Текст книги "Исследователи древностей Москвы и Подмосковья"

Серия статей Спицына внесла систему в груду археологических находок, добытых за семьдесят лет в Подмосковье. Отныне определять их возраст и соотношение во времени с другими памятниками стало значительно легче. Наметились и возможности использования вещественных источников в исторических исследованиях.

Это положительно сказалось при подготовке последней обзорной статьи, увидевшей свет за восемь лет до революции – очерка Дмитрия Николаевича Анучина «Доисторическое прошлое Москвы». Он напечатан в первом томе монументального многотомного издания «Москва в ее прошлом и настоящем».[209]209
  Анучин Д. Н. Доисторическое прошлое Москвы // Москва в ее прошлом и настоящем. М., 1909. Т. 1. С. 16–53.


[Закрыть] В объемистом фолианте большого формата, с красивым крупным шрифтом – десятки таблиц на меловой бумаге с изображениями разного рода достопримечательностей.

Анучин был подлинным эрудитом. Регулярно участвуя в заседаниях научных обществ, как Археологического, так и Любителей естествознания, антропологии и этнографии, он знакомился там со всеми новыми коллекциями из подмосковных курганов и городищ, слушал споры ученых разных специальностей об этих открытиях. Опытный лектор, университетский профессор, он умел излагать факты четко, логично, доступно. Не удивительно, что его очерк неизмеримо удачней появившегося одиннадцатью годами раньше раздела Забелина в «Живописной России». И самые последние находки, и новые идеи были здесь учтены.

На примере Дьякова автор охарактеризовал подмосковные городища, относя их, как тогда было принято, к V–X векам нашей эры. Напротив, курганы описаны уже не по А. П. Богданову, а в соответствии с изысканиями В. И. Сизова и А. А. Спицына и датированы XI–XIII веками. Подробно рассмотрен вопрос, с какими племенами связаны эти памятники. Ссылаясь на летописи, материалы раскопок, данные языкознания и топонимики, Анучин сделал правильный вывод: курганы принадлежали славянам, а городища – более раннему дославянскому населению этих мест.

Не верны зато замечания о первобытной эпохе. Следы ее под Москвой в те годы почти не были известны, и Анучин счел отсутствие данных показателем того, что люди заселили эти края очень поздно. Он говорил о конце неолита, приурочив этот период к рубежу старой и новой эры, когда на юге жили уже скифы. Через полтора десятка лет ученики Анучина Б. С. Жуков и Б. А. Куфтин доказали, что в Подмосковье есть стоянки, по крайней мере, III тысячелетия до нашей эры, а неолитическую стадию население бассейна Оки прошло немногим позже, чем обитатели Украины.

Археологическая часть очерка Анучина иллюстрирована пятью таблицами с видами Дьяковского и Синьковского городищ и изображениями вещей, найденных в Дьякове и при раскопках курганов.

Естественно, что автор, занимавшийся антропологией больше, чем археологией, много внимания уделил костным остаткам древних жителей Подмосковья. Он сам обрабатывал эти материалы из курганов, исследованных Ю. Г. Гендуне и И. К. Линдеманом в Дмитровском уезде, и, благодаря этому, смог добавить кое-что новое к характеристике внешнего облика «курганного племени» по сравнению с книгой своего учителя А. П. Богданова. Гораздо определеннее его он и в выводах. То, что черепа из подмосковных курганов долихокефальные, а не брахикефальные, как у современного населения губернии, вовсе не означает, что под земляными холмами похоронены не славяне, а финны. Бесспорно славянские черепа из могильников под Киевом и Черниговом тоже долихокефальны, а коллекции костных остатков из московских кладбищ XVI–XVIII веков показывают, как постепенно от столетия к столетию возрастал процент брахикефалов среди жителей Центральной России.

Значение статьи Д. Н. Анучина в истории изучения нашего края велико. Она познакомила широкие слои читателей с основными материалами о древнейшем прошлом Подмосковья, ввела археологические данные в общую схему развития старой русской столицы.

Анучин написал еще ряд статей на близкие темы. Одна из них посвящена черепам из раскопок И. К. Линдемана.[210]210
  Анучин Д. Н. О черепах из курганов Дмитровского у. Московской губ. // Древности. 1907. Т. 22. Вып. 1. С. 169–171. О нем: Соловей Т.Д. Институализация науки в Московском университете. Жизнь и труды Д. Н. Анучина // Вестник МГУ. Серия 8. История. 2004. № 6. С. 3—38.


[Закрыть] Иосиф Карлович Линдеман (род. в 1860) был преподавателем Пятой Московской гимназии. Человек живой, интересующийся самыми разными вещами (в советскую эпоху он был активным членом Российского общества друзей книги),[211]211
  См.: сб.: И. К. Линдеман. К сорокалетию научной и литературной деятельности. М., 1928.


