Текст книги "Исследователи древностей Москвы и Подмосковья"

Глава 7
А. Б. Арциховский и сложение современных представлений об археологии Москвы и Подмосковья

Артемий Владимирович Арциховский родился в 1902 году в Петербурге, но жил в этом городе только в раннем детстве, а в зрелом возрасте бывал там редко и без особой охоты. Он не раз повторял: «Я ленинградец по рожденью и москвич по убежденью». Действительно, приехав в Москву в 1922 году, он уже не покидал ее более полувека и был типичным представителем московской исторической и археологической школы.

Отец будущего археолога Владимир Мартынович (1876–1931), ботаник по специальности, был человеком передовых убеждений, в частности, отстаивал крамольную в царской России идею женского высшего образования. Это делало его фигурой, мало приемлемой для официального чиновничьего Петербурга. Единственным местом, где ему удалось найти работу, оказался Новочеркасский политехнический институт.[284]284
  Беляев Л. А. Путь ученого // Российская археология. 2002. № 4. С. 7– 11. Артемий Владимирович Арциховский. М., 1973 (кн. в био-библиографической серии Академии наук СССР).


[Закрыть]

В столице донского казачества прошли отрочество и юность Артемия Владимировича.

В гимназии он сблизился с преподавателем истории М. П. Богаевским. В 1918 году, при штурме Новочеркасска большевиками, с группой одноклассников, возглавляемой Богаевским, оборонял город, но не ушел с белыми в эмиграцию, а остался. Видимо, с тех пор в его душе поселился страх. Ведь Богаевского поймали и расстреляли.

В 1920 году Арциховский окончил среднюю школу, а затем два года проучился в Политехникуме. Вскоре он понял, что ему ближе иной круг наук, оставил институт и поступил на факультет общественных наук Московского университета. Все же знакомство с точными науками принесло пользу молодому ученому. Еще в 1920-х годах он пытался применить методы аналитической геометрии к классификации древностей. Словами невозможно передать степень изгиба бронзовых или железных серпов. Арциховский предложил заменить описания математическими формулами, предельно точно выражающими, какую линию образует лезвие орудия.

В университете Артемий Владимирович учился у Ю. В. Готье и В. А. Городцова и избрал своей специальностью славяно-русскую археологию. Слушал он и курс С. К. Богоявленского «Археология и топография Москвы».[285]285
  Обозрение преподавания факультета общественных наук I МГУ на 1922/23 академический год. М., 1923. С. 57.


[Закрыть] Еще студентом произвел раскопки ряда подмосковных курганов около сел Никоново и Тупичино в Подольском уезде (ныне Чеховский район).[286]286
  Арциховский А. В. Никоновские и Тупичинские курганы // Труды Секции археологии Российской ассоциации научных институтов общественных наук. 1928. Вып. 3. С. 96—104.


[Закрыть] В 1925 году выпускник университета стал сотрудником Исторического музея и был принят в аспирантуру существовашего в 1920-х годах учреждения, сокращенно называвшегося РАНИОН, а полностью – Российская ассоциация научных институтов общественных наук. С 1927 года преподавал Арциховский и в университете, получив два года спустя звание доцента.

Секцией археологии в РАНИОНе ведал Городцов, в другую секцию входил Готье, так что аспирантура естественно продолжала студенческие занятия. Но времена изменились. Если МГУ начала двадцатых годов сохранял еще многие черты старого дореволюционного университета, то во второй половине того же десятилетия перед молодым поколением ставилась задача овладеть основами марксизма, научиться прилагать идеи диалектического и исторического материализма к своей специфической области. Для этого в помощь аспирантам создали семинар по марксизму в РАНИОНе под руководством Владимира Максимовича Фриче (1870–1929) – литературного критика, с начала века связанного с социал-демократической партией. Арциховский и его однокурсники и друзья С. В. Киселев и А. П. Смирнов были активными участниками этого семинара, выступали там с докладами, спорили, искали новые пути в археологии.

Если к занятиям в семинаре Фриче я отношусь снисходительно, то менее простительно, на мой взгляд, тяготение Арциховского к Обществу историков-марксистов, возглавлявшемуся Михаилом Николаевичем Покровским (1868–1932).[287]287
  Соколов О. Д. М. Н. Покровский и советская историческая наука. М., 1979. С. 156, 247.


