Текст книги "Игра правил"

– Деление потребления, – возражал В, – на «необходимое» и «роскошь» – весьма условно. Для человека с высоким уровнем жизни – предметы роскоши становятся необходимостью. Природа распределила ресурсы неравномерно. Кто-то родился умным и сильным, а кто-то глупым и слабым. Умный и сильный возьмёт больше власти, глупый и слабый меньше. Не существует никаких тобой выдуманных границ, где заканчивается жизненно необходимое материальное благо. У всех людей разные потребности. Кому-то нужно мало, кому-то много. Кто-то может взять много, кто-то мало. Следовать усложнению – это и есть реализовать весь свой потенциал в заработке денег. Все люди разные, и не существует никаких общих критериев достаточности или оптимальности. Что оптимально и достаточно для одного, то недостаточно и неоптимально для другого.

– Хоть природа распределила ресурсы неравномерно, – тут же вступился Мотя, – но при всей неравномерности распределения люди остаются равными в возможности реализовать имеющиеся ресурсы. Ты имеешь возможность реализовать свои ресурсы так же, как и я свои. Пусть и ресурсы у нас с тобой различны. Ты равен мне в этой возможности, а я равен тебе. Ты реализуешь своё, а я своё. Нет никакого различия между нами. Этот принцип общий для всех. Каждый человек равен другому человеку в возможности реализации собственного ресурса. И оптимальность хоть и количественно разная для всех, но существует для любого конкретного человека. Да, ты прав: что оптимально и достаточно для одного, то недостаточно и неоптимально для другого. Но для каждого есть его собственная достаточность и оптимальность. И в этом мы опять же все едины. У каждого из нас есть своя возможность реализовать ресурсы. И разность ресурсов и оптимальности дана людям не для того чтобы меряться переменными друг с другом: «у кого больше ресурсов» или «у кого какая оптимальность». А чтобы каждый реализовывал имеющийся ресурс для собственного совершенствования. Чтобы каждый находил свою персональную оптимальность в каждом аспекте жизнедеятельности. Для кого-то оптимальным будет «необходимое», для другого «комфорт», а для третьего «роскошь». Мысль о том, что каждому человеку якобы в обязательном порядке нужно гнаться за максимальным потреблением – в корне ошибочна. Все люди разные, с разными материальными потребностями, необходимыми для достижения баланса и гармонии. Но сам по себе заработок денег – это лишь следствие реализации потенциала вообще, но никак не причина и не самоцель. Заработок денег представляется самоцелью лишь паразитам, соискателям власти. Полноценный же человек обретает деньги как следствие того, что занимается выбранной деятельностью. И если программист-изобретатель из Кремниевой долины зарабатывает на своём деле миллионы, а человек, шьющий обувь, зарабатывает своим трудом в тысячи раз меньше, то они вполне могут быть счастливы в одинаковой степени. Если заработок обеспечивает им достаточное материальное потребление для их персональной оптимальности, то они счастливы. А может быть и так, что более счастлив именно шьющий обувь профессионал с более скромным доходом. Ведь при меньших деньгах у него может быть значительно больше ресурсов для действия в целом.

Глава XII
Толстяк и дворовой кот

Я не стал вставлять свои необдуманные возражения и вопросы, а попытался до конца разгрести в голове их разговор о деньгах и власти. Слишком уж много всего упало на мой мозг в этом направлении за последние пятнадцать минут. Рассуждения о ресурсах, деньгах, властолюбии и ценностях. Неужели они успевают обрабатывать такой пласт разношерстной информации прямо по ходу протекающего диалога? Или каждый просто говорит всё, что хочет, и чхать он хотел на восприятие оппонента? Но если бы так, то они бы не отвечали друг другу, а тараторили что-то своё наперебой без умолку. А они отвечают! И так отвечают, что другому мало не кажется. Значит, всё-таки успевают… я поймал себя на размышлениях о какой-то незначительной дребедени вместо сосредоточенного разбора задуманного. Да, точно – «деньги и власть», «деньги и власть»!

