Текст книги "Вселенная Марка Сенпека. Роман"

– Ой! ― икает Пош за спиной Михаэля. Он снова смеется и комично прижимает ладони ко рту, будто сдерживая весь накопившийся хохот.

– Откуда оружие, Пош? ― тихо и спокойно повторяет Амейзинмен.

– Подарили, ― внезапно раздраженно отвечает Раттнамур, и больше не слышно его смеха, улыбка на лице сменилась оскалом раздражения.

Из пустого проема входной двери слышен топот десятков ног. Улыбка вернулась на лицо Поша Раттнамура. С лестницы послышался мужской голос, что-то говоривший на местном диалекте банд ― канттоте. Пош ответил ему и снова загоготал своим клокочущим хриплым полукашлем. Вновь в Амейзинмена полетели энергоснаряды, потом оружие сменили почему-то на старое огнестрельное, но пули отскакивали от Михаэля, продолжая свой бег рикошетом по квартире. Пош завизжал на канттота, и стрельба прекратилась.

Амейзинмен стоит в центре комнаты и с интересом наблюдает за представлением. После очередного диалога на канттота в квартиру вваливается несколько бандитов. Амейзинмен наносит удары по всем сторонам, руками и ногами, замораживает и сжигает, слепит излучением из глаз, выкидывает в окна и на лестницу бандитов, пока в сознании не остается лишь один из нападавших. Квартира усеяна телами, каждый жив, но ранен или травмирован.

– ОТКУДА ОРУЖИЕ?! ― рычит Амейзинмен звериным ревом, усиленным, оглушающим всех вокруг. Пош и его напарник-бандит катаются по полу, держась за уши, из которых течет кровь.

– Да с твоего завода, болван! ― недовольно пропищала девушка, вновь появившись из другой комнаты. В смежной стене застряли двое бандитов, куда их ударом отправил Амейзинмен.

– Идиотка! ― прокричал Пош.

Девушка капризно махнула рукой, показывая свое равнодушие.

***

Фабрика Донаммер закрылась перед смертью Плутарха. В официальном отчете причиной смерти указан сердечный приступ. Но Михаэлю такой вывод всегда казался слишком мягким. Систематическое отравление алкоголем и сигаретами, употребление запретных препаратов под прикрытием антидепрессантов, переедание в сумме с появившейся паранойей, отчужденностью, горем и чем-то еще, что скрывалось от влажных журналистских глаз. Так было бы вернее указать среди причин. Отец дымил больше, чем фабрика. Поэтому Михаэль был удивлен, что после вскрытия у отца не нашли рака легких.

В темноте фабрика кажется пустынней и бестелесной. Ржавые трубы давно не плевались клубами отходов. Амейзинмен приземлился поодаль. Облетев здания, заглянув едва ли не в каждую дверь, он начал думать, что его обманули, когда услышал звук, который простой человек не уловил бы. Подлетев к источнику гула и мерцания, Амейзинмен нащупал невидимый аппарат, похожий на датчик дыма, и сломал его. В то же мгновение одна из стен внутри завода растаяла в воздухе, открыв скрытые комнаты и лаз под землю. Неизвестный гул усилился, а затем сменился на жужжание. Крышка лаза резко распахнулась, выпуская тысячи неизвестных насекомых. Рой устремился на Амейзинмена, который выпустил из рук напалм, а из глаз ― широкие энергетические лучи, сжигая черную тучу радиоактивных тварей.

Волны насекомых наплывали, увеличиваясь до цунами. Погибшие опадали, создавая на полу могильник мелких телец. В воздухе запахло гарью, а затем серой. Быстро крутясь и направляя напалм вокруг себя, Амейзинмен вскоре смог создать непроницаемый воздушный купол, не позволяя рою проникнуть за него. И тогда тучи остановились. Михаэль прекратил выпускать огонь и лучи. Тихо жужжа, насекомые сгруппировались в силуэт. Перед Амейзинменом появилась человеческая фигура, полностью созданная из насекомых. В ее части, похожей на голову, раскрылся «рот», и голос, созданный шелестом крыльев насекомых, прошуршал:

– Сменил имидж, Похоронник? В плаще запутался?

