Текст книги "Звездная пирамида"

Не успел он вякнуть, потому что Ной вдруг как заорет:

– Да это же наша Зябь! Ну точно, она и есть!..

Ипат попытался подпрыгнуть, чтобы тоже увидеть то, что увидел Ной, от чего тот все-таки свалился вниз и, наверное, покалечился бы, да Ипат успел его подхватить. А Ной забыл весь политес и знай себе орет во весь голос:

– Очертания материков – ну как у нас! И океаны точно такие же!..

Почему он решил, что такие же, я не сразу понял. Сначала думал: врет, причем глупо врет. Потом догадался: когда в начале нашей миссии мы только-только взлетели с Зяби, он поглядел на планету со стороны и все запомнил. Толковый жулик должен иметь прекрасную память, а карточный шулер и подавно, это у них профессиональное.

Я даже позавидовал Ною: сам-то я не так давно возвращался на Зябь, а запомнить очертания материков, как они выглядят с орбиты, и не подумал. В общем-то все правильно: я угонщик, ну и просто гонщик, а жуликом мне не стать, нечего и стараться.

– Вон там! – кричал Ной, указывая рукой за океан. – Вон где мы живем! А вокруг – и там, и вон там, и тут – Дурные земли… Это Зябь!

Император отступил еще на шаг и выразил на лице сомнение.

– Вы утверждаете, что ваша планета – Земля Изначальная? Это серьезное заявление. К счастью, проверить его вовсе не трудно…

Потом он сам сознался: лучше ему было не произносить этих слов и выпроводить нас с позором как дешевых шарлатанов, а потом уже действовать втихую… Да ведь многие люди сильны задним умом, а император не человек, что ли?

То-то, что человек. А чем отличается человек от любой квазиживой штуковины, скажем, от космического корабля?

Его легко прихлопнуть, вот чем. Главное отличие как раз в этом.

Ной поорал немного, и я был готов поклясться, что он нарочно изображает перед монархом этакого восторженного идиота, а потом он опомнился, сконфузился и очень натурально покраснел. Артист, настоящий артист! Я бы так не сумел, да и не стал бы, а этому поставить себя в неловкое и смешное положение – раз плюнуть. Если это надо для его плана, конечно.

А потом заорали все. Разом.

Шагах в тридцати от нас два зверя, похожих на крупных волосатых быков, вдруг начали рыть копытами лужайку и остервенело бодать друг друга. Из леса грузной рысью выбежало высокое животное с горбатым носом и здоровенными рогами, каждый из которых смахивал на растопыренную пятерню, и направилось было к нам, но притормозило, окруженное четырьмя серыми зверями куда меньших размеров. Эти напоминали наших зябианских собак, но не хотел бы я повстречаться с такой собачкой нос к носу!

Ну ладно, эти-то были заняты друг другом, зато из того же леса выбежало нечто серовато-бурое, толстое и косматое. Двигалось оно косолапо, но быстро, и, главное, направилось прямиком к нам. Вот тут-то мы и заголосили, причем каждый свое.

– Техник! – с неожиданной силой гаркнул император. – Дворецкий! Охрана!..

Прочие орали кто во что горазд, и я, кажется, тоже. Толку от нашего ора было столько же, сколько от императорского, то есть вообще никакого.

– Спасайтесь – гаркнул вдруг император. – В Европу, в Европу!..

Я не знал, где это, но император показал нам пример, очень быстро побежав через океан по прозрачному мосту. Ной кинулся следом, за ним Семирамида, потом я…

Да-да, и я тоже. Однако пробежал несколько шагов и вернулся, потому что Илона отчаянно закричала: «Ипат!» То ли у дарианки ноги отнялись, то ли она не могла поверить, что есть на свете такие существа, что попадись им – разорвут на части. И плевать, что тут они не живые, а биомеханические…

– Они запаниковали! – кричал император, резво перебирая ногами. – Они готовы на все!

