Текст книги "В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)"

 
Морского в порту продавали ежа
И было его очень жаль, очень жаль.
На тушку его налепили глаза
И он как моряк смотрит вдаль,
Смотрит вдаль.
 
 
Смотрит он днями, не спит он ночами,
Хочет прибиться к причалу, к причалу.
Жизнь наша вечна, нас ней повенчали,
Грешен живущий в печали,
В печали.
 
 
А таксидермист спицу вставит в твой стан
И скажет, что жить ты устал, ты устал.
Не нужен гранит и не нужен металл
Надгробьем себе ты сам стал,
Ты сам стал.
 
 
Хочется тронуть посмертное чудо,
А зубы стучат: я не буду, не буду.
Трогать не буду, его не разбудишь,
Мертвая плоть жить не будет,
Не будет.
 
 
Жизнь это тайна любви и прощенья,
Вечною жизнью крещенье, крещенье,
Крещенье в Христе, в Христе воскресенье
Светлой надежды свеченье,
Свеченье.
 
 
Надежда светла, темен подлый обман,
Дан каждому свой Иордан, Иордан.
Могила, река, Иоанн, Иоанн,
Пред Ним все равны, каждый зван,
Каждый зван.
 
 
Морского в порту продавали ежа,
Продавших его, очень жаль,
Очень жаль….
 

2003 г.

 
Вновь вязнут мысли в липкой вате
Сбрендованного бытия.
А если я неадекватен,
А если я «аз есмь» не я?
Неадекватен бренду Бога
В надкупольной голубизне,
Неадекватен догмам строгим,
Желаньем быть во всем, везде.
 
 
Кайфовым драйвом дискотеки,
Весельем в байкерских ушах,
Мотивом модным в саундтреке
И поцелуем на губах.
 
 
Подснежником, презревшим холод,
Лучом, прорвавшим ночи тьму.
Учителем, не очень строгим
И сказочником наяву.
 
 
Корытом, глупой той старухи,
Котом на золотой цепи,
Репризой в повседневной скуке,
Звездой в космической дали.
 
 
Да, я во всем и миг творенья,
Длинною в миллиарды лет,
Дает ответы на сомненья
И дарит негасимый свет.
 
 
Все адекватно в этом мире,
Когда горит Христом душа.
Во мне любовь Его и сила,
С ним адекватен каждый шаг.
 

2003 г.

 
Нет равенства меж равных дней,
Ужели время так жуликовато,
Но оказалось, что оно шероховато,
То глушит звук подковный вата,
То тормозят булыжники потерь.
 
 
Нет равенства ни в чем, поверь,
Ведь что-нибудь всегда чего-то больше,
Как нескончаем день, который века дольше,
Свое и радостней и горше,
Хоть взвешивай, хоть эталоном мерь.
 
 
Нет равенства, стучите в дверь,
Страданья за безверие расплата,
Богат лишь тот, кто для других себя растратил,
Не дрогнул пред Пилатом с ратью…
Смиряй себя и, если можешь, верь.
 

2004 г.

 
Повеяло, пахнет всюду разлитым Апофеозом,
Как в подошедшем к финальной части представлении,
И хоть близки к развязке коллизий хитросплетения,
Не ясно, кто останется жив, а кто сблизится с Богом.
 
 
Вознесясь, отстранится от суетных перипетий,
Прославленный фанфарами громких слов – эпитафий,
К Апостолам льготный получит, рангу созвучный, трафик,
А Они уже вышли, чтоб его на пороге встретить.
 
 
Но встретить, совсем не значит принять непременно в Рай,
Это значит всего лишь, что не будет проволочек,
Так заведено, что судят Апостолы днем, ночью.
Быстро выложи резюме и очередь не создавай.
И чего тут особо мудрствовать, витиевато
Напускать, как завитые химкой, клубы тумана,
Вроде нет полиграфа, но не пропустят обмана,
Снегом не станет для них искрящаяся клеем вата…
 
 
Просто повторяют слова своего Учителя,
Сказавшего, что человеку простится все, кроме
Хулы на Духа Святого. Пусть хуля ты был в коме,
Пусть заслуги твои в веках выше заслуг Праксителя.
 
 
Дух же Святой, суть творчества любого человека,
Единственный путь развить таланты и приумножить,
Шанс войти с Творцом в резонанс созвучия, чтоб схожесть,
Была с Ним отныне, присно и до скончания Века.
 

2011 г.