[Закрыть] он одновременно учился в Московском археологическом институте. Для получения диплома ему надо было подготовить работу о расселении кривичей, а чтобы собрать необходимый материал, – предпринять самостоятельные раскопки. Они были проведены в 1907 году у сел Муромцево и Путилово в Дмитровском уезде (ныне Пушкинский район), не попавшем в поле деятельности А. П. Богданова и его сотрудников. Позднее, в 1912–1914 годах, копал Линдеман и в Подольском уезде у села Горки (ныне Ленинский район).[212]212
  Линдеман И. К. Раскопки курганов летом 1907 г. // Древности. Т. 22. Вып. 1. С. 167–169. Коллекции Государственного Исторического музея.


[Закрыть] Собранные им черепа, тщательно промеренные Анучиным, и дали право на те выводы, что изложены в многотомнике «Москва в ее прошлом и настоящем».

Завершая рассказ об археологических исследованиях в Москве и Подмосковье в дореволюционный период, нужно остановиться еще на одном вопросе. В Московском университете работали не только выдающиеся естествоиспытатели, такие как А. П. Богданов и Д. Н. Анучин, но и крупные историки. У читателя может возникнуть недоумение – неужели никто из них не оставил никакого следа в изучении начальных этапов жизни родного города?

В первой половине XIX века некоторый интерес к московским древностям проявляли упоминавшиеся выше профессора И. М. Снегирев, М. П. Погодин, И. Д. Беляев. Но во второй половине того же столетия их более знаменитые преемники С. М. Соловьев и В. О. Ключевский строили свои курсы истории России, совсем не используя археологические данные.

В 1874 году молодой Ключевский отправился в Киев на очередной археологический съезд. Для его делегатов была устроена экскурсия на раскопки курганов в селе Гатном. Василий Осипович посмотрел на раскрытые могилы, послушал, как трактуют их киевляне, москвичи и петербуржцы, и записал в свой дневник: «фантазии археологов».[213]213
  Ключевский В. О. Письма, дневники, афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 257.


[Закрыть] Ключевского не убедили смелые гипотезы, исходившие из добытых на его глазах скудных фактов. Переход от картины, выявившейся в процессе раскопок, от обломков и осколков древних вещей, вынутых из земли, к заключениям о народе, оставившем исследуемые памятники, его социальном строе и духовной жизни – очень и очень не прост. Если фактов мало, возникает соблазн восполнить пробелы в материале домыслами и догадками. Многие вступают на этот скользкий путь, что и отталкивает строгих ученых от подобного рода штудий.

Но время шло. Раскопки разворачивались. У руководивших ими людей накопился немалый опыт, выработались оправдывавшие себя методические установки. Находки становились все обильнее, а интерпретация их надежнее, чем раньше.

И более чем через четверть века после первой записи об археологии Ключевский счел нужным подчеркнуть в одном обзоре: «захватив уже значительные районы изыскания, достигнув замечательных успехов в развитии техники приемов, эта трудная отрасль русского исторического изучения все более выясняет те таинственные связи и влияния, под действие которых становились предки русского народа, когда усаживались в пределах Восточно-Европейской равнины».[214]214
  Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С. 185.


[Закрыть]

Преемник Ключевского по кафедре русской истории в Московском университете Матвей Кузьмич Любавский (1860–1936) свой общий курс начинал уже не со сложения Киевской Руси, а с палеолита, последовательно рассматривая основные этапы древнейшего прошлого нашей страны.[215]215
  Любавский М. К. Древняя русская история до конца XVI века. М., 1911. Ч. 1.


[Закрыть]

Еще при жизни Ключевского несколько его учеников всерьез занялось археологическими раскопками и разведками.

Первым был Павел Николаевич Милюков (1859–1943), вскрывший в 1896 году больше тридцати курганов в пограничном с Московской губернией Зарайском уезде Рязанской губернии.[216]216
  Милюков П. Н. Отчет о раскопках рязанских курганов летом 1896 г. // Труды X археологического съезда. М., 1899. Т. 1. С. 14–37; Формозов А. А. П. Н. Милюков и археология // Российская археология. 1995. № 2. С. 209–216.


[Закрыть] Через четыре года непосредственно к Подмосковью обратились Юрий Владимирович Готье (1873–1943)[217]217
  О нем см.: Асафова М. Н. Ю. В. Готье. М., 1941. (Список его работ); Богоявленский С. К. Юрий Владимирович Готье // Известия Академии наук СССР. Серия ист. и философ. 1944. № 3. С. 109–111; Арциховский А. В. Ю. В. Готье как археолог // Доклады и сообщения исторического факультета МГУ. 1945. Вып. 1. С. 21–24; Черепнин Л. В. К 100-летию со дня рождения академика Ю. В. Готье // Черепнин Л. В. Отечественные историки XVIII–XX вв. М., 1984. С. 315–320.


