Текст книги "Звездная пирамида"

Еще пять минут назад Цезарь не имел ни малейшего понятия о том, какие программные установки обычно имеют солдаты-андроиды на случай пленения или безнадежных увечий. Когда «Топинамбур» влил в него это знание, он сначала не поверил. Потом разозлился и подумал: «Ах, вот вы как? Себя убивать, да? Ну и сволочи…»

Оставалось неясным только то, каким способом андроид лишает себя жизни и сам ли приходит к такому решению. Если сам и если для самоубийства достаточно мысленного приказа, тогда взять пленного будет ой как непросто…

Приходилось рисковать.

Бойцы группы прикрытия разом припали на одно колено. Часть их держала под прицелом пещеру в теле «Топинамбура», часть контролировала периметр. Группа проникновения ринулась внутрь.

По одному. Гуськом и согнувшись. Иной возможности звездолет не предоставил. Но и согнувшись в три погибели, десантники передвигались на удивление стремительно.

Они не знали, что ничего им не светило. Они впервые в жизни видели квазиживой биозвездолет. Продуктам устаревших биотехнологий, как, впрочем, и людям, свойственно переоценивать свои силы.

На самом деле они уже упустили свой единственный шанс расправиться с «Топинамбуром», прижав его к бетону силовым полем. Теперь у них не было и тени шанса.

Коснувшись лбом стенки рубки, Цезарь подтвердил отданную ранее команду одним-единственным сказанным мысленно словом: «Давай!»

И корабль дал. В одно мгновение он вырастил стену между первым десантником и прочими, у первого, оказавшегося внутри замкнутой полости, отнял и съел лучемет, а остальных вышвырнул из себя обратно на бетон и зарастил пещеру. Наверное, корабль определенным образом изменился и снаружи, потому что только Илона еще не поняла, что сейчас предпримут солдаты, а «Топинамбур» знал это наверняка. Цезарь же интересовался только пленным.

– Вяжи его, «Топинамбур»! – пронзительно закричал он, от восторга забыв, что проще и быстрее отдать мысленный приказ. – Вяжи и взлетай! Только так вяжи, чтобы он не сделал с собой чего-нибудь…

Снаружи стреляли – густо и безрезультатно. Корабль рванулся вверх. Отключил ли кто-то силовое поле, нашел ли звездолет противоядие против него – этого люди не успели понять. Планета провалилась вниз. Не прошло и минуты, как половина неба налилась чернотой, а во второй половине яркой туманностью засияло ядро Галактики.

Ипат шевельнулся, заворочался и, приподняв голову, оглядел экипаж «Топинамбура» довольно-таки мутным взглядом.

– Что со мной было? – спросил он.

Часть четвертая
Большие гонки

Глава 1. Любовь все преодолевает

Пленник дышал – значит, наверное, жил. Я еще не видывал покойника, которому вздумалось бы немного подышать для разнообразия. Но толку от него было немного.

Попросту говоря, он молчал как пень.

Я поднял корабль на высокую орбиту, чтобы нас не достали с планеты, и Ной приступил к допросу. С тем же результатом он мог бы допрашивать рельс Девятого пророка.

Ной изобретал вопрос за вопросом. Ни на один из них пленник не отреагировал. Илона забеспокоилась, не глухой ли он, а я, подкравшись сзади, крикнул ему в самое ухо: «Бу!» – только тогда пленник моргнул. Медленно, как ящерица. И вновь уставился в одну точку.

Прощупав его биотоки, «Топинамбур» сообщил: пленник не испытывает ни малейшего страха.

– Как тебя зовут? – в десятый раз начал Ной.

Молчание.

– У тебя есть какое-нибудь имя? Или хоть номер?

Молчание.

– Может, ты поесть хочешь? – участливо спросила Илона. – А попить?

Ной бросил на нее сердитый взгляд, но, по-моему, просто отводил таким способом душу. Яснее ясного было, что не хочет пленник ни пить, ни есть, он хочет только дышать – ну, раз дышит, значит, наверное, хочет, – однако, если надо, готов и помереть, задержав дыхание. Помрет и не шибко пожалеет о непрожитых годах. Я как-то вдруг это почувствовал.

Ной тоже. Когда Илона отлучилась, он даже не предложил пытать пленника. Понял, что толку не будет.