Всем идущим на Дамаск…

 
Фарисей вдруг сосудом стал.
На дороге в Дамаск ведущей,
Он, ослепнув, услышал Христа
А, прозревши, Его только слушал.
 
 
Он служителем духа стал,
А не буквой, мертвящей души,
Любовь в сердце его, не в устах,
Лишь сердечной боится он стужи.
 
 
Пусть ангельский знаешь язык,
Без любви он как медь и кимвал
И пророк без любви простой крик,
Отзвук, который никто не слыхал.
 
 
Без любви ни в чем пользы нет,
А она всегда долготерпит,
Льет на все милосердия свет,
Не завидует и всему верит.
Нет гордыне места в любви,
Любовь любой истине рада,
Не бесчинствует, зло не творит,
Все приемлет, как Бога награду.
 
 
И умолкнут все языки
И пророчества прекратятся,
Никогда нет конца у любви,
Ей одной лишь мечты осветятся.
 

2003 г.

 
Быть поминальной бабкой на погосте
Не многих предначертанный удел,
Мы благ мирских, а не загробных просим
И социально значимых, престижных дел.
 
 
О, как заголосила с причитаньем,
Тоскуя о безвременном конце,
Мне от себя не сохранить уж тайны.
Не обмануться пустоцветием в весне.
Когда тоскою оголила душу,
Вмиг я перед Небом осознал вину,
Пророков ложных, не Его я слушал,
Не слышал главных слов сквозь быта пелену.
 
 
И для души стал стон тот камертоном,
Будильником от тягостного сна,
Грех мой передо мной всегда, кто кроме
Его, меня спасет, когда придет весна.
 
 
Весна исхода из пелен Содома
В надмирность трансметрической зари,
Пора прощаться, ждет Отец нас дома,
Завет нам дан идти без денег, без сумы.
 
 
Захватим только веру и страданья,
Дай Отче повторить Иова путь,
Смысл испытаний не постигнут знанья,
Страдающих за веру там с любовью ждут.
 
 
Душа и плач кружатся над погостом,
Не будет ни заката, ни зари,
По одному домой уходят гости
В надмирный дом Отца из суеты Земли.
 

2004 г.

 
А в Юрьевце волжском крестил Аввакум
Моих всех воинственных предков
И верно свою он в них твердость вдохнул
И тягу к Библейским заветам.
 
 
За истину в вере страдал протопоп.
Его не согнули мученья,
Он духом был Камень и истинный Петр
Жил в нем, отметая сомненья.
 
 
Обряд, что был дан для великой страны,
Не мог быть случайной забавой,
Но слишком хотим быть во всем мы вольны,
А вольность сбивает нас в стадо.
 
 
Та вольность мешает идти нам путем
России ниспосланным верой,
Уж триста лет с лишним куда-то бредем,
Дорогу потерями меря.
 
 
Хлысты, беспоповцы… раскол разметал
Единую веру на части,
А новых попов уже царь назначал,
Христос стал заложником власти.
 
 
И так от Синода до наших времен,
Отцы кэгэбэшники в храмах,
А мы, повинуясь им, верим и ждем,
Вживаясь в безверия драму.
 

2004 г.

 
Мерцание гласных в реликтовом всплеске,
Дыханье мелодий в челестовом чреве,
Нам лет миллиарды шлют тайные вести,
Нежданным и страстным цветением веры.
 
 
Дают вместо палем здесь вербные почки,
Пустыни здесь нет и нет здесь Иордана,
Нет в гласных акцента, с прононсом нет строчек,
Но избранных много в России средь званых.
 
 
Свечение гласных в межзвездном пространстве,
В антропном преддверье Библейского рая,
И в старославянском, молитвенно-страстном,
Сурово-торжественным непониманием.
И их первородство средь прочих всех звуков,
Уверенность в том, что в веках их услышат,
Услышав, забудут о суетных муках,
На Греческом главную книгу напишут.
 
 
Что было в начале до гласных – печалей,
До гласных – смешинок, что было причалом…
Молчали леса, океаны молчали,
Без трепета гласных нет взрыва – начала.
 
 
И за руки взявшись, разбившись на пары,
Отряды из гласных в премьерном волненье,
Шагают средь нас звуки славные парни,
И таят в бесславии наши сомнения.
 
 
Сияние гласных, как вспышка сверхновой,
Звезды Вефлиемской, волхвов всех ведущей.
Откроем дверь настежь и выйдем из дома,
К высотам нас манит свет гласных зовущий.
 

2004 г.

