его одна, и всегда случалось так, что никто толком не знал, с какой стороны они вернутся, справа ли или слева от дома, так как дорог было две, одна – подлиннее и поглаже – по шоссе и через село, другая – покороче и поухабистей – через Песчанку. –  Подразумевается путь от железнодорожной станции Сиверская до имения Набоковых Выра. Одна из дорог проходила через мызу Песчанка на живописном берегу реки Оредеж. Как говорилось о ней в путеводителе 1910 года, «местность эта сделалась излюбленным пребыванием многих артистов: Варламова, Жулевой и др. Появилось много лиц, приобретших разной величины участки для постройки дач и усадеб» (Лучинский, Никитин 2015: 43).

2–168

… с романсом «Чайка», переодетым в защитную форму («… Вот прапорщик юный со взводом пехоты…»)… – Популярный романс «Чайка» на стихи Е. А. Буланиной (1876–1941?) начинается словами: «Вот вспыхнуло утро. Румянятся воды. / Над озером быстрая чайка летит…» (Чернов 1949: 258). В годы Первой мировой войны существовало несколько его переделок в солдатскую песню вроде той, которую цитирует здесь Набоков: «Вот вспыхнуло утро, и выстрел раздался, / И грохот безумный пошел канонад. / Над нашим отрядом снаряд разорвался, / И началась битва и стоны и ад. // Вот прапорщик юный со взводом пехоты / Старается знамя полка отстоять. / Один он остался из всей полуроты, / Но нет, он не будет назад отступать…» (Чернов 1953: 334).

2–169

… по праздникам артист Феона развлекал солдат фарсовыми песенками… – Алексей Николаевич Феона (1879–1949) – актер и режиссер драматического и музыкального театра; с 1911 года выступал в петербургской оперетте.

2–170

«Вова приспособился» – популярный фарс актера и драматурга Е. А. Мировича (наст. фамилия Дунаев, 1878–1952) об избалованном аристократе, призванном в армию (1915).

2–171

… в журналах печатались стишки, посвященные войне: Теперь ты бич судьбы над родиною милой. / Но светлой радостью заблещет русский взор, / Когда постигнет он германского Атиллы / Бесстрастным временем отмеченный позор! – В заметке на полях принадлежавшего ему экземпляра английского перевода «Подвига» Набоков указал, что здесь цитируется строфа из стихотворения Георгия Иванова (см.: Shapiro 1999: 146). Источник цитаты установил А. Ю. Арьев. Это последняя строфа забытого патриотического стихотворения Г. Иванова «Войне» («На небе времени безумная комета…»), напечатанного лишь однажды, в журнале «Нива» (1917. № 7. 18 февраля. С. 104), и не вошедшего ни в один прижизненный сборник поэта (см.: Иванов 2009: 392–393, 681–682).

2–172

… в горах, между скал Ай-Петри и на волнистой Яйле, водились настоящие крымские редкости… – В «Заметках о чешуекрылых Крыма», напечатанных в английском журнале The Entomologist, Набоков сообщал, что его главными местами сбора крымских бабочек были «скалистые южные склоны горы Ай-Петри и Яйла – холмистые пастбища на ее северной стороне» (Nabokoff 1920: 29). Словом тюркского происхождения «яйла» (‘плато’) обычно называют характерные для Крымских гор холмистые склоны, покрытые альпийскими лугами, которые использовались как летние пастбища.

2–173

… сатира, недавно описанного Кузнецовым… — Имеется в виду бабочка Hipparchia euxina, впервые пойманная в Крыму выдающимся русским энтомологом и физиологом Н. Я. Кузнецовым (1873–1948) и описанная им в специальной работе 1909 года. Сам Набоков в «Заметках…» с сожалением отмечает, что сатира Кузнецова ему наблюдать не пришлось (Nabokoff 1920: 32).

2–174

… о многотомном труде, упорно продолжавшем издаваться в Штутгарте… — Скорее всего, имеется в виду издание «Бабочки Земли» Зайтца (см.: [2–55]).

2–175

… А скажи-ка, Костя, не приходилось тебе видеть в урочище Ви птичку Зо-вас? – Экзотические названия – это на самом деле немецкие слова wie («как») и so-was («что-то»).

2–176

А не случалось тебе, например, наблюдать диагональное передвижение энтоптических стаек? – Энтоптическими называют зрительные образы, возникающие внутри глазного яблока при закрытии глаз или вследствие повреждений сетчатки.

