Текст книги "Бажов"

Глава четвёртая
Черта деда слышко: «до» и «после»

Старый горняк, талантливый рассказчик, знаток старательских секретов, балагур и «подковыра», горький пьяница – и всё это об одном человеке, о главном герое многих бажовских сказов, знаменитом полевчанине Василии Васильевиче Хмелинине, а проще говоря, о дедушке Слышко. Именно он разделил биографию Бажова на «до» и «после». Именно Слышко открыл талантливому мальчишке напевную красоту уральского слова, именно он привил уважение к тяжёлому труду мастеровых людей, да так прочно, что маленький Паша пронёс эту любовь через всю свою взрослую жизнь, не расплескал и обессмертил в своей фантастической «Малахитовой шкатулке», которую написал спустя почти полстолетия с момента первого знакомства с уральской стариной и её хранителем Василием Хмелининым.

«Если попросит кто сказку, он всегда поправит: „Сказку, говоришь? Сказку – это, друг, про попа да про попадью. Такие тебе слушать рано. А то вот про курочку-рябушку да золото яичко, про лису с петухом и протча старухи маленьким сказывают. Ты, поди, опоздал такие слушать, да и не умею я. Кои знал, и те позабыл. Про старинное житьё – это вот помню. Много такого от своих стариков перенял, да и потом слыхал. Тоже ведь на людях, поди-ка, жил. И в канаве топтали, и на золотой горке сиживал. Всяко бывало. Восьмой десяток отсчитываю. Нагляделся, наслушался. Только это не сказки, а сказы да побывальщины прозывается. Иное, слышь-ко, и говорить не всякому можно. С опаской надо. А ты говоришь – сказку!“»[80]80
  См.: Бажов П. П. У караулки на Думной горе // Бажов П. П. Малахитовая шкатулка: Сказы старого Урала. М.: Советский писатель, 1942.


[Закрыть].

Начнёшь читать – заслушаешься, правда? А ведь Василий Васильевич был простым сторожем дровяного склада, но в свободное время вечером становился сказителем. Именно в его дежурство у караулки на Думной горе собиралась полевская детвора. Бегал туда и Паша Бажов. Семья Бажевых тогда только переехала в Полевской, а Паша учился в Екатеринбургском духовном училище и приезжал к родителям на вакации. Вот как он сам описывает первое знакомство с живой полевской достопримечательностью:

«Недалеко от нашего дома находилась заводская „дровяная площадь“. Для её охраны на горе Думной была поставлена будка с колоколом. Звон колокола по вечерам казался таинственным, и детское воображение рисовало и связывало с будкой всякие „страшные истории“. „Пойдем на гору сказки слушать“, – пригласил меня один из первых моих полевских приятелей. „Сказки?.. Что я, маленький?“ „Пойдём! Сегодня на карауле дедушка Слышко стоит. Он занятно сказывает. Про девку-Азовку, про Полоза, про всякие земельные богатства“…»[81]81
  Там же.


[Закрыть].

Истории об Азовке и Полозе, о кладоискательских приметах и всяких земельных богатствах маленькому Паше уже приходилось слышать уже не раз. Но все они звучали как-то не по-настоящему, зачастую без начала и конца. Поэтому показалось интересно узнать об этом больше. И с тех пор он стал завсегдатаем таких исторических посиделок и самым ревностным слушателем дедушки Слышко.

Жаль, но фотограф до «дровяной площади» не добрался, а живописец тем более, поэтому, увы, портрета талантливого полевчанина не сохранилось. Осталось только вот это воспоминание самого Павла Петровича, впрочем, и за то спасибо:

«Годы высушили его, ссутулили, снизили. И только не по росту широкие плечи да длинные руки напоминали, что сила в этом теле была немалая. Держался старик, однако, бодро, бойко шаркал ногами в подшитых валенках и задорно вскидывал свою белую, клинышком, бороду»[82]82
  Там же.


[Закрыть].

Да, тинейджеры XIX века звали его дедушкой Слышко, а вот те, что повзрослее, обращались к бывалому старателю так: «Стаканчик» или «Протча». Почему звали Стаканчиком, об том, конечно, легко догадаться, а другие прозвища шли от любимых присловий: слышь-ко и протча (прочее).