По-моему, это он запаниковал. Ну, может, еще Ной и Семирамида, но не Ипат и не я. Ипат не двинулся с места, только заслонил собой Илону, а мне паниковать было некогда: нужно было успеть добежать до ближайшего дерева и залезть на него, прежде чем зверюга доберется до меня. Я успел и с дерева видел, как Ипат сначала побагровел и засучил правый рукав, а потом раздался тупой звук удара, и зверь замотал башкой. Он проскочил мимо отпрянувших Ипата и Илоны, потому что остановил бы его разве что удар тяжелого бревна, а не человеческого кулака. Илона взвизгнула. Зверь крутнулся на месте и встал на короткие задние лапы. Ипат плюнул в горсть, крякнул и, подпрыгнув, чтобы наверняка достать, заехал зверю в челюсть. Тот лязгнул клыками и заревел. Нехороший был рев, от боли так не ревут. Это был рев оскорбленной силы, означавший только одно: кто не спрятался, я не виноват!

Я был занят: сначала нашептал кое-что штучке, а потом, найдя сухой сук, пытался сломать его, потому что дубинка в таком деле совсем не помешала бы. Черт, сук был слишком толст! Я повис на нем, жалея, что весу во мне немного, подергался и все-таки отломил. А когда упал – на ноги, конечно, потому что не дурак же я падать на голову, – увидел, что битва в самом разгаре. Зверь по-прежнему топтался на задних лапах, утробно рычал и пытался сцапать Ипата когтистыми передними лапами. Коготки на них были – ой-ой! Ипат прыгал с необычайным проворством, хакал, молотил по воздуху кулаками, порой даже задевая зверя, да что тому кулаки? А Илона не бежала прочь, как ей следовало бы поступить, а тоже крутилась вокруг зверя, пытаясь отвлечь его визгом. Вот ведь натура! Одно слово – дарианка.

Доводить дубинку до ума мне было некогда. Забежав сзади, я размахнулся тем, что было, и приложил зверя по шее. Зверь рявкнул, опустился на четыре лапы, повернулся ко мне – и я уже не жалел, что во мне нет лишнего веса, потому что как бы я тогда совершил такой безумный прыжок-кувырок? Я и при своем-то весе не возьмусь повторить его.

Зверь все-таки зацепил меня когтем – очень больно, между прочим! – и пришлось бы мне совсем худо, если бы Ипат не изловчился попасть кулаком точно по черному носу. А потом еще добавил – в круглое ухо, в глаз и опять по носу. Зверь отмахнул Ипата лапой, тот покатился, но схватил в падении дубинку, которую я бросил, вскочил на ноги – и видели бы вы его! Парадный клифт разорван в клочья, грудь окровавлена, но глаза горят, челюсть выпячена, зубы оскалены – словом, уноси ноги, не то зашибу!

Уносить ноги зверь стал не сразу. Попер было на Ипата, но углядел слева что-то важное, притормозил, проворно развернулся и, высоко вскидывая мохнатый зад, вприпрыжку почесал в лес.

Было отчего! Поблизости от нас на поляне все еще бодались быки, один серый зверь лежал с проломленным черепом, но второй прыгнул рогатому на холку, и еще два скакали вокруг, им было не до двуногих – зато со стороны ледяных полей, откуда дул холодный ветерок, к нам приближалось еще одно чудище. По статям – почти такой же зверь, с каким мы только что дрались, но вдвое крупнее, с более длинной мордой, а главное, весь белый, кроме носа и глаз. И еще когтей, конечно.

Не обращая внимания на разборки на поляне, зверь бежал точно к нам.

И пусть кто-нибудь осудит нас за то, что мы, не сговариваясь и вообще не проронив ни единого слова, дружно дернули прочь от него. Я скажу хулителю, что он дурак, – на тот случай, если он сам этого не знает. И отец его был дураком, и дед, и вообще вся семья дурацкая…

Взбежали на мост.

Паршивое это дело – бежать по твердому вакууму. Идти по нему еще можно, хотя походка получается та еще, а бежать, не видя, куда поставить ногу, трудно. Тут привычка нужна. Да еще плечо у меня болело, коготь оставил на нем царапину мало что не до кости. Я запнулся на бегу и едва не загремел, а когда худо-бедно приноровился, понял, что бежать нам некуда.

