Текст книги "Бажов"

Глава четвёртая
Черта деда слышко: «до» и «после»

Старый горняк, талантливый рассказчик, знаток старательских секретов, балагур и «подковыра», горький пьяница – и всё это об одном человеке, о главном герое многих бажовских сказов, знаменитом полевчанине Василии Васильевиче Хмелинине, а проще говоря, о дедушке Слышко. Именно он разделил биографию Бажова на «до» и «после». Именно Слышко открыл талантливому мальчишке напевную красоту уральского слова, именно он привил уважение к тяжёлому труду мастеровых людей, да так прочно, что маленький Паша пронёс эту любовь через всю свою взрослую жизнь, не расплескал и обессмертил в своей фантастической «Малахитовой шкатулке», которую написал спустя почти полстолетия с момента первого знакомства с уральской стариной и её хранителем Василием Хмелининым.

«Если попросит кто сказку, он всегда поправит: „Сказку, говоришь? Сказку – это, друг, про попа да про попадью. Такие тебе слушать рано. А то вот про курочку-рябушку да золото яичко, про лису с петухом и протча старухи маленьким сказывают. Ты, поди, опоздал такие слушать, да и не умею я. Кои знал, и те позабыл. Про старинное житьё – это вот помню. Много такого от своих стариков перенял, да и потом слыхал. Тоже ведь на людях, поди-ка, жил. И в канаве топтали, и на золотой горке сиживал. Всяко бывало. Восьмой десяток отсчитываю. Нагляделся, наслушался. Только это не сказки, а сказы да побывальщины прозывается. Иное, слышь-ко, и говорить не всякому можно. С опаской надо. А ты говоришь – сказку!“»[80]80
  См.: Бажов П. П. У караулки на Думной горе // Бажов П. П. Малахитовая шкатулка: Сказы старого Урала. М.: Советский писатель, 1942.


[Закрыть].

Начнёшь читать – заслушаешься, правда? А ведь Василий Васильевич был простым сторожем дровяного склада, но в свободное время вечером становился сказителем. Именно в его дежурство у караулки на Думной горе собиралась полевская детвора. Бегал туда и Паша Бажов. Семья Бажевых тогда только переехала в Полевской, а Паша учился в Екатеринбургском духовном училище и приезжал к родителям на вакации. Вот как он сам описывает первое знакомство с живой полевской достопримечательностью:

«Недалеко от нашего дома находилась заводская „дровяная площадь“. Для её охраны на горе Думной была поставлена будка с колоколом. Звон колокола по вечерам казался таинственным, и детское воображение рисовало и связывало с будкой всякие „страшные истории“. „Пойдем на гору сказки слушать“, – пригласил меня один из первых моих полевских приятелей. „Сказки?.. Что я, маленький?“ „Пойдём! Сегодня на карауле дедушка Слышко стоит. Он занятно сказывает. Про девку-Азовку, про Полоза, про всякие земельные богатства“…»[81]81
  Там же.


[Закрыть].

Истории об Азовке и Полозе, о кладоискательских приметах и всяких земельных богатствах маленькому Паше уже приходилось слышать уже не раз. Но все они звучали как-то не по-настоящему, зачастую без начала и конца. Поэтому показалось интересно узнать об этом больше. И с тех пор он стал завсегдатаем таких исторических посиделок и самым ревностным слушателем дедушки Слышко.

Жаль, но фотограф до «дровяной площади» не добрался, а живописец тем более, поэтому, увы, портрета талантливого полевчанина не сохранилось. Осталось только вот это воспоминание самого Павла Петровича, впрочем, и за то спасибо:

«Годы высушили его, ссутулили, снизили. И только не по росту широкие плечи да длинные руки напоминали, что сила в этом теле была немалая. Держался старик, однако, бодро, бойко шаркал ногами в подшитых валенках и задорно вскидывал свою белую, клинышком, бороду»[82]82
  Там же.


[Закрыть].

Да, тинейджеры XIX века звали его дедушкой Слышко, а вот те, что повзрослее, обращались к бывалому старателю так: «Стаканчик» или «Протча». Почему звали Стаканчиком, об том, конечно, легко догадаться, а другие прозвища шли от любимых присловий: слышь-ко и протча (прочее).