Ну что с таким деревом делать? Я велел «Топинамбуру» пока что изолировать пленника и следить, чтобы он не укокошил себя. И стали мы думать.

Семирамида предложила спеть ему что-нибудь из своих душещипательных хитов – авось расчувствуется. Ной побарабанил пальцами по колену и выдал идею: сыграть с ним в карты или кости. Может, заинтересуется – если не самой игрой, то тем, почему он все время проигрывает вопреки теории вероятностей. Я помалкивал. Ипат морщил лоб, один раз вроде хотел что-то сказать, но махнул рукой и не выдвинул никакой идеи. А потом пришла Илона, и мы решили попробовать сначала метод Семирамиды, а потом Ноя.

Ну, извлекли мы пленника из камеры, Семирамида покашляла, поперхала в кулак, а потом выдала такое про страдания разбитого сердца, что у меня защипало в глазах, Илона расплакалась, и даже «Топинамбур», по-моему, расчувствовался. Все-таки поет наша сладкоголосая что надо, когда постарается, а сейчас она просто превзошла самое себя. И что же?

А ничего. Пленник и не почесался. Что ему до чьего-то разбитого сердца? У него свое есть, и вряд ли его чем разобьешь. Семирамида только плюнула в сердцах и обозвала нашего гостя глухим придурком. А ему хоть бы хны.

Тогда выступил вперед Ной и для начала начал показывать карточные фокусы. Пальцы так и мелькали, не уследишь, и казалось мне, что пальцев у него по дюжине на каждой руке и любой палец может сгибаться минимум в шести суставах. Вот это работа, вот это талант! Потом Ной сыграл сам с собой и сам себя обыграл. То же самое в кости. А у пленника опять никакой реакции.

Тут уж не до игры на интерес. Слепому ясно: этот тип столь же азартен, сколь чувствителен. Везде по нулям. Ной обозвал пленника деревом деревянным и отступился. Ипат с Илоной только пожали плечами – ничего не смогли предложить. И все смотрят на меня, как будто я волшебник какой или знаю секрет, которого они не знают. Ага, как же!

От пут мы пленника освободили, но только это была одна видимость. «Топинамбуру» я, конечно, с самого начала велел держать пленника за задницу, не позволять ему встать, а если начнет махать руками – фиксировать и руки. Пусть посидит смирненько. По-моему, пленник это понял и не рыпался. Но нам-то этого было мало!

Так я ничего путного и не надумал и тогда – чем черт не шутит – нашептал кое-что на ухо Ипату. Тот понял, прислонился лбом к стене, чтобы «Топинамбур» сообщил ему нужные слова на местном языке, а потом выпрямился, выкатил грудь колесом да как рявкнет:

– Встать! Смирно!

Я вот что подумал: раз этот тип не понимает разговоров, песен и игр, то, может, хоть команду поймет? Ну, конечно, все было зря: понять-то он понял, да только выполнить команду и не подумал. Положим, оно бы и не вышло: «Топинамбур» держал его крепко, но хоть попытка-то должна была быть или нет?

Не было никакой попытки. Была лишь некая секундная осмысленность в глазах пленника. Наши только переглянулись разочарованно, да и я, признаюсь, рассчитывал на большее. Ну ладно. Может, корабль поможет?

И ведь помог! Первым делом я опять изолировал пленника, чтобы он ничего не видел и не слышал, и обратился к кораблю вслух, чтобы наши, наоборот, все слышали:

– Ты разобрался… ну это… как сказать-то?.. как он внутри устроен?

– Есть определенные отличия от человека в области анатомии и физиологии, – немедленно ответил «Топинамбур».

– Большие отличия?

Тут корабль немного подумал, прежде чем ответить.

– В целом незначительные. Укреплен опорно-двигательный аппарат, усилена способность к регенерации поврежденных органов, повышена выносливость, модифицирована центральная нервная система…

– Стоп, – сказал я. – Подробнее об этой… ну, о центральной нервной.

В ответ корабль развел такую бодягу, что у меня на первой же минуте уши завяли. Я не знал, что и слова-то такие есть на свете.

– Эй, хватит, – остановил его я. – А попроще? Как сделать, чтобы он… ну, хотя бы заговорил?

