Текст книги "В провинции у моря. Книга первая (1998–2014)"

 
Средь литер, в хрониках столетий,
На стыке разных парадигм.
Средь тайн и заблуждений века,
Эзотерических лавин,
 
 
Так трудно отыскать дорогу,
Не очернив судьбы листа,
Шагая вместе, но не в ногу,
И средь сомнений не устать.
 
 
Праматерь всех людских сомнений,
Космической любви поток,
Войдя в земное притяженье,
Нам дарит жизнь и мудрость строк.
 
 
Мы все одной Лолит творенье,
Печаль Эдипова греха,
Потуги горних восхождений,
Итог Библейского стиха.
 
 
Из глубины надмирных далей,
Идя неведомым путем,
Не знаем кем, придя мы станем,
Воскреснем иль в века уйдем.
 
 
Но есть надежда озаренья,
Макрокосмический исток,
Идущее с высот прозренье,
Не сказанное силой строк.
 
 
И славя избранных удачу,
Восторг и смену бытия,
От радости за них заплачу,
И в тех слезах любви заря.
 

2002 г.

 
Эти строки в стихах, но о прозе,
Прозе трудных дорог бытия,
С каждодневною метаморфозой
От невольного ближним вранья.
 
 
Техногенная этика мира,
В постиндустрии тварных идей,
Контрапунктом Денницы клавира,
Дирижирует шабаш ночей.
Кто скорее урвет себе блага,
Оторвав свой кусок пирога,
Станет главным бараном он стада,
Первым после слепца вожака.
 
 
Проза жизни чертой пентаграммы
От Спасителя слов оградит,
Бросит душу в объятия драмы
И в трагедии мелких обид.
 
 
Проза жизни, как тяжесть надгробья,
Не простит альтруизма порыв,
Похоронит мечты в черной злобе,
Все таланты заставит зарыть.
 
 
Проза жизни не терпит прощенья,
Проза жизни не терпит любви.
Одиночество без вдохновенья,
Безразличье….. Зови, не зови.
 
 
У корыта, где блага мирские,
Очень трудно услышать Христа,
Он в сердца проникая людские,
Всех спасает от гнева Отца.
 

2002 г.

 
Хотят земляне знать на все ответы,
Что будет с ними по скончанью света?
Дают ответ, ушедшие ввысь предки:
«Мы Духа стволовые клетки.
 
 
Генетика дает вам представленье
О сути надкосмических явлений,
О душах стволовых, к Христу спешащих
С любовью, просветленной счастьем.
 
 
Вы эмбрионы стволовых стремлений,
Прямите путь без страха и сомнений
К Спасителю наполнить Дух бескрайний
И осознать величье рая.
 
 
Но не для всех пряма эта дорога,
Не каждый материал созвучен Богу,
Лишь души чистые с печатию блаженства
Достойны Духа совершенства.
 
 
Прями свой путь, осталось ждать немного,
За покаяньем светлая дорога,
За покаяньем дух любви витает,
Сомненья там твои растают.
 
 
Покайся и иди на встречу Богу.
Не бойся быть несчастным и убогим.
В Завете Новом и в Завете Ветхом
Бессмертна стволовая клетка».
 

2002 г.

Впечатление от кф А. Гордона

«Пастух своих коров»

 
Он был пастух своих коров,
Как Моисей он вел их в исступленье,
Не зная тягостных сомнений,
Он не слагал зовущих слов.
 
 
Исправно паству он доил,
Ей, не суля земли обетованной,
Давая сено вместо манны.
Во тьме низкочастотных сил.
 
 
Но души наши ждет исход
От пастыря утробного продукта,
Тот пастырь не увидит утра,
Не воскресит его восход.
Тотемы жертвенных коров.
Отец разрушит ваши основанья,
Он заквантует мысль и знанья
И новый людям даст покров.
 
 
Реликтовой волны прибой
Ласкает судно третьего завета,
Любви и неземного света,
С завидно-квантовой судьбой.
 