Первое, что встает перед глазами при произнесении связки двух слов «деньги и власть», – это хозяин одной из компаний, где я работал много лет назад. Самодовольный круглолицый толстяк невысокого роста, любящий раздавать нравоучения направо и налево и оттого чувствовать себя королём положения. В то время я ещё выпивал, и, конечно же, бывало, выпивал и с ним на праздниках и всяческих корпоративах. Чаще на корпоративах, приуроченных к надуманным «победам» нашей фирмы. Мизерные и незначительные, какие-то недоуспехи, они раздувались до гигантских и праздновались с размахом победы в третьей мировой войне. Звучали громкие лозунги и получасовые тосты. Так проявлялись извечно читаемые и реализуемые шефом мотивационные пустышки тимбилдинга. От их реализации он мнил себя гением менеджмента и стратегии. И на одном из таких празднований, подсев ко мне с рюмкой коньяка, он прочел мне очередную лекцию об успешности. О том, что «нужно мыслить, как чемпион». Что «богатый от бедного отличается лишь образом мышления» и о всякой подобной чепухе, которую в нынешнее время легко можно встретить в набитых ботами бизнес-пабликах. Но очень точно я запомнил произнесенные им «11 правил хорошего управленца», по его заверению, являющиеся детищем его собственных умозаключений и измышлений, а оттого и предметом гордости. Кстати говоря, я не замечал, чтобы он афишировал их ранее или в последующем. Но в тот день и на пьяную голову, видимо, не устоял от возможности блеснуть пониманием излюбленного вопроса. Я примерял эти правила к поступкам современных «хороших управленцев» или, как сейчас модно говорить, «эффективных менеджеров» – и они ни разу не давали сбоя, и оттого много лет служили мне верной помощью и защитой во взаимодействии с таковыми. И звучали эти правила следующим образом.

1. Есть только интересы вышестоящего руководства и интересы свои собственные. Интересы нижестоящих сотрудников – не интересны.

2. Жить нужно завтрашним днём – делая сегодня всё возможное для успешного завтра.

3. Любой результат – не результат. Никогда не останавливайся на достигнутом.

4. Незаменимых людей нет. А если и есть, то им нужно привить мысль об их заменимости.

5. Обманывай или будь обманутым. Высокая мораль – удел глупых людей.

6. Перед подчинёнными считай каждую копейку, жалуйся на жизнь, прибедняйся и драматизируй пустяковые неудачи. Это не даст возможности подчинённым претендовать на большее.

7. Отдавай словом, а принимай делом. Строй в головах подчинённых воздушные замки их потенциального прогресса и обменивай воздушные замки перспектив на их усердную работу в настоящий момент.

8. Обещанные деньги эффективнее выплаченных денег. Не торопись платить, ведь ожидание денег заставит подчинённых работать гораздо лучше, чем их получение.

9. Не имей дел с человеком, которого в случае необходимости ты не в состоянии принудить выполнить свои обязательства силой. Деловым отношениям с более сильным человеком или с равным предпочитай деловые отношения с человеком слабее себя.

10. Умей выставить подчиненного виноватым. Создавай вымышленные недоработки, дабы подчинённый старался реальными поступками загладить свою вину и при этом не претендовал бы на похвалу и повышение выплат.

11. Человек имеет ценность лишь до тех пор, пока независим от тебя. После покорения и обращения человека в зависимость он более не стоит внимания. Берись за покорение других людей.

Разбирая его правила в контексте сегодняшнего разговора, я смог сделать несколько важных и абсолютно новых для себя заключений и выводов. Во-первых, в этих правилах я действительно узрел раба, ищущего себе рабов. Во-вторых, такие люди в самом деле рабы, вечно недовольные своим нынешним положением и постоянно куда-то бегущие. Вернее, не «куда-то», а в известном направлении: в направлении подальше от самих себя. В-третьих, так же верно, что власть для таких людей является самоцелью, и им плевать на качество распоряжения имеющейся властью – им хоть хаос и разруха от своей некомпетентности, но лишь бы быть в разрухе главным. И, в-четвёртых, истинно верным является то, что такой человек крайне несчастлив и одинок. И толстяк, со своим извечным желанием выпятить себя на публике, бравируя всякой ерундой, был в реальности очень закрытым и одиноким человеком. Из того, что я знал о его тогдашней личной жизни – четыре раза разведён и нынешняя жена для галочки и всяких псевдосветских сборищ. Точно помню, что хоть он и умело парировал все разговоры на личные темы, сводя их к малозначимому и не стоящему внимания, но на лице его каждый раз проскакивала грусть. Как сейчас понимаю, грусть именно от отсутствия по-настоящему близких людей в его жизни. Хотя со временем, наверное, подобные чувства атрофируются, и человек, приспособившись к одиночеству, преспокойно существует. Так же преспокойно, как и засохшее дерево, переставшее бороться с ветрами и непогодой.