[Закрыть] Там не просто призывали учитывать реальные достижения марксизма, а развертывали «борьбу с классовым врагом на историческом фронте», приведшую к чудовищному разгрому науки в начале 1930-х годов.

В 1926 и 1927 годах появились первые статьи Арциховского. Названия их показательны: одна озаглавлена «Сердоликовые бипирамидальные бусы», вторая – «Социологическое значение эволюции земледельческих орудий». Общее у этих публикаций то, что обе посвящены древним вещам, в остальном же они различны. Исследование определенной, но не слишком обширной группы украшений уточняет вопросы, важные только для археологов. Во второй статье интерпретируется с марксистских позиций развитие большого числа орудий производства на протяжении нескольких тысячелетий. На археологическом материале сделана попытка решить чисто исторические проблемы.

Тема аспирантской работы Артемия Владимировича – «Курганы вятичей». Готовя ее, он пересмотрел тысячи вещей в фондах Исторического музея и сам вел раскопки под Москвой. Он изучал курганы у сел Савино в Рузском уезде (ныне районе), Воронцово, Красный стан, Шишимрово в Можайском и Митяево в Верейском (ныне Наро-Фоминский район). Попутно интересовался он и городищами. На одном из них – в знаменитом Бородине был выявлен культурный слой с находками дьякова типа I–III веков нашей эры. В земле попались и четыре поздние вещи, точно датированные 26 августа 1812 года, – две картечины и две запальные трубки. За холмом городища скрывался резерв русской армии – части Ф. А. Уварова и М. И. Платова, и по ним стреляла французская артиллерия.[288]288
  Арциховский А. В. Бородинское городище // Труды Секции археологии… 1928. Вып. 2. С. 81–87.


[Закрыть]

Диссертация была защищена в 1929 году в РАНИОНе. В качестве официальных оппонентов выступили Ю. В. Готье и В. А. Городцов, среди неофициальных– С. В. Киселев. В 1930 году эта работа вышла отдельной книжкой. На обложке маленького по формату, но толстого (220 страниц) томика помещено изображение вятического семилопастного височного кольца. Этот рисунок навсегда стал чем-то вроде герба Арциховского, украшал переплет его учебника «Основы археологии», обложки журнала «Советская археология», редактором которого Артемий Владимирович был в 1957–1978 годах, и двух сборников, выпущенных учениками и коллегами к его шестидесяти– и семидесятилетию.

К концу двадцатых годов вятических курганов было раскопано уже более тысячи, но этот огромный материал не был классифицирован. Прежде чем использовать находки в курганах как исторический источник, надо было проделать трудоемкую работу по разбору, сопоставлению, описанию коллекций, приведению их в систему. Этим и занялся Арциховский. В основе его монографии лежит типологический метод, созданный в конце XIX века замечательным шведским археологом Оскаром Монтелиусом (1843–1921). Он был знатоком древностей не одной Скандинавии, а всей Европы, бывал в Египте и на Ближнем Востоке, в 1878 году посетил Россию. (Специально для него А. П. Богданов организовал раскопки курганов около Волынщины под Москвой). Метод Монтелиуса развивала большая плеяда ученых. У нас пропагандистом его был В. А. Городцов.

Суть типологического метода вкратце такова: древние вещи, извлеченные из земли в ходе раскопок, очень разнообразны. Это связано с рядом обстоятельств. Предметы имеют разное назначение, изготовлены из разных материалов. Но весьма существенно и то, что на протяжении веков изделия совершенствовались. Люди искали и находили наиболее удобную и целесообразную форму своих орудий. Менялись в соответствии с модой и украшения – браслеты, серьги, бусы и т. д. С другой стороны, в каждом районе возникали свои специфические варианты вещей. Поэтому встреченные археологами предметы вооружения или быта могут отличаться друг от друга как потому, что они относятся не к одному времени, так и потому, что их делали представители разных племен и народов.