Глаза Амейзинмена еще слегка светились, когда он, осмотрев жужжащую фигуру, улыбнулся:

– Это ты, Баэл? Снова сторожем подрабатываешь?

– Я его напарник! Мы братья! ― хрипло вскричал Баэл.

– Так ты успокаиваешь себя перед сном?

– Все отшучиваешься и, как всегда, безуспешно. Супергерой с ужасным чувством юмора. Печально. Часто вспоминаешь брата, Похоронник? Хорошо, когда было, кем пожертвовать ради себя?

Амейзинмен сжал кулаки, но на лице не проявилось и тени злости.

– Где Корганиум? – спокойно спросил он.

Насекомые зажужжали сильнее, вибрируя крыльями, хаотично кружась, но сохраняя силуэт Баэла. Они образовали его улыбку, из которой появилось:

– Он хочет поиграть с тобой, Амейзинмен. Не торопись. Ты должен понять.

Подняв «руку», он щелкает пальцами-насекомыми и еще две стены тают в воздухе, выпуская наружу отряды корганиумцев. Вместо энергопушек у них мечи и кинжалы, лезвия которых светятся энергией. С боевым криком, сектанты бросаются на Михаэля.

Он уворачивается сразу от трех обрушившихся на его голову клинков, и лезвия искрятся от попадания в бетон. Отправляет в дальний полет пятерых бандитов ударом кулака. В развороте бьет ногой, попадая в головы и туловища. Вновь выпускает из рук ледяную бурю, замораживающую корганиумцев. Но несколько из них не застывают. Они стряхивают с себя лед и вновь нападают. Амейзинмен видит на их лицах и руках светящиеся прожилки, молниями расползающиеся по коже. На секунду он остается в ступоре, удивленный, что на кого-то впервые не действует его сила.

Поэтому он только в последнее мгновение замечает брошенный в него нож и, хотя, успевает увернуться, лезвие задевает его плечо, оставляя полоску пореза. Багровая линия сочится кровью, оставляя красные капли на старом костюме. Михаэль, схватив огромные куски стен, кидает их в толпу. Слышатся краткие вскрики и звук расплющивания. Мимо пролетают кинжалы, он уклоняется от двух мечей. С каждой вытекающей каплей крови из него словно уходит энергия. И тогда один из новых сектантов вонзает в его живот меч. Лезвие проходит насквозь. Крик Амейзинмена распространяется по фабрике разрушительной волной. Он отбрасывает врагов, крошит стены, сметает силуэт Баэла, сплющивая насекомых. Слышатся глухие сильные удары, словно на землю упали метеориты: обрушилось несколько зданий фабрики.

Усыпанный обломками и пылью, Амейзинмен выбирается из-под груды камней и арматуры. Сев на колени, он тянет меч из живота. Рукоятка скользит под пальцами. Стиснув зубы, Михаэль вытаскивает светящееся лезвие и отбрасывает оружие прочь. Он чувствует, как рана сразу начинает затягиваться, а внутренности восстанавливаться. Но что-то происходит не как обычно. Ранение остается, а регенерация не заканчивается. Остается свежий разрез, который не полностью затянулся и из него продолжает сочиться тонкая кровавая линия. Закрывая порез ладонью, Амейзинмен растаскивает камни, отколовшиеся части здания, тела сектантов и отыскивает лаз.

Металлическая лестница холодит разгоряченную боем руку. Сохраняя силы, Амейзинмен спускается по ступеням, а не летит вниз. Оказывается в темном коридоре, который за тысячи своих посещений фабрики никогда не видел. Подсвечивая себе путь излучением из глаз, он проходит куда-то вглубь подземных ходов, спускаясь ниже, туда, где холоднее и сырее, а сводчатый потолок разносит эхо его неуверенных шагов. За поворотом он натыкается на массивную железную дверь. Глубоко вдохнув, открывает ее, и петли старчески громко скрипят. Он оказывается в огромном холле, потолок теряется в темноте, а вдалеке группа сектантов грузит ящики и коробки в аппарат, похожий на огромный лифт. Комната уставлена оружейными станками, столами для отлива энергоснарядов, пустыми полками, на которых, Михаэль уверен, совсем недавно лежали новые пушки.

