Текст книги "Звездная пирамида"

Глава 5. Кто тут сумасшедший?

Давно уже «Топинамбур» отключился от канала трансляции имперских новостей и теперь дрейфовал в ничем не примечательной точке пространства, скучая в ожидании приказа. Звездолет был в состоянии потребить столько информации, что и тысяча человек не угнались бы за ним – тут счет пошел бы на миллионы. Да если бы только потребить! А рассортировать, а поднести на блюдечке, да так, чтобы командир корабля сразу разразился лихим приказом, а не скреб в затылке?.. «Топинамбур» мог это сделать и сделал, он ждал приказа – а его все не было. Не будь квазиживые корабли сверхтерпеливыми – как бы могли они вынести ужасающую медлительность человеческого ума?

И корабль покорно терпел. А внутри него, в раздавшейся вширь рубке, совмещенной теперь с кают-компанией, гремела буря местного масштаба.

– Никакого тебе Сурраха! – грохотал Ипат, нависая над Ноем. – Чего захотел!.. Скучно тебе стало? Столицу осмотреть решил? Турист какой!.. Обдумай следующую вербовку, вот скука и отступит. Нас ждут на Зяби! Напомнить тебе, зачем нас послали?

– А что, и напомни. – Ной вовсе не выглядел испуганным.

– Вербовать нас послали, вот зачем!

– Очень хорошо, – не стал спорить Ной. – Вербовать. Спасибо, что просветил меня, а то я и не знал. – Он хихикнул. – Ну конечно же, вербовать. А для чего?

– Для пользы Зяби!

– Тоже верно. Не поспоришь. А в чем она, польза Зяби?

Ипат замолчал, озадаченный: знал по опыту, что Ной завлекает его в ловушку, но был не в силах понять, где она. Ответил Цезарь, явно подыгрывая Ною:

– Чтобы завербовать пять планет и чем скорее, тем лучше.

– Каких планет?

– Ну… хорошо бы богатых.

– То есть не таких отсталых, как наша Зябь, – уточнил Ной. – А значит, процветающих, готовых платить и уверенных, что от присоединения к имперской пирамиде они получат больше, чем потеряют. Пока мы имеем одну планету, худо-бедно удовлетворяющую этому условию. – Ной покосился на дарианку. – Этой вербовкой мы, по сути, уже вызволили Зябь из кабалы. Хорошо? Да, неплохо. Достаточно этого? Вот уж вряд ли.

– У нас в активе еще Хатон и Казарма, – напомнила хорошо выспавшаяся и потому непривычно рассудительная Семирамида.

Ной противно захихикал.

– Ценное приобретение, нечего сказать! Хатон заплатит паутиной, а с Казармы пока и взять-то нечего. Да и завербовали мы только половину планеты…

– Женщины нам обещали, что уломают мужиков, – заявила Семирамида.

– Ах, женщины обещали? Ну, тогда коне-е-ечно… – издевательски протянул Ной. – И все равно польза от Казармы вроде бульона от варки яиц. Ну какой доход может быть у такой планеты? Смех один. Лет через десять и с нашей помощью – ну, может быть… Но думаю, что не через десять, а через сто!

– А чего бы ты хотел? – сказал рассудительный Ипат. – Лучше хоть какая-то вербовка, чем никакой.

– Да? – взвился Ной. – Если бы нам было разрешено вербовать сколько угодно планет, ты был бы прав. Но нам разрешены только пять вербовок. Пять! И три из них мы уже сделали. Сколько осталось? Ну-ну, поднатужься, вычти три из пяти.

– Ну, две вербовки остались, – тектонически прогудел Ипат. – И чего?

– Эти две будут такими же, как две предыдущие?.. Не слышу! Не такими же? А какими? Еще хуже?

Ипат заворчал, как вулкан, собирающейся стрельнуть вулканической бомбой.

– А вот орать на командира не надо! – неубедительным, зато пренеприятным ломающимся голосом высказался Цезарь. – Ша!

– Это ты мне говоришь «ша»? – осведомился Ной, прищурив один глаз. – Переговорщику? Фигуре в дипломатическом ранге ты говоришь «ша»?

– Тебе! Фигуре!

Для всех, кроме, может быть, Ипата, было явственно, что мальчишка-пилот на время одолел в Цезаре мальчишку-авантюриста. На его глазах командира корабля не ставили ни во что! На командира кричали! Это был непорядок, а непорядки Цезарь привык гасить холодным душем, и все это знали.