2002 г.

 
Находясь под рекламными брендами,
В постиндустрии тварных идей,
Все мы вдруг окончательно сбрендили,
Устрашась матерьяльных потерь.
 
 
Находясь в измеренье бесквантовом,
В туалетной мечте живота,
Мерим блага размерами ванными,
Мерим брендом идеи Христа.
Находясь в потребительском обществе,
Вне метафоры высшей мечты,
Копим блага и лживые почести,
Травим химией вещие сны.
 
 
Под глушителем Харли и Девидса,
В двухколесно-смердящем дыму,
В бренде байка, косухи и Левиса,
Рвемся ввысь, а спускаемся в тьму.
 
 
В брендный мир благодать не опустится,
В мир продажных идей и вещей.
Ни веселье, ни пиво, ни устрицы
Не спасут от бессонных ночей.
 
 
Путь Иова, усеянный бедами,
Предпочту мифу брендной любви.
Лучше мне быть распятым и преданным,
Но воскресшим в надмирной дали.
 

2002 г.

 
Не уместить в сознанье квант,
Он рвется ввысь в другие измеренья,
Пронзает сумрачность сомнений,
Волной любви, омыв талант.
 
 
Он ничего у нас не просит,
Своей улыбкой отвергает тленье,
Не даст он встать нам на колени,
И из сердец изгонит осень.
 
 
Эсхатология сознанья,
Декартовское жизни восприятье,
Угаснут, ощутив объятья
Любви надмирного сознанья.
 
 
Энергетические всплески
Одномоментны в множестве творенья.
Творцом творимые мгновенья
Для нас века, а не отрезки.
 
 
И квантовый удел Христа,
Уменье быть и находиться всюду,
Служение Отцу и людям,
Исход, реальность и мечта.
 

2002 г.

 
Где мы от Бога, одесную – справа.
Иль снова ленинским идем путем,
В Денницину сбиваясь стаю,
Пируем и добычу с кровью рвем.
 
 
Где мы у Бога, на Земле иль в Рае,
Как нам убогим избежать греха,
Добычу чуя, рыщет стая,
Бездумно, под гипнозом вожака.
 
 
Кто мы для Бога, сыновья иль звери,
Пирующие над добычей дня.
Христу или природе верим,
Стремимся ввысь, иль суетимся зря.
 
 
Вечеря тайная – прообраз пира,
Где насыщает Бог своих сынов.
Ум наполняет хлебом мира,
Вином любви в них разгоняет кровь.
 
 
Кто мы для Бога, вспышка озаренья,
Идущая своим путем мечта
Иль повод для ночных сомнений,
Чредой веков прошедших пустота.
 
 
Земной бомонд пирует в исступленье,
Презрев категорический наказ.
Нет у животного сомнений,
Инстинкт – один его ведущий глас.
 
 
Все заслонила пена наслажденья,
Охотников гордыня гасит свет.
Свет доброты, любви, смиренья…
Смиренным на охоте места нет.
 
 
Лишь кровь Христа их утоляет жажду,
А души наполняет хлеб любви.
Что скажет мир о них, неважно,
Сыны Творца они, а не Земли.
 

 
Кислотный кайф
В марихуановом тумане,
Зловещий драйв
Бездонной тишины
Льстя, увлечет,
Затянет и обманет,
Даст не полет,
А тягостные сны.
Не лик Отца,
А тень языческих приблудков,
Не свет лица,
А сумрачный оскал,
Двухмерный транс
Бессмысленных проступков,
Бесцельных трасс
В стирающий провал.
 
 
Иллюзия
Богатства, радостной свободы,
Аллюзия
Разбившихся корыт
Перечеркнут
Все радости и годы,
Переучтут,
Оставив смрад и стыд.
 