Рядом с бегающими сектантами стоит Баэл. Черные волосы собраны резинкой в хвост, шрам от молнии, которую давным-давно в него выпустил Амейзинмен, рассекает лицо ото лба до подбородка. На нем костюм с высоким воротником. Он что-то кричит корганиумцам, руководит погрузкой. Большой энергогенератор крутится и гудит, подпитывая кабину «лифта» и человека внутри, одетого в длинный балахон с капюшоном.

– Убегаешь, Баэл?! ― кричит Амейзинмен.

Секунду сектанты стоят, держа коробки. Потом ехидно улыбающийся Баэл кивает им, достает из лифта несколько новых энергопушек, и в Михаэля снова летят энергоснаряды. Он с трудом делает кувырок, уклоняясь. Когда с ним рядом оказываются корганиумцы, бьет всех без разбора, кидая кулаки. С каждым ударом Михаэль понимает, что скоро энергия внутри него иссякнет. На костюме около раны проявилось темное пятно крови. И дышит он хрипло и слишком часто, затрудненно. Возможно, клинок задел легкие.

Раскидав сектантов, Амейзинмен подбегает к кабине «лифта». Она закрыта прозрачной дверью, по которой Михаэль бьет из всех оставшихся сил, но на ней образуется лишь сетка трещин.

– Ты проиграл, Похоронник, ― кривляется Баэл внутри «лифта». Вокруг него уставлены ящики с энергопушками.

Темная фигура в балахоне, наконец, поворачивается к Амейзинмену и улыбается. Перед Михаэлем за стеной стоит его брат Максим. Убитый двадцать лет назад.

– Здравствуй, братик, ― говорит Макс. Его глаза, такие же голубые, как у Михаэля, начинают светиться. Но голос не похож на голос Мунмена.

Амейзинмен не успевает ответить, а Баэл вновь щелкает пальцами и из глубины теней появляются сектанты, вооруженные светящимися мечами, кинжалами и энергопушками.

Максим смотрит своему брату прямо в глаза. На его лице больше нет улыбки. Кажется, что свечения их глаз образуют единое излучение. Он нажимает кнопку на запястье, и кабина вместе с ящиками оружия, Баэлом и Максом исчезает, проникнув куда-то сквозь пространство.

Амейзинмен стоит в середине зала, пытаясь поймать пальцами дымок, оставшийся от перемещения кабины. Со всех сторон к нему бегут корганиумцы, мимо пролетают выпущенные снаряды. Он чувствует, что рана в животе раскрылась, а кровь потекла сильнее.

В этот момент в воздухе появляется наэлектризованность, а волосы на руках Михаэля встают дыбом. Пространство комкается, и из образованной норы появляется Ночная Львица. От ее появления распространяется волна, как от крика Амейзинмена, и сектанты растворяются, рассыпаются на песчинки. В последний момент Михаэль успевает заметить, что лица у них одинаковые. Клоны, порожденные магией Баэла.

Подземелье трясется. Стены крошатся. С потолка падают куски кирпичей.

– Почему один пошел?! ― кричит осуждающе Тарина.

– Это был Максим! ― громко шепчет Амейзинмен. ― Тарина! Макс жив!

Последние силы оставляют его, и, теряя сознание, Михаэль чувствует, как Львица переносит его из подземной лаборатории, сминая реальность.

Глава 9. Марк Сенпек и покупка жены

На следующее утро Марк едет в продуктовый магазин. Супермаркет называется «Семейство» или «Семья».

Взяв автомобиль напрокат с почасовой оплатой, он проехал три километра по Эстакаде Мульта Кур-Кунусова. В дороге автомобили то исчезали, то внезапно появлялись, неожиданно выруливая из стройного ряда других машин. Их корпусы туманно размазывались, словно на грязном лобовом стекле, но дождь был давно, автомобиль чистый. Некоторые машины казались нечеткими, будто бы состоящими из пикселей. Небольшой сити-кар Марка ― недавно вышедшая модель ― медленно тянулся с максимальной разрешенной скоростью: заводские установки блокировали разгон выше положенного по правилам. Только что солнечное небо покрыли черно-серые тучи. Пролился тридцатисекундный ливень. Вновь появилось яркое жаркое солнце, а тучи растворились, как снег в огне. Дворники размазали дождь по лобовому стеклу, и, кажется, в дожде были примеси других веществ, как будто бы маслянистых, упавших вместе с ливнем. И теперь их не стереть, стекло покрыто чем-то непроницаемым радужным. Марку пришлось высунуться в окно и словно радостный пес смотреть на дорогу.