И вот что удивительно – в своих мемуарах Павел Петрович называл Хмелинина – к слову, своего далёкого родственника – Василием Алексеевичем. Скорее, это была просто ошибка, писателя подвела память… Да и, правду сказать, одиннадцатилетний пацан наверняка не знал Хмелинина по отчеству, ведь традиции обращения по отчеству на Урале не было. Другое дело прозвище. К примеру, Стаканчик. Вот как раз здесь стоит рассказать об ещё одном таланте Василия Васильевича. Не удивляйтесь и не возмущайтесь – это несомненный талант. Талант прокутить, проще говоря, – пропить семь (!!!) килограммов золота.

«Это про мою-то витушку? Как я богатым был да денежки профурил? Слыхали, видно, от отцов? Посмеяться, гляжу, над старичком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь было. Вправду было. И ровно недавно, а как сон осталось. Иное, поди, и вовсе забыл. Шибко, вишь, память-то свою промывал в ту пору… Чуть с головой не умыл. Где всё помнить!»[83]83
  Бажов П. П. Тяжёлая витушка // Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1986. Т. 3. С. 220.


[Закрыть]

Подфартило Хмелинину однажды по-крупному. Хотите знать все обстоятельства, читайте сказ Павла Петровича «Тяжёлая витушка» – там всё, как было, прописано. И про то, как и где удачливый старатель обнаружил увесистый самородок. И чем дело кончилось!

«Так-то… Думали мы с женой – счастье нашли, а оно в беду ей перекинулось. Подвели люди. Ну, и меня поучили. Хорошо поучили. Знаю теперь, куда наше счастье уходит…

‹…› А мне что? Дурость, конечно, а всё ж таки пропил – не украл. И своё – не чужое»[84]84
  Там же.


[Закрыть].

Умер дед Слышко в возрасте семидесяти лет. У него был сын Данила, а у Данилы выросли двое сыновей – Степан и Семён Даниловичи. У Семёна было тоже два сына – Алексей и Иван. У Степана – один, Михаил. Вот и сегодня в Полевском нередко можно встретить Хмелининых, вероятно, это потомки чудного деда, разделившего биографию Бажова и историю города на «до» и «после»!

Глава пятая
Как гранился бриллиант таланта

Три плюс четыре плюс шесть, итого 13. Столько лет длилась учёба Павла Петровича. Сначала в земской школе в Сысерти, потом в духовном училище в Екатеринбурге, а затем в семинарии в Перми.

Да, то, что писатель учился на священника, не новость. В 1893 году Бажов оканчивает Екатеринбургское мужское духовное училище «по первому разряду»[85]85
  Бажовская энциклопедия. С. 288.


[Закрыть]. Выбора, куда пойти учиться дальше, у него не было. Духовная семинария была единственной возможностью продолжить образование, и Бажов этой возможностью воспользовался. О чём, я думаю, не пожалел. Хотя, стоит сказать сразу: к церковной карьере Павел Петрович не был расположен. Священнослужителем он себя не видел, как теперь говорят, от слова «совсем». Более того, когда приехал на первое место работы в сельскую школу поселка Шайдуриха, а случилось это сразу по окончании семинарии, ему поступило настойчивое предложение преподавать наряду со словесностью и Закон Божий. От такой дополнительной нагрузки Бажов наотрез отказался. Отверг настолько, что покинул стены учреждения, где это предложение прозвучало. Во как!

Но давайте по порядку. С 1893 года по 1899-й Бажов живёт и учится в семинарии в Перми. В стране нарастает недовольство властью, общественно-политические волнения захватывают и пермских бурсаков. В своих автобиографиях писатель указывает, что с первых лет семинарской учёбы принимал участие в революционных кружках: «читал запрещённую литературу, участвовал в школьных протестах, писал памфлеты»[86]86
  Бажов П. П. Автобиография: [15 мая] 1936 // Неизвестный Бажов. С. 81–86; Бажов П. П. Автобиография: [12 апр.] 1942 // Там же. С. 87–88; Бажов П. П. Автобиография: [25 янв.] 1950. // Там же. С. 89–91.