Император, Ной и Семирамида медленно пятились нам навстречу. Успели они добежать до континента, пока мы дрались, нет ли – не знаю. Если даже успели, то ничего хорошего они там не нашли, поскольку вновь находились на прозрачном мосту и отступали к его середине. А с дальнего края моста на них медленно наступал еще один монстр.

В Дурных землях на Зяби я не бывал, но убежден: таких чудовищ не встретишь даже там. Огромного роста, серый, как цемент, ноги – толстые столбы, уши – как одеяла, гибкий нос – что твоя труба, а по обе стороны от него – слегка изогнутые клыки такой длины, что нанизать на них всю нашу компанию – раз плюнуть. Я не сразу понял, что вижу родственника-переростка тех слонов, что шныряют у нас на Зяби по канавам. От него я бы и сам нырнул в канаву, выбрав место поглубже. Увидев монстра, Илона завизжала на высокой ноте.

По-моему, очень правильно сделала: напомнила Семирамиде, чем та сильна. Наша сладкоголосая раскрыла рот и оглушительно выдала такой режущий ухо звук, что император присел, а монстр взмахнул своими одеялами и озадаченно замер. Правда, лишь на секунду-другую. Потом он вскинул башку, изогнул нос вопросительным знаком, раззявил пасть и резко крикнул в ответ. Мощно крикнул, ничего не скажешь, да только куда ему до Семирамиды. Эх, если бы можно было остановить зверье криком!..

Я оглянулся и увидел, что белый родственник побитого Ипатом зверя уже на мосту. Он тоже видел серую громадину и приближался уже не галопом, а шагом. Впрочем, какая разница? Если бы мы могли отскочить в надежде, что звери подерутся друг с другом, может, и вышел бы толк, а куда отскочишь с моста? За фосфоресцирующую линию – и бултых в соленую воду? Хищников там ничуть не меньше, а драться с ними труднее.

Жить нам оставалось всего ничего. Напрасно Ипат сжимал в руке сук, напрасно Ной делал короткие броски, изображая, будто и впрямь сейчас кинется на серую громадину, напрасно Семирамида вопила во всю силу примадоньих связок. Звери приближались. Друг на друга они не обращали особого внимания, их интересовали мы.

Я достал из-за пазухи штучку и усиленно зашептал ей то, что уже шептал на дереве. По второму разу. Знал, что уже поздно, но понимал и еще кое-что: готовиться к смерти – самое унылое дело на свете, если только ты не нашел себе еще какого-нибудь занятия. Вот я и шептал.

– Проедаю преграду, – сообщила вдруг штучка бодрым голосом «Топинамбура». – Ощущаю противодействие охранных систем…

– Справишься? – заорал я не своим голосом, и все на меня оглянулись, хоть и были очень заняты подготовкой к смерти.

– Уже, – ответила штучка.

С неба – тьфу, то есть с потолка зала, – что-то посыпалось. В основном просто труха, но вместе с нею сорвался и плюхнулся в океан порядочный кусок перекрытия. «Топинамбур» спешил и работал неаккуратно. Господи, родной ты мой… Хоть половину потолка урони, только, чур, не на наши головы!

Вы спросите: как я узнал, что штучка может служить также и «сторожком»? А никак. Не знал я этого, но ведь догадываться мне никто не запрещал, верно?

Кроме того, ничего другого мне все равно не оставалось.

Проев в потолке небольшую дыру, корабль протиснулся в нее, как капля, и лишь тогда я поверил, что мы еще поживем. Пролетая мимо белого хищника, «Топинамбур» вырастил щупальце и попросту смел им зверя с моста. Затем он пронесся мимо нас и заслонил собой серую громадину. Та крикнула, по-моему, жалобно, и через секунду в океан обрушилось нечто серое, размером с небольшой дом. Корабль замер и раскрыл люк.

– Уходим! – крикнул Ной. Как всегда, он сориентировался быстрее всех.

Вслед за ним в люк полезли женщины, а я замешкался. Под моими ногами, под прозрачным настилом моста, вода кипела. Там крутились два громоздких тела: одно серое, с длинным носом и ушами-одеялами, а другое размером побольше, глянцево-темное, с тупой мордой, узкой челюстью и рыбьим хвостом. Во все стороны от схватки разбегались нешуточные волны и катились по низменностям материков.