– Приказать ему, – ответил корабль. – Приказ – кодированный электромагнитный сигнал…

На таких-то и сяких-то частотах, ага. Вот теперь, думаю, дело пойдет на лад. Жаль, что я сам не догадался. Это ведь андроид, он вроде робота. Наверное, бывают разные андроиды, но тот, кого создали для войны, должен беспрекословно выполнять приказы командования, радоваться каждому новому заданию и не бегать в самоволки. Каналов управления таким андроидом должно быть много, чтобы противник не заблокировал их все, и кодировку создатель этих андроидов, наверное, выдумал хитрющую, чтобы противник не перехватил управление.

– Ты принимал какие-нибудь радиосигналы, когда эти андроиды на нас напали? – спросил я.

Корабль ответил, что да.

– В кодировке разобрался?

– Нет, – признался «Топинамбур». – Сложно.

– Так чем же ты занят? Разбирайся!

Зла с ним не хватает: пока не пнешь, не почешется. А еще умный корабль!

– Сложно, – повторил «Топинамбур».

А кто обещал, что будет легко? Я так ему и сказал.

И принялись мы ждать.

Скучное занятие. Ной предложил было перекинуться в картишки, да только никому не захотелось. Тогда он сказал, что знает, почему наш пленник еще не покончил с собой, хотя имел такую возможность.

– Почему?

– Потому что он изучает нас, как мы его. Кто мы такие для местных? Если не прямое начальство и не известный враг, то потенциальный противник. Такого надо изучить, чтобы знать, как бить. Если что-то не так, то что он теряет? Остановить дыхание никогда не поздно.

– Что-то я не заметила, что он нас изучает, – усомнилась Илона.

– Мы и не должны были это заметить, – веско сказал Ной. – Тот, кто понаделал этих андроидов, был умным парнем. Надеюсь, корабль сейчас непрозрачен для радиоизлучения?

Я вскочил с места и запросил «Топинамбур». Тот ответил, что непрозрачен, что он принял это решение сам, а сейчас, если у нас нет к нему неотложных дел, он просит на время оставить его в покое, чтобы дать ему сосредоточиться на основной задаче – раскодировке.

Вот и хорошо. Корабль наш не дурак, это я и раньше знал. Это мы дураки – ну, если не мерить нас по стандартам Зяби. Там-то мы будем числиться в умниках, когда вернемся. Даже Ипат пообтесался так, что куда теперь до него обыкновенному фермеру!

С планеты нас не пытались достать – мы так и подумали, что нет у вояк-андроидов ни звездолетов, ни дальнобойных ракет. «Топинамбур» шел по высокой орбите, кормился в радиационных поясах планеты и наматывал уже второй виток. Прошли целые сутки, а результата никакого. Время от времени я интересовался, как там идет раскодировка, и всякий раз получал ответ: задача еще не решена, ждите.

– Долго ждать-то? – спросил я, когда нам всем осточертело ничегонеделание.

– Возможно, год по зябианскому счету времени.

– Чего-о?!

«Топинамбур» начал было повторять насчет года, но я прервал его. Убиться можно – год! Для него, может, год – это совсем немного, а нам-то каково терять год ради одной-единственной вербовки, да и то, по правде сказать, сомнительной?

Тогда я спросил, сумеет ли теперь корабль защититься от того поля, что применили против него андроиды. «Топинамбур» заверил, что сумеет, а я про себя решил, что больше его под то поле не подставлю, разве что в крайнем случае. И мы, посовещавшись и решив сделать еще одну попытку, вновь пошли на посадку. Теперь уже во вторую точку из разрешенных. Не преуспеем в налаживании контакта, так хоть высадим нашего пленника, от которого нам никакого проку. Не в вакуум же его выбрасывать.

Вторая точка находилась на порядочном расстоянии от первой. Если бы я не знал это наверняка, то протер бы хорошенько глаза – ну абсолютно такой же уныло-правильный поселок и такая же круглая посадочная площадка на некотором расстоянии от одинаковых домов. И хоть бы один дом покосился или выцвел – все до единого содержались в полном порядке, хотя видно было, что дома совсем не новые. Уж не знаю почему, но это всегда видно.

– Опять то же будет, – пробурчал Ипат, когда мы сели точно в центре площадки. – Цезарь!

– А?

– Если что, не спи, взлетай сразу.