2–177

… добыл лучших из врачей, Гершензона, Ежова, Миллер-Мельницкого… – По предположению С. Сендеровича, Набоков выбрал фамилию первого врача, чтобы отдать дань М. О. Гершензону как пушкинисту, который предложил метод «медленного чтения» пушкинских текстов, свободного от идеологических интерпретаций. В пушкинистике 1910–1920-х годов антагонистом Гершензона был П. Е. Щеголев, сторонник биографического метода, чья фамилия также использована в «Даре» (Сендерович 2012: 520; о Щеголеве см.: [2–207]). При желании можно связать с Пушкиным и две другие фамилии. Петербургская актриса Е. И. Ежова (1788–1836), гражданская жена А. А. Шаховского, встречалась с Пушкиным в пору его петербургской разгульной жизни в 1817–1820 годах; Пушкин справлялся о ней в письме Я. Н. Толстому (26 сентября 1822 года), упоминал в черновике «Евгения Онегина» и плане «Русского Пелама». В книге Вересаева «Пушкин в жизни», которую Набоков много раз цитирует в «Даре», приводятся рассказ о Пушкине В. А. Нащокиной, записанный журналистом Н. М. Ежовым (1862–1942), приятелем Чехова, и воспоминания лицеиста П. И. Миллера (1813–1885), встречавшегося с Пушкиным в 1830-е годы (Вересаев 1936: II, 279, 114, 118). Двуязычная тавтология в двойной фамилии (по-английски miller значит ‘мельник’), скорее всего, просто шутка.

2–178

… позже вспыхнуло восстание среди киргизов и казахов в связи с призывом на военные работы… – Имеется в виду так называемое среднеазиатское восстание, начавшееся в июле 1916 года после принятия указа о принудительном привлечении на работы в прифронтовых районах мужчин-инородцев из Средней Азии. В «Современных записках» (1937. Кн. LXV. С. 16) и всех последующих изданиях – незамеченная опечатка, перешедшая и в английский перевод: «казаков» вместо правильного «казахов». Казаки, в отличие от казахов, не только не участвовали в среднеазиатском восстании 1916 года, но активно способствовали его подавлению.

2–179

Плавно поднялась с земли и описала широкий круг знакомая черно-белая красавица… – То есть описанная в начале главы бабочка тополевая нимфа (или тополевый ленточник; см.: [2–2]).

2–180

… знанием умноженная любовь: отверстые зеницы. –  Аллюзия на стихотворение Пушкина «Пророк» (1826), которое, как выяснится впоследствии (330), любил декламировать Константин Кириллович Годунов-Чердынцев: «Перстами легкими как сон / Моих зениц коснулся он. / Отверзлись вещие зеницы, / Как у испуганной орлицы» (Пушкин 1937–1959: III, 30).

2–181

… почти апельсиновые селены… – Имеется в виду бабочка из семейства нимфалид (лат. Nymphalidae), перламутровка селена (лат. Boloria или Clossiana selene).

2–182

… Уже несколько потрепанный, без одной шпоры, но еще мощный махаон, хлопая доспехами, опустился на ромашку… – Крупная дневная бабочка махаон (лат. Papilio machaon) из семейства парусников, или кавалеров (лат. Papilionidae), названа именем греческого мифологического героя, врача и воина, участника Троянской войны, сына Асклепия (Эскулапа). Отростки (хвостики) на ее задних крыльях иногда называют шпорами.