Ещё мне вспомнился прелюбопытнейший эпизод моей жизни, заставляющий задумываться о роли денег и власти в мире людей в забавном ключе. Я вспомнил любимчика всего двора, мимо которого никто никогда не проходил. Гладили, кормили или просто сюсюкались на расстоянии. Бело-серая полоска на спинке, белая грудка, крупные лапы и умнющая мордочка с понимающими глазами. Он позволял детям тискать себя до умопомрачения и, в угоду разным бабушкам, любил находиться по полчаса неподвижно, аккуратно разместившись у них на коленках. Бесконечно дрался с другими котами, о чём свидетельствовали ночные кошачьи крики под окном и часто подранная шерсть, плюс отсутствие других котов в нашем дворе, притом что в целом по округе их бродило не так уж и мало. Дворовый кот, заурядно названный детьми и бабушками Барсиком. Но, исходя из его внешнего вида и характера, ему бы больше подошла кличка Боско или Банди. Не обходили стороной этого кота и мы с Юмой. Много раз выносили ему на улицу остатки сметаны в крышечке, кусочки недоеденной варёной курицы или даже специально купленный для него кошачий корм. Обнаружив его блуждающим по лестничной площадке, иногда впускали в квартиру и кормили чем-нибудь вкусненьким там. При каждом нашем приближении к подъезду он радостно бежал нам навстречу и ластился, плавно прогуливаясь восьмеркой между ног, обвивая ногу хвостом и прелестно мяукая. Так продолжалось около двух лет, пока в один из летних дней не произошла кардинальная перемена.

Не говоря про то, что он стал абсолютно игнорировать наше присутствие, но он перестал даже отзываться на всевозможные «кыс-кысы» и обращения по кличке. Он ходил по двору, как и ранее, проверяя владения и охраняя их от посягательства других котов, но абсолютно не интересовался ни нами, ни детьми, ни бабушками – те, так же как и мы, не получали никакой реакции на свои «кыс-кысы» и «Барсик-Барсик». Словно показывая презрение, он даже не поворачивал голову в наши стороны. Мы всем двором как будто перестали для него существовать. Нас для него словно не стало. Удивительное зрелище: мы видели перед собой того же самого кота внешне, но совершенно другого кота внутри.

Причиной столь резкой трансформации личности явилось то, что его приютила заботливая милая женщина с четвёртого этажа и украсила его шейку красивым кожаным ошейником, который он и не думал с себя срывать или как-то противиться его наличию. Совсем наоборот, ведь он не стал заключённым в своём новом месте пребывания: его на весь день выпускали на улицу и он гордо гулял в своём ошейнике целыми днями, но теперь уже занимаясь желанными делами. Потому что вместе с ошейником он приобрел и новое положение – положение кота с постоянным местом жительства и свободным доступом к пище. И это обстоятельство сбрасывало с него оковы обязанностей предыдущего образа жизни. С сожалением для себя мы обнаружили, что хорошее к нам отношение кота Барсика было одной из ненавистных ему обязанностей, преспокойно сброшенной им при обретении нового положения. «Деньги портят даже котов», – с негодованием как-то произнесла проигнорированная им бабушка, сидящая по обыкновению на лавочке возле подъезда. Услышав её слова, я задумался: интересно, деньги портят только дворовых котов или всех котов? Это у данного конкретного кота такой скверный нрав или любой кот так поступит? Если бы он жил всю жизнь дома, то был бы более мягким в отношении людей? Был бы он добрее ко всем, не имея такой сложной жизни ранее? Потом я понял, что деньги никого и никогда не портят. Они лишь обличают сущность котов. Обличают их нутро таким, какое оно есть в действительности, не делая его при этом ни хуже, ни лучше. Кот Барсик лишь выпрашивал еду, оттого и был мил. Оттого и терпел бесконечное нарушение личного пространства и эгоизм людей, использующих его как временную игрушку. Ведь никто из них не забирал его домой. Не давал ему того, чего ему по-настоящему не хватало. Каждый брал от него лишь то, что хотел взять сам, и уходил домой восвояси. А по-настоящему необходимой для него была – свобода. Свобода действий при наличии необходимых для жизни ресурсов. Что он и получил от этой милой женщины с четвёртого этажа. Она лишь кормила и лечила его, когда ему это требовалось. Гоняя по двору котов и охаживая кошек, он часто не ночевал дома и приходил в любое удобное для него время. Милая женщина не претендовала на него как на свою собственность, запирая его дома или кастрируя себе в угоду. Нет. Она любила его, не обладая им. Просто помогала ему жить, наслаждаясь его свободной волей. Истинное искусство любви, доступное лишь прекрасному и возвышенному человеку. Поэтому, как только у Барсика появилась в избытке еда, то и надобность угождать эгоистичным людям сразу же отпала. Интересно, как бы выглядел мир, если бы все коты не испытывали нужды и делали что желают? Был бы мир красивее от их искренности? И нужна ли людям искренность на самом деле? Хотят ли люди видеть истинные жизненные цели и ценности котов? Возможно, людям больше нужно, когда каждый кот играет свою роль и просто радует глаз.