Иначе говоря, археологические находки содержат в себе в скрытом виде большой запас информации. Они позволяют определить возраст раскопанного кургана или поселения, место, где некогда были изготовлены обнаруженные там вещи. Путь к этим заключениям непрост. Уверенно сказать, к какому столетию относится тот или иной топор, та или иная серьга, ученые смогут лишь по завершении очень долгой и кропотливой работы. Нужно учесть все находки данного вида изделий в достаточно обширном районе, картографировать их, установить, какие из них, судя по условиям залегания, более ранние, а какие – более поздние. Очень важно выделить надежные комплексы находок, то есть вещи, безусловно одновременные: предметы, зарытые в составе кладов или положенные в одну могилу. Благодаря комплексам мы узнаем, что некий тип ножа или топора характерен для той эпохи, когда употребляли определенные типы сосудов или украшений. Сами типы должны быть четко вычленены. Речь идет не просто о топоре, сосуде, браслете (это категории вещей), а о топоре с особым соотношением рабочей части и насада, о сосуде именно такой формы, такого-то профиля и т. д.

Классификационно-типологические исследования требуют большого трудолюбия, методической четкости, логического склада ума. Это отпугивает многих археологов, любящих прежде всего полевую экспедиционную работу и тяготящихся разбором коллекций, сличением и сопоставлением сотен вещей. Артемий Владимирович справился с поставленной задачей блестяще. Его книга, увидевшая свет более семидесяти лет назад, не утратила своего значения до сих пор.

В монографии шесть глав. Первая называется «Типология». Здесь подробнейшим образом рассмотрены пять категорий вещей, чаще всего сопровождавших курганные захоронения в Средней России: браслеты, бусы, височные кольца, гривны и перстни, выяснено, какие разновидности этих украшений можно считать более древними, а какие – более поздними. В этой главе автор сознательно избегает дат, определяющих возраст находок, откладывая обсуждение хронологии памятников до конца книги.

Во второй главе говорится обо всех других находках – глиняных сосудах, пряжках, железных ножах, топорах и серпах. Они охарактеризованы сравнительно кратко, поскольку некоторые категории изделий известны в небольшом числе экземпляров, а остальные состоят из предметов, мало отличающихся друг от друга. Это, по выражению Монтелиуса, «нечувствительные категории». Пример тому – глиняные горшки, сделанные на гончарном кругу. Затронут в этой главе и погребальный обряд. Установлено, что захоронениям покойников под земляными холмами предшествовали трупосожжения, также покрывавшиеся насыпями, а еще ранее, видимо, бескурганные.

В третьей главе «Археологическая территория» очерчена область, где в курганах представлен описанный в книге набор вещей. Особенно показательны для изученной области пять типов предметов: семилопастные височные кольца, решетчатые перстни, пластинчатые браслеты с загнутыми концами, хрустальные и желтые стеклянные шарообразные бусы. Карта в работе Арциховского гораздо детальнее и точнее, чем карта А. А. Спицына 1899 года. Курганы, содержавшие находки пяти названных выше типов украшений, занимают всю Калужскую, почти всю Тульскую, большую часть Московской, значительную часть Орловской, половину Рязанской и небольшой кусок Смоленской областей.

В четвертой главе «Историческая территория» археологические данные дополнены сведениями летописей о расселении вятичей и границах древнерусских феодальных княжеств. Широко привлечены здесь и выводы специалистов по топонимике и исторической географии.

В пятой главе «Даты» выделены группы вятических курганов – XII, XIII и XIV веков. В каждой – типы украшений несколько иные, чем в прочих. Для того, чтобы точно привязать ту или другую группу к определенному столетию, потребовалось сравнение с десятками вещей, найденных в разных областях Восточной Европы вместе с монетами или какими-либо датированными предметами.

Наконец, в шестой главе «История вятичей» автор свел воедино все летописные упоминания об этом племени и сопоставил их с материалами раскопок. Он использовал труды многих историков, как дореволюционных (В. О. Ключевский, М. К. Любавский, А. А. Шахматов), так и тех, кто встал на путь марксизма (М. Н. Покровский, Н. А. Рожков). Любой читатель видел, что диссертант не только профессионально подготовленный археолог, но и серьезный историк средневековья Руси.