[Закрыть] и Сергей Константинович Богоявленский (1872–1947).[218]218
  О нем см.: Черепнин Л. В. С. К. Богоявленский как историк // Черепнин Л. В. Отечественные историки… С. 132–144; Станиславский А. Л. Личный фонд С. К. Богоявленского в Архиве Академии наук СССР (с приложением списка печатных трудов С. К. Богоявленского) // Археографический ежегодник за 1972 год. М., 1973. С. 296–299.


[Закрыть] Оба оставили добрую память в истории отечественной науки. После революции первый стал академиком, второй – членом-корреспондентом Академии наук СССР. Обоих на протяжении долгих лет привлекала московская тематика. Магистерская диссертация Готье называлась «Замосковный край в XVII веке». Богоявленский был автором ряда больших статей в многотомнике «Москва в ее прошлом и настоящем»: о театре при царях Алексее Михайловиче и Петре I, об управлении городом в XVI–XVII столетиях, о войске в тот же период, о народных движениях в столице и «бунташном» XVII веке. Друзья и однокурсники были очень разными. Готье – потомок обрусевших французов, владельцев московской типографии (там, в частности, печатались книги А. А. Гатцука) – тяготел к синтезу, обобщениям. Богоявленский – сын священника – всем построениям и выводам предпочитал скрупулезный анализ архивных документов, составление справочников.

Но в начале века оба были еще молоды, все у них было впереди, область интересов не вполне определилась. В 1900 году вдвоем они провели раскопки Елизаровского могильника в Волоколамском уезде (ныне Шаховской район), в 1902 – осматривали и выбирали для будущих раскопок курганы в Подольском уезде. В следующем году курганы этого уезда изучал Готье у Полевшины на Истре (ныне Истринский район), Ордынца на Пахре (ныне Подольский район), Листвяна на Уче (ныне Пушкинский район). Тогда же он пытался разыскать стоянки у Щукина, обнаруженные Н. И. Криштафовичем. Богоявленский за 1903 год вскрыл много курганов у Бисерова, Вишнякова (ныне Ногинский район), Блошина в Богородском уезде (ныне Раменский район) и Руднева в Подольском (ныне Наро-Фоминский район). В 1904 году он взялся за раскопки курганов у сел Дятлово и Милетино (ныне Балашихинский район), а в 1907 – прошел разведочный маршрут по течению Клязьмы от линии Николаевской (ныне Октябрьской) железной дороги до Богородска (позднее Ногинска). В хронике трудов Московского археологического общества – «Древности» – упомянуто, кроме того, о пяти курганах, исследованных С. К. Богоявленским в 1900 году у Покровской психиатрической больницы в Подольском уезде (ныне районе), и о его докладе о раскопках в Спас-Тушине в 1897 году.[219]219
  Древности. 1901. Т. 18. Вып. 1. Протоколы. С. 158–159; 1902. Т. 19. Вып. 3. Протоколы. С. 61; 1906. Т. 21. Вып. 1. Протоколы. С. 45–46. Коллекция в Государственном Историческом музее.


[Закрыть]

Наибольшее значение имела совместная публикация двух авторов, посвященная Елизаровскому могильнику. В ней не просто аккуратно описаны курганы, захоронения и находки. Здесь впервые в литературе по археологии Подмосковья широко использованы письменные источники. Сведения об истории Волока Ламского и района на водоразделе Ламы и Рузы и оживляли мертвый раскопочный материал, и, что куда важнее, вводили его в нужный контекст.[220]220
  Богоявленский С. К., Готье Ю. В. Отчет о раскопках Елизаровского могильника Волоколамского у. Московской губ. в 1900 г. // Древности. 1901. Т. 19. Вып. 2. С. 57–70.


[Закрыть] Именно такому комплексному подходу к памятникам средневековья принадлежало будущее.

В 1916 году Ю. В. Готье выпустил статью, озаглавленную «Что дала археологическая наука для понимания древнейшего периода русской истории». В этой работе уже намечены получившие полное развитие в послереволюционный период принципы параллельного исследования вещественных и письменных источников о ранних этапах истории нашего Отечества.[221]221
  Готье Ю. В. Что дала археологическая наука для понимания древнейшего периода русской истории // Сборник статей в честь графини П. С. Уваровой. М., 1916. С. 132–139.


[Закрыть]

Подведем же итог всему, что сделано по археологии Москвы и Подмосковья до революции, без малого за сто лет (с 1821 по 1917 год). Больше всего данных удалось собрать о курганах. Было понято, что они не мерянские, а славянские, что часть из них связана с племенем вятичей, а часть – кривичей. Из городищ с должной полнотой и тщательностью было раскопано только Дьяково. Характеристику его культуры можно признать правильной, но возраст памятников этого типа долгое время определяли ошибочно. Первобытная эпоха – каменный и бронзовый века – оставалась совершенно неясной из-за отсутствия фактов. В самой Москве целенаправленные раскопки не производили. Отмечены лишь разрозненные случайные находки в Кремле и на посаде. Другие древнерусские города губернии – Звенигород, Дмитров, Верея, Коломна, Серпухов, Можайск, Волоколамск – совсем не привлекали внимания археологов. Решительный сдвиг в осмыслении всех этих проблем произошел уже после революции.