[Закрыть]. В семинарии три года Бажов был хранителем «тайной» («бунтарской») библиотеки.

Это то, что касается его политических воззрений. А как же дело обстояло с классическим образованием? Ведь у пытливых читателей не могут не возникнуть вопросы. Где «наше уральское всё», «столп словесности нашей» стал тем самым гуру? Где и как приобрёл фантастическую базу знаний, впечатлений и опыта – всё то, что позволило ему в зрелые годы так виртуозно обращаться со словами и смыслами и создать сокровищницу уральских литературных самоцветов? Итак, где это место? Или всё от Бога? Несомненно, и от Него, но ведь бриллиант всё же требует огранки. Я уверен, «огранка» состоялась в Перми!

Как нам сообщает «Бажовская энциклопедия», Пермская духовная семинария – одно из крупнейших учебных заведений на Урале ХIХ – начала ХХ века. Причём «огранили» там не только талант Бажова. Выпускники Пермской духовной семинарии стали виднейшими иерархами Русской православной церкви, выдающимися деятелями государства, науки и образования, известнейшими русскими литераторами. Среди них писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, изобретатель радио Александр Степанович Попов, основоположник отечественной генетики Василий Маркович Флоринский, математик Иван Михеевич Первушин, учёные-врачи Дмитрий Петрович Никольский, Григорий Витальевич Хлопин, врач и общественный деятель Павел Николаевич Серебренников, уральские писатели и публицисты Константин Дмитриевич Носилов, Владимир Яковлевич Кокосов, Иаков Васильевич Шестаков, Владимир Степанович Верхоланцев[87]87
  Бажовская энциклопедия. С. 288.


[Закрыть].

Пермскую духовную семинарию открыли почти за 100 лет до поступления туда Павла Бажова, в 1800 году. Её основной задачей было подготовить священнослужителей для приходов Пермской губернии, однако во многом семинария выполняла функции общего образования в губернии. Осознание необходимости совмещения духовного и общего образования заставляло церковное руководство несколько раз менять систему обучения в губернских семинариях. Крупная реформа была проведена в 1839 году, когда обучение переориентировали на сельского священника, который помимо церковного должен был осуществлять общекультурное воспитание прихожан. Для этого вводится большое количество общеобразовательных предметов, вплоть до основ сельского хозяйства и врачебного дела, включавшего в том числе и «народную физиологию» «с демонстрацией на рисунках». Серьёзным шагом была отмена преподавания на латинском языке, хотя латиноязычные традиции оставались достаточно сильными. Так, например, обязательными темами для сочинений семинаристов оставались изречения и афоризмы на латинском языке[88]88
  Там же.


[Закрыть].

В конце ХIХ века обучение составляло шесть лет, после четвёртого курса семинаристы могли поступить только лишь в некоторые (периферийные) высшие учебные заведения – Варшавский, Дерптский и Томский университеты, а в столичные и в гремевший по тем временам на всю Россию Казанский университет поступить было нельзя. Этим ограничением церковь пыталась удержать воспитанников средних учебных заведений на стезе церковного служения. Однако статистика профессионального самоопределения выпускников Пермской духовной семинарии говорит о том, что немалая их часть, получив духовное образование, предпочитала светские профессии. Многие становились учителями, врачами, чиновниками, следователями, судьями, предпринимателями, военными, регентами хоров. Отмечены даже художник и актёр. В 1891–1900 годах только 46 выпускников пошли в духовенство.

Эти показатели во многом были связаны с характером образования, которое получали пермские семинаристы. По статистике 1880-х годов, в Пермской семинарии студенты изучали 22 дисциплины. Не трудитесь даже предположить, какие, потому что наши представления о программе подготовки священнослужителей несостоятельны. Из двадцати двух обязательных предметов только десять были собственно «церковными». Наряду с ними в семинарии преподавали математику, физику, философию, психологию, логику, гражданскую историю, русскую словесность, латинский язык, а также иностранные языки: греческий, французский, немецкий. Пермский публицист и краевед отец Иаков Шестаков вспоминал: «В начале 60-х стала преобладать история литературы в ущерб для теории словесности… Преподаватель, например, сообщал довольно подробные сведения о французской, испанской поэзии и пр.»[89]89
  Там же.