Перед въездом на парковку супермаркета его встретил высокий, метра три, не меньше, охранник. Просканировал на предмет бомб и продукции других магазинов, попросил документы, записал в свой старый журнал, который изначально был амбарной книгой из прошлого века, и только потом пропустил, уточнив, является ли Сенпек поднадзорным автором. Несмотря на образовавшуюся километровую пробку перед стоянкой, Марк еще несколько секунд подумал, прежде чем трогаться с места. И почему въезд и выезд с парковки один?

Автоматические двери приветственно брякают, механический голос желает приятных покупок, приходите каждый день, по всем вопросам обращайтесь по номеру телефона 7777-666-9… Марк ушел слишком далеко, чтобы услышать ненужный ему номер.

Пройдя через еще одни автоматические ставни, он слегка раскрыл от удивления рот. Некогда продуктовый магазин превратился в супермаркет людей! На широких и высоких стеллажах стоят мужчины, женщины и дети в красочных подарочных обертках, словно такая покупка всегда праздник. Разной расы, цвета кожи, возраста. Едва он успел закрыть рот, как почувствовал, что в руке у него появилась небольшая брошюра, а рядом ― высокая девушка в фирменной футболке-поло супермаркета «Семья». Очередное приветствие, а потом удивительно писклявый голос:

– У нас есть модели для самых капризных покупателей. Нет, простите, конечно же, не капризных, а… взыскательных клиентов. Уже решили, кого будете брать?

Марк, ошалело озираясь по сторонам, прошел вдоль стеллажей. Это живые люди, не андроиды или как их там называли раньше? Бородатый мужчина рядом с ним на полке только что чихнул. Он посмотрел прямо в глаза Сенпека.

Марк замер. Кажется, прошла минута, прежде чем он смог заговорить. Кто такой Марк Сенпек? Я ― Марк Сенпек. Почему про меня кто-то что-то рассказывает? Не первый раз такое, кстати.

Продавщицу… консультанта,… в общем, девушку, которая пытается впарить мне живых людей, зовут Изольда. Насколько консервативны ее родители?

Я говорю ей, что мне не нужен человек.

А она, благосклонно так улыбаясь, словно терпеливая учительница, отвечает, что всем нужен человек рядом.

Да, но я не хочу его покупать! Возмущаюсь.

Вы же когда-то пользовались услугами проституток? Какая разница? Искренне удивляется она.

Большая! Кричу я, не в силах сдержаться. Где гражданские права? Вызовите полицию.

Снова ее улыбка. Она машет двум тяжеловесным охранникам, сделавшим пару шагов в моем направлении, наверное, уже решившим выпроводить меня вон, глупый бунтовщик.

Эти люди здесь по своей воле. Им очень хорошо заплатили. Когда-то мы продавали товары для дома: продукты, бытовую технику. А потом решили подойти ближе к понятию «Семья», если вы понимаете, о чем я. Снова улыбается Изольда.

Нет, не понимаю. Бормочу я.

Каждый человек на витрине готов стать вашим/вашей: женой или мужем, сестрой, братом, матерью, отцом, дочерью, сыном… да кем угодно! Помочь создать семью. Повествует консультант.

И что, они готовы рожать или оплодотворять и прочее, все как положено? Смотрю ей прямо в глаза.

Да! Они будут вашей семьей, если у вас ее нет. Радуется чему-то Изольда.

Какая-то дикость! Я снова вскрикиваю.

Улыбка продавщицы почти трещит от натуги терпеливости.

В брошюре даны ответы… (я открываю книжку) … на все интересующие вас вопросы, даже больше. Выдыхает она.

Благодарю и отхожу.

Мне становится не по себе, трудно дышать и смотреть на стеллажи. Кажется, все выставленные на продажу люди смотрят на меня. А как же отмена рабства? Если верить Изольде, они все здесь не насильно. В брошюре указано, что между супермаркетом и каждым, решившим себя продать, человеком, заключен контракт. Крупными буквами сверху написано «НЕ РАБСТВО». Между покупателем и товаром (бррр) тоже заключается контракт. В специальном приложении для смартфона отслеживается местонахождение купленного человека, показатели здоровья, что-то еще… Все претенденты проходят строгий отбор!