– С детства мечтал поглядеть на битву слона с китом, – молвил потрясенный император, влезая в «Топинамбур».

На борту он первым делом осведомился, кто из нас командир, а кто пилот, и, поскольку Ипат пребывал в ступоре, потребовал, чтобы я отдал ему управление. Я поколебался и отдал. Правильно сделал. Корабль попер прямо сквозь дворец к личным апартаментам монарха. Помню, как я удивился тому, что они тоже квазиживые, причем куда мощнее большинства кораблей в Галактике.

«Топинамбур» сросся с этими апартаментами, и император отдал им приказ на взлет. Ох, и досталось же каменным частям дворца! По-моему, ремонтировать его не имело смысла, проще выстроить заново.

А когда императорский корабль – буду называть его так – с приросшим к его боку «Топинамбуром» поднялся выше атмосферы, император вновь обратился ко мне:

– Так это правда, что ваш корабль может свободно уходить в нырок в сильных гравитационных полях?

– Правда.

– Ну так бери управление и действуй!

Я ничего не имел против. Правда, к «Топинамбуру» был присобачен корабль раз этак в сто больше нашего, но в этой паре главным был «Топинамбур», и вообще, не все ли ему равно, с каким грузом уходить в гиперпространство? Император, правда, не указал, куда лететь, ну а я думал недолго: велел кораблю проложить кратчайший маршрут к Зяби.

И только потом сообразил, что, обращаясь к императору, обошелся без слова «сир». И ничего, сошло. Пока мы шли к Зяби, Ипат, однажды забывшись, назвал его просто Леопольдом – а тот и не моргнул. По-моему, он неплохой мужик, хоть и император, но к его вечному «мы» вместо «я» всем нам пришлось привыкать.

После первого прыжка Леопольд вновь попросил у меня управление, посидел с минуту молча, прижав голову к стенке рубки, а потом отвалился от стенки и сказал с улыбкой:

– Дело сделано.

Мы переглянулись.

– Простите, сир? – спросил Ной.

– Мы живы, – объявил император. – Императрица и наследник также живы и здоровы, находятся на борту, я пока погрузил их в сон… Попытка покушения не удалась. Только что мы проложили гиперканал связи с командованием гвардии и несколькими ключевыми мирами пирамиды. Через десять часов Суррах будет окружен тысячью наших кораблей… мы имеем в виду специфически военные корабли. Те, кому не удалось убить нас, попытаются низвергнуть монархию. Думаю, их ждет неприятный сюрприз.

– А мы, сир? – спросил я.

– А мы совершим визит на Землю Изначальную. Разве факт ее обнаружения может пройти мимо нашего внимания?

«Ага, – подумал я, – он все-таки поверил Ною… А не простак ли он?»

– Да, но кто покушался на вас… и на нас… сир? – выдавила из себя Илона.

– Торгово-промышленно-финансовые кланы, разумеется, – весело сказал император. – Мой прадед лишил их всевластия, создав имперскую пирамиду. Все это время они надеялись на реванш, на то, что император вновь станет куклой в их руках. Лишить их надежды могло только одно: вербовка Сурраха Землей Изначальной.

– Как это? – моргнул Ипат, только теперь выпустив из рук дубину.

– Элементарно. Суррах в случае его вербовки остается на первом уровне пирамиды, но этот уровень уже не высший. Выше Сурраха, на нулевом уровне, – Земля Изначальная. Не важно, что она также остается и на восьмом уровне… Важно, что Суррах станет вассальной планетой, а это значит, что на него распространятся некоторые имперские законы – те самые законы, жесткие и, по мнению многих, несправедливые, к принятию которых наши противники в свое время сами приложили руку… А ведь штаб-квартиры наиболее могущественных торговых кланов находятся на Суррахе, и уж мы позаботимся о том, чтобы они там и остались!

До меня, кажется, начало доходить. До Семирамиды, по-моему, тоже. Один лишь Ипат пока что ничегошеньки не понимал, но как раз это для него нормально. Тут Илона и выдала:

– Но, сир… Вы твердо убеждены в том, что Зябь – это Земля Изначальная?