 
Прочь ревизор
От ценностей Отца и Сына,
Кислотный взор
Смешон в глазах истца,
Побереги
Свои земные силы,
Скорей моли
Прощенье у Отца.
Не возвратить,
Летящего сквозь вечность время,
Не возродить
Не сбереженных дней,
И лишь Христом
Посеянное семя,
Нас выведет
Из царствия теней.
 

2002 г.

 
От ученичества столетий,
В звенящем таинстве ночей,
В невидимом глазами свете,
Иду по остриям лучей.
 
 
И знанием прямя дорогу,
Постигнув странности Земли,
Несу слова молитвы Богу,
Моля Его: «Прости, прости».
 
 
Прости за суету сомнений,
За безотчетно-тусклый страх.
За все греховные волненья,
Что душу повергают в прах.
Прости невольность искаженья
Великих слов учителей,
Прости неверные решенья
Из одиночества ночей.
 
 
Прости что поздно на дорогу,
Ведущую к Тебе я встал.
Прости метанья и тревогу,
Стремленье влезть на пьедестал.
 
 
Прости и не суди сурово,
Быть нужным лишь Тебе хочу.
Твое чарующее Слово
Душой и сердцем я учу.
 

2002 г.

 
Заложен Богом опыт в думы человека,
Трансцендентален кругозор души,
Пространство – Время, отмеряя вехи,
В реликтовой волне закончить путь спешит.
Необозрим для стрелочника поезд,
Стоящий у истока темноты.
И кто кем был, кто будет или кто есть
В круговороте доминантной суеты.
 
 
В системе без Ньютона и Декарта
Есть спектр трансметрической звезды,
Лишенный меркантильного азарта,
Он мирит души, лечит мысли, думы, сны.
 
 
Осколки вертикальных восхождений,
Крушители сомнительных преград,
Вас обольстил трехмерно-злобный гений,
Лишив высоких надкосмических наград.
 
 
Награды сопричастным быть творенью,
Награды осознать себя Творцом,
Избегнуть гибельность земного тленья
И быть прощенным возвратившимся Христом.
 
 
Мы все послы в владениях Денницы,
Но скоро истекает этот срок,
Листаются последние страницы
На стыке эр и надкосмических эпох.
 
 
Откинем прах сомнений и прельщений,
Жизнь вечна, но не слугам сатаны.
И хоть Земля источник всех томлений,
Не властно тело над усилием души.
 

2002 г.

 
День отзвенит и вновь наступит вечер,
Запляшет тень над всплесками огня,
Замрет душа перед порогом встречи
И тихо ночь войдет, чаруя и маня.
 
 
Не верь ночи, окутанной обманом
И страхом одинокой темноты,
Все обернется призрачным туманом,
Пустой бессмыслицей постельной суеты.
 
 
Перетерпи и жди с надеждой утро,
Под пенье птиц придет с высот ответ.
Печаль рождает то, что было мудро,
Даря душе покой и негасимый свет.
 
 
В рассветной мгле туманного мгновенья,
Под пеленой рассеянных лучей,
Как свечи таят мрачные сомненья
Из одиночества несбывшихся ночей.
 

2002 г.

 
Наряд свой осень раскидала,
Вода ушла через песок,
Но только это мало, мало.
Скажите где любви исток?
 
 
Весною под сугробом талым
Подснежник тянет свой росток,
Но только это мало, мало.
Скажите где любви исток?
 
 
Бывало, страсть меня пронзала
И била молнией в висок,
Но только это мало, мало.
Скажите где любви исток?
 
 
Жизнь возносила и бросала
От Византии на восток,
Но только это мало, мало.
Скажите где любви исток?
 
 
Проснувшись на восходе алом,
Я жизни ощутил восторг,
Но только это мало, мало.
Скажите где любви исток?
 
 
Покинуть мир пора настанет
И каждый подведет итог.
Пусть сделал много, сделал мало…
У всех свой путь и свой исток!
 

 
Синкопой прыгающий день,
Бежит в растаявшую вечность.
Из мглы сегодня в бесконечность,
Нам, оставляя плоти плен.
 