Летописцы подчеркивали обособленность вятичей, живших в глухом лесном краю, от других племен, свойственные им весьма архаичные черты быта. С этим согласуются наблюдения археологов. Курганы в бассейне Оки появились позже, чем в остальных русских землях, как раз тогда, когда эта территория прочно вошла в состав Древнерусского государства. До того тут был, видимо, распространен более ранний обряд захоронения – «на путях, на столпах», отмеченный в летописи. Прах сожженного покойника выставляли на деревянном возвышении около дороги. Естественно, что от таких погребений до археологов ничего не дошло.

В приложении к книге дано описание находок в 229 женских могилах – 229 четких и надежных комплексов.

Монография «Курганы вятичей» выдвинула молодого ученого. На него стали смотреть как на восходящее светило исторической науки. Успех книги развила статья Арциховского 1934 года «Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской землях».[289]289
  Арциховский А. В. Археологические данные о возникновении феодализма в Суздальской и Смоленской землях // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 11–12. С. 35–60.


[Закрыть]

Анализируя материалы из раскопок дьяковских городищ и древнерусских курганов, автор показал, что различия в составе находок свидетельствуют о важных переменах в хозяйстве и социальном строе людей, оставивших эти памятники.

На поселениях дьякова типа обитали скотоводы. Восемьдесят процентов костей, найденных на Бородинском городище, принадлежит домашним животным. Люди жили оседло, предпочитая возвышенности близ заливных лугов – пастбищ для скота. Земледелие было развито слабо. В коллекциях из раскопок совсем нет топоров.

Картина, восстановленная с помощью курганов и немногих одновременных им средневековых городищ, – другая. И здесь преобладают остатки домашних животных, но есть и земледельческие орудия. Много топоров, служивших для расчистки пашен от леса. Глиняные сосуды уже не лепные, а изготовлены на гончарном кругу. Это не предметы домашнего производства, а настоящая ремесленная продукция. С ремеслом связаны и литейные формы для украшений из исследованных автором курганов у Митяева на реке Протве.[290]290
  Арциховский А. В. Митяевские литейные формы // Труды Секции археологии… 1930. Вып. 5. С. 121–125.


[Закрыть] Появились замки и ключи, указывающие на возникновение частной собственности. Среди поселений отмечен неизвестный ранее тип – замок. Площадь, окруженная валами и рвами, столь мала, что внутри могло стоять лишь одно здание – дворец феодала.

Важен в статье еще один вывод. Историк Н. А. Рожков писал в эти годы, что основным занятием русского народа в эпоху Киевской Руси была охота, а земледелие не вышло тогда из зачаточного состояния. Археологический материал полностью опроверг это утверждение. Производящее хозяйство в лесной зоне Восточной Европы сложилось, во всяком случае, в начале железного века, а в средневековье уже господствовало.

Статья Арциховского 1934 года была большим шагом вперед по сравнению с его диссертацией. Тут подняты, рассмотрены, а частично и решены исторические проблемы, не затронутые в предшествующей работе. Но в одном отношении в этой статье Артемий Владимирович изменил себе. Если в книге он четко различал славянские курганы и археологические памятники, принадлежавшие более раннему финно-язычному населению, то теперь заявлял, что никакой разницы между славянами и финнами нет, и прямо выводил людей, насыпавших вятические курганы, от тех, кто похоронен в мордовских могильниках на Оке и жил на городищах дьякова типа.

Этот отказ от прежних правильных исходных позиций не был случайностью. Между 1930 и 1934 годами произошли события, пагубно сказавшиеся на судьбах нашей науки. По так называемому «Академическому делу» репрессировали десятки историков. В 1929 году были закрыты и факультет общественных наук МГУ, и РАНИОН. Секция археологии этого учреждения была подчинена существовавшей с 1919 по 1937 год Государственной Академии истории материальной культуры в Ленинграде (ГАИМК). Там развивалась своя археологическая школа с установками, весьма отличавшимися от принятых в Москве. Городнов и его ученики подвергались ожесточенной критике. В частности, про книгу Арциховского сразу же после ее выхода ленинградцы писали, что она производит «тяжелое впечатление», что это «городцовщина», «голое вещеведение фетишистского типа». Изучаются не орудия производства, а какие-то бусы и браслеты, племена, а не социальные группы. Избегая классового анализа, автор толкует об этнических различных финнов и славян.[291]291
  Равдоникас В. И. За марксистскую историю материальной культуры // Известия Государственной академии истории материальной культуры. 1930. Т. 7. Вып. 3–4. С. 62, 70.