 
Ох, не легка дорога из Египта,
Шел сорок лет по ней народ.
От пирамид и злобных сфинксов
Вперед, вперед, вперед.
 
 
Вот Моисей с Навином на Синае,
Господь благословил исход.
В прах истуканов сокрушая,
Вперед, вперед, вперед.
 
 
Тот, кто в живых за сорок лет остался,
Уже в своей земле умрет.
Не должен быть еврей скитальцем,
Вперед, вперед, вперед.
 
 
Так создавал Господь, кормя всех манной,
Покорный лишь Ему народ,
Ведя путем довольно странным,
Вперед, вперед, вперед.
 
 
Всему Творец свое отмерил время,
Течет оно за годом год.
Вело весь мир евреев племя
Вперед, вперед, вперед.
 
 
Сбылся Завет, Христос явлен народу,
Теперь Он всех людей ведет,
Даря бессмертье и свободу.
Вперед, вперед, вперед.
 
 
От Рождества две тысчи, круг замкнулся,
Но жив в Христе новый народ.
Господь к народу обернулся:
«Вперед, вперед, вперед!».
 
 
Лишь умерев в Христе, воскреснем снова,
Свершив живительный исход.
И там услышим это слово:
«Вперед, вперед, вперед!».
 

2002 г.

 
Половодьем разлитые чаянья,
Поствесенне парящего градуса,
Ввысь, туманно плывущею радостью,
По Программе ли, по умолчанию,
Уплывают от грешного прошлого,
От стихийной сумятицы шмоточной,
От домов – крепостей, ставших ДОТами,
От попсово синеющей пошлости.
 
 
Называть это можно по-разному,
Хоть Программой, а можно и совестью,
А ТВ ли, донцовские повести,
Лишь гримасы для Высшего Разума…
 
 
Катят волны реликтно неспешные,
Отголосками миротворения,
Порождая вопросы – сомнения,
Рушат косностью мысли истлевшие.
 
 
Только точат порою сомнения,
Нету, мол, Высшей Силы всеведущей,
Мол, мы сами достаточно сведущи,
В пониманье задачи Творения.
 
 
Но Программа вне мрака безбожия,
И Фомы ей сомненья неведомы,
По Программе сомнения бедами
Обернутся, трагически сложными…
 
 
И Трояном, безжалостным вирусом,
Порожденным гордыней безвкусия,
Обернут смелых жалкими трусами,
Чтоб их души во мраке не выросли…
 
 
Вот и нужен для душ антивирусник,
Или совесть, ведь суть не в названии,
Он в них есть, но уводят метания,
И несут по волнам, как в шторм парусник.
 
 
Но не зря, верно, якорь спасения,
Купола завершает церковные,
В нем смирение немногословное,
И предвечной Мечты Воскресение.
 

2010 г.

 
Шутом воспитан, но не шут по крови,
Один и в свите, и один в скитаньях,
Наследник в выборе не волен,
А все наследства испытанья.
 
 
Твой, бедный Йорик, ученик не сдержан,
Нет, не отвечу я Лаэрту шуткой.
Клинок заточен кровью свежей
И удален мой дух от сути.
Не быть ли, быть ли, море слижет знаки,
Отсеет сито отруби – сомненья,
Поступок или дух мой значим,
Но все кончается томленьем.
 
 
Томленье плоти иль томленье духа,
Мы камни собираем, иль бросаем…
А в мудрости сокрыта скука,
Большие скрыты в ней печали.
 
 
И нет вопроса, только лишь ответы,
Тумана проседь в ожиданье утра,
А что рассветный луч осветит
Предугадать, увы, не трудно.
 
 
Лишь слезы флейты и росу на розе,
В игре со смертью верю в Его стигмы,
Пусты противников угрозы,
Ведь смертью смерть поправший выжил.
 

2004 г.

 
Коль ты собрал в своей душе святыни
И зародил в ней веры жемчуга,
В века Господь твое запишет имя
И оградит от происков врага.
 
 
Защиты если у него попросишь,
Любя Его всем сердцем и душой,
Он никогда в беде тебя не бросит,
Бессилен будет враг перед тобой.
 
 
Но помни, что духовные святыни
Нельзя давать в терзанье злобным псам.
Нельзя бросать свой жемчуг грязным свиньям,
Их радует лишь мерзость, похоть, срам.
 
 
Не видя пред собой плодов разврата,
Вмиг обернутся, злобой клокоча.
Не пощадят ни матери, ни брата,
Все разорвут, беснуясь и рыча.
 