Я прохожу мимо стеллажа и останавливаюсь за углом, увидев консультанта, рассказывающего мужчине, женщине и маленькой девочке о преимуществах выбора человека в супермаркете «Семья». А им-то зачем? Еще хотят ребенка? Но тут из разговора я понимаю, что мужчина и женщина не родители, а работники детского дома. Кто-то пожертвовал джуттсы для покупки матери этой девочке рядом с ними. Неужели, просто усыновлять (удочерять) перестали? Внезапно я чувствую комок в горле, хрипло кашляю, а потом меня тошнит в какое-то ведро, удобно оказавшееся рядом. Видимо, уборщица забыла.

Прождав несколько минут, выныриваю из-за угла взглядом, узнать, есть ли кто рядом, заметил меня, услышал. Никого. Мне хочется убежать из магазина, но боюсь, что меня примут за вора. Но только где я спрятал бы украденное?

Рядом снова внезапно появляется Изольда.

Так вы выбрали? Вопрошает она. Вам просто необходимо купить кого-нибудь. Потом еще придете. Все приходят. Кто откажется от покладистой жены или верного мужа? Послушные смышленые дети, любящие родители. Даже в сорок нам нужна мать. В пятьдесят не хватает отца.

Я хочу уйти. С трудом произношу я.

Конечно, можете уйти, но сначала купите человека. Изольда подходит ближе.

Мне не нужно. Мямлю я.

Вы обязаны купить. Таковы правила. Не нужна покупка ― не заходите в магазин. Голос консультанта повышается и, кажется, грубеет.

Какой вздор! Я тихо, но пытаюсь возмущаться. Ко мне начинают возвращаться силы и уверенность. Я всего-то хотел пачку макарон купить, говорю в ответ.

Несколько секунд Изольда молчаливо смотрит на меня, а потом вновь кивает охранникам. Одетые в черные костюмы бугаи встают по разные стороны от меня и направляют пистолеты в мое возмущенное, но ставшее испуганным, лицо.

Вы обязаны купить. Говорят оба в унисон в мои уши.

Я послушно киваю. Трус.

После оплаты и подписания контракта, охранники сопровождают меня до машины, даже помогают донести упакованную девушку, которую я только что купил. Двадцать пять лет, брюнетка, разумеется, похожа на Марину. Как иначе.

В машине я часто смотрю по сторонам, боюсь, что остальные водители увидят полуголую девушку в подарочной обертке и поймут превратно, возможно, вызовут полицию и обвинят меня в… чём-то таком. И эти размышления наводят меня на другую, самую важную мысль, о том, что я хотел сделать сразу, как только окажусь за границами «Семьи».

Припарковываюсь на обочине и звоню в полицию.

Мне нужна помощь! Только что в супермаркете «Семья» меня заставили купить женщину… девушку, если быть точнее. Там продают людей! Когда вы…

Меня прерывает женский голос диспетчера, которая хохочет, говорит, что шутка неплохая, но старая.

Да я правду говорю! Снова криком.

Все уже давно покупают людей там, вы что, спали год? Мне слышится хохот.

Нет. Говорю я. Кажется.

Всего хорошего. Гудки.

Диспетчер положила трубку, а я жму на газ, желая скорее оказаться дома в своей постели, но сначала принять ванну. Рядом автомобили вновь растворяются под начавшимся сорокаминутным градом, а потом появляются в неожиданных местах, но водители, кажется, другие.

Дома я бережно укладываю молчаливую покупку на диван, а сам скрываюсь в ванной. Мои руки болят, а в груди что-то быстро колотится, видимо, сердце. Сумерки только наступили, и я был вынужден тащить девушку тайком, только бы соседи не заметили. Кто бы что ни говорил, а в моем доме еще никто не покупал живого человека. Старуха-повитуха, которая знала моих родителей еще детьми, наверняка проклянет меня, если узнает. Ее отец в войну был в плену, выживал в лагере.

Ванная быстро наполнилась горячей водой. Я добавил соли, шампуни, сделал пенку, бросил резиновую уточку. Погрузившись, мечтал все забыть и проснуться от кошмара. Слегка расслабившись, я разрыдался под равномерное падение каплей с крана. Смеситель давно надо было починить. Но мои руки созданы только для литературы, а еще гладить женщин.

