Текст книги "Бажов"

Внимание Павла Петровича привлекал поистине новый город, выросший за годы советской власти на старой питерской окраине, носящий теперь имя С. М. Кирова.

Шедшие на очередную смену рабочие Кировского завода не раз встречали Бажова у огромного портала, украшающего вход на этот завод-гигант.

На Выборгской стороне много раз видали его рабочие идущим вдоль Большой Невки.

И везде Бажов находил слово, идущее к самому сердцу людей созидания, людей труда.

В Белом зале Дома писателей состоялась его встреча с ленинградцами. Зал был переполнен. Послушать и повидать творца уральских сказов пришли писатели и ученые. Особенно порадовало Бажова то, что в зале он увидел и ленинградских рабочих.

В своем вступительном слове я сказал о том, что очень хотелось бы видеть поставленный рядом с малахитовой шкатулкой хрустальный ларец, заполненный сказами о мастерстве сынов питерского рабочего класса, которыми всегда был славен город Ленина.

– Хрустальный ларец – это очень хорошо, – сказал Бажов.

И тут же добавил, обращаясь к аудитории:

– А заполнять этот ларец придётся вам!»[134]134
  Данилевский В. В. Наши маршруты // Мастер, мудрец, сказочник. С. 461–464.


[Закрыть]

В последние годы жизни, как вспоминала Валентина Александровна, им посчастливилось поездить по стране. Дети выросли и не требовали её забот, материальное положение позволяло, и Бажовы теперь ездили вместе… Помните строчку из её воспоминаний: «Что-то тянет меня на дорогу»? Эта строчка – девиз, строчка – магнит, строчка как руководство к действию…

Вот так они собрались и в последний совместный в их жизни отпуск. На Кавказ Павел Петрович и Валентина Александровна полетели самолётом в 1949 году. Это была вторая в их жизни поездка к Чёрному морю. Почему-то Бажовы выбрали Новый Афон. Там, на побережье, в тени пальм, под шелест волн они, конечно же, вспоминали 1911 год, вспоминали спустя 37 лет и снова чувствовали себя молодыми.

Глава двенадцатая
Война всех со всеми

О, сколько же всего написано на эту тему – и не прочитать, а всё новые и новые исследователи погружаются в эти временные протоки, в эту отнюдь не живительную реку безвременья. Да, эпоха Гражданской войны – эпоха бедовая, она смердит тифозной заразой и бьёт по лицу протухшей тряпкой отчаяния. Можно, конечно, выразиться спокойнее. К примеру, привести цитату Тацита. Помните? Наверняка попадалась: «Погибнут оба, один – оттого, что проиграл воину, другой – оттого, что её выиграл». А ведь так и получилось, всё по классику. Но цитата эта слишком правильная, уж больно рассудочная. Она не про нас. В нашем лихолетье смыслы те же, а слова другие. В них всё: и неистовая вера, и чудовищный позор, и страшная боль, и смерть, и любовь до самого неба! Так и у Бажова. По-другому быть не могло, тогда Бажов не стал бы Бажовым. Вот и его дочь Ариадна как-то сказала: «Мой отец жил жизнью страны. И на коне скакал быстро, и стрелял метко». А попробуй промахнись! Сразу вспоминается когда-то услышанное: «Если не ты его – он тебя!» У Бажова этот аргумент, наверное, стал рефлексом выживания, рефлексом, помноженным на святую, не обляпанную альтернативными точками зрения веру в большевистский лозунг «Да здравствует мировая революция!».