Дальновидная Семирамида привстала с кресла, обозначив намерение спешно ретироваться в свою каюту. Илона шевельнулась было, но храбро решила остаться и вытерпеть все.

А Ной тотчас обнаружил два своих исконных качества: сообразительность и нелюбовь к холодной воде. Он развел руками и сказал совершенно спокойным голосом, будто бы и не было никакого ора:

– Командир есть командир. Пока мы в корабле, он главный…

– И вне корабля! – крикнул Цезарь.

Ной слегка кивнул в его сторону.

– Учитываю. Ипат Шкворень – начальник нашей экспедиции. Ему командовать. Ему и ответ держать перед Советом. Я – что? Я молчу. Летите куда хотите, вербуйте кого угодно, хоть людоедов. Только не просите меня вести с ними переговоры!

Сказавши это, Ной поник и увял, да так, что даже Ипату стало жаль его, не говоря уже об Илоне. Цезарь поблескивал глазами, Цезарю было интересно. Семирамида хмыкнула.

– Ну ладно, ладно, – забормотал Ипат, – чего там… Людоедов вербовать мы не будем… А кого будем? Суррах? Главную планету империи? Первый уровень пирамиды, самую верхушку? С ума сошел?

– Потому-то и можно завербовать Суррах, что он никем еще не завербован, – нахально заявил Ной.

– Ага! Всю империю насмешить хочешь?

– Смеяться полезно.

– Смеяться-то над нами будут, умник!

– Кто станет смеяться над победителем Больших галактических гонок?

Ипат опешил – и надолго. Моргал, шевелил ушами, двигал челюстью, но не издавал ни звука. Слова, еще не родившись, застряли где-то внутри – тяжелый акушерский случай.

Зато Цезарь уже давно все понял.

– Значит, мы победим в гонке, потому что «Топинамбур» – особенный корабль, а потом предложим императору штучку, чтобы имперские корабли стали быстрее всех? В обмен на вербовку Сурраха?

– Примерно так, – кивнул Ной.

– Ничего не выйдет, – безапелляционно заявил Цезарь.

– Это еще почему?

– Цена не та. Иди купи дом на медяк. А кроме того, «Топинамбур», может, и не захочет почковать штучки для кого попало…

– Для императора, балда! Он не кто попало!

– Да ну? Нет, правда? А «Топинамбур» об этом знает? А светоносные?

Казалось, ехидный мальчишка берет верх над комбинатором. Но не тут-то было.

– Уверен: эту проблему мы решим, – отмахнулся Ной.

– Да?! – закричал Цезарь. – Реши!

– И решу, когда придет время. Если же не решу, то что мы теряем, кроме вербовки Сурраха? Думаю, наш командир не сильно огорчится, если мы не сорвем джекпот, а получим обыкновенный выигрыш. Немалый выигрыш, между прочим! Надо быть сумасшедшим, чтобы отказаться от такого шанса! А если упустим его, то смеяться над нами никто не будет, потому что мы не станем вербовать Суррах…

Ипат заморгал вдвое чаще. Не зная, что такое джекпот, он вполне понял лишь последние слова из тирады Ноя и был полностью сбит с толку.

– Не станем?

– Конечно, не станем, если не выиграем гонку! Кто мы тогда? Заурядные неудачники, штампованные простаки. Таких сколько угодно, над ними и смеяться-то неинтересно, разок хихикнут и забудут. Но мы ведь выиграем, а, Цезарь?

Цезарь азартно кивнул, зато Ипат совсем запутался.

– Какую гонку?

– Большую! Галактическую!

– М-гм… кха… а зачем нам ее выигрывать?

– Ты хочешь проиграть ее? – прищурился Ной.

– Он не понимает, зачем нам вообще участвовать в гонках! – потеряв терпение, крикнула Семирамида. Как будто для Ноя это было невесть каким откровением.

– Я тоже не понимаю, – тихо сказала Илона.

Как ни велико было желание Семирамиды унизить дарианку, сказавши, что у нее нет тут права голоса, она смолчала, сделав вид, что ничего не слышала. Разъяренного Ипата, налившегося багровой яростью, она бы перенесла легко, ибо, не будучи Ноем и мужчиной, не рисковала получить от него по уху мозолистым крестьянским кулаком, но холодного душа не одобряла – запросто можно застудить голосовые связки.