И вот что удивительно – в своих мемуарах Павел Петрович называл Хмелинина – к слову, своего далёкого родственника – Василием Алексеевичем. Скорее, это была просто ошибка, писателя подвела память… Да и, правду сказать, одиннадцатилетний пацан наверняка не знал Хмелинина по отчеству, ведь традиции обращения по отчеству на Урале не было. Другое дело прозвище. К примеру, Стаканчик. Вот как раз здесь стоит рассказать об ещё одном таланте Василия Васильевича. Не удивляйтесь и не возмущайтесь – это несомненный талант. Талант прокутить, проще говоря, – пропить семь (!!!) килограммов золота.

«Это про мою-то витушку? Как я богатым был да денежки профурил? Слыхали, видно, от отцов? Посмеяться, гляжу, над старичком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь было. Вправду было. И ровно недавно, а как сон осталось. Иное, поди, и вовсе забыл. Шибко, вишь, память-то свою промывал в ту пору… Чуть с головой не умыл. Где всё помнить!»[83]83
  Бажов П. П. Тяжёлая витушка // Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1986. Т. 3. С. 220.


[Закрыть]

Подфартило Хмелинину однажды по-крупному. Хотите знать все обстоятельства, читайте сказ Павла Петровича «Тяжёлая витушка» – там всё, как было, прописано. И про то, как и где удачливый старатель обнаружил увесистый самородок. И чем дело кончилось!

«Так-то… Думали мы с женой – счастье нашли, а оно в беду ей перекинулось. Подвели люди. Ну, и меня поучили. Хорошо поучили. Знаю теперь, куда наше счастье уходит…

‹…› А мне что? Дурость, конечно, а всё ж таки пропил – не украл. И своё – не чужое»[84]84
  Там же.


[Закрыть].

Умер дед Слышко в возрасте семидесяти лет. У него был сын Данила, а у Данилы выросли двое сыновей – Степан и Семён Даниловичи. У Семёна было тоже два сына – Алексей и Иван. У Степана – один, Михаил. Вот и сегодня в Полевском нередко можно встретить Хмелининых, вероятно, это потомки чудного деда, разделившего биографию Бажова и историю города на «до» и «после»!

Глава пятая
Как гранился бриллиант таланта

Три плюс четыре плюс шесть, итого 13. Столько лет длилась учёба Павла Петровича. Сначала в земской школе в Сысерти, потом в духовном училище в Екатеринбурге, а затем в семинарии в Перми.

Да, то, что писатель учился на священника, не новость. В 1893 году Бажов оканчивает Екатеринбургское мужское духовное училище «по первому разряду»[85]85
  Бажовская энциклопедия. С. 288.


[Закрыть]. Выбора, куда пойти учиться дальше, у него не было. Духовная семинария была единственной возможностью продолжить образование, и Бажов этой возможностью воспользовался. О чём, я думаю, не пожалел. Хотя, стоит сказать сразу: к церковной карьере Павел Петрович не был расположен. Священнослужителем он себя не видел, как теперь говорят, от слова «совсем». Более того, когда приехал на первое место работы в сельскую школу поселка Шайдуриха, а случилось это сразу по окончании семинарии, ему поступило настойчивое предложение преподавать наряду со словесностью и Закон Божий. От такой дополнительной нагрузки Бажов наотрез отказался. Отверг настолько, что покинул стены учреждения, где это предложение прозвучало. Во как!

Но давайте по порядку. С 1893 года по 1899-й Бажов живёт и учится в семинарии в Перми. В стране нарастает недовольство властью, общественно-политические волнения захватывают и пермских бурсаков. В своих автобиографиях писатель указывает, что с первых лет семинарской учёбы принимал участие в революционных кружках: «читал запрещённую литературу, участвовал в школьных протестах, писал памфлеты»[86]86
  Бажов П. П. Автобиография: [15 мая] 1936 // Неизвестный Бажов. С. 81–86; Бажов П. П. Автобиография: [12 апр.] 1942 // Там же. С. 87–88; Бажов П. П. Автобиография: [25 янв.] 1950. // Там же. С. 89–91.


[Закрыть]. В семинарии три года Бажов был хранителем «тайной» («бунтарской») библиотеки.

Это то, что касается его политических воззрений. А как же дело обстояло с классическим образованием? Ведь у пытливых читателей не могут не возникнуть вопросы. Где «наше уральское всё», «столп словесности нашей» стал тем самым гуру? Где и как приобрёл фантастическую базу знаний, впечатлений и опыта – всё то, что позволило ему в зрелые годы так виртуозно обращаться со словами и смыслами и создать сокровищницу уральских литературных самоцветов? Итак, где это место? Или всё от Бога? Несомненно, и от Него, но ведь бриллиант всё же требует огранки. Я уверен, «огранка» состоялась в Перми!