 
Плен обвивает нас кольцом,
Он из сосудов и желаний,
Ненужных мыслей, чувств и знаний
С уныло-суетным лицом.
 
 
Устало-суицидный миг
Надежду губит на спасенье,
Прочь гонит от Творца творенье,
Душа молитвы пылкий крик.
 
 
Но дух сильнее плотской тьмы,
Ему не ведомы оковы,
Запоры, ставни и засовы,
Любой он выше пелены.
Он выше временных преград,
Быстрее солнечного света,
Сильнее злобы и навета,
Желаннее любых наград.
 
 
Прошу, Творец, крепи мой дух,
Прощая ересь заблуждений,
Избавь от горечи сомнений
И дай мне надкосмичный слух.
 
 
Чтоб мог, услышав, я Тебя,
Проникнуть в огненную сущность,
С Тобой постигнуть неразлучность
И мир покинуть, всех любя.
 

2002 г.

 
Искрящийся восторг рассветного луча,
Наполненный вином ввысь рвущейся мечты,
Щекочет деревца, ласкает их шепча,
О том, что он прогнал минувшей ночи сны.
Минувшие дела, минувших трудных дней,
Меняющих восторг на слезы от утрат,
Прошедших чередой блуждающих теней,
Манящих, но пустых как воинский парад.
 
 
Рассветный балагур, шалун и весельчак
Сны, разогнав, исчез за далью голубой,
Заставив всех грустить о радостных лучах,
Дарящих жертвам тьмы надежду и покой.
 
 
Покой от цепких пут умершего вчера,
Покой от грешных дум из черной пелены.
У каждого пути своя Фавор гора,
Стоящего на ней не тронут мрака сны.
 

2001 г.

 
Боже, не дай мне в пастозно-мерцающей мгле
Рай.
В томном овале бессвязно-манящих огней.
Отче, спошли Ты нормальный мне драйв,
Душу встревожь и надеждою сердце согрей.
Твердые ритмы и лазарно-режущий нерв
Дай.
Сумрак развей пред порогом грядущих годин,
Что впереди даль дорог или край,
Дух свой спошли, чтоб не брел я по жизни один.
 
 
Сколько вопросов, а нужен один лишь ответ
Мне.
Он не в словах, а в накале грядущего дня.
Буду ли нежиться в тягостном сне
Или гореть в очистительном пламе огня.
 
 
Каждый свой вздох шлем в копилку предвечной трубы
Мы,
Радостно силя ее пробуждающий звон.
Драйвом раскроем глаза и гробы,
Драйвом заставим стучать все сердца в унисон.
 
 
Чтоб монотонная печаль
Однообразно блеклых дней,
Не превратилась бы в причал
Любви и радости моей.
 

1998 г.

 
Бесславна тусклая молва
В усмешке смутных разговоров
Их суть слова, слова, слова…
Слова неразрешимых споров.
 
 
Слова – земной язык людей,
Молитва в них или расплата,
Свобода иль ее предел,
Восход иль отблески заката.
 
 
Мысль изреченная есть ложь
И в этом суть любого звука,
Произнесенного сквозь дрожь
Надежды, радости иль муки.
 
 
Слова, как листья на ветру,
Летят толпой подобно стае.
В свой монотонно-звучный круг
Всю нашу Землю оплетая.
 
 
И доминантно-смрадный сленг,
Не выросшего поколенья,
Ведет планету в мрачный тлен,
Где нет надежды на спасенье…
 

2001 г.

 
И ночь светла, и внемлет вся природа,
И говорит с планетою звезда,
А я иду один дорогой к Богу,
Сквозь тернии лишений и труда.
 
 
Жаль, поздно на дорогу эту вышел,
Жаль, поздно я душой своей прозрел.
Он звал меня, но я Его не слышал,
Стяжал грехи и в небо не глядел.
 
 
Решая коллективные задачи,
Пренебрегал своим путем к Нему,
Вверял себя веселью и удаче,
Не видя света, погружался в тьму.
 
