Текст книги "Звездная пирамида"

Глава 2. Нечто из ничего

Нет в мире занятия более никчемного, чем предаваться отчаянию. Времени оно отнимает много, а толку от него никакого. Кто в Галактике не знает, что время – деньги? Даже на Зяби об этом догадываются. Возможно, одни лишь дариане пребывают в неведении, но они – исключение. А среди нормальных людей тот, кто не может обойтись без отчаяния при каждой неудаче, не стоит внимания делового человека, если только не намечен в качестве жертвы.

Покинув Зябь, Ларсен направился отнюдь не на ЕТХ125. Свидание со Скользким Даймом не входило в его планы. Ларсен взял курс на Новый Тринидад. Он не спешил. Он даже не скрежетал зубами по поводу неудачи. Любой вольный вербовщик знает, что такое полоса невезения. Если она вдруг оказалась шире, чем хотелось бы, так что же теперь – удавиться от огорчения? Слабак бы так и поступил, но даже самый заклятый враг Ларсена не назвал бы его слабаком. Скажешь «вольный вербовщик» – и всем сразу понятно, что речь идет о человеке жестком, непреклонном и напрочь лишенном жалости к себе.

О жалости к другим и говорить нечего.

Слабаком был не Ларсен, а его корабль, и это не на шутку беспокоило. На сей раз Ларсен позволил ему вволю подкормиться излучением первой же попавшейся звезды, и престарелый звездолет жарился в ее лучах мучительно долго. Зато и не жаловался потом на бескормицу вплоть до прибытия на Новый Тринидад.

Еще в пути Ларсен заставил корабль поглотить несколько капель бу-хла из припасенной бутылки и потребовал синтезировать ту же жидкость в количестве ведра. Результат порадовал: синтезированный напиток по вкусу не отличался от естественного, и корабль не указал на избыточный расход ресурсов. Так всегда и бывает: никакой поток неудач не обходится без вкрапления удачи, пусть всего одной и не слишком крупной. Она-то и поддерживает в тяжелые времена.

Приходилось на время переквалифицироваться в торговцы.

Под залог звездолета Ларсен получил сумму, едва-едва достаточную, чтобы зарегистрировать торговую марку, а роль рекламного агента пришлось исполнять самому. Новый Тринидад – не какая-нибудь пустыня, здесь всегда ошивалась тьма-тьмущая инопланетников. Нашлись и знакомые. Угостив их бу-хлом, Ларсен уже на следующий день начал выслушивать деловые предложения от представителей торговых фирм. Бизнес налаживался.

Если что-то и удивляло, то лишь одно: почему никто из торговцев, хоть редко, но все же посещавших Зябь, до сих пор не догадался присвоить себе торговую марку на зябианский напиток? Пораскинув мозгами, Ларсен пришел к выводу: глупый не додумается, а умный не сунется в такую дыру, как Зябь.

Рисовалась перспектива унылая, но надежная: сидеть на месте, понемногу богатея, а если станет невмоготу, то путешествовать по Галактике и продвигать товар в мирах, не входящих в имперскую пирамиду, – мирах бедных, упрямых и странных. Через полгода сделать это можно будет уже на новом, молодом звездолете…

Заманчиво? Для большинства людей – да. Но не для вольного вербовщика.

Все равно ничего другого ему не оставалось. И Ларсен решил терпеть.

Первое время он ночевал в звездолете, затем снял люкс в хорошем отеле. Не то чтобы там было удобнее, но вопрос статуса – это вопрос статуса. Кто пренебрегает им, тот ничего не смыслит в коммерции.

Шли дни, и поступали предложения, и шел торг, и заключались договоры, и выплачивались авансы, и в памяти уже затягивался дымкой забвения позорный провал на Зяби. Спустя тридцать дней Ларсен задумался о смене люкса на особняк в фешенебельной, похожей на громадный парк части столицы.

Там-то и произошло то, чего он меньше всего ожидал.