Как нам сообщает «Бажовская энциклопедия», Пермская духовная семинария – одно из крупнейших учебных заведений на Урале ХIХ – начала ХХ века. Причём «огранили» там не только талант Бажова. Выпускники Пермской духовной семинарии стали виднейшими иерархами Русской православной церкви, выдающимися деятелями государства, науки и образования, известнейшими русскими литераторами. Среди них писатель Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, изобретатель радио Александр Степанович Попов, основоположник отечественной генетики Василий Маркович Флоринский, математик Иван Михеевич Первушин, учёные-врачи Дмитрий Петрович Никольский, Григорий Витальевич Хлопин, врач и общественный деятель Павел Николаевич Серебренников, уральские писатели и публицисты Константин Дмитриевич Носилов, Владимир Яковлевич Кокосов, Иаков Васильевич Шестаков, Владимир Степанович Верхоланцев[87]87
  Бажовская энциклопедия. С. 288.


[Закрыть].

Пермскую духовную семинарию открыли почти за 100 лет до поступления туда Павла Бажова, в 1800 году. Её основной задачей было подготовить священнослужителей для приходов Пермской губернии, однако во многом семинария выполняла функции общего образования в губернии. Осознание необходимости совмещения духовного и общего образования заставляло церковное руководство несколько раз менять систему обучения в губернских семинариях. Крупная реформа была проведена в 1839 году, когда обучение переориентировали на сельского священника, который помимо церковного должен был осуществлять общекультурное воспитание прихожан. Для этого вводится большое количество общеобразовательных предметов, вплоть до основ сельского хозяйства и врачебного дела, включавшего в том числе и «народную физиологию» «с демонстрацией на рисунках». Серьёзным шагом была отмена преподавания на латинском языке, хотя латиноязычные традиции оставались достаточно сильными. Так, например, обязательными темами для сочинений семинаристов оставались изречения и афоризмы на латинском языке[88]88
  Там же.


[Закрыть].

В конце ХIХ века обучение составляло шесть лет, после четвёртого курса семинаристы могли поступить только лишь в некоторые (периферийные) высшие учебные заведения – Варшавский, Дерптский и Томский университеты, а в столичные и в гремевший по тем временам на всю Россию Казанский университет поступить было нельзя. Этим ограничением церковь пыталась удержать воспитанников средних учебных заведений на стезе церковного служения. Однако статистика профессионального самоопределения выпускников Пермской духовной семинарии говорит о том, что немалая их часть, получив духовное образование, предпочитала светские профессии. Многие становились учителями, врачами, чиновниками, следователями, судьями, предпринимателями, военными, регентами хоров. Отмечены даже художник и актёр. В 1891–1900 годах только 46 выпускников пошли в духовенство.

Эти показатели во многом были связаны с характером образования, которое получали пермские семинаристы. По статистике 1880-х годов, в Пермской семинарии студенты изучали 22 дисциплины. Не трудитесь даже предположить, какие, потому что наши представления о программе подготовки священнослужителей несостоятельны. Из двадцати двух обязательных предметов только десять были собственно «церковными». Наряду с ними в семинарии преподавали математику, физику, философию, психологию, логику, гражданскую историю, русскую словесность, латинский язык, а также иностранные языки: греческий, французский, немецкий. Пермский публицист и краевед отец Иаков Шестаков вспоминал: «В начале 60-х стала преобладать история литературы в ущерб для теории словесности… Преподаватель, например, сообщал довольно подробные сведения о французской, испанской поэзии и пр.»[89]89
  Там же.


[Закрыть]. Факультативно преподавались еврейский и татарский языки.

Семинаристы занимались иконописью (эти уроки пользовались неизменной популярностью), обязательным считалось пение, но большинство относились к нему как к повинности. По-прежнему преподавались основы сельского хозяйства и лечебное дело. В семинарии работал гимнастический зал, и для учеников сшили специальную гимнастическую форму. По воспоминаниям современников, обучение семинаристов мало чем отличалось от гимназического, однако имело свои преимущества. Например, семинария выписывала лучшие отечественные журналы; философию в гимназии не преподавали, а в семинарии ею занимались довольно подробно; семинаристы писали значительно больше сочинений. И они успешно поступали в высшие учебные заведения уже после четвёртого года обучения, а это значит, что их уровень был не ниже гимназического среднего.