Текст книги "Вселенная Марка Сенпека. Роман"

Мариса Ловиан сидит в нижнем белье и с интересом смотрит на меня.

– Ты заставил меня ждать и не отвечал на звонки!

Взглянув на ее грудь, понимаю, что девушка сидит давно и успела замерзнуть. Беру Марису на руки и почти сразу кидаю на кровать.

– Отец не научил тебя стучаться? ― спрашиваю я с усмешкой, а потом целую ее в губы.

***

Туманное утро постепенно проявляется сквозь шторы. За окном слышны приглушенные клаксоны и несколько выстрелов. Гул вентиляции скачет эхом по стенам. Лежу один в смятой постели и мечтаю проспать весь день.

На единственном в квартире зеркале над умывальником губной помадой нарисованы сердечки и отпечаток губ Марисы. Этот прием она позаимствовала из одного романтического фильма, который мы смотрели в ее первую ночевку у меня.

– Ну что, попользовалась тобой и кинула? ― смеется Оливка в динамиках по углам комнат. ― Только не реви, дорогой.

Я принял душ и непривычно долго смотрел в зеркало на татуировки, полностью покрывающие мои руки до плеч. Разные символы, изображение божества Курруканна с биомеханическими глазами, инициалы родителей. Горилла, играющая с огненным шаром, кобра опоясывает мою руку и от запястья выпускает клыки и язык на ладонь. Чернильные рукава, скрывающие ожоги.

Кофеварка мигнула пиксельной улыбкой Оливки и выплюнула одноразовый стакан с полиэтиленовой крышкой. Внутри оказалась вода, подкрашенная порошковой смесью, называемой кофе. Адреналин ударил по сердцу, зрачки мгновенно расширились и вернулись в норму.

Дед варил по утрам гору синтетических яиц, рассказывал обычно отец, когда мы завтракали. Это случалось редко ― совместные завтраки. Обычно я просыпался один в пустой квартире, а родители уехали куда-то ночью на расследование убийства. Отец раньше занимался делами, связанными с годжолоином. Давно, когда родители еще были живы, я нашел в кармане отцовской куртки маленький пузырек с радужной мазью. Обыскивать его куртку я начал в поисках пары сотенных купюр, чтобы купить сигарет и выпивки для нашей с друзьями вечеринки в заброшенном детском саду Клоповника. Выдавив на палец немного разноцветного крема, я нанес его на уши. Почти сразу я провалился в появившуюся в полу дыру. Но падение резко сменилось полетом. Я летел между электрическими проводами, натянутыми над домами, проникал внутрь чужих квартир, рассматривал соседей. Только оказавшись над крышей, я понял, что летаю не в своем доме. Мы жили с родителями в отцовском таунхаусе в Клоповнике. Два этажа, деревянные перекрытия. Меня утягивало выше. И, как все, я увидел звезды слишком близко. Они были рассыпаны осколками стекла по шерстяному одеялу вселенной, которым меня кто-то невидимый укрыл, и я вскрикнул, потому что ждал, что оно оставит порезы.

Но я лежал на своей детской кровати, укрытый пледом, несмотря на лето, и дрожал от озноба Радости. Приглушенно где-то далеко голос матери звал на помощь медиков, а отец просил меня выпить какой-то вонючий бульон. Я успел пару раз блевануть до приезда врачей.

После всего мать отвесила мне пощечин и оплеух. Ее угрозы не нуждались в словах. Родители громко поругались. Мать обвиняла отца. Весь набор ругательств я сохранил от нее. Долгие годы я винил себя в их разводе. Но они остались напарниками и погибли вместе, словно оставив мне надежду, причину верить, что расставание не повлияло на их любовь.

Телефон сигналит сообщением. Новый заказ, который я принимаю.

***

Монокар плывет в тумане и дыме. Оливка включила подкаст о быстро поднимающемся уровне океана и новых затопленных территориях Мальбоны. Выехав на эстакаду, замечаю порт и сотни кораблей, приютившихся у причала. Парусники и бронированные массивные катера для быстрого путешествия через океан. Вместе с отцом и мамой мы прибыли сюда почти двадцать лет назад за лучшей жизнью, когда обоих перевели в Мальбонский отдел ОБН. В городе только появились первые Счастливчики. Бронекатер выплюнул на берег тогда и семью Ловианов.