Особняк – не врала реклама! – был возведен из натурального камня без намека на какую-либо биомеханику. Новый Тринидад во всем тянулся за Суррахом, где биомеханические апартаменты давно уже вышли из моды. Только дикий камень и дерево ценных пород! Натуральный камин с натуральным углем! Подведенные откуда-то извне коммуникации! Биомеханическим оставался только человекообразный робот, исполняющий роль привратника, кухарки, уборщицы, истопника, а порой и трубочиста. В последнем был резон: этот трубочист мог прочистить дымоход просто-напросто собой, протащив себя сквозь него наподобие удава, и остаться стерильно чистым, поскольку легко поглощал сажу всей поверхностью тела, употребляя ее в пищу. Для людей, не умеющих чиститься таким образом, имелись три ванные комнаты со всем необходимым для здоровья и неги и вдобавок небольшой бассейн во дворе.

Каменные стены глухи к мысленным приказам, и здесь не было простора для фантазий, как в корабле, да и цена показалась высоковатой, но Ларсен, только хмыкнув про себя, решил привыкать к неудобствам. Фешенебельность так фешенебельность. Вещь полезная. Странно будет, если она не окупится.

Первый день ушел на привыкание. А на второй день явился посетитель. Выслушав доклад робота и увидев изображение гостя, Ларсен со злости дал привратнику кулаком в биомеханическую морду.

На крыльце особняка стоял Скользкий Дайм.

– Впустить, – приказал Ларсен, дождавшись, когда робот зарастит себе вмятину на левой скуле.

И не добавил, что надо защищать хозяина, если что. Во-первых, робот и так это знал, а во-вторых, подозревать в Скользком Дайме убийцу было бы нелепо.

Да и вид он имел самый безмятежный.

– Как нашел? – хмуро спросил Ларсен, не поприветствовав гостя.

– Тебя нетрудно найти, – осклабился Дайм, переступая порог гостиной.

– Через бу-хло?

– Обижаешь. Есть другие способы. Кстати, с зябианским напитком ты неплохо придумал. А как идет наше дельце?

Ларсен выругался.

– Что, не выгорело? – прищурился Дайм. – Опять твои дурачки с Зяби оставили тебя с носом?

– Стоимость «подсадки» я тебе выплачу, – сквозь зубы пообещал Ларсен. – Не сразу, но выплачу. Даже с процентами… разумными.

И бросил на Дайма колючий взгляд: не запрашивай, мол, лишнего.

Но Дайм, казалось, излучал благодушие.

– Конечно, заплатишь, а как же! Дело житейское, разберемся…

Стоило ему таскаться на Новый Тринидад, чтобы утешить должника! Ларсен насторожился чуть позже, чем следовало. Секундой раньше он, пожалуй, успел бы выпрыгнуть в окно.

Опоздал.

Гибкие щупальца, внезапно выстрелившие из потолка, схватили его. Ларсен попытался отскочить в сторону, одновременно выхватывая пистолет, да куда там! Ноги, пояс, запястья, даже шея – все это в один миг было надежно схвачено и опутано. Не дернешься. Ларсен рванулся только раз, скорее инстинктивно, чем по мысленному приказу, – и замер, чуть только щупальце сильнее сдавило горло.

Попался.

Сказать, что он был в ярости, значило не сказать ничего. Но ярость тоже бывает разная; умей перегнать ее в деловую злость – и, может быть, еще не проиграешь.

Ларсен так и сделал. Спустя несколько мгновений последовало вознаграждение: удавка на шее слегка ослабла, позволив не только дышать, но и говорить.

Вот только сказать было пока нечего, да и незачем. Весь опыт жизни подсказывал Ларсену: сейчас придется слушать, и слушать внимательно. Его поймали в ловушку не для того, чтобы тупо убить, – это первое. Устранить человека можно куда проще. Особняк «из натурального камня» на поверку оказался биомеханическим – это второе. Сколько денег нужно отслюнить, чтобы провести по документам этот особняк как неживой, Ларсен даже не представлял. Аппетит взяточников пропорционален статусу планеты, а Новый Тринидад помещался как-никак на четвертой ступени имперской пирамиды. Стало быть, тут замешаны большие деньги – это третье.

Кто стоит за Скользким Даймом?

Не смея ворочать шеей, Ларсен повращал глазами направо-налево. Никого. Однако не сам же Дайм затеял этакое дело!

– Сейчас, сейчас, – успокоил Дайм и даже ладошку хилой руки вперед выставил. – Потерпи немного.

– Я же пообещал тебе, что расплачусь за все, – с ненавистью произнес Ларсен, в ответ на что Дайм поднял бесцветные брови.