Но самое занимательное, что предоставила мне память на поднятые сегодня вопросы, так это воспоминание о давнем соседе, времён моего проживания в великолепном городке под названием К. Городок был милейшим местом из всех, где мне довелось пожить длительное время. Население сорок тысяч человек. Две главные улицы, три второстепенных, с пяток средних улочек и множество незначительных. На светофорах машины скапливаются только в семь вечера. По-видимому, в это время выезжают действительно все имеющиеся в городе машины. В остальное же время, из любой точки в любую, можно доехать за семь-восемь минут – не нарушая правил дорожного движения – и за четыре-пять – нарушая их. На тротуарах никто не соблюдает правило правостороннего движения, и немногочисленный поток плавно и неторопливо передвигается в хаотичном порядке. Именно плавно и неторопливо. Иногда у меня складывалось впечатление, что там никто никуда и никогда не спешил и не опаздывал. Чувствовалась какая-то свобода в манере передвижения тамошних людей. Словно они успевают насладиться течением окружающей их жизни. И в такой монотонной идиллии моё внимание приковывал очень нетипичный её соучастник. К этому осанистому шатену постоянно приезжали курьеры различных транспортных компаний, доставляющие огромные коробки с непонятно чем. Также его всегда можно было встретить идущим с почты и несущим какие-то посылки. Часто можно было наблюдать из окна, как они вместе с женой садились в старенький неприметный внедорожник и куда-то уезжали. Бывало, на несколько дней или даже недель. Очень уж интересовал меня сей персонаж. Хоть он и старался сливаться с местными жителями, он явно не был местным. Его одежда не была броской, но человеку, сведущему в качестве, легко можно было увидеть её принадлежность к высочайшей ценовой категории. Как потом выяснилось, его коллекция одних только туфель «Стефано Бемер» стоила ровно в три раза дороже его автомобиля и в десять раз дороже всего моего вместе взятого гардероба. Но тогда он был для меня настоящей загадкой. Я не мог понять, почему он живёт именно здесь. Почему не уезжает в другой город, если у него явно есть финансовая возможность это сделать? Что его здесь держит? Может быть, он занимается какой-то незаконной деятельностью или скрывается от правосудия? И в один из дней, когда я таки смог застать его отдыхающим на лавочке, завязалось наше знакомство. Он оказался ещё более странным человеком, чем мне представлялось ранее. На базе наших общих утренних занятий на турнике он мне поведал о своём образе жизни затворника и отшельника двадцать первого века. Оказалось, что, имея весьма солидный доход от какой-то дистанционной деятельности, он намеренно отказался от яркой столичной жизни. От шумных компаний и пышных торжеств. От бесконечных восторженных взглядов и лестных изречений о качестве своей личности. Он выбрал свежий воздух, экологически чистые продукты, красивую природу, спокойствие и тихую радость семейной жизни. И самое главное, как он сказал, – возможность принадлежать самому себе и свободно заниматься творчеством. Он писал картины и книги. Какие-то перемудрённые абстракции на холсте и философские заумности на бумаге, непонятно для кого и для чего. Картины он точно не выставлял, а издавал ли книги – я не знаю. Позже я читал лишь сырую версию одной из них в электронном виде. Дальнейшая судьба книги мне неизвестна. Отправляясь на отдых, они с семьей добирались на автомобиле до аэропорта ближайшего крупного города и улетали в нужном направлении. А всё необходимое для жизни и творчества он заказывал в интернет-магазинах. Объяснял всю эту конспирацию и закрытость он очень просто, говоря что-то вроде: «Если своими ресурсами я раздражаю окружающих людей, значит, я распоряжаюсь ими неразумно». И он умел не раздражать окружающих людей, при этом ни в чём себе не отказывая. Но происходящего никто не видел и не понимал. Всегда тёмные тона одежды и никаких внешних атрибутов роскоши. Он не вызывал возмущения людей своим существованием. Не вызывал у них зависти и ненависти. Он по-настоящему понимал значение фразы «счастье любит тишину». Понимал и воплощал её в жизнь. И когда я спросил его, с чего он вдруг решил так кардинально поменять свою жизнь и в какой момент к нему пришло озарение сделать это, – он поведал мне весьма необычную историю. Он рассказал мне о своём сне. Сне, разбившем вдребезги и заново построившем его мировоззрение.