2001 г.

 
Кому служишь служанка фонетика,
Словопенный синоним волны,
Вверх по буквам – ступенькам, по лествице,
Или в темный провал суеты.
 
 
Поднимаясь, паря или падая,
Чтобы вникнуть в суть вылитых фраз,
Огорчаешь, волнуешь ли, радуешь,
Осветляя желтеющий страз.
 
 
Расслоенная бризами, нордами
На частицы надгласных основ,
Возвращаешь, блистая аккордами,
Непроявленность будущих снов…
 
 
Всем услужит служанка фонетика,
Рассыпая на звуки росу,
Оставляя на душах отметины,
Помогая подняться к Христу.
 

2005 г.

 
Нам Веру копила Анакопия,
Шелест хранила шагов Канонита.
Кровь его бурная Псырцха не смыла,
Симона кровь, что за Веру пролита.
 
 
Выше и выше уходят ступени,
Нас уводя за барьер водопадный.
Хочется встать, преклонивши колени,
Чтоб излечить все душевные драмы.
 
 
Выше и выше, и вот мы уж в гроте,
В церкви без блеска роскошеств столичных.
Вере в Христа не нужны позолоты,
Золотом все обрамляет язычник.
 
 
В гроте же сумрачно и не помпезно,
Но Вера отсюда идет сквозь века…
Вот некогда только, некогда Крезу
За Верой ногами идти в облака.
 
 
Свечи мерцают бликами таинства.
Видящий видит – идет служение.
Все апостолы сюда слетаются,
Чтоб душам новое дать рождение.
 
 
Чтоб в тысячелетие опустившись,
Уже третье от Рождества Христова,
Не точили Веру сомнений мысли,
И вело по жизни Завета Слово.
 

2008 г.

 
Он Соломон, он Сулейман,
Он сын Давида иль Дауда,
В веках он славен и Коран
Являет высшей веры чудо.
 
 
Поэт Аль-Аша воспевал
Царя и мага Сулеймана.
Любой язык он понимал,
Пред ним склонялися шайтаны.
 
 
Он злобных тварей заставлял
Нырять в бездонные глубины
И средь морских бездонных скал
Сокровища искали джины.
И строили великий храм,
Заложенный еще Даудом.
Ветрами он повелевал,
С Аллахом путь любой не труден!
 
 
Скульптуры, чаши и котлы
Из жидкой меди отливая,
Благочестивого рабы
Пред Сулейманом трепетали.
 
 
Когда ж пришел последний миг
Служенья на Земле Аллаху,
На посох оперся старик
И принял смерть без тени страха.
 
 
Стояло тело опершись
На верный посох в назиданье
И ни один шайтан и джин
Не смел, исполнить злодеянье.
 
 
Но древо – посох источил
Голодный червь и пало тело,
Злой род свободу получил
И Иблис принялся за дело…
 

2004 г.

 
Вот не живем, зудит внутри нас – надо…
Прельщают властью, золотом из Ада,
И Воланд, Мефистофель ли, Денница,
Шлет сны, где правят страстные блудницы.
 
 
Ну а блудницам надо, много, много…
Тестостерон бурлит, зовет в дорогу,
На встречу Маргаритиным объятьям,
И глушит Бога грустные проклятья.
 
 
Вальпургиевой ночи шабаш, утро…
А дальше все мучительно и трупно.
Безумна Маргарита, на метле ли,
Но то сюжета одного качели.
 
 
Все это моралистики издержки,
И не за это Фауст был повержен,
И не за секс Господь изгнал Адама,
Греха нет, если обрюхатишь даму…
 
 
В Раю, коль помните, стояло древо,
Все в яблоках, их много там висело.
Еще там много что произрастало,
Короче, чтоб поесть плодов хватало.
 
 
Но Бог, Всевышнему хвала и Слава,
За то, что съели яблоко, облаяв,
Изгнал на Землю Еву и Адама,
Не пожалев беременную даму.
 
 
Он говорил им, есть нельзя со древа,
Познания Добра и Зла, что слева
От входа в Рай как яблоня росло.
Что смертным станет всяк, познавший Зло.
 
 
Добро и Зло, ведь вместе они пара,
Но слушал Еву, а не Бога парень.
Она же видела в интриге ремесло,
И смерти не познав, с лихвой познала Зло!
 
 
Нет, Ева не исчадье – чадо Бога,
Не надо было плод запретный трогать.
То все метафора – дым, сера, угли…
Изгнаньем, как детей, нас ставят в угол.
 