– А я разве возразил?

– Кому я нужен? – прошипел Ларсен.

– Имей терпение, ты все узнаешь.

Ну точно: Дайм играл всего лишь роль посредника. Вернее, наводчика.

Без особого успеха Ларсен попытался расслабиться. Сильнее всего он клял себя за то, что не взял с корабля «сторожок». Впрочем, это, наверное, было предусмотрено похитителями: глупо ведь не лишить человека связи, лишив его свободы. Этот так называемый особняк наверняка непрозрачен для радиосигналов…

Жизнь на богатых, благополучных планетах, конечно, имеет массу удобств, зато кого угодно расслабит и сделает простофилей…

Другой бы, вероятно, плюнул в морду Скользкого Дайма, находящуюся как раз в зоне досягаемости для прицельного плевка, но только не Ларсен. Дайм еще ответит за свое предательство, но несколько позже. И гораздо болезненнее.

Ларсен стиснул зубы, приготовившись ждать столько, сколько потребуется, и невольно моргнул, когда за его спиной прозвучал резкий и властный голос:

– Это и есть пресловутый Волк Ларсен? Я не впечатлен.

Скользкий Дайм немедленно изогнул талию в раболепном поклоне.

– Это он, господин. Я уже докладывал вам…

– Заткнись. Я буду говорить с ним.

В то же мгновение ноги Ларсена отделились от пола. Опутавшие тело щупальца, собравшись над головой в жгут, повернули пленника спиной к Скользкому Дайму.

На тахте, которой раньше в гостиной не было, небрежно развалился моложавый мужчина. Коротко стриженный, с мощной шеей, малоподвижным лицом, в строгом костюме, облегающем тренированные мышцы, он смахивал бы на простого охранника, если бы взгляд не выдавал в нем привычку повелевать. В один миг Ларсен оценил противника: опасен настолько, что лучше не связываться, а коли связался – не перечить. Ясно было, что это лишь визуальный образ, муляж, шуточки биотехнологии. Настоящий противник мог выглядеть как угодно, сидел где-то далеко, вне досягаемости и при самом плохом раскладе не рисковал. Ларсен порой и сам пользовался такими штуками, но создать муляж настолько убедительный, чтобы кто угодно, включая такого тертого парня, как вольный вербовщик, ощутил в его присутствии неуверенность в себе, – тут надо было постараться. Без хорошего психолога дело не обошлось…

Эти мысли пронеслись по нейронным сетям под черепом пленника в полсекунды, и ровно столько же потребовалось ему, чтобы догадаться об их тщетности. И без того было ясно Волку Ларсену: каким-то образом он попал в поле зрения неких серьезных игроков. Что им нужно: информация или услуга?

Для начала Ларсен попробовал включить дурачка.

– Что означает это похищение? – заверещал он противным голосом. – Я вольный вербовщик с лицензией и законопослушный торговец! Меня будет искать полиция!

Муляж на тахте презрительно поморщился.

– Заткнись и слушай, законопослушный, – сказал он. – Если тебе нужна полиция Нового Тринидада, то наряд можно вызвать хоть сейчас. Полиции будет интересно узнать о некоторых твоих делах. Например, об афере на Гонфруа или об участии в налете на Лордано. Доказательства имеются, срок давности не вышел. С последним твоим делом – кражей единственного звездолета планеты Зябь – еще проще. Здесь присутствует свидетель, которого ты угрозами и шантажом принудил к сообщничеству…

За спиной Ларсена прозвучало краткое согласие Скользкого Дайма быть свидетелем.

– Свидетель?! – взревел Ларсен и задохнулся. – Да он меня сам… Да я его…

– Не шуми, не поможет, – произнес муляж. – Лучше сразу скажи, что хочешь поправить здоровье на рудниках, и покончим с этим. Хочешь?

– Нет, – сказал Ларсен.

– Вот это уже деловой разговор. – Уголком тонкогубого рта муляж изобразил улыбку. – Меня зовут Гернрис Стапп. Можешь называть меня просто Гернрис. Кого я представляю, тебе знать не обязательно. Важно, чтобы ты понял: при малейшей нелояльности эти силы раздавят тебя, как букашку, и никакая полиция ни на какой имперской планете, включая Суррах, тебе не поможет. Это понятно?

Чего тут было не понять. Ларсен затравленно кивнул.