 
Попы, секретари и командиры,
А вкупе жены, дети и друзья,
Мне не давали слиться с горним миром
И лгали, что грех взяли на себя.
 
 
И лишь прочтя в псалме пятидесятом
Слова: «…грех мой всегда передо мной»,
Я понял, лишь Христом, за нас распятым,
Судим, я буду за борьбу с судьбой.
 
 
И никакие тайные лукавства,
Ни таинства церковных хитрецов,
Не явятся для грешника лекарством,
Бог не торгует чрез земных отцов.
 
 
Лишь ощутив себя над всей Вселенной,
Идя своим, не тореным путем,
Сумею душу сохранить нетленной,
Сумею быть самим собой во всем.
 
 
Бог дал, один я на дороге…
 

2001 г.

 
Доминантный аккорд неуклонно зовет в неизвестность,
В доминантный восторг из пространственно-тайных глубин,
Убегая от тоники в смутную вечность,
В ностальгический септ, словно в зелень от блеклых долин.
В бледно-синем плену, задымленного грустью минора,
На уставшей струне, усыпляющей страх новизны,
Настигает нас всхлип пионерского горна
И ведет за собой по дорогам любви и весны.
 
 
И редеет туман, а струна прорывает глубины
Всех космических тайн, пропуская пространство сквозь сны.
Выжигает огнем недоверия льдины,
Чтоб в надмирной дали жить дыханью Весны.
 
 
Дивно-странный синдром, всех овеянных таинством духа,
Дивно-струнный восторг, ощутивших дыханье струны,
Наделенных любовью, страданьем и слухом…
Всем, кто слился с струной, никакие суды не страшны.
 

2001 г.

 
Как хочется порой презреть
Закон земного тяготенья
И скинув прах сует взлететь,
Чтоб избежать земное тленье.
 
 
Чтоб обрести предвечный слух
И разложить себя на части.
Вот тело, вот душа, вот дух,
Все, не страшны земные страсти.
 
 
Да, это смерть, земной конец,
Конец тщеславья и гордыни,
Гроб, эпитафия, венец,
Все стерто – жизнь, надежда, имя.
 
 
То от чего рождалась тень,
Само прозрачной стало тенью.
Не стало ночи, вечен день,
Нет страха, суеты, томленья…
 
 
Все обрело покой и смысл,
Войдя в гармонию познанья,
В мир, где царит любовь и мысль,
Где, поиск – высшее призванье!
 

2001 г.

 
Бледно-дымно-туманная хмарь
Выживает из снов киноварь.
Выживает желтеющий лес
Из осенне-бездонных небес.
 
 
Напускает истомы обман,
Извивая надеждою стан.
Завивает в спирали мечты,
Пожирая плоды красоты.
 
 
Порожденные мукой любви,
Мчатся в небо молитвы с Земли.
Мчатся мысли планеты из слов
В хмарном мареве тягостных снов.
 
 
Круг сомкнется и беличий страх
Проблеснет в суетливых умах.
Проблеснет как любимой укор,
Беспощадный как Баха аккорд.
 
 
Где сейчас Иоганн Себастьян,
Отыскал ли клавир свой причал.
Отыскала ль покой свой душа,
Чтоб светить, все преграды круша.
 
 
Прорываясь сквозь мутную хмарь,
Расчищая мечты киноварь,
Раздвигая бессмертья простор,
Устремляя на радугу взор.
 

2001 г.

 
Мы послы запредельно-незримого вечно,
Внепространственно-сущей, вневременной жизни послы.
Всем нам здесь, на Земле, уготована встреча
И ее не минуют, надмирного вечно, сыны.
 
 
Сквозь завалы бесстрастно-секундных мгновений,
Как крупинки песка в архаично-бессловных часах,
Чрез косматые залежи суетной лени
Ввысь уйдем! Свет надежды нам дан в наших снах.
 