Ной, Семирамида и я дружно зашипели на нее, а император звучно расхохотался.

– Милая леди, мы убедились в этом, когда произошло покушение. Программа агрессивного поведения биороботов в Земном зале была введена заранее, возможно, десятки лет назад. Она получила команду на активацию в тот момент, когда прозвучала гипотеза о тождестве Зяби с Землей Изначальной. Ведь проверить эту гипотезу очень легко. Наши противники знали, что гипотеза верна. Они пытались помешать вам выиграть гонку, но не преуспели. Не сумев или не решившись устранить вас после гонки, они решили выждать, надеясь, что все обойдется. Не обошлось. И тогда они, запаниковав, запустили программу как самый простой способ решить свои проблемы. – Император улыбнулся Илоне. – Поэтому мы склонны считать, что Зябь – это Земля Изначальная, и мы будем так считать, пока нам не докажут обратное…

Эпилог

Человек рождается, не зная своего имени, и это считается нормальным, поскольку случается с каждым без исключения. Амнезия у взрослого бывает куда реже. И уж совсем уникальный случай, когда народ целой планеты живет себе и не особенно тужит, не зная, как следует по-настоящему называть ту планету, по которой он топчется. Наверное, во всей Вселенной одни лишь зябиане еще не знали, что обитают на Земле Изначальной.

Казалось, Зябь жила по-прежнему, как и подобает жить отсталому изолированному мирку, не жалующему перемен и суеты: тихо, сонно, степенно. В положенное время пожелтел лист, был собран урожай, с каждым днем солнце взбиралось в небо по все более пологой дуге и все меньше задерживалось в небе, как будто ослабла пружина у некой катапульты. Бродячие слоны выглядели озябшими. Скунсоежи и змеиные многоножки залегли в спячку. Миновала осень, самая обыкновенная, с дождями, листопадом и хрустящими поутру лужицами. Осень как осень.

Но так только казалось. Висели над остывающей землей утренние туманы, но висело и ожидание каких-то событий, грозных или нет – неясно, но уж точно неминуемых. Ни один торговец – разносчик галактических сплетен – не посетил Зябь во второй половине года, не было пока ничего слышно и о посланцах Рагабара, так откуда же взялось это пренеприятнейшее сосание под ложечкой, эта странная для любого зябианина неуверенность в спокойном завтра?

Неужто от проекта «Небо»? Весной и в начале лета Зябь и впрямь будоражили всевозможные слухи, а многие видели и летающую по небу несуразную штуковину, затем полеты прекратились, и в начале осени Совет архистарейшин выпустил краткое сообщение о том, что проект развивается успешно. Об этом немного посудачили и вроде бы успокоились.

Однако кто же не знает: нет в словаре более зыбкого и неверного словца, чем «вроде». Внешнее спокойствие поддерживалось скорее по привычке.

Множились и ползли слухи о грозных знамениях.

На излете осени в небе явилась комета с девятью хвостами и много где тряслась земля. Близ села Плюхи с огнем и грохотом упал с неба черный камень размером с человеческую голову, а по виду – точь-в-точь клубень топинамбура.

Говорили, будто из Дурных земель вышло нечто несуразное о пятнадцати парах ног и, добравшись до речки Вшивки, издохло прямо в русле, отчего случилось наводнение, затопившее городок Семиямье.

Утверждали, будто в Кривомымринском уезде, помещавшемся, как известно, очень далеко от Дурных земель, появился бодучий слон размером с овцекозла, трубящий как пожарная команда, а это не к добру.

Клялись и призывали в свидетели Девятого пророка, что в селе Малые Бяки молния в виде шара, искрясь и шипя, гонялась за полицейским, после чего взорвалась, оглушив последнего и убив наповал девятнадцать зевак.

Во время ежегодного обряда посечения паровоза некий Мардарий Косопуз в порыве религиозного усердия придумал наказать проклятый механизм не кнутом, а оглоблей и на замахе ненароком оглушил местного старейшину Онисима Жвачку. Местный суд отказался вынести вердикт и направил дело в суд архистарейшин, а тот уже третий месяц не мог ничего решить.