– А велик ли приз? – спросила она.

– В прошлом году за первое место полагалось двадцать пять миллионов имперских кредиток, – сказал Ной. – В этом, надеюсь, не меньше.

– Ого! – Семирамида аж привстала.

– То-то, что ого. Кому-то здесь помешают такие деньги? Мне – нет.

– А ты откуда знаешь, что двадцать пять миллионов? В сообщении об этом не говорилось.

– Тоже мне тайна! – состроил презрительную гримасу Ной. – Разве зря мы побывали на стольких планетах? Кто-то умеет петь, а кто-то – слушать.

– Я слушала!

– Безусловно. Туземные мотивчики. Тут ты спец. А я спец в другом.

– Знаем мы, в чем ты спец! – запальчиво крикнула Семирамида.

Ной засмеялся.

– Если тебе не нужны миллионы, так и скажи. А я не стесняюсь признаться: мне они нужны, в том числе и для нашего дела. Надоело всякий раз думать: садиться на планету или поберечь мелочишку? Цезарь! Много имперских кредиток дал тебе Совет, когда ты погнал с Зяби Ларсена?

Мальчишка мотнул головой.

– Ничего не дал. Да у него и нету, наверное…

– Именно. Так почему бы нам не заработать толику деньжат? Много времени это не займет – раз. Поможет в нашем главном деле – два. И третье: вознаграждение за наши труды станет более справедливым, причем Зяби это не будет стоить ни гроша. Виноват, есть и четвертое: реклама. В случае победы в гонке мы – знаменитости. Тут открывается куча возможностей, но скажу только об одной: работать нам будет легче. Намного.

– Это почему? – заинтересовался Цезарь.

– Это потому. Сам увидишь. Семирамида, я верно говорю?

Сладкоголосая кивнула и невольно заулыбалась, вспоминая что-то из прежней жизни эстрадной звезды: популярность, мол, великая сила. Ипат по-прежнему молчал, но перестал моргать – все равно это занятие не помогало угнаться за полетом чужой мысли. Веки не крылья; хлопай ими, не хлопай – все равно не взлетишь.

– Что можно купить на двадцать пять миллионов? – спросил он, устав молчать сам и утомив молчанием остальных.

– К примеру, новый корабль, – сразу же отозвался Ной. – Свеженький и объезженный как надо.

– У нас есть «Топинамбур»…

– Давно ли у нас его не было, а мы куковали за решеткой? Нам повезло! Скажи спасибо, вон, Цезарю, да и тот едва не отбросил копыта. Один раз проскочили, а ты и обрадовался? Решил, что нам всегда будет везти? Как же, жди!

– Двадцать пять миллионов нам бы не помешали, – мечтательно высказалась Семирамида. – Делить только неудобно, но это не беда…

Ипат насупил брови, что-то высчитывая в уме.

– Почему неудобно? – с недоумением в голосе пробасил он. – Если двадцать пять разделить поровну на пять частей, то…

– Еще чего – на пять! – Семирамида сразу сорвалась на визг. – Почему это на пять?! Кто она такая? – Последовал тычок пальцем в сторону Илоны. – Зябианка разве? У нас зябианский звездолет!

– А экипаж смешанный, – напомнил Цезарь, следя за диспутом с чрезвычайным интересом и потешаясь про себя. Краем глаза он на всякий случай наблюдал за Ипатом: взорвется или нет?

– Ну и что?! – завопила Семирамида. – Она чужачка! Чужинка! Тьфу, как назвать-то?.. Чужая, короче! Мало ей, что мы взяли ее на борт? Почему это ей пять миллионов? За что? За смазливую мордашку? За то, что охмурила эту деревенщину? – Последовал тычок пальцем в сторону Ипата. – Тоже мне проблема!

Цезарь понял, что пора вмешаться. Он никогда не видел взрывающихся вулканов, о чем нисколько не жалел, и совсем не мечтал очутиться вблизи кратера. Грозно поднимающийся со своего места Ипат раздулся минимум вдвое, его лицо, и без того багровое, приобрело оттенок раскаленного кирпича. Казалось, что капли пота на нем должны шипеть и испаряться. В таком состоянии люди крушат все подряд, не разбирая правых и виноватых.