На подъезде к Ядовитому району Оливка поднимает металлические заслонки на окна и включает внешние скрытые камеры, транслирующие окружение на мониторы внутри монокара. Беженцы и нелегальные приезжие стекают сюда, как мухи на мед. В динамиках монокара гремит разноголосая многонациональная толпа местных жителей, вышедших на поиски годжолоина, совершить убийство, кражу, обновить себя, например, поменять руку на механическое оружие. Местный отдел «СинтТело» успешно поставляет запасные органы и конечности. Но такая услуга не каждому по карману, поэтому кражи и убийства из-за денег происходят так часто, что почти никогда не раскрываются в Мальбоне. Тогда кто-то, у кого есть деньги, находит такого, как я, и платит за поиск преступника. Но у меня есть условие ― я не исполняю убийства. Только защищаюсь, но месть не мой удел. Иногда моими услугами пользуется полиция и ОБН за счет налогоплательщиков.

Я командую Оливке, чтобы сканировала всех подряд. Справа на мониторе мерцает фотография искомой девушки. Эмина Замги, пятнадцать лет, сбежала от родителей с каким-то парнем из банды. Легкие деньги (!), пискнула утром Оливка.

На капот прыгает разрисованный светящимися татуировками парень с модифицированным лицом под волка. Роняет бутылку пива, но успевает ее схватить, пока не укатилась на асфальт, и громко ругается. Допивает пиво, нагло перегородив мне дорогу, а потом пьяно кидает бутылку в металлическую заслонку и растворяется среди прохожих. Пробираясь дальше по Ядовитому району, думаю, может не нужно было останавливать машину, а протащить наглеца пару перекрестков и сбросить в канаву.

Паркую монокар возле высокой многоэтажки через несколько кварталов и пробиваюсь между торгашами поношенной одеждой и разной утварью, украденной из чьей-то квартиры. Дом выглядит как близнец моего пчелиного улья. Граффити выполнены, кажется, тем же уличным художником. Только лифт немного больше, но скрип словно записан в шахте моего дома.

На двери в квартиру моего старого друга Шивонна выведены маркером часы посещений. Свою квартиру он использует, как офис продаж и бесплатной юридической помощи. Из-за двери приглушенно слышно какую-то ужасную смесь из старой и новой музыки, замиксованной в фольклорном стиле далеких предков Шивонна с востока. Его смуглая кожа и миндалевидные глаза подтверждают догадки о происхождении, хотя его семья живет в Мальбоне уже третье поколение.

Стучу в дверь, показываюсь камере над косяком и слышу чечетку щелчков открываемых замков. Железная створка медленно приоткрывается, и в прорезь появляется Шивонн. На нем разноцветный халат, подпоясанный ремешком с золотым отливом.

– Записано? ― спрашивает он, при этом его взгляд блуждает где-то позади меня.

– Это я. Ослеп?! ― возмущаюсь в ответ.

Присмотревшись, замечаю знакомый блеск его ушей и понимаю, что друг летает над радугой.

– Да, записано.

Проникаю в квартиру и замираю. Полумрак вибрирует музыкой. Шивонн стоит в прихожей и по-прежнему смотрит куда-то за пределы разума. Пританцовывает на месте, как ребенок, которому срочно нужно в туалет. Его дополнительные механические руки, прикрученные к спине, безвольно болтаются при покачивании. Шивонн гордится своими синтетическими конечностями. Приняв однажды слишком много Радости, он возомнил себя потомком одного из божеств в религии предков. Имя он выбрал под стать. Когда мы познакомились с ним достаточно, чтобы шутить друг над другом и не получить кулаком в нос, я долго убеждал его, что Шивонн скорее женское имя.

Хватаю его за шиворот халата и тащу в душевую кабину. Холодная вода только через минуту будоражит его настолько, что он вздрагивает и начинает икать голосом, не понимая, что происходит. Только что он кутался в звездное одеяло и почти разгадал какую-то тайну, но через секунду сидит в промокшем халате на дне кабинки и дрожит от холода. Полотенцем тщательно протираю его уши, счищая радужную мазь. Он что-то бормочет, его клонит в сон, но я бью ему пощечины и вывожу на кухню.