Я писал, что в Гражданскую Бажов потерял двоих сыновей, одного – от тифозной горячки в Камышлове. Случилось это сразу после «пермской катастрофы», когда Бажов чудом сбежал из плена. Пожалуй, это был самый страшный период в его жизни. Эту, уже не пермскую – семейную, катастрофу Бажовы переживали порознь: Валентина Александровна – в Камышлове, а Павел Петрович – в дороге в Сибирь, куда бежал, чтобы скрыться и спастись. Потом, спустя несколько месяцев, они вновь соединились. Жена с детьми приехала к мужу на Рудный Алтай. Казалось бы, вот оно – счастье! И счастье было! Три года в Усть-Каменогорске были наполнены событиями, трудами. Он – партийный работник, один из организаторов советской власти на Алтае, особоуполномоченный Уездного продовольственного комитета по заготовке продовольствия для голодающих. Во вновь образованном Ревкоме занимает пост заведующего Управлением народного образования, создаёт учительские курсы, организовывает школы по ликвидации неграмотности. Вот и сегодня, в современном Казахстане, отношение к Бажову во многом сформировано теми событиями, что случились без малого 100 лет назад. Сделанное тогда высоко ценят и сегодня. Достаточно сказать, что самая длинная улица в городе носит имя (точнее, фамилию) нашего легендарного уральца. Это и оценка значительного вклада Бажова в становление национального образования. Бывший учитель русского языка, оказавшись в тамошних местах, ужаснулся, когда увидел, в каком плачевном состоянии находятся национальные школы. Казахских детей должны учить казахские учителя – это казалось ему естественным. В июне 1920 года Павел Петрович послал в казахские школы 87 учителей-казахов, прошедших подготовку на созданных им курсах. По тем временам это был неслыханный успех.

А ещё был создан Усть-Каменогорский крестьянский университет, и – обязательная вишенка на торте – театр. В Усть-Каменогорске начали работу русская и мусульманская труппы театра. Открываются библиотеки. Этим занимается жена Павла Петровича Валентина Александровна Бажова. По воспоминаниям очевидцев, и в театральных постановках Валентина Александровна была на первых ролях. Но не всё так благостно, ведь именно благодаря этому периоду к Бажову прилипло клеймо кровавого убийцы. И, на первый взгляд, небезосновательно. В архивах сохранился документ, в котором чёрным по белому написано, что Бажов занимался продразвёрсткой. У него было право применять силу, и, скорее всего, он её применял. И как тут не вспомнить страшный опыт его будущего родственника Аркадия Петровича Голикова (Гайдара), ведь он примерно в это же время в другом регионе занимался тем же – боролся с революционной контрой и добывал советской власти хлеб. Как не процитировать поздние дневниковые записи классика детской литературы Аркадия Гайдара: «Снились люди, убитые мною в детстве». Казалось бы, и у Бажова могло быть также. Нет. Нельзя сравнивать шестнадцати-семнадцатилетнего, ещё ребенка, Гайдара с избитой ужасами психикой, но при этом красного командира, облечённого абсолютной властью, и сорокалетнего, опытного, много чего пережившего и повидавшего Бажова. Нет, «И мальчики кровавые в глазах» Павлу Петровичу сниться не могли. Да чего уж – многие искали, но документальных свидетельств, что Бажов расстреливал священников, рубил казаков, нет… И не будет…

 
Все рядком лежат —
Не развесть межой.
Поглядеть: солдат.
Где свой, где чужой?
Белый был – красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был – белый стал:
Смерть побелила.
– Кто ты? – белый? – не пойму! – привстань!
Аль у красных пропадал? – Ря – азань.
И справа, и слева,
И сзади, и прямо
И красный, и белый:
– Мама!
Без воли – без гнева.
Протяжно – упрямо —
До самого неба!
– Мама[135]135
  М. И. Цветаева «Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь…» (1920).


[Закрыть].
 

Глава тринадцатая
Бергуль – капсула времени

Шестеро на площадке товарного вагона – норма. Даже самые строгие охранники не придираются на остановках.

Стоять приходится боком. Положение крайних опасное. «Бывает, что и спихнут». В середине и безопаснее и теплее. Только всё-таки холодно.

Конец зимы, безветренно, а дышать больно. Зима девятнадцатого года, мягкая и снежная вначале, теперь прижала наглухо. Вторую неделю держатся морозы, лютые, упорно ровные, градусов на тридцать пять. Начинает казаться, что это тоже норма, как шестеро на площадке.