– Приятно, что ты такой сообразительный, – похвалил Гернрис. – Теперь расскажи мне все, что тебе известно о планете Зябь и о ее вербовщиках. Также и о твоих действиях за последнее время. Конкретно – с момента твоего первого визита на Зябь.

– Зачем? – невольно спросил Ларсен, и на каменное лицо Гернриса легла тень.

– Я начинаю думать, что ты не такой уж сообразительный, – произнес он. – Начинай, я слушаю.

Уточнение сведений? Проверка готовности к сотрудничеству? Вероятно, и то и другое. И второго, пожалуй, побольше, чем первого.

Ларсен вздохнул и начал рассказ. Гернрис не перебивал и не выражал мимикой ни малейших эмоций. Рыча про себя, Ларсен скупо осветил эпизоды, где он выглядел классическим олухом, уловил обострившимся слухом смешок Скользкого Дайма за спиной, но не заметил на лице Гернриса даже подобия ухмылки. Мелькнула догадка: уже знает! Откуда, спрашивается? Не иначе, эти ребята нашли способ заставить старый звездолет поделиться сведениями. О том, например, как Ларсен примчался к нему весь опухший после знакомства с осиным роем. Также и о том, как корабль подхватил Ларсена, со всех ног удирающего от полиции в Пупырях…

Тут Ларсен вспотел: да есть ли еще у него корабль? Или уже нет?

Убил бы, если бы мог. Голыми руками порвал бы на мелкие фрагменты и Дайма, и этого Гернриса… Но как?!

А никак. Стисни зубы, играй отведенную тебе роль в чужой игре и жди. Ничего еще не ясно.

Не стало яснее и тогда, когда Гернрис, дождавшись окончания рассказа, чуть заметно кивнул и спросил:

– Как сам оцениваешь свои действия?

Само собой, речь шла не о законности – только об эффективности. Ларсен тихо зарычал. По-видимому, Гернрис принял это за ответ, поскольку кивнул еще раз и потребовал:

– Твои соображения о причине неудачи.

– Придуркам просто везет, – выдавил из себя Ларсен. – Нереально везет.

– А тебе, значит, не везет?

– А мне не везет.

Гернрис покачал головой.

– Плохой ответ. Подумай еще.

Последний болван, и тот догадался бы, какого от него ждут ответа.

– Возможно, я недооценил их, – неохотно принял игру Ларсен. – И все равно они придурки!

– Уже лучше, – похвалил Гернрис. – Возможно, ты не безнадежен. Пожалуй, я рискну сделать тебе деловое предложение.

Ну наконец-то! Рискни, муляж, рискни…

– Ты должен принять участие в Больших ежегодных галактических гонках.

От удивления Ларсен даже заморгал. Затем спросил с иронией?

– На чем?

– На твоем корабле. Он будет подвергнут некоторым… м-м… улучшениям в смысле ходовых качеств. Техконтроль их пропустит, это не твоя забота. У тебя появится шанс. Но твоя задача – не выиграть гонку.

– Неужели проиграть? – сохранил иронию Ларсен.

– Твоя задача – уничтожить зябианских вербовщиков вместе с их кораблем, – сухо сказал Гернрис. – Думаю, тебе ясно, что в твоих интересах имитировать несчастный случай. Каждый год на гонках кто-нибудь гибнет по причине излишнего азарта, и ни у кого это не вызывает вопросов. Устранить зябиан надо тихо. Возможно, в духе твоей операции в системе Теоана, а может быть, и как-нибудь иначе. Не мне тебя учить.

Вспышка радости в голове Ларсена была заглушена стремительной работой мысли.

– А потом ты сдашь исполнителя, не так ли? Какие у меня гарантии?

– С твоим послужным списком я бы не вспоминал о гарантиях, – осадил его Гернрис. – Если отказываешься, так и скажи, и покончим с этим. Лет десять за решеткой тебе обеспечены, если только не двадцать…

– Я не отказываюсь, – торопливо перебил Ларсен. – Я должен подумать. Мой гонорар?

– Новый корабль по окончании работы. С иголочки новый.

Очевидно, Гернрис свято верил в метод кнута и пряника. Ларсен приободрился. Конечно, на него грубо давили, но не ломали с хрустом и даже сулили наградные.