В аптечке нахожу шприц и пузырек «Будонолла» и колю ему два кубика. Вскипятив чайник, заставляю выпить две кружки кофе. Укутанный в полотенце, Шивонн сидит так несколько минут, прежде чем подает признаки возвращения. Почему-то я вновь вспоминаю свой первый улет и бульон, которым меня отпаивал отец в ожидании медиков. Включив фильтры вентиляции на полную мощность, я открываю жалюзи на окнах, впускаю в квартиру дымчатый дневной свет. Шивонн несколько раз откашливается и часто-часто моргает, трет глаза, словно пытаясь стряхнуть полупрозрачную пелену видений. Сизые мешки под глазами слегка подергиваются и трясутся при его чихании. Мы договорились о встрече утром, а он решил подкрепиться годжолоином. Я вкалываю ему еще кубик «Будонолла», и он наконец-то приходит в себя.

– Ты откуда тут? ― искренне удивляется он. Несколько раз чихает и с трудом дышит, будто долго бегал. Шмыгает носом, кутается в кофту, которую я нашел в закромах древнего комода в его спальне. Вся квартира заставлена ящиками с делами и коробками с товаром: старые консервы, сухое молоко, откуда-то украденные военные пайки, просроченный пенициллин, дешевый кислород в алюминиевых баллонах. На низеньком холодильнике приклеена фотография Пурины, его девушки. Точнее, бывшей девушки, не пожелавшей видеть своего жениха торговцем секретами и любителем радужных путешествий.

– Нашел ее? ― спрашиваю.

Шивонн кивает и манит пальцем вглубь квартиры. На рабочем столе три компьютерных монитора мигают в ожидании команды. Стена, возле которой установлен стол, завешена мониторами и плоскими телевизорами, транслирующими новости, старые фильмы, мультфильмы, записи с видеокамер над входом в квартиру и дом, с улиц, страницы сети. Шивонн плюхается в мягкое кресло с высокой спинкой и начинает быстро печатать и щелкать мышкой, словно и не было его передоза. Не отвлекаясь, механической рукой достает откуда-то бутылку односолодового со сроком выдержки старше меня и делает долгий глоток прямо из горлышка. Явно кто-то расплатился вместо джуттсов. По-кошачьи фыркает и облизывает губы. На мониторе слева появляется фотография Эмины Замги и ее досье.

– Девка спуталась с Осьминогом. Он приделал себе руки в том же подвале «СинтТела», что и я, ― выдает Шивонн между глотками. ― Работает на Прыгунов.

Прыгуны промышляют грабежом, и как они обкрадывают местных жителей, понятно из названия.

– Осьминог отличный взломщик, судя по его репутации, ― говорит Шивонн.

На улице, отогнав любопытную шпану от монокара, я выехал на второй уровень эстакады и позволил Оливке управлять и рассказывать о своих «переживаниях». Иногда она очень похожа на мою бывшую, когда та истерично била посуду из-за моего непонимания ее чувств, а я сидел рядом и поедал кусок синтмяса, вернувшись со смены в полиции. После ее ухода я некоторое время думал, что вполне смогу прожить один, сменяя интерьер квартиры на полумрак будуара продажных женщин. Но в одном из баров я встретил Марису, и всю ночь мы вспоминали наше общее детство, заливаясь кукурузным пивом и стопками сливовой водки.

***

Жилая высотка, в которой обитает Осьминог, слегка накренилась над палаточным лагерем бездомных и другим недостроенным зданием, покрывшись паутиной глубоких трещин. Дом, составленный из блоков других построек, жужжит скандалами и страхом. Зайдя в подъезд, обнаруживаю, что вместо лифта зияет черная шахта, заваленная мусором. Где-то наверху хлопает выстрел, потом второй, и слышится топот трусливых ног. Укрывшись одеялом тени, жду бегуна, совсем не желая сталкиваться с убийцей, наверняка заряженным годжолоином. Лишние хлопоты. По лестнице сбегает длинноволосый тощий подросток, держа пистолет и женскую сумку. Лицо парня покрыто красными брызгами и страхом. Глаза широко открыты, а зрачки заметно пульсируют чернотой. Он прыгает с последней ступени и едва ли не сносит с петель дверь подъезда.

Квартира Осьминога притаилась на последнем этаже в темном углу рядом с пустым пожарным ящиком. Вместо огнетушителя там стоят две пустые и три смятых в лепешку алюминиевые банки пива. Отсюда, наверное, не было слышно выстрела. Горы окурков усеяли полы дома подобно мертвым насекомым.

Когда я собираюсь добродушно постучать, то замечаю, что дверь приоткрыта, и в щель вылетают громкие угрозы расправы. Мужской голос хрипит усмешкой и предложением угадать, какую руку отрежут.