 
В буйно-цветно, развесисто-шумной природе
Мы не ищем божков в оправданье мирской суеты.
И к себе мы не только добры, но и строги
Все всерьез, наша жизнь не дана нам взаймы.
 
 
Ограничено мерностью это пространство,
А по жизни нам дан тяжкий труд и конец в нищете…
Труд и благостность – сущность земных наших странствий,
И Иова путь тягостный в каждой судьбе.
 

2001 г.

Сборник 2013 – 2014 гг.

Июнь 2013

 
Слышишь, нехорошая квартира,
Ожидая автора визит,
Спряталась как будто, затаилась,
Притворилась, словно мирно спит.
Довоенный абажур с кистями
Кругом льет обманно – мирный свет,
На часах, похоже, стрелки встали,
И вздыхает о былом паркет.
Хрусталя бликуют, отражая
Тайный блеск Вальпургевых страстей,
Манят, к приключеньям призывая,
К страсти из подаренных ночей
Мефистофилем или Мессиром,
Воландом, не суть для Маргарит,
Предвкушенье страсти, плоти пира
Потаенным огоньком горит.
Но пока огонь только в камине
Греет для Мессира кресло—трон
В нехорошей Мишиной квартире…
Но Мессир и Бог в ней только – Он!
А вокруг стола, в рассветной яви,
Мастер, Маргарита, Турбины,
И Филипп Филиппыч здесь же явлен
С Прокуратором из глубины
Дней еще до Христианской эры,
Ранним утром месяца Нисан,
С властным полномочием без меры,
С правом осудить на смерть Христа.
Белый плащ, под ним подбой кровавый,
Пятый прокуратор Иудеи.
Стало душно, кислорода мало,
И сердца у всех похолодели…
Замерли в преддверье бенефиса
Автора – жильца этой квартиры,
Ждут, что распахнется дверь—кулиса,
И Булгаков снова в нашем мире.
Но напрасны ожиданья эти,
Нет его под абажуром-ретро,
Третьи петухи поют в рассвете,
Слышен шелест утреннего ветра…
Ветер шепчет: «Сердце не гасите,
Пусть любви надежда светит всем нам…»
Тает ночь, уж кто-то пишет в Твиттер.
Новый день опять пришел на Землю.
 

 
На чисто русской вертикали мата,
Идущей к нам от Пушкина, Баркова,
Незримым квантом, расчленяя атом,
Живёт презренное снобами слово.
 
 
Восторг ментальный в генитальной теме,
Назло условным правилам приличья.
С младенчества нам долбят, долбят в темя,
Но ожидаемый эффект отличен
 
 
От всех потуг унылых конформистов,
Что власти денег лишь поют Осанну.
Мы ж с «грязным» матом, но с душою чистой,
На высший суд перед Творцом предстанем.
 
 
Да, мы уже не Пепси поколенье,
Но пес Pizdec нам с всех сторон маячит.
В пылу остервенелом потребленья,
Попы звенят, кадилами xyiachat…
 
 
Но чтобы разогнать туман кадила,
И жить в Христовой, не в поповской теме,
Баллады нам поет Высоцкий, Дилан,
И жить хотим не по банкирской схеме.
 
 
Вот потому-то мы и шлем всех на xyi,
С их политической, «духовной» властью…
Ханжи, конечно, будут охать, ахать,
Но мы идем своей дорогой к счастью.
 

 
Вот мимо матом
Девушки клубя прошли.
И от дыма слов
Вмиг сакуры завяли,
За смрад платя плодами…
 

 
Клянусь, не знаю в этот день кого и с чем поздравить,
Чья гендерная радость торжествует в мечте соитья предвкушеньем
Весеннего тепла в искрящихся лучах антициклона,
Чтоб оживить наш дух, что был зимою сломлен.
Как отогнать, развеять мрачные сомненья
И, не растратив радость, погрузиться в знанья…
 