 
На время, до пришествия Христова,
А в назиданье Библии дал Слово,
Чтоб не было иллюзий, наваждений
От пылкости телесных наслаждений.
 
 
И будут в паре твари иль не в паре,
Тут, главное, любя, не быть в угаре,
Ведь ценятся плоды, а не процессы
И пусть проходят дни уныло, пресно…
 
 
Лишь древо доброе даст добрые плоды.
А по плодам награда за труды,
Садовникам, что корни поливали,
И наказанье тем, кто продавали
 
 
Обманной мишуры зазыв, экстазы
Давая не алмазы Веры – стразы,
Одно плацебо в яркой оболочке,
Вплетая прелести в слова и строчки.
 
 
Не по словам, а по плодам воздастся.
Забудутся слова, угаснут страсти.
Не вечен выбор Евы, Бог даст силы,
Спастись от сырости земной могилы…
 

2009 г.

С чего все это рифмование начиналось…

 
Не верится, но мы синхронно пьем какао,
Пусть в разном статусе, но суть не в этом —
В корпускулярной тайне дуализма Света,
То в волновом, а то в фотонном нареканье.
 
 
И кто из нас волной, а кто фотоном светит,
Чтобы увидели друг в друге Лики,
И чтобы никакие тени или блики
Не зародили промеж нас сомнений ветер.
 
 
В чердачной келье на гористой Православной,
Ты сокрушаешь мерность звонким смехом,
И это радостная суть, а не потеха,
Уменье быть для многих нужной, самой главной…
 
 
Я ж с первой встречи взгляд стремлю на синхроничность,
Посуда ль бьется, в чем другом удача,
Луна над Липниками, лошади ли, дача,
Наверно главное, чтоб повстречалась личность…
 
 
Мы часто словно куры на навозной куче,
На улице ль, ведущей к бывшей свалке,
Хоть, априори, знаем жизнь нам жалко
Вот так потратить, роясь в мусоре липучем.
Я ж, парадигмы новой постигая сущность,
Так, без рытья, смогу взлететь, подняться,
Чтобы постигнуть с высоты Творенья ясность,
И нелокальной сути ощутить созвучность.
 
 
И жемчуга восторга, данного мне высью,
Преобразить семантикою в радость,
В лечебный сахар, что придаст какао сладость,
В сокрытую мечту, иль в запредельность мысли…
 

 
Курсивом мысль мелькнула про доход,.
Причем чужой и, видимо, не малый…
Другая ж мысль свербит – пойдем в поход,
Преодолеем реки, перевалы!
 
 
Ты помнишь как в лесу растут гр (ибы),
И просто гр и то что в этих скобках,
А про доход пусть думают жлобы,
И выкинь мысль о шопинге, обновках…
 
 
Я знаю – вечно нечего одеть,
И знаю, что мужчины негодяи…
Но хочется с тобой покинуть твердь,
И не беда, что здесь не Гималаи.
Нам и Кавказ, надеюсь, подойдет,
Возвысят нас не горы – наши чувства,
Ты рядом – и душа моя поет!
Ты в шопинге – мне это очень грустно…
 

 
Непременно и только под липою,
Обращу к небу сердце молитвою.
Там под липой, в подлипневой свежести,
Сотворю из молитвы убежище,
Покаянье, надежду, причастие,
Ей понятное, лишь, сопричастие…
 
 
Много есть разных мест кроме Липников,
Только мы почему-то вот липнем к ним,
Синхроничностью цели затерянной,
Прежней радостью ль, прежней потерею…
В затуманенном росами облаке,
Мы едины и в мыслях и в облике,
Что манил нас мечтою потАенной,
Не делился до времени тайною.
До момента, до часа, минуточки,
Видно знал когда встретится лучшее,
Что хранилось до срока в неведенье,
То о чем даже в снах мы не ведали…
 

2012 г.

 
Лоск, приданный салоном красоты,
Вмиг проявил реальность Зазеркалья,
Забылись неудачи, нареканья
И явью стали все забытые мечты.
 
 
Былое отошло на дальний план,
Незримо испарясь перегорело…
В усмешке с зеркала смотрело небо,
Но одобряло, распрямленный лоском стан.
 
 
Простое зеркало, не волшебство,
Без Пушкинского «Свет, мой» и так дале,
Стекляшка из обыденных реалий,
Душевной сути вмиг раскрыло естество.
 