– Нет, не синтетическую, Осьминог, ― хохот шатает входную дверь.

– Где она?! ― раздается второй голос. Мужчина постарше.

– Я не знаю… Клянусь! ― робкий и дрожащий голос, видимо Осьминога.

Не ожидал услышать фальцет, но, возможно, когда тебе угрожают расчленением, запоешь и выше.

– Мы видели, как полчаса назад вы вместе вошли в дом. Не ври мне, членистоногий!

Новая порция смеха закружилась внутри квартиры. Через секунду послышались тычки и удары, затем хныканье и мольбы прекратить. Виртуозный взломщик оказался никудышным бойцом.

– Где девчонка? ― вновь спросил старший мужчина. От его голоса веяло спокойствием и самоуверенностью человека с большим мешком джуттсов.

На несколько мгновений в квартире стало тихо.

– Не знаю…, ― пищит Осьминог.

Почти сразу он закричал, а в приоткрытую дверь я увидел его, привязанным к стулу, и нож, воткнутый в его бедро. Четыре механические конечности лежат рядом и плюются искрами. До полноценного осьминога все равно не хватало рук. Ручку ножа держит лысый парень, присев на колено. Когда он вытаскивает лезвие и встает на ноги, то его макушка задевает потолок, и ему приходится стоять немного согнувшись. На его щеке выведена татуировка ― темный перечеркнутый абрис лица с глазом во лбу.

Осьминог вопит. Мужчина с проседью на висках недовольно морщится. Верзила поднимает стул вместе с Осьминогом и прикрывает раненому рот ладонью.

– Молчи, ― бесстрастно роняет он. ― Хотя, нет. Говори! Но не ори!

Осьминог начинает рыдать в его руку, почти полностью закрывшую ему лицо.

– Она… внизу…, ― слышится между всхлипываниями. ― У соседки. Карута… Ее зовут Карута. Ниже этажом.

Старик кивает, и бугай кидает стул с привязанным к нему Осьминогом в стену, а потом наступает ногой на визжащего взломщика. Голова парня лопается свежим арбузом.

Осторожно отступая от двери, я быстрым шагом спешу к лестнице. Сзади слышу шмыганье носом и указания старческого голоса забрать девчонку живой.

За одной из трех дверей живет Карута. Стучусь в каждую квартиру и шепотом зову женщину по имени. Потом зову Эмину и говорю, что меня прислал ее отец.

– Они идут за тобой, ― шиплю в прорезь каждой двери. ― Нужно спешить.

Открывается дверь слева, и кучерявая старушка смотрит на меня не пораженным катарактой глазом поверх древней двустволки.

– Я ничего не покупаю! Сваливай отсюда! ― кряхтит женщина.

– Эмина у вас?

– Чаво?

Быстро ныряю под оружие, обхожу Каруту и обыскиваю ее квартиру, заполненную диванами, подушками и оружием. Возле стен притаились винтовки и автоматы, на подоконниках лежат пистолеты и револьверы. Карута не стреляет, но громко возмущается. Я снова зову Эмину, когда на лестнице слышу выстрелы.

Карута у двери жмет на оба крючка сразу и падает на ковер. Поначалу мне кажется, что она так комично шмякнулась из-за отдачи ружья, но быстро замечаю растекающуюся из дырки в ее шее кровь. За дверью слышится рычание и ругань. Старик руководит атакой Лысого. Я успеваю пригнуться и сделать кувырок за диван.

– Оливка? ― шепчу в шлем.

Свет в квартире отключается, и я достаю Бритву. В ночном режиме шлема наблюдаю за верзилой, замершем в тени. Крадусь незаметно и бесшумно, но он замечает меня, как будто его глаза тоже настроены видеть в темноте. Он хватает меня за горло и поднимает над полом, почти стащив шлем.

– Кто шуршит тута?

Его пальцы, кажется, полностью обхватили мою шею. Я бью его ногой и одновременно вонзаю Бритву в грудь. Счастливчик разжимает пальцы и недовольно мычит:

– Зачем ты режешь Тоба?

Я откашливаюсь и уползаю. Тоб вытаскивает меч и машет им по сторонам, сжимает руками, засмотревшись, и улыбается:

– Нравится! Оставлю себе.