Можно подумать, я поспать горазд! Но на Ипата я не обиделся – видел, как ему трудно. Всю жизнь он командовал только самим собой да еще своими кенгуроликами, и нате вам пожалуйста – командир корабля и начальник экспедиции! Другой бы давно привык, а этот нет. Даже нос задирать не стал, и насчет «не спи» – это у него от нервов.

Я заверил его, что непременно взлечу, если увижу опасность, а сам стал следить за дорогой. Думал, чуть только на ней появятся давешние металлические «жуки» – сразу и взлечу, не стану дожидаться, когда они раскинут над нами свое паскудное поле. Само собой, корабль следил за тем, что делается вокруг нас, в тысячу раз зорче, чем я, да ведь и мне надо было чем-нибудь занять себя, потому что вообще ничего не делать – самая тяжелая в мире работа, я сколько раз пробовал. Бывало, затоскуешь от безделья, да и угонишь первую попавшуюся развалюху на механическом ходу – просто чтобы веселее было. Сначала просто едешь, потом удираешь, а за тобой гонится владелец с полицией, и все делом заняты, никому не скучно.

Первым делом мы выпустили наружу нашего пленника – на этом настояла Илона, хоть Ной и возражал: мол, нам заложник нужен. «Топинамбур» просто выпихнул пленника наружу. И что же? Тот отошел шагов на сорок, сел на бетон и сидит. Ладно, думаю, поглядим, что будет дальше.

Пяти минут не прошло, глядь – из поселка к нам движутся какие-то механизмы. Не «жуки», а что-то другое. По всему видать, эти вояки поняли, что силовым полем нас не взять, и решили попробовать какую-то новую пакость. Я велел «Топинамбуру» немедленно докладывать обо всем, что он заметит, в случае опасности не ждать моей команды, а взлетать немедленно, и вновь стал смотреть.

Приблизились машины. Охватили нас полукольцом. В бортах у них образовались овальные дыры, и сквозь них повалила солдатня. Выстроились, как и в прошлый раз. Оружие, конечно, наперевес. И вот что удивительно: наш бывший пленник как сидел, так и сидит. Не встал и даже головой вертеть не начал. Только, пожалуй, чуть-чуть сгорбился.

– Он теперь изгой, потому что в плену побывал, – высказал мнение Ной.

– Не изгой, а просто стыдится, – вступилась за пленника Илона. – Нечего наговаривать на беднягу. Сейчас он расскажет им, что мы с ним хорошо обращались, и тогда они вступят с нами в контакт.

– В огневой контакт? – подначил Ной.

Илона гордо отвернулась.

– Наблюдаю андроидов иного типа, – доложил вдруг корабль.

По-моему, эти солдаты, упакованные в точно такую же амуницию, ничем не отличались от тех, но «Топинамбуру», конечно, было виднее. Зрение у корабля что надо, да и насчет его способности анализировать увиденное тоже ничего плохого не скажу.

– Какого такого типа? – спросил я.

– Другого, – подтвердил корабль.

Иногда он все-таки глуп как пень. Решил, что я недослышал. Или, может, это я глуп, потому что задаю неправильные вопросы.

– В чем ты видишь различие? – попытался уточнить я.

– Пропорции фигур. Нюансы движения. Молекулярный состав выдыхаемого воздуха и испарений тел.

– Что не так с дыханием и испарениями?

– Иной феромонный состав.

Я заморгал и оглянулся на наших. По-моему, только Ипат да я ни о чем еще не догадывались. У остальных лица аж просветлели от понимания. Ной осклабился.

– Вывод! – потребовал я.

– Наблюдаемые антропоморфные двуногие относятся к тому же биологическому виду, что и прежние. Различие заключается в их половой принадлежности.

Хвала Девятому пророку, объяснил наконец! Я, правда, поморгал немного, прежде чем до меня дошло: это ведь бабы! Те были мужики, а эти – бабы. Вон оно как. Тут заговорил Ной и объяснил все окончательно:

– Дело ясное. Какие-то хмыри когда-то сделали из этой планеты фабрику по производству солдат-андроидов. Во время галактической войны они могли пригодиться, однако не пригодились. Были забыты. Вернее всего, тех хмырей самих накрыли. Наверное, хмыри предполагали, что андроиды будут самовоспроизводиться естественным путем, но контроль извне исчез, и что-то пошло не так. – Он хохотнул. – Они по-прежнему выращивают свое потомство в инкубаторах. Солдаты-мужики и солдаты-бабы не спят друг с другом. Наверное, не враждуют, обмениваются информацией и все такое прочее, но поделили между собой сушу на две равные части и в гости друг к другу не ходят. Вот потому-то они и указали нам две точки приземления!