В «Других берегах» Набоков пишет, что именно с махаона началось его увлечение бабочками: «Началось все это, когда мне шел седьмой год, и началось с довольно банального случая. На персидской сирени у веранды флигеля я увидел первого своего махаона – до сих пор аоническое обаяние этих голых гласных наполняет меня каким-то восторженным гулом! Великолепное, бледно-желтое животное в черных и синих ступенчатых пятнах, с попугаячьим глазком на каждой из парных черно-палевых шпор, свешивалось с наклоненной малиново-лиловой грозди и, упиваясь ею, все время судорожно хлопало своими громадными крыльями. Я стонал от желанья. Один из слуг <… > ловко поймал бабочку в форменную фуражку, и эта фуражка с добычей была заперта в платяной шкаф, где пленнице полагалось за ночь умереть от нафталина; но когда на другое утро Mademoiselle отперла шкаф, чтобы взять что-то, бабочка, с мощным шорохом, вылетела ей в лицо, затем устремилась к растворенному окну, и вот, ныряя и рея, уже стала превращаться в золотую точку, и все продолжала лететь на восток, над тайгой и тундрой, на Вологду, Вятку и Пермь, а там – за суровый Урал, через Якутск и Верхнеколымск, а из Верхнеколымска – где она потеряла одну шпору – к прекрасному острову Св. Лаврентия, и через Аляску на Доусон, и на юг, вдоль Скалистых Гор, где наконец, после сорокалетней погони, я настиг ее и ударом рампетки „сбрил“ с ярко-желтого одуванчика, вместе с одуванчиком, в ярко-зеленой роще, вместе с рощей, высоко над Боулдером» (Набоков 1999–2000: V, 220–221). Упоминание о месте ссылки Чернышевского – Якутске и Верхнеколымске, где набоковская бабочка потеряла одну шпору (как и махаон в приведенном пассаже), – можно считать отсылкой к «Дару».

У Блока в очерке «Призрак Рима и Monte Luca» есть рассказ о чудесной ложбине, в которую он попал, поднимаясь на гору Монтелуко (Monteluco) близ города Сполето в Умбрии: «Это <… > был счастливый угол земли, блаженный край: тот рай и мир, который у нас, в средней полосе России, открывается на вырубках <… > Странствующий в этом краю становится просветлен душою и легок телом, и к нему прилетает большая пестрая, редкостная бабочка с вырезными крыльями: бабочка махаон». Согласно Блоку, просветление, которое испытывает человек, «попавший в край махаонов на лесной опушке», сродни тому состоянию, которое необходимо для постижения творений искусства (Блок 1960–1963: V, 400, 404). О перекличках с этим очерком Блока в «Подвиге» Набокова см.: Сендерович, Шварц 1998.

2–183

Лениво летали боярышницы, иная закапанная кукольной кровкой (пятна коей на белых стенах городов предсказывали нашим предкам гибель Трои, мор, трус). – У боярышницы (лат. Aporia crataegi), бабочки семейства белянок (лат. Pieridae), при выходе из куколки обыкновенно выступают капельки красной жидкости (мекония), которые связывают с древними легендами о кровавом дожде или кровавой росе как дурных предзнаменованиях. В «Илиаде» Гомера Зевс дважды посылает на троянскую землю кровавую росу, предвещающую гибель героев: «Зевс промыслитель в толпах их воздвиг, и с высот, из эфира / Росу послал, растворенную кровью; зане обрекал он / Многие храбрых главы ниспослать в обитель Аида» (XI, 53–55). «Так говорила, и внял ей отец и бессмертных и смертных: / Росу кровавую с неба послал на троянскую землю, / Чествуя сына героя, которого в Трое холмистой / Должен Патрокл умертвить, далеко от отчизны любезной» (XVI, 458–461). Подобные знамения многократно упоминает Тит Ливий в «Истории Рима». Ср., например: «И множество знамений видано было в тот год, а о других получены известия. На Форуме, на Комиции, на Капитолии видели капли крови» (Тит Ливий 1993: 140). О кровавой росе (dews of blood), предвещавшей гибель Юлия Цезаря, говорит Горацио в первой сцене «Гамлета». Натуралисты и комментаторы XIX века предположили, что красная роса может иметь естественное происхождение: после массового выхода боярышниц из куколки на деревьях и на стенах остается множество красных капелек, которые окрашивают росу и дождь.

Слова «мор» и «трус» (в значении ‘землетрясение’), а также «глад» часто используются в летописях и церковной литературе для описания катаклизмов. Традиция восходит к пророчеству Иисуса о войнах и бедствиях: «Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения [церковнослав. трýсы] по местам» (Мф. 24: 7). Из многочисленных примеров подобного словоупотребления в русской поэзии и художественной прозе отметим тексты, которые, вероятно, были хорошо известны Набокову: стихотворение Ахматовой «Пахнет гарью. Четыре недели…» (1914) – «Ждите глада, и труса, и мора, / И затменья небесных светил»; стихотворение Волошина «Потомкам (Во время террора)» (1921) – «Но мрак и брань, и мор, и трус, и глад / Застигли нас посереди дороги» (Волошин 2003: 349); роман Белого «Москва под ударом» (1926; см.: [3–29]) – «Какой-то дворыш из Китайского дома, куда собирались, по мненью Парфеткина, только уроды природы, ― дворыш, проглаголив три дня, предвещал ― глады, моры и трусы» (Белый 1927: 74); «Жизнь Арсеньева» Бунина – «В свое время он [город Елец], конечно, не раз пережил все, что полагается: в таком-то веке его „дотла разорил“ один хан, в таком-то другой, в таком-то третий, тогда-то „опустошил“ его великий пожар, тогда-то голод, тогда-то мор и трус…» (Бунин 1965–1967: VI, 59).