Глава 6
Первое послереволюционное десятилетие

В октябре 1917 года перевернулась страница российской истории. Изменения чувствовались во всем – ив большом, и в малом. Очень заметны новые явления и в той ограниченной области, что нас сейчас интересует, – в изучении археологических памятников Москвы и Подмосковья.

Революция разбудила творческую инициативу народа. Интеллигенция в немалой мере хотела принять участие в строительстве нового мира и стремилась открыть трудящимся доступ к сокровищам культуры. Одним из путей к этому стало создание музеев и развитие краеведения. Если за десятилетие с 1901 по 1910 год в России открылось 16 музеев, то в первое четырехлетие после Октября ежегодно их возникало вдвое—втрое больше: в РСФСР в 1918 году – 49, в 1919 – 43, в 1920 – 36, в 1921 – еще 36.[222]222
  Ионова О. В. Создание сети краеведческих музеев в РСФСР в первые 10 лет советской власти // История музейного дела в СССР. М., 1957. Вып. 1. С. 60–63.


[Закрыть] К 1917 году в стране насчитывалось 160 краеведческих объединений. В 1923 году их было уже 516 (в том числе краеведческих обществ – 231), в 1927–1765 (обществ 1112).[223]223
  Кряжин И. Краеведение // Большая Советская энциклопедия. 1-е изд. М., 1948. Т. «СССР». Стл. 1422.


[Закрыть]

Краеведы сохранили множество памятников культуры, оказавшихся под угрозой в период разгрома дворянских усадеб, закрытия церквей и монастырей. Картины, скульптуру, иконы, ценную мебель, фарфор брали на учет и выставляли для всеобщего обозрения в бывших церковных и монастырских зданиях, помещичьих и купеческих домах.

Благодаря краеведам уцелело и немало случайных археологических находок, ранее не доходивших до столичных и редких губернских музеев. Общества изучения местного края располагали определенными средствами и, наряду с прочими научными исследованиями, вели раскопки древних поселений и могильников.

Все это касается как страны в целом, так и собственно Подмосковья. В 1918 году основаны музеи в Бронницах и Дмитрове, в 1919 – в Кашире, в 1920 – в Коломне, Талдоме и упраздненном Новоиерусалимском монастыре, в 1921 – в Волоколамске, Воскресенске (Истре), Звенигороде (в Саввино-Сторожевском монастыре), в 1923 – в Богородске (Ногинске), в 1925 – на станции Сходня (Ульяновский волостной краеведческий музей), в 1926 – в Можайске и Сергиевом Посаде.[224]224
  Ионова О. В. Создание сети… С. 60–63.


[Закрыть] Некоторые из этих музеев успешно работают и сегодня, другие утратили свой коллекционный фонд в дни фашистской оккупации, третьи признаны нерентабельными, и их собрания переданы в другие хранилища. При музеях или независимо от них существовали и краеведческие общества – в Дмитрове, Звенигороде, Можайске, Кашире, Орехово-Зуеве.

Бурные события последних пятидесяти-шестидесяти лет – большевистские репрессии, фашистское нашествие – заслонили от нас скромный труд подмосковных краеведов, и при всем желании сколько-нибудь подробно рассказать об их деятельности я не смогу. Как ни парадоксально, об археологах 1820-х годов – Ходаковском и Калайдовиче – я знаю больше, чем о людях, занимавшихся древностями столетие спустя– в 1920-х годах, сверстниках моих родителей.

В Журнале «Московский краевед» за 1928 год наталкиваюсь на статью Н. Власьева «Археологические раскопки в Можайском уезде».[225]225
  Власьев Н. И. Археологические раскопки в Можайском уезде // Московский краевед. 1928. № 4. С. 72–74.


[Закрыть] Кто это такой? В справочнике 1928 года «Наука и научные работники СССР» нахожу Николая Ивановича Власьева, родившегося в 1887 году, заведовавшего Можайской библиотекой, главу правления и руководителя историко-археологическои секции Можайского общества изучения местного края.[226]226
  Наука и научные работники СССР. Л., 1928. Ч. 6. С. 66.


[Закрыть] В более поздних публикациях имя его уже не встречается (репрессирован?). Сейчас музей в Можайске организуется заново. Все фонды старого погибли при фашистском наступлении на Москву в 1941 году. А в двадцатых годах в этом небольшом городе был не только музей, но и Общество изучения местного края.

Ряд обществ имел печатные органы. Вот в моих руках «Бюллетень Звенигородского общества изучения местного края». Тоненькие тетрадочки, но тираж их довольно велик – 500 экземпляров, бумага хорошая, шрифт аккуратный, статьи на самые разные темы – и по геологии, и по биологии, и по истории. В номере 3–4 за 1926 год – небольшая публикация (С. 5, 6) с длинным названием: «О курганных раскопках Звенигородского у. Из дневника археологических раскопок на берегу р. Разводни (правый берег реки Сторожки) между селом Карауловым и деревней Дюдьково на земле бывшего имения графа Граббе, произведенных сотрудником отдела Главнауки К. Я. Виноградовым 14 июня 1925 года». Вскрыто было пять курганов. По находкам они типично вятические, XI–XII веков.