В гостиной у меня купленная девушка!

Я обтираюсь полотенцем и накидываю домашние штаны.

Девушка лежит на том же месте, где я ее оставил. Меня раздражает эта подарочная обертка, думаю, что больше не смогу принимать от кого-то подарки в обертке. Начинаю ее разворачивать (как бы сумасшедше это не звучало) и вижу, что на ней ничего не надето. Какие-то животные правила. А если бы я купил себе мать?!

Пока я не произнесу кодовую фразу, она не начнет играть свою роль. Я не верю, что настоящие чувства можно купить, подписав контракт. Достав телефон, открываю картинку с кодом. Я не смогу сделать из купленной девушки проститутку, заставить ее покончить с собой или что-то другое запрещенное или противоестественное. Как будто купля-продажа людей не была запрещена всего месяц назад. Когда же это разрешили? Я не помню такого Закона.

Девушка смотрит на меня и ждет.

Ты будешь моей женой. Говорю ей и смотрю прямо в глаза, как положено. Словно укрощаю дикого зверя. Или, наоборот, дразню. Не помню точно.

Она приветствует меня, а потом спрашивает, какое имя я хочу для нее.

Марина. Конечно же. А меня зовут Марк.

Мне нужна одежда, Марк. И я голодна.

Дома у меня нет женских шмоток. Отдаю ей свои джинсы и футболку. Обещаю купить все завтра. А продуктов я так и не купил! Нахожу последнюю пачку пельменей и варю все для нас. Следующие пятнадцать минут мы проводим в молчании. Также тихо мы едим. Только налив чай, я прошу ее рассказать о себе.

Разве тебе это нужно? Она говорит медленно и тихо.

Почему бы нет? Отвечаю ей.

По контракту запрещено, ты должен был почитать. Можешь рассказать мне о Марине. Она подается немного вперед, ближе ко мне.

Вот уж не хочу! Я прихлебываю чай. Смотрю за окно. Потом на обои. Потом снова на Марину. Конечно, она не настоящая Марина, но очень похожа. Невольно мой взгляд опускается на ее грудь, и я замечаю набухшие соски. Вот дерьмо!

Ты можешь уйти. Я не признаю Законов, разрешающих рабство. При этом мой взгляд направлен строго вперед на дверной косяк.

Я не в рабстве у тебя. Я твоя жена. Мы заключили контракт. А еще я обязана родить тебе сына. Можем начать сейчас, только приму душ. Она встает и правда идет в ванную комнату.

Через полчаса она выходит, покрытая каплями воды, словно намеренно не вытираясь. Она думает, что так соблазнит меня? Явно видела в каком-то фильме, наверное, из тех эротических обучающих. Но мне не нужны ее уловки. Я что-то привычно мямлю. Уже давно я пытаюсь отучиться мямлить. Лжемарина толкает меня на кровать и запрыгивает, оседлав, словно буйного скакуна. Она говорит какие-то скабрезности, вновь из тех фильмов. Мне кажется, что скоро зайдет режиссер и оператор и все, кто участвует в съемках, и начнут свою работу, а через неделю в шесть вечера я увижу свое удивленное лицо и голое тело по телевидению.

Утром я просыпаюсь от крика Марины. Подскакиваю и вижу, что вся кровать чем-то залита, а рядом моя купленная жена вопит, и не просто вопит, а орёт, что уже рожает. И действительно у нее огромный живот, который должен был появиться только через девять месяцев, может раньше, я не знаю точно, когда у беременных появляется именно такой размер живота. Я тоже кратко вскрикиваю и бросаюсь к телефону. Но роженица говорит, что не успеют приехать, и она не доедет до больницы, придется рожать тут.

Но я не умею принимать роды!