Есть площадка – значит, на ней должны стоять шестеро, которые угрузли в шубы, изредка переговариваются, замерзают и безнадежно смотрят на «сибирские просторы».

Кроме телеграфных столбов, не на чем остановиться глазу. Ни одного пятнышка. Бело и ровно.

Хоть бы кустик какой.

Через сорок вёрст остановки. Станционные постройки видны только крайним – на площадке. Поезд либо не доходит, либо далеко проходит мимо станции. Сходить нельзя – место потеряешь[136]136
  См.: Бажов П. П. За советскую правду // Бажов П. П. Сочинения: В 3 т. М., 1986. Т. 3. С. 199–200.


[Закрыть].

Это фрагмент книги Павла Петровича Бажова «За советскую правду». Он автобиографичен, в книге Бажов рассказывает, как бежал из пермского плена, как приехал в Омск, как перекупил билет до Иркутска, как пробирался сквозь белогвардейскую Сибирь через Барабинск, Каинск. А вот совсем небезынтерсное описание самого себя:

«Маленький бритый человек в синих очках притулился в середине площадки, между двумя мордастыми спекулянтами.

Поверх городской шубейки надет огромный, с чужого плеча, бараний тулуп с „саксачьим“ воротником. „Семифунтовые казанские с крапинками“ надёжно защищают ноги от холода. Тёплая на меховой подкладке шапка-ушанка.

А все-таки, видно, перемёрз. Кашляет. Надрывно, подолгу, до холодного поту. Беспокойно возится. Руки тянутся к пояснице, где расползлась окопная язва.

Бритого человека мучительно бьёт кашель. Жгуче саднит поясница и плечи. В голове одна мысль – попасть в тепло, в баню.

Куда ехать?»[137]137
  Там же. С. 201.


[Закрыть]

И он попал. Благодаря удачно подслушанному разговору в Каинской уездной земской управе. Там во время одного собрания, когда «О школах сейчас шумаркались», один из участников сетует на нехватку учителей. Оказалось, тех, что были, посадили, против чего выступавший отпустил весьма едкое в отношении установившейся власти замечание. Не побоялся, значит!

«Кирибаев жадно прислушивается.

Делает выводы:

„Есть, значит, свои по деревням. Туда надо. Нельзя ли учителем заделаться?“

В коридоре управы поймал председателя. Бойкий, подвижный человек кооперативно-учительского вида. Небрежно слушает кирибаевский рассказ о причинах остановки.

Вертит в руках „документ“ Кирибаева и быстро заключает:

– Пустяки. Видно, что интеллигентный человек. Идите в отдел. Там выберите место.

– Куда это?

– Через квартал. К собору. Там Кузьмина спросите. Записку вот передайте.

В отделе чувашин-секретарь Кузьмич Кузьмин обрадовался новому учителю.

– Вам куда желательно?

– Много разве мест?

– В сорока трёх школах совсем нет учителей. Да и в остальные пополнения надо.

– Где бы посмотреть?

– Список у нас есть. Карту вон взгляните.

Кузьмин указывает на карту уезда, которая резко делится на две полосы: зеленую и светло-коричневую – лес и степь.

Красными кружками отмечены на карте школы. Только два-три кружка с двойной обводкой. Это школы повышенного типа.

Кирибаев тянется к крайнему пятнышку в северо-восточной стороне зелёной полосы.

Прочитывает вслух надпись: Бергуль.

Секретарь еще больше оживился.

– В Бергуль можно. Там уже давно ждут учителя. Школа там новая.

– И лес там? – спрашивает Кирибаев.

– Лесу там! О-о! Коренной урман. Ремы. Постройки на подбор.

– Далеко отсюда?

– Ну, верст сто с лишним. (Лишек потом оказался тоже сотней.)