Соотношение краеведческих организаций и Главнауки требует пояснения. Столичные ученые понимали, что энтузиазм провинциальных любителей надо разумно направлять и контролировать. Раскопки ведь дело совсем непростое. Неопытный человек может невольно испортить ценный памятник старины, не зная, как к нему подойти. Вот почему в 1922 году Академия наук создала Центральное бюро краеведения (ЦКБ), в дальнейшем переданное в Народный комиссариат просвещения. Деятельным членом этого бюро был старейший русский археолог Александр Андреевич Спицын. Те же задачи решал Музейный отдел Главнауки, входивший в 1921–1930 годах в Наркомпрос.

Там и служил Константин Яковлевич Виноградов (1884–1942). Историк по образованию, до революции учившийся в Казанском университете, в двадцатые годы он занялся прошлым Подмосковья. Чтобы пополнить экспозицию недавно возникших Волоколамского, Звенигородского, Истринского музеев, на выделенные ими средства раскапывал славянские курганы, дьяковские и древнерусские городища, памятники первобытной эпохи. В «Известиях Центрального бюро краеведения» есть информация о недолго просуществовавшем Ульяновском волостном музее местного края на станции Сходня. Даже этот миниатюрный музей финансировал раскопки курганов у Новоселок (Черкизово) на Клязьме и Подрезкова на Сходне (Химкинский район).[227]227
  Шишков А. Ульяновский волостной музей местного края (Московского у. Московской губ.) // Известия Центрального бюро краеведения. 1929. № 1.С. 19–23.


[Закрыть] О проведенных исследованиях публиковались отчеты, иногда в сборниках статей, иногда отдельными книжками, то в Москве, то в районных центрах.[228]228
  Виноградов К. Я. Древнейшие следы культуры славян и финнов в Воскресенском уезде Московской губернии. Археологические раскопки 1923 и 1924 годов Государственного Новоиерусалимского художественно-исторического краеведческого музея. Воскресенск, 1925; Он же. Три этапа культуры у Ивановой горы на реке Рузе. М., 1929. О нем: Кренке Н.А., Нефедова Е. С. Раскопки Дьякова городища 1935 года // Коломенское. Материалы и исследования. Вып. 6. М., 1995. С. 33–34.


[Закрыть] В 1935 году Виноградов возобновил раскопки Дьякова городища.

Наибольшее значение среди работ, организованных краеведческими учреждениями и курировавшихся Главнаукой, имели те, что привели к открытию фатьяновских могильников бронзового века. До революции они были известны только в Ярославском Поволжье. В 1920-х годах такие захоронения удалось выявить и около Москвы. И прежде в окрестностях города при добыче гравия на моренных грядах, где чаще всего размещаются кладбища II тысячелетия до нашей эры в Центральной России, землекопам попадались сверленые каменные топоры, круглые глиняные горшки, человеческие кости. Кое-что из этих вещей скупали коллекционеры. В доме Петра Ильича Чайковского в Клину на письменном столе композитора лежат два каменных топора.

Сейчас, получив сведения о находках подобного рода, археологи немедленно выезжают на место, чтобы изучить еще не разрушенные карьером могилы. Раньше эту возможность упускали. Так, в начале века из села Спас-Тушино (ныне Красногорский район) в Российский Исторический музей доставили два каменных топора, сообщив, что они встречены в земле с костями и глиняными горшками. Возглавлявший музей в те годы князь Н. С. Щербатов велел принять топоры в дар, но не счел нужным послать в недалеко расположенное село сотрудников проверить, не уцелели ли там другие захоронения.[229]229
  Виноградов К. Я. Новые данные о памятниках фатьяновского типа // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1934. № 11–12. С. 71.


[Закрыть]

Обнаружены каменные топоры и на территории самой Москвы: на Софийской набережной, на углу Моховой и Воздвиженки, на Русаковской улице, у Дорогомиловской заставы, на Сивцевом вражке, в Сокольниках, на Воробьевых горах и Перовом поле.[230]230
  Гадзяцкая О. С. Географический указатель памятников московской группы фатьяновской культуры // Памятники фатьяновской культуры. Московская группа. Свод археологических источников. М., 1963. В-1-19. С. 43.


[Закрыть] Благодаря развитию краеведения в двадцатые годы все сигналы о случайных археологических находках тотчас проверяли. И уже тогда были открыты пять могильников фатьяновского типа – Буланинский на реке Озерне у выхода из Тростенского озера (Рузский район), Иваногородский на Рузе, Давыдковский в Кунцевском районе, Трусовский под Истрой и Верейский.[231]231
  Виноградов К. Я. Новые данные… С. 71–76; Он же. Новые памятники фатьяновской культуры // Советская археология. 1937. Т. 4. С. 300–304.