2–184

… первые шоколадные гиперанты уже порхали над травой… – Имеется в виду бабочка глазок цветочный или гиперант (лат. Аphantopus hyperantus) из подсемейства бархатниц (лат. Satyrinae).

2–185

На скабиозе <… > поместилась красно-синяя, с синими сяжками, цыганка, похожая на ряженого жука. – Судя по описанию, это бабочка из семейства пестрянок, так называемая пестрянка скабиозная (лат. Zygaena osterodensis).

Набоков, вероятно, называет ее цыганкой по созвучию с латинским наименованием.

В традиционной символике цветов скабиозы устойчиво ассоциируются с вдовством, трауром, потерей. По-французски их называют fleurs-des-veuves («вдовьи цветы»), а по-русски «вдовушками».

2–186

Два медных с лиловинкой мотылька <… > встретились на молниеносном лету… – В английском переводе указано название подсемейства бабочек: Coppers (Nabokov 1991b: 133; букв.: медяки, медные). По-русски это бабочки червонцы (лат. Lycaeninae) из семейства голубянок (лат. Lycaenidae). По окраске крыльев Д. Циммер установил, что Набоков имел в виду червонца щавелевого (лат. Paleochrysophanus hippothoe; Zimmer 2001: 216–217).

2–187

Лазоревый амандус – бабочка из семейства голубянок, голубянка aманда или милая (лат. Polyommatus icarus).

2–188

Смуглая фрея мелькнула среди селен. – Фрейя < sic!> – бабочка перламутровка Boloria (или Clossiana) freija, названная именем богини любви в германо-скандинавской мифологии. Она упоминается в «Других берегах» как «темно-коричневая с лиловизной болория» (Набоков 1999–2000: V, 232), а в «Speak, Memory» как «dusky little Fritillary bearing the name of a Norse goddess [смуглая маленькая перламутровка, носящая имя северной богини (англ.)]» (Nabokov 1966: 138). Другая перламутровка – селена (см.: [2–181]) – ее родственница.

2–189

Маленький бражник с телом шмеля и стеклянистыми, невидимыми от быстроты биения крыльцами, с воздуха попытал длинным хоботком цветок… – На шмеля похожи две маленькие бабочки из семейства бражников (лат. Sphingidae): шмелевидка жимолостная (лат. Hemaris fuciformis) и шмелевидка скабиозовая (лат. Hemaris tityus). Бражники пьют нектар не садясь на цветок, а зависая над ним в воздухе.

2–190

… одну замечательную киргизскую сказку. – Как установил О. Ронен, сказка-загадка о человеческом глазе имеет близкую параллель в талмудическом сказании об Александре Македонском. Дойдя до врат рая, Александр, не пропущенный внутрь, попросил на память какую-нибудь вещь. «Дали ему черепную кость. Придя в свое царство, Александр положил на одну чашу весов эту кость, а на другую все серебро и золото, бывшие при нем. Перевешивала кость. „Что значит это?“ – спросил Александр у мудрецов. „Эта кость, – ответили мудрецы, – орбита человеческого глаза, ненасытного в жадности своей“. – „Чем вы это докажете?“ – „Возьми горсть земли и посыпь кость“. Царь сделал так, – и золото тотчас перевесило кость» (рус. пер.: Агада 1923: 18; Ronen 2000: 23).

2–191

Все сокровища собрав, все в мешочек побросав, хан опустошил казну, ухо приложил ко дну, накидал еще вдвойне, – только звякает на дне. – В английском переводе «Дара» этот стихотворный фрагмент напечатан в столбик (Nabokov 1991b: 134). Классическая модель сказки в стихах, написанной рифмованным четырехстопным хореем со сплошными мужскими клаузулами, – «Спящая царевна» (1831) Жуковского («Жил-был добрый царь Матвей; / Жил с царицею своей / Он в согласье много лет; / А детей все нет как нет…» [Жуковский 1959: III, 170]).