[Закрыть]. Факультативно преподавались еврейский и татарский языки.

Семинаристы занимались иконописью (эти уроки пользовались неизменной популярностью), обязательным считалось пение, но большинство относились к нему как к повинности. По-прежнему преподавались основы сельского хозяйства и лечебное дело. В семинарии работал гимнастический зал, и для учеников сшили специальную гимнастическую форму. По воспоминаниям современников, обучение семинаристов мало чем отличалось от гимназического, однако имело свои преимущества. Например, семинария выписывала лучшие отечественные журналы; философию в гимназии не преподавали, а в семинарии ею занимались довольно подробно; семинаристы писали значительно больше сочинений. И они успешно поступали в высшие учебные заведения уже после четвёртого года обучения, а это значит, что их уровень был не ниже гимназического среднего.

Вот оно, настоящее, формирующее гармонично развитую личность образование!

Из «Бажовской энциклопедии» мы узнаём, что в конце ХIХ века в семинарии имелись две библиотеки – фундаментальная (только для преподавателей) и учебная. Последняя была достаточно скудной: половина книг относилась к духовным изданиям, вторая половина состояла из минимального набора учебников по основным семинарским предметам. А вот фундаментальная библиотека представляла собой одно из самых богатых книжных собраний города. Она состояла из 12 875 томов, и только 2137 являлись трудами по богословию. 836 томов библиотеки были посвящены расколу. Большой массив книг касался истории (1508 томов) и словесности (2104 тома). В собрании библиотеки находилась немецкая и французская литература – соответственно 755 и 302 книги. Библиотека выписывала большое количество светских журналов – «Отечественные записки», «Вестник Европы», «Русский архив», «Русская старина», «Русский вестник», «Живописное обозрение», «Историческая библиотека» и др. Всего в её собрании находилось 715 томов светских журналов.

Режим в семинарии был довольно строгим. Круг чтения регламентировался администрацией. На каждой книге, рекомендованной к чтению, ставилась разрешительная виза, то есть дополнительная отметка: одобрено, рекомендовано, разрешено, дозволено, допущено до библиотек. Семинаристам строго-настрого запрещалось читать книги таких писателей, как Диккенс и Салтыков-Щедрин, Байрон и Некрасов, Решетников и Помяловский. Ревизоры неоднократно пытались изъять «опасные» издания из библиотеки, но их распоряжения редко выполнялись. И, как известно, любой запрет только подстёгивает потенциального нарушителя. В начале 1860-х по инициативе воспитанников, входивших в кружок Александра Иконникова, в семинарии создали тайную ученическую библиотеку, где были собраны произведения не только этих авторов, но и работы Белинского, Чернышевского и даже Энгельса и Маркса. Такие книги выдавались, конечно, самым надёжным и верным ребятам. Особо доверенные лица становились хранителями подпольной библиотеки. А ведь это опасно.

В 1890-х годах особо доверенным лицом, хранителем тайной библиотеки становится Павел Бажов. Будучи библиотекарем подпольной библиотеки и участником прогрессивного кружка, Бажов располагал лучшими литературными фондами семинарии. Ему были доступны произведения, на которых не существовало и не могло существовать «допустительских» отметок семинарского начальства. Именно в связи с этим обстоятельством в дальнейшей жизни будущего писателя произойдут удивительные события, возникнут и досадные запреты.

Действительно, одной из особенностей жизни воспитанников российских духовных семинарий было их активное участие в революционном движении. Занятия философией, размышления о бытийных основах жизни человека, очевидно, настраивали семинаристов на сопоставление идеального с реальным, а жёсткая регламентация семинарской жизни провоцировала подростков на спонтанное сопротивление. Эта протестная энергия оказывалась востребованной руководителями общественного сопротивления. Как мы теперь хорошо знаем, пермские семинаристы входили в антиправительственные объединения всех периодов общественного движения России: в 1860-е годы они активно участвовали в деятельности кружка Александра Ивановича Иконникова, в конце 1890-х занимались марксистской пропагандой в группе Владимира Николаевича Трапезникова, были активистами революционных волнений в 1905 и 1917 годах. Вольнодумство являлось одной из постоянных причин наказания семинаристов на протяжении всех лет существования учебного заведения.