Глава XIII
Сон соседа

Множество опрятно одетых людей со счастливыми лицами в большом закрытом помещении, границы которого находились вне поля зрения. Отчётливо понятен был лишь просторный холл, где и зародилось первоначальное действие. Происходящее напоминало не то ярмарку, не то выставку. Но важный нюанс заключался в том, что отсутствовала привычная для ярмарок и выставок суматоха. Складывалось ощущение осведомлённости каждого участника о своих действиях и целях визита. Да и я как будто бы тоже всё это знал. Состояние комфортное, относительно уверенное. Одет как все и ничем не выделяюсь. Такой расклад придавал дополнительного спокойствия. Прогуливаюсь, рассматриваю красивые нарядные столы, уставленные всякими непонятными штуками. Где-то штуки съедобные, где-то какие-то приспособления неясно для чего… Сажусь за один из столов с изумительными пирожными, и вместе со мной садятся ещё несколько человек. И только мы приготовились приступить к трапезе, как стол, вместе с находящимся под ним полом и стоящими на нём стульями, начал двигаться в сторону большой двери, расположенной в стене неподалеку. Возмущения, как, собственно, и страха, сие событие ни у меня, ни у кого из сидящих за столом не вызвало, лишь ощущение верно происходящего процесса с легким налётом удивления. Процесса, не до конца осмысливаемого, но отчетливо прочувствованного и принимаемого как должное. Мол, «поехали, и правильно!». Двери распахнулись, и за ними показалась аналогичная комната, опять же наполненная людьми. Проехав метров двадцать от входа, стол остановился, и все мои попутчики сошли со своих стульев, словно использовать стол с яствами по назначению не планировалось и всем было известно, что это лишь некий способ передвижения или транспорт, доставляющий до места назначения. К слову сказать, местом назначения не была сама комната, куда мы прибыли. Местом назначения, точнее «целью маршрута», был большой белый куб, метра по три с половиной в гранях. Куб стоял ближе к центру комнаты, и рядом с одной его стороной толпились люди. И судя по моим непродолжительным наблюдениям, толпились они для того, чтобы, пройдя сквозь одну из его сторон, выйти с противоположной. Нюанс заключался в том, что входили в куб обычные нормальные люди, а с другой выходили какие-то надутые гелием пустышки, напоминавшие кукол-манекенов, привязанных к полу, чтобы не улетели. Но эти передвигались самостоятельно, просто имели такой внешний вид. Создавалось впечатление, что, выходя из куба, люди почти полностью теряли вес. Они словно не контролировали свои руки и головы, и те медленно болтались из стороны в сторону. Ноги же, как в замедленной съемке, брели вперед. Было ощущение, что они вот-вот улетят вверх, как гелиевые шарики. Зрелище было жутковатое, и мне стало не по себе ещё и от того факта, что никого, кроме меня, происходящее не смущало. В попытке объяснить для себя происходящее, я подошёл к одному из толпящихся рядом с кубом человеку и поспешил поинтересоваться:

– Что происходит с этими людьми? Почему они так выглядят, когда проходят через куб? И что это вообще за куб такой?

Примечательно, что во сне, когда тебя что-то интересует, то в речи отсутствует вся эта вступительная мишура позолоты этикета и ты сразу переходишь к делу. Произносится вполне чёткий набор сухой конкретики и наступает ожидание ответа.

– Это временный эффект от прохождения через куб тщеславия, – заговорил мой спонтанный собеседник. – Всё в порядке. Через пару минут они вернутся в обычное состояние.