Но главное – требовали разделаться с «Топинамбуром» и его паскудной двуногой начинкой! Это было как раз то, что Ларсен с большим удовольствием выполнил бы по своей воле и даже бесплатно – если бы имел такую возможность. Память о постыдной неудаче вроде глубокой занозы с гнойником вокруг нее. Болит гнойник, не дотронешься. И забыть о нем не так-то просто, пока не выдернешь занозу.

Ради мести да еще нового корабля в придачу стоило взяться за дело. Оставалось неясно, кто заинтересован в операции и чем ему – или им? – успели насолить зябианские кретины. Ларсен понимал, что вряд ли когда-нибудь это узнает. Ясно только одно: люди серьезные. Гернрис Стапп – муляж, такого человека скорее всего вообще не существует. Да и под его личиной наверняка скрывается не сам заказчик, а его подручный…

Все равно. Тем более что альтернатива хуже некуда. Садиться в тюрьму нет никакой охоты, а торговый бизнес может и подождать. Ларсен колебался недолго.

– Предложение интересное, – медленно сказал он. – У меня есть время подумать?

– Одна минута.

– Тогда да. – Ларсен вздохнул.

– Что «да»?

– Согласен. Отпусти меня.

В тот же миг исчезли душащие щупальца – втянулись в потолок, предварительно поставив Ларсена на пол с некоторым даже бережением. Утвердившись на твердой опоре, Ларсен машинально поднял взгляд вверх – ничего интересного там уже не было, потолок как потолок, – затем круто развернулся на каблуках. Скользкий Дайм стоял перед ним и лыбился. В эту-то ненавистную физиономию Ларсен и направил давно чешущийся кулак, вложив в удар всю накипевшую злость.

Свирепый хук должен был как минимум сломать негодяю нос – но увы! – кулак звучно влепился во что-то похожее на мягкий, проминающийся пластик, а Дайм, вместо того чтобы отлететь мячиком через всю гостиную, скукожился, растекся по полу и перестал существовать. Ну конечно, проницательный жулик заблаговременно испарился из гостиной, вероятно, покинув и особняк, а Гернрис заботливо, а может быть, отчасти и глумливо, вырастил муляж Дайма, чтобы освобожденному было на ком отвести душу! Ладно… еще встретимся… Шепотом выругавшись, Ларсен повернулся к Гернрису – этот-то никуда не собирался исчезать.

– Обсудим детали?

– Давно пора.

– Откуда известно, что зябиане собираются принять участие в гонках? – задал Ларсен главный вопрос.

– Ниоткуда, – ответил Гернрис. – Но, вероятно, примут.

– А если нет?

– Тогда ты постараешься сделать так, чтобы им этого сильно захотелось. Понятно?

Ларсен озадаченно покусал губу. Сложные игры никогда не были его профилем. Есть игроки, а есть космические волки.

– Окажем содействие, – пояснил Гернрис.

Глава 3. Что это было?

Планета была большая, крупнее Зяби, и легко удерживала в зоне своего притяжения девять спутников и одно узкое сверкающее кольцо. Пролетая мимо кольца, «Топинамбур» увернулся от крупного обломка, а другой обломок, помельче, догнал и съел. Перед этим он вырастил длинное щупальце с камерой на конце и оттуда транслировал экипажу процесс поедания.

– Губы вытри, – буркнула ему Семирамида.

Поскольку командир и пилот молчали, корабль счел, что они не возражают против команды, отданной пассажиркой, а посему вытянул из себя еще одну конечность, вооруженную платочком, и промокнул губастый рот. После чего вобрал в себя и рот, и конечности.

– Балуй, балуй, – проворчал Ипат.

Планета приблизилась. «Топинамбур» лег на круговую орбиту и начал первый виток.

– Ой, сколько воды! – пискнула Илона. – Какой огромный океан!

– А суша-то здесь есть? – поинтересовался Ной, вспомнив, наверное, Чвак с его жабами.

Нашлась и суша. Единственный материк напоминал формой человеческий череп анфас. Бурая пустыня, обрамленная горными хребтами, обозначила провал носа. Громадное круглое озеро разлеглось на месте правой глазницы; на месте же левой располагалось другое озеро, узкое и изогнутое, как сабельное лезвие. Казалось, что череп зловеще подмигивает.