Вроде понятно объяснил. Один только Ипат моргал и шевелил ушами – это всегда помогало ему усваивать новое. Никто не обратил на него внимания – привыкли. Семирамида фыркнула и раскатисто захохотала. Илона укоризненно взглянула на нее и глубоко вздохнула – наверное, ей стало жаль туземную солдатню. А кого она не жалела? Дарианка, что с нее взять. Дарианин себе руку отрежет и зажарит, если увидит, что кто-то поблизости от него проголодался, а еды взять негде. Все они там такие, никакой катаклизм их не исправит.

Тут я подумал: а здешних-то вояк кто исправит? Дариане хоть размножаются как люди, даром что они потомки клонов, и ничто человеческое – ну, кроме агрессии и подлости, – им не чуждо. А эти андроиды? Они даже не почкуются, как звездолеты, – они просто изделия. Говоря по правде, я совсем не был уверен, что нам удастся хотя бы вступить с ними в переговоры, потому что о чем нам разговаривать с фабричной продукцией? А ей с нами о чем?

В общем, я был настроен смотаться отсюда поскорее, чуть только местные дадут еще один повод считать их недружелюбными туземцами. Зато Ной с Семирамидой еще на что-то надеялись: болтаясь на орбите, «Топинамбур», видите ли, пришел к выводу, что минеральные богатства планеты довольно велики и за тысячи лет хозяйничанья андроидов исчерпаны от силы на десять процентов.

Металлы ведь, за исключением редких, до сих пор гораздо проще добывать из руды, чем синтезировать. Помогать этой планете не придется, а если еще внушить этим андроидам, что полезно делать что-то и на экспорт, то получается очень даже недурно! Да и населению со временем может найтись применение в качестве суровых и неподкупных галактических полицейских, сдаваемых внаем…

Тут я понял, что рассуждаю как какой-нибудь альгамбриец, и устыдился. А все равно факт есть факт: сейчас эта планета не ахти, но в перспективе может стать мечтой любого вербовщика!

Вот любому-то туземцы и наваляют по шее как следует – и сам больше не сунется сюда, и другим отсоветует. Тут не абы какой вербовщик нужен, тут нужен самый-самый, а разве это про нас? При чем тут мы? Разве мы самые-самые? По-моему, таких балбесов, как мы, среди вербовщиков никогда не водилось, кроме, может, самых первых, которые еще не раскумекали, как надо подкатываться и улещивать. Так это когда было!..

Снаружи корабля тем временем все замерло. Воительницы по-прежнему стояли полукольцом, нацелив на корабль стволы, а выпущенный нами пленник тоже не сдвинулся с места и позу не переменил.

– Почему он не идет к своим? – недоумевала Илона.

– Потому что они ему вовсе не свои, – сказал Ной.

– Что значит не свои? – заспорила Семирамида. – Не андроиды, что ли? Сам же говорил, что они обмениваются этой… ну как ее?..

– Информацией?

– Да.

– Только не генетической, – косо ухмыльнувшись, ответил наш жулик. – Он для них такой же чужак, как и мы, только знакомый чужак. Они его не боятся, но места среди этих баб мужику нет.

– Это правильно, – одобрила сладкоголосая. – А только все равно дуры.

А почему дуры, так и не сказала.

– Что они с ним сделают? – забеспокоилась Илона.

Ной сейчас же уверил ее, что нашего пленника эти воительницы непременно вышлют к своим, и она вроде как успокоилась. А я решил помалкивать, хоть и подумал, что они его и съесть могут. А если и передадут мужикам, то лучше ли это будет? Кто этих андроидов знает, может, тот, кто побывал в плену, у них уже никак не котируется.

Прошло, наверное, полчаса. Ничего не переменилось.

– Не надоело им вот так стоять? – спросил вдруг Ипат. Он хмурил брови и, как всегда, ничего не понимал. Мы, впрочем, тоже.

И тут я увидел, что и от Ипата бывает польза, когда надо учинить то, что всякие умники называют мозговым штурмом. Сам-то Ипат догадливостью не блещет, но иной раз задаст такой вопрос, что у тех, кто рядом с ним, в мозгах внезапно что-то щелкнет.