Ной вскочил и попятился. Семирамида же и не подумала прервать тираду, хоть и наблюдала смену колера на лице Ипата. Она была выше таких мелочей.

– Провалиться мне на месте, если он не втюрился по уши в эту шпионку! – торжествующе заключила она.

И тотчас провалилась вместе с креслом, не успев даже вскрикнуть. Дыра в полу немедленно затянулась, а Цезарь с довольным видом потер руки.

– Ты зачем? – после минутной растерянности накинулась на него Илона. – Ты ее куда?..

– Отдохнуть, – объяснил мальчишка. – Мы от нее тоже отдохнем. У меня уже в ушах звенит. Не боись, она просто побудет одна. Остынет.

– Верни ее! – потребовала дарианка.

Цезарь внимательно поглядел на нее и раздумчиво почесал в затылке.

– Не-а.

– Почему?!

– Ты с ней полаешься. Хватит с нас визга.

– Чепуха! Я просто хочу посмотреть ей в глаза.

– И что ты там надеешься высмотреть? – Мальчишка захихикал.

Ухмыльнулся и Ной. Ипат, не побагровевший от слов Семирамиды еще больше лишь потому, что багроветь дальше ему было некуда, также не выразил желания вернуть певицу на место. Илона осталась в меньшинстве.

Цезарь подумал самую малость и молча приказал кораблю вырастить перед командиром низкий столик, а на нем – стакан с прозрачной жидкостью и здоровенный бутерброд с хорошим ломтем копченого мяса. Ипат не стал ждать приглашения – выпил залпом, прослезился, вспотел, шумно задышал, затем крякнул и одним укусом уполовинил бутерброд.

– Еще? – участливо спросил Цезарь.

– Надо бы… – выдохнул Ипат, проморгав слезы и смахнув пот со лба, – но потом…

– Когда – потом? – самым кротким тоном осведомился Ной.

– Когда?.. Когда все на борту придут в разум, вот когда.

– А, значит, нам только тебя дождаться осталось? – все так же кротко молвил Ной. – Мы подождем.

Цезарь сдавленно пискнул, чтобы не залиться смехом.

– Кто-то на борту определенно сошел с ума, – сказала Илона, с неприязнью глядя на Ноя.

Тот вздохнул.

– Ну, допустим, что этот кто-то – я, – сказал он. – Допустим. Почему бы не допустить? Итак, я помешался. Цезарь, а ты? Все еще хочешь участвовать в Больших гонках?.. Так я и думал. Вот и второй помешанный. Третья сидит взаперти, потому что у нас помешательство тихое, а у нее того и гляди начнется буйное. Трое сумасшедших сразу – не много ли?

Ипат задумался. Зная по опыту, что это не к добру, Ной поспешил добавить:

– По-моему, многовато. И только «Топинамбур» может нас вылечить.

– Выиграв гонку? – первой догадалась Илона.

– Главное, чтобы наш пилот не сплоховал, – сказал Ной. – А, Цезарь? Справишься? Тебе ведь не впервой участвовать в гонках.

Цезарь пренебрежительно махнул рукой, подумав, наверное, о том, что на космических трассах не бывает ни колдобин, ни ям, ни гонящейся по пятам полиции, ни внезапно выбегающих на дорогу дурных слонов.

– Мне бы только вырваться вперед, – сказал он самодовольно, – а тогда меня никто не догонит, я-то уж знаю.

– С нашим «Топинамбуром» да не вырваться вперед? – подначил Ной.

– А я разве сказал, что не вырвусь? – обиделся мальчишка.

– То-то же. Ну, командир, решай. Денег у нас нет, перспективы дальнейших вербовок туманны, экипаж устал. А за участие в гонках денег не берут, между прочим! Никаких взносов.

– Откуда ты это взял? – удивилась Илона. – В сообщении об этом не говорилось.

– Знаю, – отрезал Ной. – Призовой фонд формируется из личных средств императора. Леопольд Двести Тридцатый может себе это позволить, для него двадцать пять миллионов – тьфу. Зато для нас – о-го-го! Шанс хороший, да чего там – прекрасный шанс, редкий. Голосуем? Я – за. Цезарь, ты?

– За.

– Семирамида тоже согласна. Вытащить ее, чтобы подтвердила, а, командир?

– Не надо.

– Очень хорошо. Илона, ты против?