И снова никаких приправочных оборотов – конкретика в ответ на конкретику.

Только вопросов от таких ответов появилось ещё больше. Но все они отходили на второй план против мысли о том, что ведь и мне придется туда идти, раз уж этот диковинный стол меня сюда привез. На мгновение мной овладело неудержимое стремление избежать попадания в этот куб любым способом. Это всё, чего я тогда по-настоящему хотел, и всё, что меня по-настоящему заботило. Какой-то всплеск животного страха, как в момент смертельной опасности, заставлял меня быстро соображать и искать возможности улизнуть от надвигающейся неизбежности. Но, вопреки моим мысленным стараниям, неизбежность надвигалась стремительно и неумолимо.

Как это часто бывает во сне – резкая смена картинки, и вот я уже вместе с группой начинаю сближение со стороной входа в куб. Никакой двери или прохода – передо мной только белая, идеально ровная, глухая стена, которая, по всей видимости, должна быть мной пройдена насквозь… И в самом деле я миновал её без малейших усилий. Но оказался почему-то не внутри куба, а на вершине какой-то огромной пирамиды. Я и группа людей, вошедших вместе со мной, стоим на вершине пирамиды, одетые в золотые доспехи невиданной красоты. Резные расписные пластины не имеют веса, хоть и закрывают всё тело от ступней и до макушки головы, но при этом совершенно не сковывают движений. Вместо восторга или удивления – совершенно другие ощущения. Нет ни страха, ни волнения. Необычное состояние величественного покоя. Словно глубинное осознание абсолютной подконтрольности всего происходящего. Будто всё вокруг – это единый механизм, а ты – ключевое звено в его центре, и все решения всецело зависят от твоей воли. Безграничная власть – и покорность окружающего пространства. Внизу кипела жизнь миллионов людей: они копошились в каком-то тяжелом труде как легионы муравьёв. Взмахи сотен тысяч орудий и гнущиеся от тяжёлых каменных глыб спины. В моей голове не было никаких воспоминаний о прошлом или мыслей о будущем. Из неё в одно мгновение исчезли мысли о передвигающемся по комнате столе и белом кубе. Я проживал только настоящий момент. Я ощущал даже вкус воздуха, имеющего консистенцию именно такую, какую я хотел ощущать. Неведомое ранее состояние тотального всемогущества поглощало меня целиком. Если бы я мог рассуждать или сопоставлять, то я бы наверняка сделал вывод, что власть любого самодержца или монарха за всю известную историю человечества не стоила бы и тысячной доли моей нынешней власти. Никто бы и в самых жадных фантазиях не дерзнул мечтать о подобном величии. Границы моей личности были стёрты непомерным масштабом этого могущества. И чуть было я не растворился в безудержном упоении от всего происходящего, как мой взор упал на одного из людей внизу. И почему-то я увидел его очень близко, как если бы рассматривал в упор. Я видел надрыв его мышц, по которым крупными каплями скатывался пот. Видел дрожащие суставы колен и локтей. Покорёженное от боли лицо, с вырывающимися из глаз редкими слезами, съезжающими на трясущиеся губы стиснутого страданиями рта. Яркое солнце на безоблачном небе, нежно ласкающее меня и нещадно палившее его и выжимающее из него по каплям последние силы. По всем канонам физиологии он давно должен был замертво рухнуть наземь, но, вопреки всему, продолжал идти. И в этот момент я испытал самый ужасный удар в своей жизни, который мне когда-либо приходилось испытывать. Как выстрел в грудь, забивающий дыхательные пути кровью, мне явилось понимание происходящего: этот человек продолжает идти, потому что я так желаю! Все окружающие меня люди идут, куда я хочу, и делают то, что хочу я! Предо мной предстал ужас воли одного человека над жизнями других людей! Меня затрясло, и я в самозабвении ринулся вниз, к этому измождённому человеку. Рыдая и скидывая валуны с его спины, я обнимал его и молил о прощении. Я кричал, что мне это не нужно и всё это не моё! Что я не хочу всего этого, и пусть всё прекратится! Неожиданно для себя я почему-то бросился на землю, начав водить ладонями вокруг, образуя два полукруга с заострением книзу, напоминающих мультяшное сердце. Я делал это снова и снова, продолжая кричать. В центре создаваемой мной фигуры из пыли начало проявляться лицо