В Перми Павел Бажов в течение трёх лет являлся хранителем тайной ученической библиотеки, много занимался самообразованием. Читал политическую литературу всех направлений и русскую классику. Увлекся идеями историка Афанасия Прокофьевича Щапова, популярного в семинарской среде. Принимал участие в выступлениях семинаристов против преподавателей-реакционеров. При этом к самому обучению он относился со всем прилежанием и, очевидно, с интересом. Не случайно он оканчивает семинарию «по первому разряду» и третьим по сумме баллов. Семинария дала ему систематическое образование, позволившее работать учителем словесности и профессионально заняться литературой. Только вот пометка о политической неблагонадежности помешала ему поступить, как он мечтал, в Томский университет.

В годы обучения в семинарии у Бажова случались и беды, и радости. Пережил смерть отца. После этого горького события Павел Бажов вынужден подрабатывать репортёром и репетитором, чем самостоятельно обеспечивает своё содержание и даже помогает матери.

Семинария была упразднена 1 сентября 1918 года. В 1919-м при колчаковском правлении вновь была ненадолго открыта. Сегодня в Перми возрождаются духовные учебные заведения. Местное духовное училище после въезда в историческое здание семинарии, которое не так давно было возвращено Пермской епархии, будет претендовать на получение семинарского статуса.

Глава шестая
«Инспектор был дурак»

 
Говорят, я дерзкий,
как пуля, резкий,
номер на авто,
регион зверский.
Всё по красоте —
и борода, фигура.
 

Нет, нет, это не про Бажова, это текст ныне модного репера. Он больше про состояние души, про всех молодых. В 1899-м Бажов молод. Он выпускник-отличник Пермской духовной семинарии. Чем живёт, легко догадаться, прочитав предыдущую историю. В голове Пушкин, Чехов и, конечно, идеи преобразования общества, политическая борьба! Конечно, он не видит себя священником и категорично отказывается от тёплой сановной должности в Екатеринбурге, отказывается становиться батюшкой и преподавая в реальном училище в Верхних Сергах. Он пытается продолжить образование в Томском университете, но плохая характеристика из семинарии (ох, уж этот «политѝк»!) не позволяет ему надеяться на зачисление. Так и вышло – отказали.

«Что делать? – это я цитирую молодого Бажова. – Стал мотаться. Брался за всё, лишь бы иметь заработок. Поехал я в земскую школу около Невьянска, но долго не удержался»[90]90
  Карфидов А. Несколько эпизодов из жизни Бажова // Урал. 2020. № 1.


[Закрыть]. Речь идёт о Шайдурихе.

Эта старинная деревня стоит на востоке от Невьянска. Здесь географический центр русского Урала и начало пути в Сибирь. Осиновка, Конёво, Киприно, Корелы, Аятка, Шайдуриха, Кунара – эти деревни были заложены ещё в допетровские времена. Здесь всё обычно: название деревни – от названия речки. А вот речка, скорее, – от фамилии. Шайдуровы ведут себя от тюркских носителей, от выходцев из Золотой Орды. В переводе с арабского фамилия означает «пожертвовавший собой», «царский, царственный». А ещё у мусульман существует имя Шайда, которое переводится с арабского как «влюблённый».

«Так вот, – пишет Бажов, – поехал я учителем в земскую школу около Невьянска, но долго не удержался. Инспектор был дурак, потребовал, чтобы я преподавал и Закон Божий. Я ушёл»[91]91
  Там же.


[Закрыть].

Что касается резкой оценки, то не будем строги – Бажову всего двадцать. «Дурак» оказался вовсе не дураком. Невьянский краевед Николай Александрович Езовских определил, что Бажов писал о Владимире Евгеньевиче Попове, статском советнике, занимавшем должность инспектора народных училищ на рубеже XIX и XX веков.

Владимир Евгеньевич оказался примечательной личностью. Окончив в Перми Духовную семинарию и Духовную академию, Попов начал трудовую деятельность учителем земской школы. Выпустил несколько брошюр по методике преподавания в народных школах. В 1880-е годы вернулся в Пермскую духовную семинарию преподавателем педагогики. Написал диссертацию на степень кандидата богословия. И вот венец карьеры – должность инспектора народных училищ Екатеринбургского уезда.