В небе наблюдались ложные солнца и светящиеся столбы. В окрестностях Земноводска выпал черный снег. В самих Пупырях на водосточной трубе здания Совета наросла гигантская корявая сосулька, как две капли воды похожая на архистарейшину Гликерию Копыто.

Оживились кликуши и предсказатели разной ерунды, каковая непременно случится в будущем. Многие, впав в соблазн, шептались о неминуемом гладе, наступлении великого мора и страшных чудесах. В селе Развесистом – и это было задокументировано – местный дурачок по имени Терентий Мухоед кричал с колокольни храма, к вящему смущению паствы, будто видел Антипророка в кровавом одеянии, предрекал скорый конец всему сущему, пытался бить головой в рельс звонницы, но после первого же удара сомлел и в беспамятстве сверзился с колокольни на головы любопытствующих.

Сысой Кляча за эту осень совсем высох. Как ни хотелось ему вдоволь покуражиться на Совете над затхлыми старцами, едва-едва не погубившими великое начинание, – ан расхотелось вдруг. Сам тому удивился, но вдруг понял: до сих пор старость только играла с ним, а теперь взялась за тщедушное тельце всерьез, выпила последние силы, выстудила кровь. Сысой лежал на перине под тремя одеялами, натянув все три до самого носа, глядел в потолок. В жарко натопленном доме билась об оконное стекло остервенелая муха. Внук Агафон грохотал поленьями, ковырял кочергой в печи, пытался смешить деда прибаутками. Куда там!.. Дед просто ждал… чего-нибудь. То ли смерти, то ли возвращения «Топинамбура».

Домашний котовыхухоль Надоеда, любимец младшей правнучки, вскарабкивался на кровать, драл когтями наружное одеяло, щекотал усами нос архистарейшины. Сысой улыбался, но такой улыбкой, с которой хорошо и с пользой пожившие люди без особых сожалений отходят в лучший мир. И очень может быть, что Сысой, задремав с той же улыбкой на бескровных губах, однажды не проснулся бы, если бы однажды Агафон не ворвался в спальню с очумелыми глазами и разинутым ртом.

Споткнувшись о котовыхухоля, он с шумом грохнулся на пол, но тотчас вскочил и, забыв почесать ушибы, выпалил, задыхаясь:

– Там… корабль… приземлился…

Лицо Сысоя дрогнуло, и впервые за несколько дней в его выцветших глазах обозначился интерес к происходящему вовне.

– «Топинамбур»? Гости с Рагабара?

– Не! – Агафон дышал, как паровая машина. – Огромный корабль! Во-от такой! – Он замахал руками, тщась показать невообразимые размеры корабля. – Это… это император!

– Кто? – не понял Сысой.

– Император! – вновь выдохнул Агафон, и, подтверждая его слова, отвратно заорал котовыхухоль. – Его корабль! Говорят, половину поля занял!

– Тебе-то откуда знать, что он императорский? – насмешливо проскрипел Сысой.

– Так это… люди же говорят! Совет уже делегацию направил. Хотели вроде пятерых, а потом все туда помчали, не удержались… За тобой машину прислали, фельдшера, носилки… Едем, а?

Случилось чудо, да и как ему не случиться в такой день: иссохшей лапкой Сысой откинул по очереди все три одеяла, мановением той же лапки отстранил внука и, покряхтев, встал с постели без его помощи. Какие еще носилки?! Он сам!.. Сам!

Единственная уступка: позволил помочь себе одеться как подобает архистарейшине. Потом он шел к машине, шел нетвердо, но грозно зыркал на Агафона, когда тот пытался поддержать деда. Посох?.. Ну ладно, пусть будет посох. Подай его сюда и отвали в сторону, бестолковый. Не видишь: дед ожил! Дед дожил!..

Он еще сам не понимал, до чего он дожил. Знал только одно: случилось нечто небывалое. Если бы просто вернулся «Топинамбур», выполнив свою миссию, это уже было бы славным итогом последнего и важнейшего дела в жизни Сысоя. А тут – сам император!

