Текст книги "В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)"

Декабрь 2014

 
Прошедшее эро-сражений горнило
Эго – сухофрукт, из которого выжат
Сок, именуемый юностью жизни,
Впрочем выжато, но не суть есть сгнило.
 
 
Не покрылось пенициллина плесенью,
Убивающего все жизни микробы.
Вроде бы и не совсем еще робот,
Порою смешно, хоть и не весело…
 
 
Ибо все округ тупость монетаризма,
Сделавшего нас объектом либидо.
Но на кого и какие обиды
У быдла, не принявшего Марксизма.
 
 
Это и было одним их пришествий Христа,
Но не понравилась нам проповедь Карла,
Ибо в каждом жив жлобствующий карлик,
Деньгами мозга измеряющий стать.
 
 
«Что ж ты такой бедный, если такой умный»…
Вопрос – парадокс идиота, по сути.
Кому, когда, в какое время суток,
В каком таком незатейливом гумне,
 
 
Овине ли, куда раньше ходили справлять
Нужду еще до золотниковой эры,
Когда вне толчка оправлялись без меры,
Рубли не думая на УЕ менять.
 
 
А может курятником навеяна мысль,
Вот там ближний клюёт своего ближнего,
Щедро навозя «глупого» нижнего,
Считая, нижний не поднимется ввысь.
 
 
А всяких Перельманов с их Пуанкаре,
Нищих – умных, но от миллионов в отказе,
Кастрировать будут по спецуказу,
Чтоб прочие «умники» сидели в норе,
 
 
Внимая курсам Ротшильда, Рокфеллера…
Только и только таким выбор быть может,
Всё прочее «умников» пусть не гложет.
Ну, могут еще обратиться к вере.
 
 
Вера и персонофицированный Бог..
С деньгами вот у Всемогущего плохо,
Иль попам всегда не хватает лохов,
Обирают до самых последних крох.
 
 
В принятой схеме разделения труда
Главные – банки с их инвестициями.
Им служат политики, полиция
И военных безжалостная орда,
 
 
Расчищающая пространство для сланца
Добычи. Дома же и люди мешают.
Перестраивают под себя Шарик,
Ну не брать же в долю местных засранцев…
 
 
Эго же социалистической формации,
Пережившее юности парадигму,
Мечтает – до полного краха сгину,
Путь спрямлю к положенной кремации.
 
 
Ибо пусть в ТВ, но «грады» летящие —
Не что иное, как эсхатология,
Валютой отторгнутая логика,
Изгнавшая силы Животворящие.
 

 
В поле вышел старый дятел,
Как на пенсию, из леса.
Обо всем подумал, взвесил
И решил – пожалуй хватит.
 
 
Ведь придумали не дятлы,
Дескать не болит головка,
Признаваться в том неловко,
Так болит, будто ухватом
После каждого удара
Тебя долбит кто-то в темя.
И за что такое бремя…
Зов природы без навара.
 
 
Если ты родился дятлом,
Значит и долби до смерти.
Этой жизни скорбный вертел,
Как-то крутится невнятно…
 
 
Словно без магнита компас,
Когда полюса все сбиты,
Дятлы же слетев с орбиты,
Принимают луг за космос.
 
 
А распаханное поле,
Путь для них бескрайний, млечный,
Не поймешь – калечит, лечит,
Что на радость, что на горе…
 
 
Вышел дятел в поле – блеск,
Травы, цветики пахучи,
В небе Солнце, в небе тучи…
И вернулся снова в лес.
 

 
Июль, квантунский самурай
С мечом понтуется для понта,
А в Коктебеле летний Рай
В Волошинском, на Черном понте.
 
 
Июль, могильный полихет,
Исправно червю служит зубом,
Чтоб ритуальный марафет
Он жрал, пусть даже тот из дуба.
 
 
Пусть лаком полирован он,
Изъеден в дырку будет гадом.
Оригинал в нем или клон,
Всему, что в гробе черви рады!
 
 
Но где-то сквозь века орет
До нас дожившая Кассандра,
Мол лабуда стихи и треп
Без нежного руки касанья.
 
 
В колхозе ль это на стогу
Еще не высохшего сена,
Иль в черной бане, пусть в снегу,
Без устали течет пусть семя.
 
 
Пусть семя достигая цель
Назло всем видам контрацептов,
Распахивает жизни дверь
И расширяет её спектр.