Надо отдать должное В. Е. Попову – в должности начальника он не сидел на месте. Ежегодно посещал земские школы, до сотни в год, во время одной из таких поездок заразившись и переболев брюшным тифом. Хлопотал о повышении жалованья учителям, о квартирах для них. За организацию в 1900 году краткосрочных учительских курсов получил благодарственные письма от преподавателей. Например, учительница Невьянского женского училища П. Н. Доронина благодарила:

«Глубокое спасибо вам, высокоуважаемый руководитель!.. Воспользуемся случаем выразить Вам, многоуважаемый руководитель и начальник, нашу искреннюю признательность за все Ваши труды и заботы о нас, за то тёплое слово участия, которым вы всегда отмечали наш труд и поддерживали наши силы…»[92]92
  Там же.


[Закрыть]

Эти письма В. Е. Попов представил в училищный совет, потребовав от земства за организацию курсов особую, сверх жалованья, плату – 200 рублей. Члены совета отказали Попову в выплате денег – это же его служебные обязанности! Но вынесли благодарность за труды.

Желание такого активного и предприимчивого инспектора заполучить в земскую школу и словесника, и богослова понятно, два в одном флаконе – действительно, удобно. Но в случае с Бажовым инспектор просчитался. Бажов, как мы знаем, ответил на предложение отказом и вскоре был таков.

Историки до сих пор спорят, что считать началом трудовой педагогической деятельности Бажова – Шайдуриху, в которой он «долго не удержался», но всё-таки что-то делал два месяца, или Екатеринбург? Конечно, Екатеринбург. Дело в том, что в царской России сельские школы работали лишь с декабря по апрель, поэтому у молодого педагога не было никаких шансов провести в Шайдурихе свой первый урок, ведь уроков в мае, а уж тем более в июне, не было.

Поэтому первым рабочим местом для Бажова – нет, пока ещё Ба́жева – стало его родное Екатеринбургское мужское духовное училище. Там 1 сентября 1899 года он встречает учеников приготовительного класса: «Эту дату – сентябрь 1899 года считаю началом своего трудового пути»[93]93
  Неизвестный Бажов. С. 82.


[Закрыть].

Но… совсем не желаю быть формалистом, поэтому готов согласиться и с теми, кто учительскую практику Павла Петровича выводит из Шайдурихи. Действительно, пусть не было первого букета, первого урока, зато точно было первое «Здравствуйте, дети!» Дети, конечно же, были. Предполагаю, что самые любопытные возникли на пороге домика, в котором поселился Бажов, уже через несколько часов после прибытия нового учителя – такие слухи в деревнях разносятся очень быстро. И понеслось! Знакомство, общение, наставление и много чего ещё, что несомненно в Шайдурихе было, самого настоящего, педагогического. И не только…

Возможно, свой первый, и притом самый настоящий, каменный цветок Бажов увидел как раз в Шайдурихе. Дорога на север от нынешнего Екатеринбурга идёт мимо станции Аять, а от неё всего несколько километров по лесной дороге до кряжа Кырман. Невозможно представить, чтобы молодой, активный краевед мог пропустить такое! Но по порядку.

Аять – классика среднего Урала – поселок посреди тайги, окружённый болотами и скалистыми холмами, порой доходящими до общей высоты 500 метров над уровнем моря и 30 метров скального выхода. Где-то тут 300 миллионов лет назад извергались древние вулканы, тектонические плиты надвигались друг на друга, и гранитная магма застывала причудливым хаосом.