– Не нравится мне ни эта планета, ни этот материк, – заявила Илона, забыв о том, что десять минут назад восхищалась безбрежностью океана. – Подмигивающий череп, бр-р…

– Зато не ухмыляющийся, – утешил Ной. – Просто игра сил природы. Плюнь.

– Это тебе на все плевать, а мне жутко.

– А тебе какой картинки хотелось бы?

– Ну-у, не знаю… – протянула Илона. – Что-нибудь хорошее. Например, кудрявую собачку.

Ной поперхнулся и бросил быстрый взгляд на Семирамиду. Наверное, решил, что Илона набралась у нее дурных привычек вроде жеманства, а если так пойдет и дальше, то, пожалуй, дарианка скоро закатит первый скандал.

Но как ни быстр был его взгляд, он не ускользнул от внимания сладкоголосой.

– Что? – крикнула она на Ноя.

– Ничего… – Ной покашлял в кулак. – Вообще-то я не возражаю против кудрявых собачек. Согласен и на лысых. Не умею только перекраивать материки.

– А что ты вообще умеешь?

Не вмешивающийся в разговор Цезарь счел этот вопрос дурацким. Всем на борту было известно, в чем состоит филигранно отшлифованный талант Ноя Занозы. Даже Илона в конце концов поняла, что это никакая не болезнь, а именно природный талант.

И Ной, конечно, это учитывал.

– Вообще-то лучше всего я умею помогать людям, – сказал он без ложной скромности.

– Да что ты? – картинно изумилась Семирамида.

– Именно помогать, – стоял на своем Ной. – Я умею помогать им обманывать самих себя. Под моим руководством они делают это радостно и с энтузиазмом. И так как я владею этой профессией лучше вас всех, то конкуренции не потерплю, понятно тебе?

Семирамида поморгала, усваивая мысль.

– На что это ты намекаешь?

– На тебя. После Казармы – где ты проявила себя с лучшей стороны, тут я ничего плохого не скажу, – ты ткнула пальцем в Магелланов шлейф. И мы полетели. Потратили уйму времени. В шлейфе ты ткнула пальцем в три места, мы обследовали каждое из них. Пусто. Мало звезд, еще меньше планет, да и те мертвые. Потом ты решила, что лучше нам вернуться в нашу родную Галактику, мы вернулись, ты опять ткнула пальцем, и вот мы здесь. Что видим? Нам подмигивает череп, а цивилизации на планете, надо думать, нет никакой. Ну и кто помог нам всем успешно обмануться? Разве я?

Семирамида начала стремительно багроветь.

– Отставить, – быстро сказал Цезарь. – А то всем холодный душ.

После триумфального возвращения «Топинамбура» на Альгамбру и особенно после Казармы мальчишка пользовался непререкаемым авторитетом. К тому же все убедились на личном опыте, что он и в самом деле может остудить кипящие на борту страсти принудительной водной процедурой.

Ипат помрачнел было и даже заворчал, как, бывает, ворчит в горшке подгоревшая каша, но Цезарь незаметно подмигнул ему: не боись, мол, это я так, шутейно, – и командир успокоился. На его прерогативы не покушались.

– С планетой-то что? – басом спросил он.

– Атмосфера кислородно-азотная, плотная, – доложил Цезарь. – Сколько угодно воды в жидком виде. Признаков цивилизации пока не выявлено. Корабль продолжает дистанционное исследование.

– А просто жизнь? – перебила Илона. – Жизнь на планете есть?

Мальчишка на секунду замер, впитывая информацию от корабля.

– «Топинамбур» пока не знает, – сказал он удивленным голосом.

– Как так? – поразился Ной. – А кислород?

– А вот так! – раздраженно выкрикнул Цезарь. – Вот не знает, и все тут! Говорит, что ряд параметров говорит в пользу гипотезы о наличии жизни, а ряд других – против.

– Впервые с ним такое, – молвил Ной после паузы. – Да, Ипат?

Командир мрачно угукнул.

– Зато у него юмор появился, – продолжал Ной. – Как он с обломком-то? И с платочком, а?

– Тебе это нравится? – спросила Семирамида.

– А почему нет? Скучно же. Велика Вселенная, а вербовать некого.

– У нас уже три вербовки: Дар, Хатон и Казарма. Можно и вернуться.

– На Зябь?