Хватает полминуты, чтобы понять, как действовать. Очухиваюсь возле квартиры Старухи-повитухи и понимаю, что колочу и звоню в ее дверь уже долгое время. Открывает ее постаревшая дочь, и я прошу помочь, позови мать. Оказывается, что повитуха скончалась несколько лет назад. А я и не знал! Дочь повитухи спешит в мою квартиру. Как же ее зовут? Она тоже повитуха, но не старуха, по крайней мере, пока что. И как раньше моя мать кричала в гостиной, рожая меня, теперь Лжемарина кричит и рожает при помощи повитухи. Меня сначала прогоняют, потом приказывают принести чистые полотенца, воду, большой таз, что-то еще. У меня стали появляться провалы в памяти, причем я забываю то, что буквально сейчас услышал или узнал. Кто-то стучит в дверь. Соседи.

Что за шум, кого режут? Спрашивают они.

Моя жена рожает! Кричу в ответ.

Не знали, что вы жен…

Я закрываю дверь. Кретины!

У меня кружится голова, все вокруг, как в тумане. Дешевый кинотрюк, не иначе. Я на мгновение закрываю глаза, а когда открываю, вижу себя и Лжемарину за кухонным столом. Рядом сидит подросток. Мальчик. И я вдруг понимаю, что это мой/наш сын! Роман. Роман Сенпек. Я всегда хотел назвать сына Романом. В честь прадеда по материнской линии. Как быстро прошло время и как быстро растут дети. Всего за неделю он стал совершеннолетним. А Лжемариина все также хороша. Меня вдруг пронизывает одна страшная мысль. Я бегу в ванную к зеркалу, но в отражении вижу себя по-прежнему молодым. Слышу свой выдох облегчения. Мы женаты неделю, у нас взрослый сын. А есть ли у контракта срок действия? Боже.

Снова бегаю, насколько это возможно, по квартире, роюсь в своих документах, бумагах, словно свинья ищет трюфели. Вот контракт. Листаю, читаю внимательнее. Контракт заканчивается с наступлением совершеннолетия сына!

Я возвращаюсь на кухню и вижу праздничный торт, на котором большая свечка в виде числа восемнадцать, которую мой сын задувает. Мы аплодируем. Сын уходит в свою комнату, а моя любимая жена собирает чемодан. Точнее сумку.

Не уходи! Умоляю я.

Ты знаешь условия. Отвечает она.

Мы любим друг друга. Ты бросишь меня и нашего сына?! Не могу поверить я.

Но она молчит. Ее суровый взгляд, говорит о многом: любви не было, все подчинено контракту, купля-продажа и прочее.

А как же наша семья? По контракту я тебя купил, чтобы создать семью! Все еще не верю я.

Я все исполнила! Условия контракта выполнены. Твердит она своим жестоким нечеловеческим голосом.

Когда она захлопывает за собой дверь, Рома, словно ничего не замечая или не понимая, просит принести ему колу. В банке. Холодную. А еще чипсов. Он лежит в своей кровати и крошит монстров в компьютерной игре.

Мать ушла. Говорю ему.

Ага. Отвечает он.

Потом я хожу на работу несколько недель. Как обычно хожу. Наверное, никто не знает, что я женат. Или был женат. Кольцо еще на моем пальце. Но мы не зарегистрировались, как положено. Все обговорено контрактом. Теперь это мое самое нелюбимое слово. Кроме прочих. Контракт.

Я набираюсь смелости, и снова приезжаю в супермаркет «Семья». Брожу среди стеллажей. Нахожу консультанта Изольду.

Ваша бывшая жена больше не работает у нас. Говорит мне Изольда.

Где она? Спрашиваю я.

Она отметилась об окончании контракта и уехала. Не знаю куда. Не мое дело. И не ваше. Голос продавщицы леденит мне глаза и сердце.

Она моя жена! Кричу. Ругаюсь.

Те же двое охранников выгоняют меня из магазина. Хотя бы не избили.

Я вновь беру напрокат машину. Катаюсь бесцельно по городу. По своему родному Городу О. Я надеюсь, что просто увижу Марину на улице. И это будет знаком судьбы, знаком, что нам суждено быть вместе. Одну Марину я уже потерял, не хочу потерять Лжемарину. Нужно было встать поперек двери, связать жену, не отпускать, что-то сделать, а я вновь смалодушничал, струсил. Слабый никчемный дурак. Почему машины снова исчезают и возвращаются в другие места? Каждый раз так, когда я за рулем.