 
Лоск блеска глаз, он нужен нам всегда,
А нет его, низка самооценка…
Когда собою ты любим и ценен
Беспечной чередой бегут Любви года.
 
 
Тогда стоишь Колосом среди бурь,
Что уготованы порой судьбою.
Я в Зазеркалье и Я здесь – нас двое,
А Зазеркалье в души льет Любви лазурь…
 
 
Все просто, все по схеме бытия,
Салон, дантист – предтечи Зазеркалья,
Плевать на происки любой канальи,
Коль смутное вчера не гасит радость дня!
 
 
И пусть стихия смоет макияж,
Но образ создан и заложен в память.
Отныне будущих побед он Знамя,
Типаж, мираж и иронический кураж…
 

2010 г.

 
Лишь хиджаб из всех прикрас,
Над неопаленной кожей,
Ищет напряженный глаз
Ускользающую схожесть.
 
 
Выпирающий овал
Скулофотости кругленье,
Чуть насмешливый оскал —
Смесь презренья и сметенья…
 
 
Вдруг отсутствующий взгляд,
Удаленный, недоступный.
Вечно траурный наряд,
На любое время суток.
 
 
И смиренно скромный лик,
Словно роль для карнавала…
Мира нет среди олив,
Маске не укрыть накала.
 
 
Не укрыть борьбы в груди,
Инь и Янь так просто дети,
Пролетают ночи, дни
И наряд не будет светел.
 
 
А хиджабный палантин
Оплетет лебедки шею,
Бесконечный карантин
Будет дни разлукой мерить.
 
 
Беспросветностью вериг,
Тупостью менталитета,
Тяжестью никчемных книг…
А финал обычный – Лета.
 

2010 г.

 
И неосознанно рассветномутным,
В предпетушинно хлюпающем стрессе,
Занудно беспросветным утром,
Нащупал, а быть может, встретил.
 
 
Имбирновкусно перечное слово,
Как около, вокруг, кружащий вертел,
В надежде быть надменно новым
При постиженье тайны тверди.
С горчинкой, разжигающей всю полость,
И слизистую прочих окончаний…
Недавно вроде било полночь,
И непонятно кто отчалил.
 
 
Отчалил ли в отчаянии,
Причал и чаянья так совместимы,
Нарочно или же случайно,
Все варианты допустимы…
 

2009 г.

 
Вобрав в себя полночный запах мяты,
Замкнулась предначертанность путей,
Грядущие преодолев утраты,
Усмешкою утрат прошедших дней.
 
 
На полнолунье отблеска искристом,
В мерцанье звездном дробной тишины,
Перегрузились прошлой жизни мысли,
И былью обернулись детства сны.
Улыбкой выси поманила фея,
Звеня хрустальным поднебесьем нот,
Чтоб слышавший её, в душе посеял
Надежду на спасительный исход.
 
 
Надежду, растворившись не исчезнуть,
В бездонности извечной тайны звезд,
Излив, отдав до капли страсть и нежность,
Не испариться, как церковный воск.
 
 
Чтоб не исчезнуть – дымом обернуться,
Теплом, мечтою, проблеском весны,
Чтоб, слившись с ароматом мяты, лучик
Живил все потаенные мечты…
 

2009 г.

 
У каждой Фудзи своя есть улитка,
У каждой улитки своя есть Фудзи.
Скривленье губ еще не улыбка,
Это скорее оттенок грусти.
Ирреальной грусти, где лошади,
Как прелюдия спосланной страсти,
Нас в объятья друг другу бросили,
На Фудзи – Липниках в одночасье…
 
 
Табуном проскакали лошади,
Над Фудзи – Липниками, над Фудзи – Липниками…
Сном, навеянным жизнью прошлою,
Из тумана беззвучно выплыли.
 
 
Стали музыкой страсти пламенной,
Над Фудзи – Липниками, над Фудзи – Липниками…
В звездной россыпи затуманенной,
Обернулись загадкой, ликами.
 
 
И сокрылись от глаз в безмерии,
Из-под Фудзи – Липников, из-под Фудзи – Липников.
Ночь прозрения как измерить мне,
Лишь свободою ото всех оков…
 
 
У каждой Фудзи своя есть улитка,
У каждой улитки своя есть Фудзи.
Скривленье губ еще не улыбка,
Это скорее оттенок грусти.
Ирреальной грусти, где лошади,
Как прелюдия спосланной страсти,
Нас в объятья друг другу бросили,
На Фудзи – Липниках в одночасье…
 

2009 г.