[Закрыть] Напомню, что курганных насыпей или других признаков на поверхности у фатьяновских могильников нет, так что отыскать их нелегкая задача. Это бесспорная заслуга московских краеведов перед отечественной археологией.

В первое послереволюционное десятилетие возникли краеведческие организации и в самой Москве: Музей Центрально-промышленной области, основанный в 1920 году, позднее слитый с Истринским и получивший имя Московского областного краеведческого музея, и Общество изучения Московской губернии (области), открытое 1 апреля 1925 года и работавшее до 1930. С этим обществом связано продолжение одного важного начинания. Еще в 1900-х годах знакомый нам Сергей Константинович Богоявленский принялся собирать материалы к археологической карте Московской губернии. Теперь он решил завершить свой труд. Как и несколько аналогичных изданий, появившихся до революции, рукопись Богоявленского состояла из вводной части с характеристикой археологических памятников края, списка курганов, городищ и других объектов по уездам и из самой карты. К сожалению, полностью этот справочник опубликован не был. Мешала мания секретности. В 1947 году увидел свет лишь список памятников, и то не целиком.[232]232
  Богоявленский С. К. Материалы к археологической карте Московского края // Материалы и исследования по археологии СССР. 1947. № 7. С. 168–178. В примечании редактора сказано, что эта карта составлена до 1920 года, но готовивший ее к печати Аркадий Васильевич Никитин (1914–1978) сообщил мне, что текст был написан по новой орфографии и скорее всего относится к середине 1920-х годов. Первое упоминание о работе С. К. Богоявленского над археологической картой Московской губернии см.: Древности. 1909. Т. 21. Вып. 1. С. 30, 31.


[Закрыть] Но и этот отрывок представляет большую ценность. Ведь помимо литературных данных автор использовал дневники собственных разведок в Подмосковье и сведения многочисленных информаторов.

Очень оживилась в двадцатых годах деятельность Общества «Старая Москва». Оно возникло еще в 1909 году, но за второе – послереволюционное – десятилетие своего существования сделало неизмеримо больше, чем за первое.

С марта 1919 года председателем Общества был выдающийся русский художник Аполлинарий Михайлович Васнецов (1856–1933), известный прежде всего живописными и графическими произведениями, воссоздающими облик древней Москвы. Васнецов часто выступал на заседаниях Общества – то с воспоминаниями о мастерах русского искусства, то с рассказами об отдельных интересных зданиях и урочищах в нашем городе.[233]233
  Филимонов С. Б. Апполинарий Васнецов – член общества «Старая Москва» // Куранты. Историко-краеведческий сборник. М., 1983. С. 216–220.


[Закрыть] Несколько докладов было посвящено наблюдениям за земляными работами в столице. Васнецов следил за ними изо дня в день. При этом, что особенно важно, он не просто фиксировал замеченное, а всегда сопоставлял то, что удалось увидеть, с древними планами Москвы. Анализом их он целеустремленно занимался на протяжении многих лет. Благодаря такому методическому приему даже обрывки каменных кладок или полусгнившие бревна надежно увязывались с конкретными сооружениями эпохи средневековья.

В 1922 году художник обнаружил остатки укреплений Белого города у Сретенских ворот и Трубной площади и зарисовал следы деревянного моста на Ленивке. В 1924 году у Троицкой башни Кремля он изучил белокаменную облицовку плотины Неглинного пруда. При строительстве телеграфа на Тверской Васнецов отметил пять ярусов древних мостовых. Близ Боровицких ворот Кремля в Александровском саду он обратил внимание на засыпанные землей в 1817 году арки Воскресенского моста 1687 года через Неглинную.[234]234
  Рабинович М. Г. А. М. Васнецов и археология Москвы // Труды Музея истории и реконструкции Москвы. 1957. Т. 7. С. 33–50; Виноградов Н. Д. Воспоминания об А. М. Васнецове // Там же. С. 96, 97; Москва в творчестве А. М. Васнецова. М., 1986.


[Закрыть] Не забудем, что исследователю этих памятников было уже около семидесяти лет.

Руководство Обществом отвлекало Васнецова от живописи, и в 1923 году он передал пост председателя Петру Николаевичу Миллеру (1867–1943), получив титул почетного председателя. Большой знаток прошлого Москвы, автор ряда книг и статей о ее улицах, П. Н. Миллер интересовался и древностями.[235]235
  Рабинович М. Г. П. Н. Миллер и археология Москвы // Материалы и исследования по археологии СССР. 1949. № 12. С. 302–307.


[Закрыть] В 1928 году он напечатал статью со странным названием «Московский мусор». В ней шла речь о разных любопытных находках (изразцы, глиняные подсвечники, трубки, помадные банки), сделанных в городе при земляных работах, и ставился вопрос о необходимости систематического надзора за такими работами, чтобы не упустить важные материалы по ранней истории нашей столицы. Находки демонстрировались на выставке к III краеведческой конференции РСФСР в декабре 1927 года.[236]236
  Миллер П. Н. Московский мусор // Московский краевед. 1928. № 3. С. 9—16.