– А то куда же.

– Нас зачем посылали? – вмешался Цезарь. – Ради трех планет? Нам их нужно пять.

– Это Сысою нужно пять! – В голосе Семирамиды прорезались неприятные нотки. – А нам всем нужен отпуск. Мне – точно нужен. Мы уже полгода слоняемся по Галактике. Мы в тюрьме сидели ни за что ни про что! Ты-то побывал на Зяби! А мы чем хуже?

– Он побывал там ради дела, – пробасил Ипат. – И всех нас выручил. Остынь, Семирамида.

К общему удивлению, скандала не последовало. Цезарь, недоверчиво переводя взгляд с командира на певицу и обратно, гадал, что бы это значило. Не догадавшись, бросил это занятие и спросил деловито:

– Идем на посадку?

Ипат почесал затылок, покряхтел и решился.

– Идем.

– Сядем у озера. Одобряешь?

Спросил просто так. Черта с два мальчишке нужно было одобрение.

– У которого? – разом осведомились Илона и Ной.

– У круглого, – сказал Цезарь. – Узкое мне что-то не нравится – наверное, там геологический разлом и тектоническая зона.

– Слов-то каких набрался, шкет! – фыркнула Семирамида.

Цезарь только зыркнул на нее, ничего не сказал и мысленно нашептал что-то кораблю. Казалось, планета начала тормозить свое вращение, утомившись вращаться вокруг оси, – но это, конечно, тормозил «Топинамбур». Завис над материком, обеспечил экипажу обзор во все стороны – и камнем пошел вниз, проедая себе путь сквозь атмосферу. Илона ойкнула. Хоть корабль и поддерживал внутри себя привычную экипажу зябианскую тяжесть, все равно было жутковато.

– На Новом Тринидаде я разговорился в баре с одним пилотом-атмосферником, – невозмутимо сказал Ной. – Спрашиваю: «Как живешь?» – «Ничего, – говорит, – работа интересная, жалованье что надо, премиальные тоже ничего, недавно хорошую квартиру купил». – «А на каком этаже?» – интересуюсь. Он покраснел, помялся и говорит: «На первом. Выше боюсь».

Никто не засмеялся. Семирамида боролась с дурнотой, уверенная, что нахальный мальчишка нарочно превратил спуск в падение, чтобы досадить ей. Возможно, она была недалека от истины. Ипат смотрел под ноги сквозь прозрачный пол и тихонько икал, прикрыв рот широкой крестьянской ладонью. Илона не икала, но тоже не могла оторвать взгляд от налетающей снизу планеты.

Корабль падал.

На самом деле так лишь казалось. Послушно выполняя приказ пилота, «Топинамбур» двигался быстрее, чем при свободном падении. Цезарь наслаждался иллюзией опасности. Он очень удивился бы, узнав, что такого рода наслаждение недоступно более никому в экипаже, но удивление длилось бы недолго. «Ограниченные, убогие люди, что с них взять», – вынес бы вердикт Цезарь и продолжил бы в том же духе. Убогим лучше помалкивать. Сам не наслаждаешься – не мешай другим.

Нет, никто в экипаже не помешал бы Цезарю насладиться сполна. Помешал «Топинамбур».

– Ощущаю опасность! – сообщил корабль, и падение на планету несколько замедлилось.

Звездолет своевольничал, и опытный пилот сразу понял бы, что не без причины. Понял это и Цезарь, но для понимания ему понадобилась целая секунда. Еще две были потрачены на то, чтобы поверить глазам и осознать, что шевеление гор внизу – реальность, а не галлюцинация. Одна секунда плюс две будет три. Иногда это непозволительно большой срок.

– Вверх! – заорал Цезарь пронзительным дискантом. – Быстро вверх!

Какое там! – корабль все еще гасил скорость. Он моментально отреагировал на приказ пилота и очень старался, но не был рассчитан на перегрузки, которые разорвали бы его самого.

– А-а-а!.. – закричал Ной.

Поверхность материка вспучилась великим горбом навстречу «Топинамбуру». Скалы деформировались, как резиновые. Круглое озеро перестало существовать – вылившаяся из него вода стремительными потоками катилась по ущельям на равнину. Однако на вершине горба, вначале округлой, обозначилась обширная яма. Края ее, поднявшиеся уже выше отчаянно тормозящего звездолета, пугающе быстро заворачивались вовнутрь, стремясь сомкнуться в зените.