Ясно, что он прибыл не карать, – в противном случае послал бы чиновника. Для того и нужны подчиненные, чтобы прибирать за большим начальством, а снимать сливки оно любит само. Кто-нибудь вроде Эпаминонда Болячки или Гликерии Копыто может думать иначе, но лишь покажет этим, что ум человеческий помимо прочего годится также и для того, чтобы рано или поздно из него выжить. Ох, хоть бы дураки не успели натворить бед!..

Опасения были напрасны: на поле космодрома действительно возвышалась несусветная громадина чужого биозвездолета, и полицейские, согнанные сюда, наверное, со всех Пупырей, растянувшись длинной цепью, не допускали на поле собравшуюся и с каждой минутой прибывающую толпу. А возле корабля стояла кучка людей, судя по одеждам – нездешних. Дальнозоркие глаза Сысоя отметили: ни один из архистарейшин не осмелился приблизиться к гостям. Ага!..

Стало быть, ждут его, Сысоя Клячу.

– Туда давай, – указал Сысой на кучку людей у корабля.

Вблизи стало ясно, что кораблей не один, а два. Они стояли рядышком, и большой соотносился с малым как яблоко рядом с семечком того же яблока.

Сысой понял, что малый – это «Топинамбур», когда разглядел в кучке людей четверых отправленных в космос покоенарушителей. Ипат держал за руку незнакомую златовласую красавицу. Все почтительно слушали незнакомца, держащегося чрезвычайно самоуверенно. Тот вещал:

– Наша главная резиденция должна находиться здесь, на Земле Изначальной. Место для нее мы выберем чуть позже, а пока тут не мешало бы прибраться. Планете изрядно досталось… Дурные земли, говорите? Больше не будет никаких Дурных земель, все вычистим, дезактивируем, освоим, превратим в сад… Океаны профильтруем, наполним их экосистемой, приятной и полезной… Да, а где Луна? Я не видел Луны. Земля должна иметь спутник, и он у нее будет, это мы твердо обещаем… А этот почтенный старец, вероятно, глава правительства? Цезарь, представьте меня…

* * *

Позднее император рассказал Сысою, а тот поведал мне: даже если бы Зябь не оказалась Землей Изначальной (а она ею оказалась), все равно вербовки Зябью Сурраха было не избежать. Только так можно было быстро пригнуть и заставить капитулировать непокорные торгово-промышленные корпорации. Их подвели под имперский Закон о бунте внутри пирамиды, а такой бунт карается куда серьезнее, чем разборки в рамках одной планеты. Очень скоро бунтовщики приползли к императору на коленях.

Что еще им оставалось делать? Начинать новую галактическую войну, в которой они, вероятно, проиграли бы, рушить пирамиду, приносящую им доходы? Крупные воротилы сдались и были помилованы. Исполнителям покушения пришлось хуже: кто-то пошел на каторгу, кому-то запретили появляться на планетах выше девятого уровня, кого-то выслали на планету Чвак к жабам – и вся Галактика славила великодушие монарха.

На следующий день после нашего возвращения прилетели за данью посланцы Рагабара. Увидев императора – понятное дело, ошалели и сочли за честь повременить с данью, не начисляя процентов. Шутка ли – их Рагабар внезапно оказался и на седьмом уровне пирамиды, и на первом!

Последним пунктом в нашей программе стала вербовка Аоака – той самой планеты, чьи правители из гордости не пожелали вступить в имперскую пирамиду ни на третьем, ни на четвертом уровне. Они примчались к нам сами, и Совет архистарейшин чуть не передрался, решая: вербовать их или поискать кандидатуру повыгоднее? К нам в вассалы просилась и Альгамбра, но ее посланцам Совет отказал, узнав от нас, как там принимают гостей.

С тех пор прошло пять лет.

Многие поначалу бурчали, глядя на перемены, и сейчас еще бурчат, но больше по привычке. Дурные земли и правда отступили на дальние окраины материка, называемого, как выяснилось, Евразией, и уже началась очистка двух других континентов, тех, что за океаном. Луны у нас пока нет – императору не понравилось то, что может предложить наша распотрошенная давними войнами планетная система. Идут разговоры о буксировке подходящего спутника с альфы Центавра.