[Закрыть]

Активными участниками краеведческого движения двадцатых годов были В. А. Гиляровский, И. К. Линдеман и представители следующих поколений П. В. Сытин, С. В. Киселев и другие.[237]237
  Филимонов С. Б. Историко-краеведческий фонд Общества изучения Московской губернии (области). М., 1980.


[Закрыть]

Созданный в 1896 году Московский коммунальный музей – ныне Музей истории Москвы– в 1920—1930-х годах археологических исследований еще не вел, но некоторые случайные находки туда приносили. В послевоенный период музей организовал собственные экспедиции, успешно изучавшие археологические памятники как в самом городе, так и в его округе.

С 1922 года в течение ряда лет параллельно существовал музей «Старая Москва», занимавший несколько залов в бывшем особняке Английского клуба, где теперь развернута экспозиция Музея современной истории. Инициаторами создания этого музея были Д. Н. Анучин, А. М. Васнецов, П. Н. Миллер.

Второе принципиально новое явление в послереволюционной истории изучения древностей Подмосковья – это возникновение двух университетских центров подготовки археологов и научных исследований в этой области. В старой России курсы археологии в университетах вообще не читали (так называемые «археологические институты» выпускали в основном архивистов). Только в 1922 году на факультете общественных наук Московского университета было открыто отделение археологии.[238]238
  Янин В. Л. Кафедра археологии // Историческая наука в Московском университете. М., 1984. С. 270–285.


[Закрыть]

Преподавали на нем два профессора – Юрий Владимирович Готье и Василий Алексеевич Городцов (1860–1945). Они удачно дополняли друг друга. Готье – историк по образованию и по призванию – с 1919 года читал на факультете курсы, содержавшие характеристику материальной культуры древних племен, обитавших на территории нашей страны, сопоставлял эти данные со сведениями письменных источников, пытался найти в глубине веков предков современных народов. В написанной на основе этих лекций книге «Железный век в Восточной Европе» он говорил и о дьяковских городищах и о подмосковных курганах.[239]239
  Готье Ю. В. Железный век в Восточной Европе. М., 1930. С. 95–98, 211–214.


[Закрыть] В 1921 году Готье со студентами провел небольшие разведки по берегу Москвы-реки, выявил новые памятники дьяковской культуры.[240]240
  Готье Ю. В. Мои заметки // Вопросы истории. 1993. № 3. С. 165.


[Закрыть]

Городцов был человеком иного склада. Музейный работник, полевой исследователь, он в своих лекциях и практических занятиях главное внимание уделял вещам, обнаруженным в ходе раскопок, их особенностям, зависящим от возраста и территориального положения.

Сын священника из рязанского села Дубровичи, Городцов не захотел пойти по стопам отца, окончил офицерское училище и более четверти века прослужил в армии. Еще в молодости, в 1888 году, нашел несколько неолитических стоянок около своего родного села, увлекся поисками древностей, вступил в Московское археологическое общество, принимал участие в экспедициях и в работе археологических съездов. Затем он перешел к самостоятельным раскопкам на Украине, в Верхнем Поволжье и в других районах. К 1906 году, когда он вышел в отставку, у него было около шестидесяти публикаций, и он пользовался авторитетом у специалистов. Забелин пригласил его в Исторический музей на место умершего Сизова, поручив новому сотруднику огромный археологический отдел. С 1906 по 1929 год, пока Городцов работал в музее, он заметно обогатил его фонды коллекциями, добытыми им самим, а кроме того принял на хранение, должным образом зарегистрировал и осмыслил тысячи предметов из случайных находок и чужих раскопок. Он был наблюдателен, трудолюбив и много сделал для систематизации древностей России, главным образом относящихся к бронзовому и железному векам.[241]241
  Литературу о нем см.: История исторической науки в СССР. Дооктябрьский период. М., 1965. С. 259.


[Закрыть]

Как человека без высшего образования, Городцова до революции к преподаванию в университете не допускали. Но с 1907 года он читал лекции в Московском археологическом институте, одновременно слушая чужие курсы и получив там диплом. В 1922 году институт закрыли, и Василий Алексеевич перешел в МГУ. Там он с полной отдачей готовил молодую смену. Из первого поколения советских археологов большинство москвичей прошло школу у Городцова. До революции памятниками Подмосковья профессор почти не занимался. Только в 1914 году со студентами Археологического института исследовал курганы у Немчиновки (Одинцовский район), Саввина и Барыбина (Подольский уезд, ныне район).