[Закрыть]

В этой критике чувствуется тот отрыв от фактов, то абстрактное социологизирование, которые наложили отпечаток на многие публикации советских историков конца 1920-х– начала 1930-х годов и были изжиты очень не скоро. Но с теоретиками ГАИМКа приходилось считаться. Президент Академии Н. Я. Марр декларировал, что этнические образования, вроде славян и финнов – чистая фикция. Вот почему Арциховский отступил тогда от недавно высказанных верных положений. В 1950-х годах он признавался, что со стыдом читает некоторые абзацы в этой своей статье.[292]292
  Арциховский А. В. Пути преодоления влияния Н. Я. Марра в археологии// Против вульгаризации марксизма в археологии. М., 1953. С. 60.


[Закрыть]

Период между 1931 и 1934 годами оказался для Артемия Владимировича нелегким. Ему нравилось преподавание, но его педагогическая работа оборвалась в самом начале. Продолжать раскопки вятических курганов не хотелось – слишком хорошо известно, что в них можно найти. С 1929 года Арциховский приступил к раскопкам в Новгороде Великом, но средства на них сперва отпускали небольшие, и результаты были незначительными. От Городцова его ученики в трудный для него период отреклись, да того и не было в Москве. Потеряв службу и в университете, и в Историческом музее, он уехал в Ленинград, где его приютили в Музее антропологии и этнографии Академии наук СССР. Не было рядом и Готье. Его сослали в Самару, где он переводил для издательства Academia сочинения Сирано де Бержерака. В Новосибирской ссылке томился С. К. Богоявленский. Общего языка с ленинградскими археологами Арциховскому найти не удавалось.

И вдруг в 1933–1934 годах наступил перелом к лучшему. Перед Артемием Владимировичем была поставлена неожиданная и увлекательная задача, побудившая его вернуться к старым московским темам. Ему предложили возглавить археологический надзор за строительством метрополитена.

Проекты подземных путей под Москвой выдвигались еще до революции, но ни один из них даже не пробовали осуществить. В июне 1931 года пленум ЦК ВКП(б) принял решение о строительстве метрополитена в столице советского государства. В марте 1932 года земляные работы начались. 15 мая 1935 года открылось движение поездов по первому радиусу: Парк культуры – Сокольники.

Сейчас трудно представить себе, какое значение имело это событие не только для москвичей, но и для всей страны. Сегодня появление новых линий и станций метро волнует в основном тех, чей путь на работу после этого заметно сократится, то жителей Выхина, то обитателей Орехова-Борисова. Не так было в начале тридцатых годов. Метрополитен воспринимался как символ новой жизни всего народа. Девушки-работницы в красных косынках распевали на улицах частушку:

 
И взамен митрополита
Будет метрополитен.
 

Страна дала для строительства 80 000 тонн металла, 581 000 кубометров леса, 236 000 тонн цемента. На стройке трудилось 75 000 человек. Работа шла ударными темпами.

Этот трудовой пафос не мог не захватить и московских историков. Их просили помочь, а это так много значило в тот момент, когда большинство исторических учреждений было закрыто. Люди почувствовали, что они, их знания нужны Родине, и радостно откликнулись на призыв.

Обращение руководства метрополитена к историкам и археологам диктовалось двумя обстоятельствами. Во-первых, для инженеров отнюдь не безразлично, с каким грунтом им предстоит иметь дело на том или ином участке проходки – с тяжелыми материковыми глинами или с рыхлым культурным слоем, включающим пустоты на месте засыпанных рвов и подземелий. На трассе встретилось более ста старых колодцев. Котлован, вырытый на Лубянской площади, стремительно заполнился водой – стал бить давно закупоренный источник, скрытый в подземной камере Владимирской башни Китай-города. Все особенности застройки разных районов следовало заранее учесть, и помочь в этом могли только знатоки старой Москвы.