На языке коми, древних жителей Среднего Урала, «кырман» означает «обрыв». Конечно, обрыв: огромные гранитные камни как будто побросал великан своими ручищами – побросал зло, в гневе, – и они завалились друг на друга, как будто остановившись на ходу по чьей-то сильной воле. В районе станции Аять расположено много интересных туристических объектов: Кырманские скалы, Кобылья голова, Три брата… Цель нашего интереса – скала Каменный цветок. Да-да, как будто сам Данило-мастер огромным тесаком прошёлся по камню и оставил здесь чудо своего труда. Сегодня нетрудно отыскать фото и посмотреть, какой удивительный это камень. Старые слоистые глыбы гранита – это те самые Уральские горы, которые мы знаем и любим. А ещё здесь много каменных чаш – плоских камней с углублениями сверху. Считается, что в этих углублениях древние люди плавили железо, иногда использовали их и как жертвенник. Последние 100 лет любоваться скалами и красотой местной природы ходят многие ценители видов, особенно те, кто любит красоты Уральских гор. Очень много здесь бывает педагогов с детьми.

Учителем Бажов проработал 18 лет. Целая жизнь. Но в этой жизни Шайдурихи больше не было. Ещё раз в тех местах Павел Петрович побывал только в августе 1940 года. Известный на Урале общественник, краевед-историк Александр Кузьмич Шарц, сопровождавший писателя в поездке, вспоминал: «Работал я секретарём обкома партии, занимался промышленностью… Ездить приходилось много. Сказал Бажову, что завтра еду в Невьянск. Павел Петрович заметно оживился: „Давно мне хочется побывать в Шайдурихе. Довезите меня, ведь это по пути“… Утром выехали рано… Время в разговоре прошло незаметно. Подъехали к Шайдурихинской школе. Павел Петрович вышел, поблагодарил. Я успел заметить, что Павла Петровича встретили двое почтенных людей. Они обнялись… Поздно вечером я возвращался из Невьянска. Павел Петрович сидел у школы в окружении жителей села. Видно было, что он устал, ждёт машину. И всё же очень доволен встречей с прошлым»[94]94
  Карфидов А. Несколько эпизодов из жизни Бажова // Урал. 2020. № 1.


[Закрыть].

Скорее всего, это действительно была встреча с уходящей натурой, с теми, уже постаревшими, его, Бажова, первыми учениками. Их воспоминания, увы, не сохранились. Хотя, попытки найти первых учеников Бажова в Шайдурихе были. В советские годы в деревне даже работал музей, немалая часть экспозиции которого была посвящена Бажову. Нужно сказать, что в то время музей работал на общественных началах, жили трудно, а когда пришли девяностые… Ну, наверное, вы догадываетесь. Не развалиться совсем, сохранить экспозицию (а в музее и сегодня есть на что посмотреть!) стало возможным благодаря уникальной женщине – Зинаиде Андреевне Девятайкиной. Вот на ней-то, на её пенсии, на поддержке сыновей и неравнодушных сельчан всё и держится. Однако и эта, совсем не благостная, стабильность может закончиться. Во-первых, самой Зинаиде Андреевне без малого 80 лет. К тому же в музее отсутствует самое необходимое – нет ставок, охранной сигнализации, нет даже элементарных удобств. Свои экскурсии Девятайкина начинает с инструктажа, как правильно, извините, сходить в туалет, причём в чужой – в музее туалета нет. Удобства находятся в сельской администрации, но и там свои сложности, без учёта которых воспользоваться удобствами, увы, не получится.

Совсем не хочется заканчивать эту историю такими нюансами и подробностями, которые в XXI веке выглядят дико. Но кое-что всё же радует – гости в музей стремятся несмотря ни на что! Видимо, есть там нечто большее. Как раз это нечто и можно разглядеть на выцветших музейных фото, на вышитых картинах, увидеть в письмах. А можно ощутить, выйдя на крыльцо и вглядевшись в панораму окрестностей. Да, это удивительные места, места, которые приближают нас к нашим истокам, привязывают нас к малой родине и делают нас уральцами вовсе не по статусу проживания, а по духу!

Наверное поэтому мы, почитатели таланта великого уральца, бережно храним память о нём и продвигаем его наследие. Впрочем, и сам Бажов делал то же самое в отношении, к примеру, Мамина-Сибиряка. Вспомните фразу, сказанную Бажовым на открытии музея Дмитрия Наркисовича: «Как же иначе, для того музей и существует, чтобы приблизить писателя к читателю, показать его, человека, гражданина, опыт его жизненный. Не для себя же мы всё это делаем»[95]95
  Дергачев И. Дела литературные // Мастер, мудрец, сказочник. С. 347.


[Закрыть].