человека. И человек будто бы был мной, и я почему-то был уверен, что это я. Хотя лицо на проявляющемся рисунке было точно не тем лицом, которое я каждый день видел в зеркале. Я знал, что это я, но я видел, что это не я… Странное чувство. Продолжая выводить в пыли ладонями эту фигуру, я в одно мгновение переместился в совершенно иную локацию. Вот я находился рядом с этим человеком, а подняв голову, обнаружил себя в другом месте. Никаких пирамид и миллионов людей, лишь я один в красочном саду, полном ярких цветов и прекрасных растений. Всё вокруг цветёт и дышит гармоничной свободной жизнью. Ко мне сразу же вернулась память о белом кубе, о комнате, о том, как я оказался в этой пирамиде и что всё это было лишь испытанием, после которого я должен быть выйти с обратной стороны куба надутой воздухом пустышкой. Я понял, что я справился, что я смог пройти это испытание и именно поэтому я здесь! Что я не поддался искушению и остался достойным человеком! И только было я погрузился в эти мысли, как тут же сад вокруг начал быстро увядать: цветы чернели на глазах и сворачивались, растения засыхали и сморщивались, небо, в лучших традициях фильмов ужасов, затягивало тучами, и вместо густой зелёной травы – выступала жёлтая пыль. Та самая злосчастная пыль, по которой я совсем недавно в истерике выводил руками рисунок. Моментальное озарение: «Ещё ничего не закончено, и я не справился, ведь работа со своим тщеславием – это процесс всей жизни, а не одноразовая победа на одном поле боя». Я поддался искушению и возгордился фактом прохождения испытания с пирамидой и снова тем самым окунулся в то же самое болото честолюбия. Тем временем сад увядал всё сильнее и сильнее. Накатило всеобъемлющее чувство сожаления, как будто бы я кого-то очень сильно подвёл, и вместе с тем осознание бесконечности процесса борьбы. Борьбы до тех пор, пока ты жив. Где каждый шаг сопряжён с непреодолимым желанием возвыситься над другими и даже над самим собой. И борьба с этим желанием непосильна для человека. Я всегда слаб, и я всегда проиграю. Ведь даже мысль о том, что я могу победить, уже сама по себе является поражением. И тут я понял, откуда произрастало это неловкое ощущение, я понял, кого именно я подвел, – я подвел того самого себя с рисунка. Того меня, который не я. Не я, потому что я так и не смог и никогда не смогу. Сложно словами описывать возникшие в тот момент мыслеобразы. Видимо, не зря говорят, что существуют вещи, не передающиеся словами. И только после того, как я погрузился в глубины раскаяния и разочарования собой, – сад начал расцветать вновь. Но наблюдая за его восстановлением и цветом пуще прежнего, я думал только о том, как я подвёл и как я всегда буду подводить то лицо с рисунка. То лицо, которое, как я неожиданно понял, было лицом моей некой внутренней энергии. Не лицом физического тела, красующимся на черепной коробке. А именно лицом незримой энергии моего естества. Лицом, поистине великим и прекрасным. Лицом, в сравнении с которым всё моё человеческое существо с его ничтожными стремлениями и помыслами выглядело ущербно и жалко. Ничто не способно было всколыхнуть во мне даже крупицы гордости за себя. Только раскаяние и любовь к тому лицу. Любовь к лицу своей внутренней энергии и глубочайшее раскаяние за то, что я всегда буду его подводить…

Я вышел из куба обычным человеком. Я не превратился в надутого гелием манекена. По моему возвращению на всех присутствующих почему-то появились футболки с изображением на спине лица моей внутренней энергии. Все аплодировали и поздравляли меня. Поздравляли за то, что я смог и что я первый, кто прошёл этот куб и вышел из него точно таким же, каким и вошёл. Меня же это ни капли не трогало, и моё внутреннее состояние оставалось непоколебимым и умиротворённым. Ведь мне было известно то, чего не было известно им. Я-то знал, что я не смог сделать того, с чем они меня поздравляли. И что не смогу этого сделать никогда. Это сделало лицо с рисунка. Сделал не тот я, которому все восторженно аплодируют. А сделал тот я, который не я. Единственное, что заботило меня, это ощущение творящегося обмана, пусть и не преднамеренного и мною не желаемого. Никогда ранее я не видел такой концентрации неоправданной веры в одного человека.