Во-вторых, 10 февраля 1934 года вышло постановление ВЦИК и СНК СССР «Об охране археологических памятников». Оно обязывало все новостройки выделять определенный процент своих средств на организацию в отведенной им зоне охранных археологических исследований. Метрополитена это касалось в такой же мере, как и проектировщиков гидроэлектростанций.

7 мая 1933 года был заключен договор между Управлением строительства метрополитена и Государственной Академией истории материальной культуры. Его подписали начальник Метростроя Павел Павлович Ротерт (1880–1954) и представитель ГАИМК Татьяна Сергеевна Пассек (1903–1968). В договоре предусматривались повседневный надзор археологов за земляными работами, постоянный обмен информацией между договаривающимися сторонами, чтение лекций учеными перед рабочими и инженерами и т. д. 2 ноября 1933 года был издан приказ по ударному строительству метрополитена, требовавший от всех участников стройки следить за находками древних вещей в земле и назначавший нескольких археологов ответственными лицами за надзор на отдельных отрезках трассы.

Фамилия Пассек уже промелькнула на предшествующих страницах этой книги. Татьяна Сергеевна была прямым потомком друга Герцена Вадима Пассека. Она родилась в Петербурге, где окончила университет и училась у А. А. Спицына. Ее диссертация о расписной глиняной посуде ранних земледельцев Правобережья Украины (трипольская культура IV тысячелетия до нашей эры), вышедшая в Ленинграде на французском языке, принесла известность автору среди археологов и у нас, и за рубежом. В 1930 году Татьяна Сергеевна вышла замуж за видного деятеля театрального искусства художника-постановщика МХАТа Ивана Яковлевича Гремиславского и переехала в Москву.

Должно быть, думая о работах на Метрострое, руководители ГАИМКа хотели сперва доверить их недавнему ленинградскому сотруднику, «своему человеку», а не кому-нибудь из представителей чужой московской школы. Но вскоре пришлось изменить это решение – ведь нужен был ученый, прежде всего, хорошо знающий прошлое Москвы. И здесь выбора не было: начальником экспедиции мог стать только Арциховский. Пассек отошла на второй план, заняв пост ученого секретаря экспедиции. Отношения с Артемием Владимировичем у нее сложились хорошие и остались такими до конца дней.

С середины тридцатых годов Татьяна Сергеевна целиком посвятила себя исследованию трипольской культуры на Украине и в Молдавии. Ее монография и докторская диссертация «Периодизация трипольских поселений» была удостоена государственной премии. Но мы не должны забывать и о вкладе Т. С. Пассек в изучение московских древностей. Она участвовала не только в надзоре за строительством метро, но и в разведках в зоне канала имени Москвы.[293]293
  Формозов А. А. О Татьяне Сергеевне Пассек// Российская археология. 2003. № 3. С. 156–165.


[Закрыть]

Красивая, прекрасно воспитанная женщина, Татьяна Сергеевна умела произвести впечатление в любом месте и, благодаря этому, добиваться нужных для дела средств и иного рода помощи. Назначение ее на пост ученного секретаря было поэтому очень удачным.

ГАИМК создал для работы на Метрострое две бригады – историко-архивную и археологическую. (Вспомним, что это годы увлечения бригадным методом). В первую вошли П. Н. Миллер, директор Коммунального музея Петр Васильевич Сытин (1885–1968),[294]294
  Николаев П. Ф. Патриарх москвоведения. М., 2002.


[Закрыть] сотрудник Литературного музея Николай Петрович Чулков (1870–1940) и сотрудники Исторического музея Николай Григорьевич Тарасов (1866–1942) и Иван Мемнонович Тарабрин (1876–1942). Это были уже весьма немолодые люди, начавшие свой путь в дореволюционный период. Тарабрин был ученым секретарем Исторического музея еще при И. Е. Забелине. Колоритный портрет Н. П. Чулкова читатели, наверное, помнят по рассказу Ираклия Андроникова «Загадка И. Ф. И.».[295]295
  Андроников И. Л. Собр. соч.: В 3 т. М., 1980. Т. 1. С. 33–35.