2–192

… около деревни Чэту. – В тибетской деревне Чет-ту (Chet-tu) близ Татцьен-лу останавливался Пратт (Pratt 1892: 144; Zimmer, Hartmann 2002–2003: 69).

2–193

… человек в европейском платье <… > оказавшийся знаменитым русским путешественником Годуновым. Мы провели несколько прелестных минут, на мураве, в тени скалы, обсуждая номенклатурную тонкость в связи с научным названием крохотного голубого ириса… – «Очень красивый карликовый голубой ирис», росший у горного перевала в районе Татцьен-лу, отмечал Пратт (Pratt 1892: 186).

2–194

… к отцу Мартэну, умиравшему в дальней харчевне. –  В отчете о своих путешествиях Пратт упоминает о встрече с католическим миссионером из Хуанг-му-чанга, отцом Жозефом Мартеном, который до того не видел европейцев уже одиннадцать лет (Pratt 1892: 113, 122; Zimmer, Hartmann 2002–2003: 69). Набоков, возможно, имел в виду и его полного тезку, французского путешественника Жозефа Мартена (Joseph Napoléon Martin, 1849–1892), о печальной судьбе которого рассказывает Грум-Гржимайло, встретившийся с ним во время стоянки в Су-чжоу. После этой встречи Мартeн отправился в труднейшее путешествие через Лоб-нор на Хотан, «дабы повторить путь Марко Поло», тяжело заболел и в 1892 году умер в военном госпитале города Нового Маргелана, ныне Ферганы (Грум 1907: 126–127).

2–195

… к его дяде, географу Березовскому… — В автобиографическом рассказе Набокова «Лебеда» упоминается учитель географии Березовский, чьим прототипом был преподаватель Тенишевского училища Николай Ильич Березин (Набоков 1999–2000: III, 580, 796). Кроме того, Набоков, безусловно, знал, что в экспедиции Потанина по Тибету, Китаю и Монголии принимал участие натуралист-зоолог М. М. Березовский, собравший превосходные коллекции и опубликовавший обширную орнитологическую работу «Птицы Гансуйского путешествия Г. Н. Потанина 1884–1887 гг.» (СПб., 1891), на которую неоднократно ссылается Грум-Гржимайло.

2–196

Ак-Булат – правильно Ак-Булак или Акбулак (по названию родника), железнодорожная станция дороги Оренбург – Ташкент, на юге Оренбургской губернии.

2–197

Семиречье (по числу рек, впадающих в озеро Балхаш) – историко-географическая область между озером Балхаш на севере, Джунгарским Алатау на востоке и бассейном верхнего течения реки Нарын на юге.

2–198

… на чубарой юрге… – Чубарый (о масти лошадей) – пестрый, пятнистый, крапчатый. Юрга (от татарск. юрга-ат) – иноходец.

2–199

Тургайская область (по названию реки Тургай) – административная единица в старой России, ныне северо-западная часть Казахстана.

2–200

… на станции «Аральское море», у степенных уральцев-староверов? – железнодорожная станция поселка Аральск (ныне город Арал, Казахстан) действительно называлась «Аральское море». В 1875–1879 годах после мятежа в Уральском казацком войске в эти края сослали мятежных казаков, большинство которых были староверами.

2–201

«В чем твое звание?» – спросил Пугачев астронома Ловица. «В исчислении звезд». Вот и повесил его, чтобы был поближе к звездам. –  Пересказывается эпизод из «Истории Пугачевского бунта» Пушкина: «Пугачев бежал по берегу Волги. Тут он встретил астронома Ловица и спросил, что он за человек. Услыша, что Ловиц наблюдал течение светил небесных, он велел его повесить поближе к звездам» (Пушкин 1937–1959: IX, 75).