Достав лазервер, я выпускаю снаряд в голову Лысого. Слышен звон упавшей Бритвы, с глухим ударом падает Тоб. Его голова превратилась в такой же разбитый арбуз, что и башка Осьминога.

Я еще кашляю, когда снова грохочут выстрелы, а стена рядом плюется побелкой. Старик стучит каблуками вниз по лестнице и что-то кричит, видимо в телефон. Подбираю Бритву, проверяю заряд лазервера и тащусь в соседние комнаты.

– Эмина!

Спальня Каруты также заполнена подушками и оружием. Торговала старуха оптом. Проверяю под завалом вещей, за шторами, под кроватью. Злость заливает по́том глаза. Я пинаю все, что попадается рядом, а потом замираю. Прислушиваюсь, дышу медленно и тихо. Слышен приглушенный, словно робкий, стон Каруты, и она замирает. Я закрываю умершей Каруте глаза.

На лестнице снизу слышится табун бегущих людей. Кто-то замечает меня и стреляет. Пули попадают в потолок, рикошетят от металла перил. Сыпется кирпичная крошка. Бегу наверх, протирая спиной стены, прижимаясь к окнам.

От моего удара дверь на крышу распахивается и стучит о стену. Сильный ветер ерошит волосы, поднимает плащ. Я обегаю квадрат периметра и нахожу единственное ближайшее здание, ниже на несколько этажей, соединенное веревкой или канатом. На нем сушат белье, сидят голуби и вороны. Кто-то уже пользовался им для побега. Крен высотки указывает на палаточный лагерь и полуразвалившийся недострой, облюбованный более сильными бездомными. Я хватаюсь за сложенное влажное белье и лечу по старому таксоканату. Мокрая дырявая простыня скрутилась в толстую веревку, и мне послышался треск рвущейся ткани. А еще я чувствую, что белье выползает из рук.

Приземляюсь на крышу в покрытый пятнами мокрый после дождя матрас. Кто-то устроил себе тут отличный вид на звездное, но, чаще всего, пустое черное небо, покрытое тучами или неоном рекламы.

Неожиданно хлопает оглушительный взрыв. Мой почерневший и обугленный монокар сгорает поблизости. Рядом стоит несколько машин, а отряд вооруженных громил бежит в мою сторону.

Чертыхаясь и обещая всех убить, я отталкиваю появившегося на крыше парня в поношенной одежде, с почерневшими шелушащимися ушами, и бегу вниз. На втором этаже спрыгиваю с окна на ржавую кабину почившего грузовика и ныряю в старый парк. Густая крона леса укрыла меня от света.

– Оливка, веди, ― шепчу в шлем.

Через секунду в левой части монитора шлема появляется карта с красной светящейся линией маршрута. Позади слышны выстрелы и громкие разговоры. Пробираюсь в лабиринте веток и сгнившей листвы, отмахиваясь от жужжащих мух и назойливых пчел. Шагая медленно, но широко, я очищаю разум, и пытаюсь понять, чем так провинилась Эмина Замги, если за ней прислали армию, и, главное, как ей удалось незаметно скрыться от всех.

Несколько раз пролетает вертолет. Вскоре слышны клаксоны, шум колес и автомобили. Перебегаю широкую магистраль короткими прыжками, стараясь не замечать недовольство на лицах водителей. Несмотря на середину дня, город трещит по швам вышедшими на улицы людьми. Я надеюсь, что мне удастся затеряться в толпе. Спускаясь в метро, еще продолжаю осматриваться вокруг в поисках преследователей. Подземка пронизывает материк насквозь, но, чтобы добраться из одного конца в другой, потребуется три пересадки и почти полные сутки. Так что, если собрался проехать от порта до аэропорта, приготовься заночевать в вагоне.

Человеческий поток плавно перетекает из поезда на платформу и обратно. Внутренности станций и вагонов декорированы в одном стиле с жилыми постройками. Телестены мерцают рекламой. Граффити и ругательства, скабрезные рисунки и призывы. «УБЕЙ ВСЕХ СЧАСТЛИВЧИКОВ!», «ГНОЙКИ ЛУЧШИЕ». Номера телефонов с предложениями разного вида интима. В пыльное окно вагона замечаю на платформе «Инди-ганн» скрюченного старика, оттирающего стены и почетную табличку Амейзинмену.

***

Заказчик, скрывающийся за именем Коррад Замги, обитает в Клоаке ― одном из секторов Кооперативных Трущоб, притаившемся в гуще заводов и фабрик. По крайней мере, координаты, указанные в заказе, привели меня именно сюда.