Меня что-то или кто-то отвлекает на тротуаре. Кажется, это Марина! А передо мной возникает автомобиль, и я не успеваю повернуть руль, нажать на тормоз, ведь смотрю в другую сторону. Машины сталкиваются. Водитель впереди открывает дверь и кричит, явно что-то нецензурное. Он немного похож на Круговсского, такой же нос, птичьи глаза. Я тоже выхожу. Посмотреть ущерб. Договориться. Ведь есть страховка. Недавно я был на улице одного Страховщика. Что-то там делал. В голове одни вопросы.

Поднимаю руку ладонью вперед, прости мужик, все бывает, каждый день авария. Я развелся недавно. И он как будто понимает меня. Говорит, что тоже развелся недавно. Но купил новую жену.

В «Семье»? Спрашиваю его.

Нет, в гипермаркете «Любовь». Отвечает он.

А из машины с переднего сиденья выходит моя Марина. Лжемарина. Но она уже перестала быть Лжемариной. На ней новое платье. Волосы черные и прямые. Не шатенка и не кучерявая. Моя и в то же время уже чужая. Я подбегаю к ней, обнимаю, прошу вернуться. Она отстраняется, а ее мужик бьет меня по лицу.

За время, пока я падаю на тротуар, начался ливень, поэтому я приземляюсь уже в большую лужу. Вместе со мной в луже плавают несколько опавших листьев дуба, тополя и кораблики недокуренных сигарет. Надеюсь, больше ничего, ни противного, ни мерзкого. Мужик вызывает моей экс-Марине такси, и белый седан увозит ее прочь от меня.

И вроде ее новый муж успокаивается, тянет мне руку, помогает подняться, отряхивает мои джинсы, дает влажную салфетку, хотя вокруг и так все промокло. Он извиняется, говорит, что просто защищал жену, без обид. Я киваю. Вновь что-то мямлю. Ненавижу себя. Но потом говорю, что у нас с ней сын. Она моя бывшая жена. Купил пару месяцев назад.

Понимаю. Только и отвечает он.

Приезжает полиция, страховая. Мы все обсуждаем и разъезжаемся. Но когда я проезжаю несколько кварталов, внезапно обнаруживаю себя перед каким-то коттеджем. Уже темно. В небе вижу полную луну. Забор высокий, каменный. Но кто-то предусмотрительно положил стремянку рядом, спрятав в куче собранных листьев. Осень. Я взбираюсь, а потом перепрыгиваю через забор. Кажется, собак нет, и охраны не видно. В доме горит свет только в одном окне. И я знаю, что там моя Марина и ее новый муж. Но я ее единственный муж. Так должно быть. У нас же сын, черт побери.

Дверь открыта. Внутри дома везде темно. Я почему-то вспоминаю финальную сцену из своего рассказа «Фальшивое лицо». Еще чувствую, что в кармане что-то лежит. Пистолет. Небольшой. Может быть, игрушечный? Мне везет, и ступени лестницы не скрипят. Я вхожу в спальню, а там Марина и он, почти полностью разделись, чего-то ждут, мирно лежа в кровати.

Сначала в комнату проникает мой пистолет, а затем я. Никто не кричит, не зовет охрану.

Мы ждали тебя. Говорит Марина, а ее муженек кивает. Теперь он почти копия Аполлона Круговсского.

Ждали? Для чего? Не понимаю я.

Мужчина встает с кровати и вытаскивает из верхнего ящика прикроватной тумбочки какие-то документы. Это контракт. Их с Мариной контракт. Стоя лишь в семейных трусах и носках, он читает какие-то пункты, а я непонимающе смотрю на свою жену. И эта сцена точно напоминает окончание моего рассказа.

Так что ты все понял. Говорит этот мужчина.

Что именно? Снова не понимаю я.

Ты слушал меня? По контракту Виктория должна помочь мне убить человека. Любого. И мы выбрали тебя. Он широко улыбается, а его щеки трясутся, как у бульдога, или у какой породы собак большие «щеки»?

Кто такая Виктория? Спрашиваю.

Моя жена! Кричит он и показывает на Марину.

А через секунду у него появляется в руке револьвер, и он жмет на крючок. Щелк-щелк-щелкает револьвер. Мужчина удивленно смотрит сначала на оружие в своей руке, а потом на мою жену. А она слегка улыбается. Она вытащила патроны, а муженек не почувствовал разницу в весе.