[Закрыть] Все они взялись за дело с большим увлечением. Ими подготовлены подробнейшие, сопровождавшиеся планами и чертежами справки о старой застройке по трассе метрополитена, оказавшиеся очень полезными для проектировщиков и инженеров.

Археологическая бригада состояла главным образом из молодежи. В предшествующей главе говорилось о том, как повлияла на решение научных вопросов ссора двух хороших археологов, недавних товарищей. Здесь уместно вспомнить о дружбе, выдержавшей испытание в течение десятилетий. Однокурсниками Арциховского были С. В. Киселев и А. П. Смирнов. Свою дружбу они пронесли через всю жизнь. Годы, когда они определяли лицо Института археологии Академии наук СССР, были лучшими в истории этого учреждения.

Киселева я бегло охарактеризовал выше. Алексей Петрович Смирнов (1899–1974) был крупнейшим специалистом по археологии железного века Поволжья. Главная его заслуга перед наукой – изучение городов древних болгар под Казанью.[296]296
  Федоров-Давыдов Г. А. А. П. Смирнов // Советская археология. 1974. № 4. С. 328, 329.


[Закрыть] Но он занимался и многими другими темами, студентом копал курганы вятичей под Москвой, хорошо знал прошлое своего родного города. Киселев и Смирнов стали активнейшими сотрудниками археологической службы Метростроя. Первый ведал отрезком трассы от Смоленского рынка до Манежа, второй – от Каланчевки до Русаковской улицы.

Много сделал для экспедиции историк Николай Михайлович Коробков (1897–1947). Ему был поручен участок от Кропоткинской площади до Каланчевской. Помимо серии статей Коробков опубликовал книгу «Метро и прошлое Москвы», выдержавшую два издания (1935 и 1938). Работали в экспедиции и другие известные археологи.

Какие вопросы встали перед учеными при строительстве метро? В XVI веке Москва была обведена стеной Белого города. Возвел ее выдающийся русский зодчий Федор Савельев по прозвищу Конь. Другое его фортификационное сооружение – Смоленская крепость – дошло до нас и до сих пор поражает своей мощью всех ее видящих. Белому городу не повезло. Он был разобран в 1783 году «за ветхостью и ненадобностью». О том, как он выглядел, можно судить лишь по рисункам XVII–XVIII веков. При прокладке метрополитена возникли уникальные условия для изучения этого памятника. Участки стены Белого города обследовали А. П. Смирнов у Чистых прудов (Мясницкие ворота) и С. В. Киселев у Арбатских ворот. Специальную статью о Белом городе написал Н. М. Коробков.[297]297
  Киселев С. В., Тарасов Н. Г. Белый и Земляной город // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 5. С. 110–115; Коробков Н. М. Стена Белого города // Историко-археологический сборник. М., 1948. С. 12–42.


[Закрыть]

Не был изучен и более поздний Земляной город – укрепления XVII века, шедшие по линии Садового кольца. Участки их проследили Н. М. Коробков и С. В. Киселев.

В районе площадей Лубянской, Революции и Театральной археологи провели обмеры фундаментов Китай-города. Тут в скрытом в стене тайнике была найдена одежда XVII века – кем-то спрятанный туда шелковый охабень.

Работы на метрострое шли в быстром темпе. Вырытые траншеи тотчас бетонировали. Не могло быть и речи о том, чтобы остановить землекопов и тщательно расчистить и зафиксировать остатки средневековых домов. Все же некоторые детали застройки удалось отметить и интерпретировать. Опричник Генрих Штаден писал, что перед возведением Опричного двора был насыпан толстый слой песка. Этот слой вскрыли котлованы метро на углу Моховой и Воздвиженки. В Александровском саду были найдены следы царской аптеки XVII столетия с многочисленными склянками для лекарств.

Еще перед началом археологического надзора на метрострое была поставлена задача: собрать материалы о жизни рядовых москвичей XVI–XVII веков. Предметы царского и боярского быта дошли до нас в значительном количестве. Их можно увидеть в Оружейной палате, Историческом и других музеях. Какой была утварь ремесленников и прочих горожан, известно мало. Не могут восполнить этот пробел и письменные источники. При строительстве метро археологи и их помощники составили внушительную по объему коллекцию обычных рядовых вещей XVI–XVIII столетий.