– Так вот на Бергуле и остановимся.

– Пишите заявление»[138]138
  Там же. С. 209.


[Закрыть].

…И дали ему поганую посуду. Потом лечили его народными средствами. Парили в бане до потери сознания и в снег вынесли…

«Вот ведь, ничего себе!», – скажете вы, услышав историю пребывания Бажова в сибирской деревне Бергуль. И чего его туда занесло? И что за посуда такая «поганая»? И зачем истязали баней и снегом? Эти и другие вопросы обязательно возникнут у любознательного читателя. А я стану на них отвечать. Но для начала – несколько слов про Бергуль.

В татарском языке слово «бергуль» означает «берег озера» («бер» – берег, «гуль» – озеро). Всё правильно, село стоит на берегу. Место для него было облюбовано первыми поселенцами Сибири не без основания. Возвышенность меж двух больших пресных озёр, у дороги, идущей из Каинска на север и рассекающей большую красивую берёзовую рощу. В округе прекрасные луга, а дальше чернозёмные пахотные земли, берёзовые и осиновые леса. В низких местах растёт тальник, в колках – смородина, летом в лесах тогда и сейчас множество грибов. Раньше водилось много мелкого и крупного зверя и птицы. Рай, да и только! Но Бажов туда приехал не охотиться. Скорее, он был тем, на кого охотились. В феврале 1919 года, который выдался очень холодным на Урале и в Сибири, будущий писатель скрывался в тех краях от белых. И именно в Бергуле нашёл пристанище под фальшивой фамилией страхового агента Кирибаева. О чём подробно рассказал в своих произведениях. Рассказал, как бежал с Урала. Скитался и скрывался. Как в Татарске из-за кашля его не пустили в гостиницу, как в Барабинске отогревался на вокзале… Пока пути-дороги не привели его в земскую управу Каинска, а оттуда – в небольшое село, таёжный «угол» в 99 дворов, населённый кержаками-старообрядцами.

Я уже приводил цитаты из повести Бажова «За советскую правду». Там он описал и как попал в Бергуль, и о взаимоотношениях со старообрядцами. К слову, еда из «поганой» посуды – это как раз требование старообрядческого устава. Беспоповцам было запрещено есть из одной посуды с иноверцами. Устав гласил, что при нарушении правила произойдёт – ни много ни мало – «соединение с еретиками, принадлежащими к падшему миру». Во как! Но столь экзотическая традиция не помешала жителям села волшебным образом вылечить насквозь простуженного Бажова. Кто знает, что у него было? Может быть, тяжёлый бронхит, а может, и воспаление лёгких, но проверенный столетиями опыт лечебного парения вернул больного к жизни, более того, – поставил на ноги.

Вот картинки:

«…Просторная баня топится по-чёрному. Едкий дым лезет в глаза. Усиливается кашель.

– Без слезы не байня, – шутят бергульцы.

Задыхаясь от дыма, „вучитель“ всё-таки лезет на полок. Попечитель школы усердно нахлёстывает изъеденную „вучителеву“ спину, а „Костька“ поддаёт жару.

Дышать нечем. Кирибаев пробует спрыгнуть на пол, но вмешиваются огромные руки Андрея, которые крепко держат „вучителя“…

Очнулся на береговом снегу Тары. Двое раскрасневшихся нагих мужиков ворочают в снегу щуплое „вучителево тело“. Как только заметили, что он открыл глаза, сейчас же подхватили – и опять в жар.

Опять дышать нечем. Снова обморок.

Очнулся на этот раз в своей кровати. Около стоят те же два мужика в бараньих тулупах, накинутых на голое тело. Один суёт в руки „зингеровскую“ кружку.

Кирибаев жадно припал, но сейчас же захлебнулся и заперхал. Вонючая жидкость обожгла горло.

– Пейте усё, пейте усё, – настаивает Андрей. Учитель делает ещё один большой глоток и окончательно отстраняет кружку.