 
И где первоисточник – у Эсфирь ли Вавилонской, Цеткин,
Ужель мы солидарны с Мордехаем, зарезавшим детей Амана…
Своей душой к какой первопричине в этот день кто склонен,
По поводу чего в руках цветы, слова, бокал вином наполнен.
Ведь согласитесь, знать что празднуем – не так уж мало,
Хотя дилетантизм не только в этот день нас держит цепко.
Бытует также версия, что как-то эта Клара,
Играя в карты, выиграла очень много денег
В восьмой день месяца июня. С тех пор главней всего число!
Восьмое! Возможно, суеверье тоже ремесло.
А впрочем, все порой ли, вопреки, всегда во что-то верят…
Так все мы стали жертвою ее феминистического дара.
 
 
Итак, как нынче принято, к стишку подводим резюме.
Как водится, всегда внакладе тот, кто не торгует,
Его обязанность – все накопления потратить на подарки разом,
Ну не напрасно ж Коминтерн издал свои указы.
И радуясь свободе дам, не думать, кто и как жирует.
Бараны в стаде могут выбирать! Но между «бэ» и «мэ»…
 

Черная быль

 
Лист сухой, пожелтевший, до срока опавший,
В день апрельского буйства цветенья и света,
Расскажи же, что стало с тобой нашим детям,
Чем невидимый луч для живущего страшен.
 
 
Скорпионы и крысы людей научите,
От лучей невидимок, живя, не зависеть,
В чем секрет ваш спасенья и как же нам выжить,
Сквозь рентгены идя, вас молю – просветите.
 
 
И измениться мир весь, в нем страха не будет,
Коль нейтрино бессилен в смертельном безмолвье,
А рентгенов беззлобье и доброе слово
Пыл кровавых вояк как ушатом остудит.
 

К двадцатилетию

Чернобыльской трагедии

 
Ну ничего, пожар лишь после взрыва,
Лишь радиации невидимый поток,
И нет здоровья, счастья, силы.
Базедка, рак, больница, гроб…
 
 
Ну ничего. Ни денег, ни лекарства,
Лишь грамоты на черный юбилей,
А вместо состраданья – хамство
Под дождь с чернобыльских полей…
 
 
Ну ничего! Лишь вдовий стон могильный,
Лишь в горле ком обид, пустых надежд провал.
Как обещания обильны,
Кто верил – тот давно пропал…
 
 
Ну ни-че-го! Исполнен долг гражданский,
Лишь лишена жена всех радостей любви,
Живут не матери – гражданки,
И двадцать лет душа болит…
 

 
Часы на башне, отмеряя вечность,
Бесстрастно пробегают рубежи.
По кругу двигаясь беспечно,
Чужую поедают жизнь.
 
 
Под вой метелей пролетают зимы,
Под бой курантов пробегают дни,
Лишь слезы матерей незримы,
Зовут сынов войны огни.
 
 
Норд-Ост, Норд-Вест бушуют в океане,
Вплетя в сюжет дуэт из «Иваси».
Норд-сон, Норд-стон, Вест об обмане,
Кому смертельный газ ввести.
 
 
Там каждый пятый будет похоронен,
Таков процент спасительной борьбы.
Знай пятый – захлебнешься кровью,
Последние увидев сны.
 
 
Трагичен мюзикл вечного распятья,
Лиричный фарс с совдеповским концом.
Весь зал в тротиловых объятьях
С марихуановым лицом.
 
 
Три ночи смрадно-хамского всевластья,
Три ночи пира злобной черноты.
И смерть уже казалась счастьем
И заслонила все мечты.
 
 
Спасение пришло, но не без крови,
Ведь каждый пятый был приговорен.
Штаб отвечал всем: «Ноу проблем,
Не нравится, так всех убьем».
 
 
Нас всех рассудит только суд небесный,
Хоть денег за убитых он не даст.
Утешься поминальным стрессом
И жди с надеждой судный час.
 
 
И не ищи ответов в наважденьях,
Как бы ни весел был этот спектакль.
Сомнения родят сомненья.
И стук в висках: «не так, не так».