Мы еще поглядим, подходит ли он нам.

Теперь у Зя… то есть у Земли не один корабль, а пятьдесят. Я смотался на Аоак, окончил там курсы объездчиков молодых звездолетов и с полным правом открыл на Зяби собственную школу. Вскоре мне это надоело и, выучив преемника, я вернулся к ремеслу пилота. По-прежнему летаю на «Топинамбуре», и по-прежнему он сам решает, кого одарить штучкой, а кому наотрез отказать.

Дарианам он не отказал, конечно.

Сысой все еще жив и стал даже бодрее, чем был. Имперская медицина творит чудеса. Он стал пожизненным председателем Совета архистарейшин, и через него император правит планетой – по-моему, не переставая потешаться при этом. Но Земле его правление идет на пользу.

Ной Заноза остался Ноем Занозой. Вскоре после нашего возвращения я пристал к нему:

– Признайся: ты знал заранее, что Зябь – это Земля Изначальная.

Ной ухмыльнулся.

– Ну, знал…

– Откуда?

– От верблюда. Видал такого зверя в Земном зале императорского дворца?

– Нет.

– Все вы слепые… Ладно, скажу. Новый Тринидад помнишь? Я там в казино пошел. Помнишь?

– Помню.

– Ну, пошел и выиграл… Много.

– Ты же вроде говорил, что играл не с заведением, а с посетителями?..

Ной рассердился.

– С кем я играл, тебя не касается. Но выиграл крупно. И половину выигрыша посулил одному типу за информацию.

– Не верю.

– А мне плевать, веришь ты или нет. Тот тип даже показал мне карту – так, на полсекунды.

– Что-то мало.

– И то хорошо. Сделка-то не состоялась.

– И за полсекунды ты сумел понять, что на карте океаны и материки Зяби? – поразился я.

А Ной ответил:

– Одни умеют только смотреть, другие умеют видеть.

И то правда. Специалист. Куда мне до него.

Была ли хоть крупица правды в том, что он мне рассказал, я и посейчас не знаю. Вскоре он отбыл с Зяби на корабле каких-то торговцев, и с тех пор я его не видел.

Семирамида забыла свою мечту перебраться с Зяби на какую-нибудь планету высокого уровня и оттуда покорять Галактику своим искусством. Куда уж выше Зяби! Нулевой уровень! Император не раз посылал ей цветы из своей оранжереи.

Ипат проведал своих кенгуроликов и полдня взахлеб рассказывал нам с Илоной, как они кушают, кто захворал было, но выздоровел, и какие самки принесли приплод. В конце концов у меня голова заболела, и я смылся. А Илона рвалась на Дар. Ипат кряхтел-кряхтел, но в конце концов согласился перебраться жить туда же со своими кенгуроликами. Я их и отвез. Выяснилось, что вербовочный корабль Дара почем зря слоняется по Галактике и никого еще не завербовал. Я разыскал и корабль – как я за ним гонялся, это отдельная история, – и, найдя его, посоветовал ребятам вернуться на родную планету. Чего им приставать, как побирушкам, то к тем, то к этим, если на Дар вот-вот начнут прибывать посольства, пихая друг друга локтями? Это же теперь не просто планета девятого уровня – это прямой вассал самой Земли Изначальной!

Так, кстати, и вышло.

Недавно я навестил Ипата с Илоной: они живут на Даре душа в душу, у них там ферма и двое ребятишек. Ни он, ни она не стремятся более в космос. Мне этого не понять, ну да дело хозяйское.

Я вожу по Галактике срочные грузы и всяческих посланников. Иногда в роли посланника выступаю я сам, но это дело мне не по душе. Разве может дипломатия сравниться с полетом среди звезд?

Есть у меня одна мысль: еще раз смотаться в Большое Магелланово Облако, поискать там светоносных. Об их вербовке я, конечно, не мечтаю, но, может, они хоть снизойдут до разговора?

Умом понимаю: вряд ли. А надежда все равно теплится. Что за жизнь без надежды, кому нужна?