В двадцатых годах положение изменилось. В условиях послереволюционной разрухи средств на изучение экспедициям не хватало, организовать их вдали от крупных центров было трудно. Между тем, краеведческие общества охотно выделяли известные суммы столичным археологам, а подмосковные городища и курганы оказались очень удобны для обучения студентов методике полевых исследований. Объем земляных работ тут обычно невелик, структура насыпей проста. Уже в 1919–1923 годах Город цов и его ученики заложили шурфы и траншеи на Кунцевском, Сетунском, Мамоновом и Мячковском городищах дьякова типа, раскопали значительное число курганов у Асеева (Щелковский район), Болшева (Пушкинский район), Балятина (Октябрьский район), Филей, Чашникова (Солнечногорский район), Чертанова.[242]242
  Городцов В. А. Археологические разведки и раскопки в Советской России с 1919 по 1923 г. // Древний мир. М., 1924. Вып. 1. С. 16–17; Бадер О. Н. Материалы к археологической карте Москвы и ее окрестностей// Материалы и исследования по археологии СССР. 1947. № 7. С. 164, 165; Жуков Ю. Н. Неизвестный документ о деятельности B. А. Городцова // Советская археология. 1985. № 4. С. 270–271. Каталог коллекций В. А. Городцова // Труды Гос. Ист. музея. 1998. Вып. 68. С. 52–59.


[Закрыть]

Когда сейчас в Историческом музее просматриваешь картотеки коллекций из Подмосковья, с удивлением встречаешь имена наших видных археологов, начинавших свою деятельность с раскопок в этом районе, а в дальнейшем получивших известность благодаря открытиям в совсем иных краях и трудам по совсем другой проблематике.

В 1925 и 1926 годах курганы у Пушкина изучал Евгений Артемович Байбуртян (1898–1938). Окончив Московский университет, он уехал на родину, где его чтут как одного из основоположников археологической науки в Армении.

Вятические курганы у сел Никитское и Ушмары в Подольском уезде (ныне Домодедовский район) в 1924 году раскопала Мария Евгеньевна Фосс (1899–1955) – крупнейший знаток неолита лесной зоны Европейской части СССР. В конце жизни она интересовалась и неолитом Подмосковья, исследовала в 1951 году стоянку этого времени на Бисеровом озере у Купавны.[243]243
  Фосс М. Е. Неолитическая стоянка Бисерово озеро // Краткие сообщения Института истории материальной культуры Академии наук СССР. 1959. Вып. 75. С. 26–39.


[Закрыть]

Сын Городцова Мстислав Васильевич (1896–1968) вскрыл немало курганов в Мякинине (Одинцовский район) и Черкизове (Пушкинский район), опубликовал статью о первом могильнике, но потом ушел из археологии и до конца дней заведовал реставрационной лабораторией Исторического музея.[244]244
  Городцов М. В. Вятические курганные погребения близ деревни Мякининой // Труды Секции археологии Российской ассоциации научных институтов общественных наук. 1928. Т. 4. С. 542–558. О нем: Смирнов А. П. М. В. Городцов // Советская археология. 1969. № 4. С. 320.


[Закрыть]

Александр Федорович Дубынин (1903–1992) начал заниматься древностями Подмосковья в студенческие и аспирантские годы. В 1927–1929 годах копал курганы у станции Клязьма и в Черкизове (Пушкинский район), Каргашине и Звягине (Мытищинский район). Напечатал несколько статей об этих памятниках.[245]245
  Дубинин А. Ф. Археологические исследования в районе реки Клязьмы // Московский краевед. 1928. № 4. С. 71, 72; Он же. Каргашинские курганы // Труды секции археологии… 1928. Т 4. С. 204–212. О нем: Смирнов А. П. К 60-летию А. Ф. Дубынина // Советская археология. 1964. № 1.С. 10.


[Закрыть] Потом он более двадцати лет преподавал в Ивановском педагогическом институте. Участвовал в Отечественной войне. С 1953 года Дубынин возглавлял Московскую экспедицию Института археологии Академии наук СССР, работавшую и в городе, в Зарядье, и в области, где было полностью раскопано Троицкое городище дьякова типа.

Лидию Алексеевну Евтюхову (1903–1974) в студенческие времена привлекали дьяковские городища. Об исследовании двух из них, около Барвихи и деревни Прислон, она издала серьезные статьи.[246]246
  Евтюхова Л. А. Городище у деревни Прислон // Труды секции археологии… 1928. Т. 4. С. 213–219; Она же. Барвихинское городище// Советская археология. 1937. Т. 3. С. 113–126. О ней: Волков В. В., Новгородова 9. А. Л. А. Евтюхова // Советская археология. 1975. № 3. C. 274, 275.


[Закрыть] В 1924 году копала она и курганы у Иславского в Звенигородском уезде (ныне Одинцовский район). Вскоре судьба распорядилась по-другому. Л. А. Евтюхина вышла замуж за С. В. Киселева, посвятившего себя прежде всего археологии Азии. Вместе с ним она ездила в экспедиции на Енисей, в Забайкалье и в Монголию и зарекомендовала себя как хороший знаток сибирских древностей.