2–202

… с Лавром Корниловым <… > объездил Степь Отчаяния, а впоследствии встречался с ним в Китае? – Имеется в виду генерал Л. Г. Корнилов (1870–1918), исследователь-путешественник, герой русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, организатор неудачной попытки военного мятежа в августе 1917 года, создатель Добровольческой армии. В 1901 году молодым офицером во главе небольшой экспедиции (состоявшей из двух казаков и двух туркменов) он совершил труднейшее семимесячное путешествие по так называемой Степи Отчаяния, или пустыне Дашти-Наумед, в Восточной Персии, которая до тех пор не была исследована европейцами (см. главу «В Степи Отчаяния»: Севский 1919: 8–11). С 1907 по 1911 год Корнилов был военным представителем России в Китае.

2–203

Как ждал он с ними во мраке? С усмешкой пренебрежения. –  Мотив презрительной насмешки жертвы, ожидающей расстрела, над палачами восходит к стихотворению Набокова «Расстрел» («Небритый, смеющийся, бледный…» – Набоков 1999–2000: II, 586). В статье «Искусство литературы и здравый смысл» («The Art of Literature and Common Sense», 1941, 1951) Набоков писал, что диктаторы и убийцы больше всего на свете ненавидят подобный «неистребимый, вечно ускользающий и вечно провоцирующий блеск в глазах. Одной из главных причин, почему ленинские бандиты около тридцати лет назад убили храбрейшего русского поэта Гумилева, было то, что все время, пока длились его мучения, – в полутемном кабинете следователя, в пыточной камере, в извилистых коридорах, по которым его вели к грузовику, в грузовике, в котором его везли убивать, на месте казни, где шаркали ногами неумелые и угрюмые солдаты расстрельной команды, – поэт не переставал улыбаться» (Nabokov 1982a: 376).

2–204

… холмы моей печали… – реминисценция из стихотворения Пушкина (Пушкин 1937–1959: III, 158): «На холмах Грузии лежит ночная мгла; / Шумит Арагва предо мною. / Мне грустно и легко; печаль моя светла; / Печаль моя полна тобою» (1829).

2–205

… змея, который молодой Гринев мастерил из географической карты… — Имеется в виду эпизод в начале «Капитанской дочки», которым завершается домашнее воспитание юного героя: когда Гринев, решив сделать из географической карты змея, «прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды», в комнату вошел его отец и, «увидя его упражнения в географии», дернул сына за ухо и прогнал его воспитателя со двора (Там же: VIII, 280). Эта аллюзия указывает на то, что Годунов-Чердынцев тоже заканчивает начальное воспитание, опасаясь вызвать неудовольствие отца своими «упражнениями в географии».

2–206

… поцелуй первый шаг к охлаждению… – расхожая цитата из стихотворения С. Я. Надсона «Только утро любви хорошо…» (1883): «Поцелуй – первый шаг к охлажденью: мечта / И возможной, и близкою стала; / С поцелуем роняет венок чистота, / И кумир низведен с пьедестала…» (Надсон 1887: 279).

2–207

Фамилия – Щеголев, это вам ничего не говорит, но он был в России прокурором… — На самом деле, фамилия должна кое-что сказать Годунову-Чердынцеву, поскольку напоминает об известном историке и пушкинисте П. Е. Щеголеве (1877–1931). На выбор этой фамилии для малоприятного персонажа «Дара» (даже внешне несколько напоминающего своего знаменитого однофамильца) могли повлиять не только последовательный «историзм» Щеголева-исследователя, но и его поведение при советской власти. Как писал Ходасевич в некрологе «Памяти П. Е. Щеголева», «в последние годы он слишком часто и явно переступал естественные пределы той неизбежной приспособляемости, на которую имеют неотъемлемое право все жители СССР. <… > Даже простота изложения, всегда бывшая одним из выдающихся достоинств Щеголева, в недавние годы была им доведена до того утрированно-советского стиля, который своей поддельной простенькостью напоминает стиль ростопчинских афиш. Все это (и еще многое, о чем не буду распространяться) слишком часто в знающих Щеголева и привыкших его уважать вызывало чувство горечи и негодования» (Возрождение. 1931. № 2067. 29 января). Среди работ Щеголева 1920-х годов – публикации неизданной прозы Чернышевского, написанной в заключении, а также статья о нем «Страсть писателя (Н. Г. Чернышевский)», вошедшая в книгу: Щеголев 1929: 29–52. В специальной работе А. Б. Блюмбаум убедительно показал, что, сделав своего Щеголева прокурором, Набоков намекает на прокурорский тон и аргументы, использованные Щеголевым-исследователем в полемике с Ходасевичем по поводу пушкинской «Русалки» (см.: Блюмбаум 2007b). Отвечая своему оппоненту в статье «В спорах о Пушкине» (Современные записки. 1928. Кн. ХХХVII. С. 275–294), Ходасевич с негодованием отозвался о его саркастических отсылках к статьям советского уголовного кодекса. Единственным моральным критерием Щеголеву «кажется советское уложение о наказаниях», – писал он, добавляя в примечании: «Я не умею спорить о Пушкине в столь советском тоне, которым Щеголев хочет позабавить – не знаю кого» (цит. по: Ходасевич 2001: 143).