Выйдя из метро, я привычно ныряю в тень. Невысокий жилой комплекс сливается с черно-серым небом. Включив режим рентгена в шлеме, слышу редкие постукивания дождя, выросшего до ливня. Квартиры забиты жителями под завязку. В некоторых комнатах сидят или лежат сразу пятеро, и все неподвижно прилипли к телестене. В двух квартирах на разных этажах дерутся, кричат. Бранные слова вылетают в открытые окна вместе со стеклянными бутылками. Несколько комнат заняты проститутками.

Одна квартира темна и не просвечивает. Не видно кто или что внутри. Защита от рентгена стоит не меньше чистого кислорода, и большинство выбирает незатрудненное дыхание.

– Оливка, проверь.

Несколько секунд на мониторе шлема крутится колесико задумчивости виртпомощника.

– Пробиться не выходит. Сильная защита.

Захожу в подъезд и поднимаюсь по ступеням в узкой тропинке, устроенной кем-то между сваленным мусором, окурками, использованными презервативами и пустыми тюбиками годжолоина. Несколько исхудалых людей сидят на полу лестницы между этажами, прислонившись к стене, вперив невидящий взгляд в потолок или за окно.

По-прежнему считая, что поступаю глупо, я стучу в обшарпанный поролон на двери обозначенной квартиры. Дверь в конце коридора медленно приоткрывается, а потом резко стучит по косяку и щелкает замками. Я снова стучу. Звонка, кажется, никогда не было, но замечаю миниатюрную камеру в глазке. Наконец, множество замков и щеколд стрекочет, и поролоноодетая дверь кряхтит, открываясь.

Мудрая Китт смотрит на меня с порога.

Она приглашает зайти, посматривает подозрительно взглядом, ищущим что-то, ожидавшим увидеть кого-то, помимо меня. Пройдя в гостину, я понял, что мои глаза слишком широко открыты.

– Где Эмина?! ― громко спрашивает Китт.

– Может, сначала пояснишь, что происходит?

Китт поджала губы и то ли чихнула, то ли недовольно кашлянула, давая понять, что нет времени на светские беседы.

– Ты принял заказ, наемник! Где она?!

– Без понятия.

Посмотрев на меня секунду, она язвительно шепчет:

– Ты ее не нашел?! Какого черта тогда приперся?!

Она рычит старой львицей, даже обнажает клыки. Ее глаза, пронизывавшие меня насквозь, теперь забегали по стенам и окну, будто там есть ответ. В квартире над нами что-то громко упало, и люстра закачалась, зазвенев искусственным хрусталем.

Несколько минут я рассказываю о произошедшем в доме Осьминога. В конце Мудрая смотрит на меня старым взглядом уставшей женщины.

– Ты заметил у них символ в виде перечеркнутой человеческой головы с третьим глазом во лбу?

Я кивнул.

– Последователи общества Мортолия. Убивают всех Счастливчиков.

– Так у нее есть Дар? ― не скрываю удивления в голосе.

Китт быстро кивает, не глядя на меня.

– Они хотели ее схватить, а не убить.

Она отвечает мне понимающим взглядом.

– Кто она, Китт?

Мудрая шумно вздыхает. В ее глазах я не вижу злобы или недоверия, в них сквозит печаль и отчаяние человека, готового на все ради цели. Старуха почти падает в кресло и закуривает тонкую сигарету. Только сейчас замечаю на столике рядом переполненную окурками пепельницу.

– Она моя внучка, ― выдыхает Китт слова вместе с дымом.

Оранжевый кружок зажженной сигареты ярко засветился в предзакатной мгле.

***

Коррад Замги и его жена София Замги стали молодыми родителями в эпоху Второго прилива. В день своего двадцатилетия Коррад сделал предложение Софии и впервые остался ночевать у нее дома. Промышленная жилая капсула, доставшаяся Софии, как сироте, с трудом называлась домом, но это был их дом. Одиннадцать квадратов счастья, как София называла капсулу, особенно, узнав о своей беременности. К тому моменту вместе с мужем они почти полгода плотно сидели на годжолоине.

Девочка Эмина родилась с длинными редкими волосами цвета снега. Они оплели ее мокрую от плацентарной жидкости голову и сильно удивили акушерку, принимавшую ребенка. Дочь назвали в честь древней богини солнца, чье имя на старом наречии означает «Несущая свет». Меньше, чем через год, Коррад и София отправились в путешествие по радуге и не вернулись. Их сожгли в общественном крематории за счет единственной оставшейся родственницы ― Китт Замги. Матери Коррада.