– Давай же! – взревел Ипат, обращаясь неведомо к кому.

Наверное, все-таки к «Топинамбуру». Но корабль и так делал что мог.

– Вверх! Вверх! – выл Ной.

Илона взвизгнула. Цезарь разразился нечленораздельными выкриками. Один он знал, что корабль уже остановил падение, что он идет вверх со всей скоростью, на какую способен, и не его вина, что чудовищная пасть смыкается быстрее.

По счастью, корабль реагировал на мысли пилота, а не на его выкрики.

Два, а затем еще два заряда раскаленной плазмы с величайшей точностью ударили в края пасти. Края вздрогнули, но даже не подумали ни обуглиться, ни оплавиться, ни разлететься в пыль. Напротив, они лишь ускорили движение. Купол неба сузился до размеров крохотного оконца.

– Мало тебе? – не своим голосом крикнул Цезарь. – А вот еще! Получай!

Новый плазмоид, теперь лишь один, но мощи необычайной, отделился от корабля и понесся вверх. Красиво расплескавшись о края уже почти сомкнувшегося над «Топинамбуром» свода, он, казалось, притормозил их стремительное движение, но если и так, то притормозил недостаточно.

Свод сомкнулся над «Топинамбуром». Крики. Истошный вопль Семирамиды. Чернота.

А когда вокруг сохранившего прозрачность корабля вновь засияли звезды, никто вначале не поверил своим глазам. Сказочных спасений не бывает, сказки – ложь.

Но звезды упрямо сияли, как ни в чем не бывало, и планета, окруженная кольцом и выводком спутников, маячила очень далеко, и как ни в чем не бывало светило желтоватое солнце этой системы, и никакая пасть больше не покушалась сожрать «Топинамбур».

Все тяжело дышали. Ной неуверенно хохотнул, но не был поддержан. Цезарь утер рукавом пот со лба, шмыгнул носом и по своему обыкновению прислонился лбом к стене рубки. Ипат шумно прочистил горло.

– Теперь я знаю, что чувствует слизень, когда его глотает жаба, – глубокомысленно изрек он. – Что это было, а?

Цезарь отвалился от переборки. Вид у мальца был обалделый.

– «Топинамбур» не знает, – сказал он. – Ему лишь известно, что в этой планетной системе за последние сто лет пропали без вести три корабля. Эти три точно пропали здесь, и еще два – предположительно здесь.

Повисло молчание. Экипаж впитывал информацию.

– А сколько кораблей вообще побывало здесь за последнюю сотню лет? – спросил Ной, раньше других пришедший в себя. – Наверное, как раз пять?

– Нет информации, – ответил Цезарь.

– Ну ясно – пять, – сказал Ной. – Может, шесть, если только командир этого шестого допер, что не надо садиться на планету. Материк-череп – это же приманка в мышеловке, неужели не ясно?

– Приманка в виде черепа? – не поверила Илона.

– Вот если бы она была в виде твоей кудрявой собачки, то тут каждый олух догадался бы, что дело нечисто. Вопрос: чья это приманка? Люди такое умеют?

– Нынешние – нет, – мотнул головой Цезарь, справившись у «Топинамбура».

– Тогда кто? Твои светоносные?

– Они бы не стали.

– Природный объект? Неизвестная цивилизация? А почему тогда человеческий череп?

– Слушай, откуда я знаю? – взвился Цезарь. – Корабль не знает, а я должен знать, да? Мало ли всякой дряни было придумано во времена галактических войн! Вырвались, и скажи спасибо.

– По-моему, мы обязаны сообщить об этой планете куда следует, – заявила Илона.

– А куда? – спросил Ипат и сейчас же получил подсказку от корабля. – А, знаю! В Имперский комитет по безопасности астронавигации. Туда и сообщим.

– Награда за это нам будет, нет? – осведомился Ной.

– В тюрьму тебя не посадят, – объяснил ему Цезарь, тоже уловивший информацию от «Топинамбура». – Сказано ясно: при обнаружении ранее неизвестных факторов, могущих представлять опасность для кораблевождения, командир корабля или лицо, его заменяющее, должен сообщить об этом в Комитет при первой возможности. В случае уклонения – судебное преследование.