2–208

… живут они на Агамемнонштрассе, 15… — Вымышленное название улицы иронически соотносит семейную ситуацию Щеголевых с древнегреческим мифом о царе Агамемноне (убитом его женой Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом). После гибели Агамемнона его дочь Электра некоторое время жила с матерью, вышедшей за Эгисфа замуж, и отчимом. Прообразом Агамемнонштрассе считается Несторштрассе (Nestorstrasse), на которой – в доме 22 – Набоковы жили с 1932 по 1937 год (см.: [3–41], [3–76]). Как нетрудно заметить, обе улицы, вымышленная и реальная, названы именами греческих царей, участников Троянской войны.

2–209

… вольно и воздушно лежало <… > голубоватое газовое платье, очень короткое, как носили тогда на балах, а на столике блестел серебристый цветок рядом с ножницами. –  По предположению Ю. Левинга, здесь содержится аллюзия на «Записки сумасшедшего» Гоголя, где герой мечтает заглянуть в будуар дочери директора департамента и увидеть, «как лежит там разбросанное ее платье, больше похожее на воздух, чем на платье» (Гоголь 1937–1952: III, 199–200; Leving 2011: 295–296). Это тем более вероятно, что следующее за данным эпизодом «прощание с комнатой» стилизовано под лирические пассажи «Мертвых душ» (см.: [2–210]). С другой стороны, следует отметить, что прельстившие героя предметы образуют триаду, которая, подобно триаде «облако, озеро, башня» в одноименном рассказе, может быть записана в виде метрически правильной стихотворной строки: «ножницы, платье, цветок» (трехстопный дактиль) или «платье, ножницы, цветок» (четырехстопный хорей).

2–210

Случалось ли тебе, читатель, испытывать тонкую грусть расставания с нелюбимой обителью? Не разрывается сердце, как при прощании с предметами, милыми нам. Увлажненный взор не блуждает окрест, удерживая слезу, точно желал бы в ней унести дрожащий отсвет покидаемого места; но в лучшем уголку души мы чувствуем жалость к вещам, которых собой не оживили, едва замечали, и вот покидаем навеки. – Пассаж представляет собой стилизацию под обращенные к читателю авторские отступления в прозе XIX века, прежде всего у Гоголя. По словам П. Пильского, Гоголь здесь подвергся «тихому осмеянию» (Сегодня. 1938. № 20. 21 января). Начальная вопросительная формула «Случалось ли тебе/вам, читатель…» встречается во многих произведениях разных жанров. Для «Дара» более всего актуально обращение к читателю в «Отрочестве» Толстого, когда герой переезжает из деревни в Москву: «Случалось ли вам, читатель, в известную пору жизни вдруг замечать, что ваш взгляд на вещи совершенно изменяется, как будто все предметы, которые вы видели до сих пор, вдруг повернулись к вам неизвестной еще стороной? Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я и считаю начало моего отрочества» (Толстой 1978–1985: I, 123). Подобно Толстому, Набоков маркирует этой формулой значимый момент изменения, перехода границы, переселения из одного дома в другой.

Обращаясь к читателю на «ты» вместо традиционного «вы», как у Толстого или Тургенева (ср.: [5–70а]), Набоков следует за Гоголем, который в первой редакции «Мертвых душ» писал: «Кому не говорю дружеского ты, тот не подходи ко мне. По этому самому читающий меня не должен обижаться, если я с ним запросто и скажу ему ты. Первый приятель автора есть его читатель. <… > Итак, будь лучше ты, нежели вы, веселый и прямодушный читатель мой. Я с тобою совершенно без чинов, и вместо того, чтобы рассказывать, как герой наш одевался, беру тебя за руку и веду прямо на бал к губернатору» (Гоголь 1937–1952: VI, 331).