На Моховой при прокладке трассы были задеты два старых колодца глубиной до 14 метров. Инженер В. Ф. Невраев сразу же вызвал на место Арциховского. Из одного колодца извлекли одиннадцать глиняных кувшинов, три железных топора с рукоятками, стальной клинок шпаги XVII века и медный ковш, из второго – два глиняных сосуда и два топора. Арциховский описал все эти вещи, а топоры передал для изучения профессору механики, в будущем академику ВАСХНИЛ Владиславу Александровичу Желиговскому (1891–1974). Тот рассчитал, каков был коэффициент полезного действия орудий.[298]298
  Арциховский А. В. Находки в колодцах на Моховой // По трассе первой очереди Московского метрополитена. М., 1936 (Известия Государственной академии истории материальной культуры. Вып. 132). С. 133–138; Желиговский В. А. Эволюция топора и находки на метрострое // Там же. С. 138–148. О нем см.: Владислав Александрович Желиговский. М., 1961.


[Закрыть]

Характеристику бесчисленных обломков глиняных сосудов, попадавшихся в земле по всей трассе, дал М. В. Воеводский, много занимавшийся наряду с каменным веком и историей гончарства. Это первое исследование самого массового археологического материала средневековой Москвы – чернолощеной посуды XVI–XVIII веков.[299]299
  Воеводский М. В. Глиняная посуда XVI–XVIII веков по материалам, собранным при работах на метрострое // По трассе… С. 163–171.


[Закрыть]

Находки были бы невозможны, если бы не помощь инженеров и землекопов. К ним была обращена листовка, подписанная Н. Я. Марром и А. В. Арциховским: «Товарищи рабочие, техники, инженеры! Товарищи ударники и комсомольцы Метростроя! Почва Москвы хранит в себе огромное количество очень ценных для науки находок. Остатки древних построек, мостовых, древние могилы, орудия и оружие, каменные плиты с надписями, древняя посуда и обломки ее, изразцы, монеты и т. п. имеют большое научное значение и помогают узнать историю нашей социалистической столицы – Москвы, существующей уже много сотен лет. Земляные работы Метростроя постоянно обнаруживают такие находки древностей. Необходимо принять все меры к их сохранению, тщательно собирать их для передачи в наши музеи, где они станут доступными для изучения и обозрения… Внимательно и бережно относитесь ко всем находкам древних остатков в почвенных слоях Москвы. Обнаружив остатки древних сооружений или древние предметы, не уничтожайте и не ломайте их. О всем найденном немедленно сообщайте через начальников участков уполномоченным Академии».[300]300
  По трассе… С. 178.


[Закрыть] Когда один рабочий разбил надгробную плиту XVIII века, ему объявили выговор «за некультурное отношение к историческим памятникам». (Между тем для облицовки метро разобрали целый кремль XVI века в Серпухове.) Инженер А. С. Серебренников передал археологам пятьдесят древних предметов. Известны имена и других добровольных помощников: двадцати инженеров, пятнадцати рабочих, двух начальников шахты, двух начальников движения, прораба-технолога, десятчика.

После открытия первой очереди метрополитена 21 сентября 1935 года А. В. Арциховский и Т. С. Пассек были награждены почетными знаками Моссовета. В 1972 году в день семидесятилетия Артемия Владимировича ему присвоили звание «Почетный метростроевец».

О наблюдениях ученых при прокладке метро регулярно писали газеты и журналы. На страницах «Вечерней Москвы» эту тему не раз освещал молодой журналист Александр Вениаминович Храбровицкий (1912–1989), ставший позднее литературоведом. Сам А. В. Арциховский поместил несколько кратких информации о достижениях экспедиции в журналах «Историк-марксист», «Сообщения ГАИМК», «Проблемы истории докапиталистических обществ», в «Известиях ГАИМК». В Историческом музее была развернута выставка историко-археологических работ на метро, вызвавшая большой интерес у москвичей.[301]301
  Алихова А. Е. Выставка историко-археологических работ на метро // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935. № 9—10. С. 196–203.


[Закрыть]