– Значит, не надоело, – сказал Ной, а у самого такой вид, будто он сейчас разродится гениальной мыслью: то ли откроет новый закон природы, то ли придумает, как обжулить самого императора. Но Илона успела раньше.

– Они ждут, что первый шаг сделаем мы, – сказала она.

– Это почему же? – встряла Семирамида.

– Не знаю. Просто чувствую.

– Чувствует она! – Семирамида громко фыркнула. Однако Ной поддержал дарианку:

– Эти бабы ждут, что мы предпримем, – сказал он. – От солдат-мужиков они получили сведения: неизвестный корабль прорвал силовое поле и вырвался, не причинив местным особого вреда, кроме того, что взял пленного. Ну, пленного мы отпустили… Теперь они знают, что мы как минимум не собираемся нападать. А с чем мы прилетели – не знают. Вот и ждут.

Ипат сразу обрадовался.

– Ну, так давайте расскажем им про имперскую пирамиду и предложим вступить в нее!

– Погоди. – Ной чесал ухо, размышляя. – Они нас на хрен пошлют, если мы вот так сразу… Надо подумать…

– Они по домам разойдутся, пока ты будешь думать, – сказала Семирамида. – По этим… по казармам. Думай быстрее.

– Постараюсь специально для тебя, – ухмыльнулся Ной. – А ты пока развлеки их чем-нибудь. Песню им спой, что ли.

– Я не в голосе.

– Может, им и так понравится.

– Не хочу!

– Делай, что он говорит, – угрюмым басом сказал Ипат.

Ого! Наш командир начал командовать. Сейчас, думаю, сладкоголосая ему выдаст! Заизолировать, что ли, Ноя, чтобы думал в тишине?

Однако я ошибся. Наверное, ссориться с Ипатом не входило в планы нашей сладкоголосой.

– У меня тут большая библиотека, – сказала она. – Цезарь! Помнишь, ты сам закачал ее в память корабля? Еще на Зяби?

Я сказал, что помню.

– Прикажи кораблю читать им вслух, а они пускай послушают.

– Да запросто!

Вреда от этого дела я не видел никакого, да и из наших никто не возражал. Конечно, я приказал «Топинамбуру» читать эти книги в переводе на местный язык и притом так, чтобы внутри корабля мы ничего не слышали. Знаю я эту библиотеку, совал в нее нос. Там одни любовные романы: и наши, зябианские, и импортные, что торговцы привозят на Зябь вместе с сериалами. Если бы мне предложили на выбор: слушать эту чувствительную лабуду или с утра до вечера копать землю, я бы сразу и с большой охотой схватился за лопату.

Ной ушел в себя, разрабатывая дипломатический план. Я все-таки не стал помещать его в звукоизолированную камеру, потому что никто особенно не шумел. Да и вообще, я сколько раз замечал: начнешь специально думать о чем-нибудь важном, найдешь для этого дела местечко, где тишина и покой, – нипочем не выдумаешь ничего путного. А если, наоборот, идешь и ни о чем таком не думаешь или, скажем, мчишься на механической повозке и озабочен только тем, как бы не съехать в канаву и не задавить глупого слона, то – бац! – вот оно, решение. Будто молния вспыхнет или кто-то неожиданно хватит тебя кулаком по голове. Откуда только что берется!

Вот и Ной, думаю, такой же. И вообще жуликам редко приходится соображать в тишине и покое.

Час прошел – никакого результата. Полтора часа прошло – Ной опять ничего не выдумал. Семирамида зевнула и устроилась спать, а «Топинамбур» все читает и читает вслух. Тут-то я и заметил странное: одна из женщин-солдат опустила свое оружие. Наверное, устала держать его наперевес. Еще прошло какое-то время, глядь – все опустили свои стволы и внимательно так прислушиваются к тому, что бормочет им «Топинамбур». А одна вдруг села на бетон и натурально разревелась. Сидит, слезы рукавом утирает, и никто ей не гаркнет: очухайся, мол, и марш в строй.

Наши и без того не забывали следить за тем, что делается снаружи, а тут и вовсе глаза вытаращили. Семирамиду разбудили. Она нам: а что, мол, тут удивительного? Это же чувства! Это же приятное волнение, любовь, страсть, ревность и все такое прочее! Тут и дерево расчувствуется, не то что какие-то андроиды!