– Я ее вырастила, ― шепчет Мудрая Китт ночному городу за окном.

В пять лет у Эмины впервые проявился Дар. Подчинять волю других. Но своим даром она не умела управлять, и Китт удалось его заблокировать своими силами и слабым раствором Льда, которым обзавелась, будучи сотрудником полиции. Со временем девочка становилась сильнее, и старухе приходилось подпитываться разбавленным годжолоином, чтобы скакать по радуге быстрее.

Несколько недель назад способность вновь проявилась. В Жилых Джунглях после стычки с каким-то парнем, Эмина приказала дюжине мужчин и женщин, оказавшимся поблизости, напасть на обидчика. Тому не удалось уйти. Конечности парня раскидали по улице. Эмина кричала так громко, что Китт услышала ее в своей голове. Она нашла внучку в одной из подворотен, сжавшейся в комок страха под козырьком лотка с уличной едой. Ее любимое место. Тай-Ви не прогоняет ее.

Мудрая Китт смяла окурок в пепельнице и зажгла новую сигарету.

– Известие о расправе и подростке, управлявшем другими, быстро разлетелось по Мальбоне.

Я кивнул самому себе, вспоминая тот случай.

– Он прислал мне сообщение через день, ― продолжила Китт. ― Его зовут Аполеон Рондо и ему нужна Эмина.

– Зачем она ему?

– Ему нужен ее Дар.

Городской свет проник в сумрак комнаты. Мудрая выкурила почти всю пачку сигарет, и в закрытой комнате дымок завился серо-черными облаками.

– Пусть заберет ее дар. Тогда и Мортолия отстанет, ― говорю через несколько минут. ― Почему бы просто не согласиться?

Лицо Китт появляется из тени.

– Эмина не выживет.

– Откуда ты знаешь?

За окном снова пролетел вертолет. Небосвод осветился россыпью пикселей рекламы.

– Я уже видела подобный ритуал.

Она выпустила очередное дымное облако.

– Вчера она сбежала. Раньше я могла найти ее, но теперь… мне все труднее применять силу, а уши сильнее зудят.

Китт потянулась к бутылке виски, оказавшейся рядом с креслом, но в окно влетает энергоснаряд и взрывается слишком ярким хлопком-вспышкой, от которого звенит в ушах, а перед глазами появляются телепомехи. Тихая бомба. Бронеплащ и шлем закрывают меня, но ударная волна отбрасывает к стене, по которой я стекаю размазанным желе.

Постепенно сумрак комнаты проявляется. В разбитое окно смотрит новая модель энерголета. Мудрая Китт лежит в дверном проеме, а перед ней стоит мужчина в черно-синем костюме военного летчика. На нем шлем, похожий на мой, скрывающий лицо.

– Где она? – шипит мужской голос через динамик, встроенный в шлем. Голос обычного человека, каких я встречаю каждый день. ― Она моя! Она принадлежит Аполеону Рондо.

– Тебе ее не найти… моя внучка слишком умна…, ― Мудрая Китт еще протирает глаза от телепомех.

– Как долго она сможет прятаться на улицах в одиночку? Аполеон Рондо найдет ее.

Он направляет на Китт энергопушку и нажимает на спусковой крючок. Полумрак озаряется новой вспышкой.

Я по-прежнему ощущаю себя словно расколотым на куски, не могу пошевелиться после взрыва. К головной боли примешивается тошнота. И впервые со смерти родителей я испытываю горе потери. Неожиданно для себя, я понимаю, как много значила для меня Китт.

Аполеон Рондо тем временем подошел ко мне и задал те же вопросы. Получив в ответ молчание, он направил руку, облаченную в кожаную перчатку мне в лицо. Слышу жужжание, монитор в шлеме показывает неизвестные символы и пищит-пищит нарушенной защитой. Рондо взломал мою систему силой своего Дара. Через секунду он называет мое настоящее имя и понимает, что мне ничего неизвестно. Он стреляет в меня из энергопушки. Сильная боль пронизывает грудь и растекается по телу. Перед тем, как утонуть в забытье, я замечаю, как Аполеон садится в энерголет, а по квартире Мудрой Китт плескается лава огня.