Андрей с сожалением смотрит на жидкость в „мирском сосуде“ и говорит:

– Хана ж первак. Крепка, знать? – Потом разглаживает усы и пробует. Одобрительно крякает и передает остатки попечителю. Тот делает такой же жест и опрокидывает кружку. Кажет на диво ровные белые зубы и ставит пустую кружку на стол.

– Отдыхайте ж теперь. Мы пойдём у байню домыться.

Кирибаева закрывают горячим еще тулупом, и он быстро засыпает. Спит ровно, спокойно, как не спал уже давно. Проснулся к вечеру. Приступов кашля нет. Зуд тоже исчез бесследно. „Байня“ сделала свое дело. Вылечила!»[139]139
  Там же. С. 228–229.


[Закрыть]

«Сидят все, задумавшись, как будто ждут чего-то друг от друга.

Андрей начинает первый.

– Вы, господин вучитель, не таитесь от нас… Вы… товарищ будете?

Для Кирибаева положение давно определилось, и он с улыбкой говорит:

– Кому как…

– Вот хоть бы нам, – подхватывает Омелько, – если нас казаки драли.

– Товарищ, выходит. Меня тоже порядком измяли. Еле жив выбрался.

Андрей вскакивает и возбужденно машет руками:

– Я ж говорил… А! Не вучитель, а товарищ!

Надолго открылись сверкающие зубы Омельки.

– Видное ж дело. Образков нет, и вошь, як патрон. Опричь окопа таких не найтить.

Сейчас же переходят к расспросам:

– Как там? Скоро ли прийдут? Где теперь? Есть ли хлеб? Патроны?

Кирибаев рассказывает об уральском фронте. Узнав, что при захвате Перми недавно мобилизованные крестьяне сдавались белым, Андрей рычит:

– Выдерут сучих сынов шомполами, – будут знать, яка сибирска воля. На заду узор напишуть, щоб не забыли.

– Як наши ж дурни. Мериканы… воны устроють! Вот и устроють – без штанов ходить. Дурни! Разве ж можно нам без Расеи. Там усе.

– И правда уся там, – энергично заканчивает Андрей.

Разговор переходит в военное совещание. На вопрос об оружии Андрей отвечает, что у него есть старый запрятанный в урмане бердан и винчестер, который удалось утащить из Омска при демобилизации.

– Патронов только две обоймы, – вздыхает он.

– Так ты ж ими десять казаков снимешь. У Омельки тоже есть трёхлинейка и к ней десятка полтора патронов.

Называют ещё многих крестьян, у которых припрятано оружие. Спорят, но сходятся на одном: не на всех можно полагаться»[140]140
  Там же. С. 233–234.


[Закрыть].

С самого начала этой первой «военной» конференции пошла активная диверсионная деятельность в зоне контроля белогвардейцев. Ответные меры не замедлили себя показать. В село прибывали каратели, которые проводили обыски в домах, искали дезертиров и партизан. Подозрительных жителей нещадно били плетью, независимо от пола, возраста и состояния здоровья. Для пыток и допросов местных жителей приводили в один из домов, где всё это происходило; к счастью, дом устоял под натиском времени. Писарь из Биазы Шилов Авдей Терентьевич неоднократно предупреждал о прибытии карателей. Его портрет до недавнего времени висел на стене сельского музея.

Всего несколько месяцев прожил в Бергуле будущий писатель, став организатором и участником партизанского движения. Он исчез так же неожиданно, как и появился, а через некоторое время в Усть-Каменогорске объявился страховой агент Бахеев. Но об этом на следующих страницах книги. А пока мы по-прежнему в Бергуле. В селе, что в начале прошлого века основали русские переселенцы из западных губерний России. Первыми поселились три старообрядческие семьи: Хохловы, Гнутовы и Ивановы. Теперь здесь живут юные потомки первопоселенцев, а их бабушки рассказывают сказки – то есть сказы. Как жили их предки, как заселялось село.