Насчет дерева не знаю, и вообще вы мне про всю эту любийственность не рассказывайте, меня с нее воротит. Любовь хуже болезни. Если бы Ипат втрескался не в Илону, а еще в кого-нибудь, я бы эту парочку, пожалуй, высадил на необитаемую планету для излечения и подержал бы там недельку-другую. Но Илона ничего… можно. Уж лучше она, чем другая, потому что простуда куда лучше чумы.

А «Топинамбур» тем временем знай себе декламирует, и воительницы все как одна носами шмыгают, из уголков глаз костяшками пальцев слезы выковыривают. Строй нарушили. Одна села возле нашего бывшего пленника, прислонилась к нему и давай его гладить по голове. Тот дернулся было, но ничего, стерпел, а потом, кажется, и размяк. Зрелище было занятное, да только я не стал долго смотреть, потому что тошно стало.

Слышу: наши уже обсуждают, кого послать на переговоры, и ссорятся. Ипат говорит, что к женщинам должен идти Ной, а к мужикам – Семирамида. Ной вроде не против, зато наша сладкоголосая едва не устроила скандал: почему это, говорит, я, а не Илона? Ной ей в ответ: нужно послать самую яркую и обаятельную. И подмигнул Илоне незаметно – та все поняла и не стала спорить.

На том и порешили. Семирамида успокоилась. А когда «Топинамбур» дочитал слушательницам первый роман, одна из них попросту и даже без оружия подошла к «Топинамбуру» и постучала в него, будто в дверь. Стучит, а сама всхлипывает. И прочие тоже шмыгают носами. Ну, я не стал присутствовать при переговорах, не мое это дело, а улизнул в свою каюту и начал думать вот о чем: вербовка теперь, пожалуй, состоится, а что будет, если хозяева этих андроидов не погибли в галактических войнах и не позабыли об этой планете, а просто затаились где-то и молчат до поры? Вот завербуем мы эту планету – я окрестил ее Казармой, чтобы было какое-то название, – а ну как прилетят настоящие хозяева, да и врубят свой кодированный сигнал: сборщиков дани с Зяби уничтожить, полностью отмобилизоваться, захватить корабль, размножить биозвездолеты и лететь завоевывать Зябь?

Запросил «Топинамбур» насчет раскодировки – тот ответил, что есть надежда управиться не за год, а за полгода. Нет, думаю, это никуда не годится.

Прислушался к переговорам: представительница женщин-андроидов уверяет, что мы-де открыли глаза всему ее народу, потому что он, народ, не знал, что можно еще и так жить, а Ной знай себе улыбается да поддакивает. Дело шло на лад, и я вот о чем подумал: раз уж здешние андроиды реагируют на радиосигналы, то тут должны быть мощные ретрансляторы – либо орбитальные, либо понатыканные по всей планете. «Топинамбур» сказал, что не заметил на орбите никаких искусственных тел, а насчет наземных ретрансляторов держался того же мнения, что и я. Тогда я решил: надо вписать в договор пункт о непременном уничтожении этих самых ретрансляторов. Когда в переговорах возникла пауза, я утащил Ноя к себе и все это ему высказал. А он на меня накинулся:

– Думаешь, я совсем тупой? Вообще ничего не соображаю?

– Нет, но…

– На уничтожение ретрансляторов эти бабы уже согласились.

– А мужики? – спросил я, потому что ясно же и тупому: любовными романами их не проймешь.

– Не спеши. – Ной немного остыл и начал разговаривать спокойно. – Для начала в обмен на библиотеку Семирамиды мы подпишем договор с женской половиной планеты, а потом – хотя и не сразу – придет черед мужской половины. Придет обязательно. Если женщина чего-то захочет, она это получит, так и знай. Думаю, год-два – и вопрос будет решен. А может, и скорее.

– В конце концов, и Адам недолго сопротивлялся, – рассудительно заметил Ипат, слышавший весь наш разговор.

Мысль была глубокая, особенно для Ипата. И я решил больше не вникать в это дело и не надоедать нашим переговорщикам, пусть все идет как идет, у меня вообще другая профессия. Звездолеты не делятся на два пола, за что им от меня отдельное спасибо.