Пелагея Хохлова, экскурсовод Бергульского дома-музея имени П. П. Бажова (из репортажа телекомпании «Вести. Новосибирск» от 8 октября 2012 года): «Это уже совсем не та изба, в которой квартировал Бажов. Но интерьер – по воспоминаниям старожилов. Красный угол с иконами, кровать да лавки. Есть и личные вещи писателя: шкаф и зеркало. Сейчас из учеников Бажова в живых, конечно, уже никого нет. Но они рассказывали – учителем он был строгим, но справедливым. Может, оттого, что пришлый учитель стал таким известным человеком, много лет в Бергуле работала детская организация „Бажата“».

Кстати, именно в те времена, когда, помнится, и вода была мокрее и лес зеленее, в Бергуле торжественно открыли Дом-музей имени П. П. Бажова. Было это в январе 1984 года, в самый канун дня рождения писателя. По воспоминаниям старожилов, на открытие приехало много гостей, поэты и писатели. Запомнились мастера музыкального фольклора братья Заволокины, Геннадий и Александр. Кстати, Геннадий, ставший впоследствии знаменитым ведущим телепередачи «Играй, гармонь», посвятил значительную часть концерта, состоявшегося по случаю открытия музея, частушкам. Концертная программа снималась Западносибирской студией кинохроники и позже вышла на экраны в одном из выпусков киножурнала «Сибирь на экране». Бергульцы не только слушали, но и сами пели.

Село Бергуль на всю Россию прославилось песнями, исполняемыми фольклорно-этнографической группой во главе с Анной Максимовной Беловой, библиотекарем села. В Бергуль приезжали фольклористы Михаил Никифорович Мельников, Вячеслав Владимирович Асанов и Оксана Ильинична Выхристюк.

Памятью о музыкальном прошлом деревни осталась грампластинка, выпущенная фирмой «Мелодия» в 1975 году. Вот состав группы: Анна Максимовна Белова, Павлина Лукьяновна Подрядчикова, Ульяна Романовна Трофимова, Мария Тимофеевна Гайдукова, Евдокия Даниловна Старкова, Васса Ивановна Савастеева, Хритинья Савельевна Голубцова, Клавдия Макарьевна Савастеева, Татьяна Филаретьевна Голубцова, Секлетинья Ефимовна Осипова и Зоя Ивановна Сидорова.

После концерта состоялось настоящее сельское застолье, говорили тосты, среди которых запомнились слова Геннадия Заволокина о том, что такой человек, как Павел Петрович Бажов, даже после своей жизни сближает и объединяет людей.

И правда, объединяет! Может быть, поэтому даже спустя 100 лет с гордостью рассказывают бажовские истории любому, кто приезжает в эти до сих пор глухие медвежьи места. И про медведя – это совсем не метафора: одной из самых обсуждаемых новостей в момент моего приезда в Бергуль была новость о медведе, повадившемся трепать деревенское стадо. Так что за 100 лет без Бажова здесь мало что изменилось. Жизнь в Бергуле и сегодня течёт куда медленнее, чем в городах, никто никуда не спешит, и, попадая в такие сказочные края, тоже невольно принимаешь эту размеренность и всё больше созерцаешь. Гуляешь, наблюдаешь и слушаешь, как неспешно течёт река Тара, огибая водной канвой Бергуль, как кружат листья в воде, выстраиваясь в незатейливом танце. За рекой, на другом берегу, уже лес густой и дорожки – какую выбрать? Местные провожатые, детвора, уводят с другого берега – мол, нельзя, медведь всегда рядом.

И кладбище в маленькой роще, и дома, и люди, и река, и опустевшие фермы, и закрытая лесопилка, и музей, и писатель из девятнадцатого года, и постоянный ветер, и восход, медленный, неспешный, – это всё Бергуль. И этот незабываемый аромат и треск поленьев, когда прогревается добрый сельский музей. В 2023 году селу Бергуль исполнилось 125 лет.