– Против.

– Итак, трое из пяти за участие в гонках, – подытожил Ной. – Или, может, даже четверо? Ипат, ты не передумал?.. Ну, все равно нас большинство.

– А по-моему, решать тут должен командир, – высказалась Илона. – Ты сам сказал: пока мы в корабле, он главный. Так что решать тебе, Ипат. Тебе одному.

Только этих слов и не хватало Ипату, чтобы положить конец диспуту. Покинув кресло, командир воздвигся столь внушительно, что столик перед ним вздрогнул, втянул в себя пустой стакан вместе с недоеденным бутербродом и съежился в испуге.

– Никаких гонок. Никаких призовых миллионов. Работаем по плану. Всё. Точка.

Глава 6. Участвуем!

«Почему Гернрис убежден в том, что зябиане примут участие в Больших гонках?» – некоторое время недоумевал Ларсен. Ответа не было. Зато гипотез о смысле и последствиях заключенной сделки – сколько угодно.

Прежде всего: кто такой Гернрис?

Разумеется – в этом не было никаких сомнений, – человека с такой внешностью и таким именем не существовало в природе; фантом – он и есть фантом. Но кто скрывается под этой личиной?

Конкуренты Ларсена? Конечно, нет. Те, кому он перешел дорожку, не стали бы так мудрить. Какие-либо влиятельные силы на самой Зяби? Даже не смешно: нет там никаких влиятельных сил. Тут работают люди совсем иного масштаба…

Против Зяби? Очень возможно. От этой мысли Ларсен испытал острое злорадство. Но что такое Зябь, если не жуткая дыра на восьмом уровне имперской пирамиды? То-то и оно. Чтобы насолить ей, никто и не почешется. Может быть, Зябь тут не цель, а средство борьбы с кем-то более серьезным?

Но с кем?..

Головоломки потому так и называются, что свихнуть на их решении мозги – плевое дело. Ни до чего не додумавшись, Ларсен перешел к более насущным вопросам. Первый из них звучал так: выполнит ли Гернрис – ладно, пусть будет Гернрис, раз ему было угодно назваться этим именем, – свое обещание? Или просто избавится от Ларсена по выполнении последним заказа?

Торгуясь с Гернрисом, Ларсен ни звуком, ни жестом не дал ему понять, что он беспокоится о чем-то большем, чем обещанный гонорар. Но сердце неприятно екнуло. Не умнее ли будет удрать сразу после уничтожения «Топинамбура»? Скрыться в какой-нибудь глуши, отсидеться…

А деньги? А только-только наладившийся бизнес?.. Опыт и здравый смысл подсказывали: отсиживаться придется долго. Возможно, всю оставшуюся жизнь.

Но если опасения напрасны, и Гернрис ведет честную игру?

Пока лишь одно было ясно Ларсену: ему придется участвовать в Больших гонках и придется расправиться с «Топинамбуром» – разумеется, аккуратно, чтобы инцидент сошел за несчастный случай. Нормальная работа, никак не повседневная, но и не из ряда вон… К тому же шесть лет назад Ларсен участвовал в Больших гонках, приза не выиграл, но пришел к финишу четвертым, что не худо, и новичком уже не считался, да и не был им по факту. Гернрис знал, к кому обратиться.

Следуя полученным инструкциям, Ларсен провел остаток дня в отеле. От покупки паскудного особняка, якобы натурального, а на поверку биомеханического, он, конечно, сразу же отказался и сделку расторгнул. К его удивлению, задаток был ему возвращен – за вычетом штрафной суммы, точно оговоренной в контракте. Ларсен лишь выругался без особой злобы. Крохоборы не крохоборы, но аккуратисты!..

С трудом дождавшись утра, готовый к чему угодно, он поспешил на космодром. Корабль оказался на месте. Не без опаски Ларсен приложил ладонь к его теплому боку.

– Слышишь меня?

– Да, хозяин.

– Как ты?

– Полный порядок, хозяин.

– Готов к непростой работенке?

– Приказывай!

Корабль отвечал весело, даже молодцевато, как бодрый олух. Давно ли ныл, что ему худо? Тут надо было разобраться. Ларсен приказал открыть люк и пролез внутрь.

Внутри как было, так и осталось. Но это ничего не значило.

– Кто подходил к тебе вчера?

– Ты, хозяин.

Та-ак… Чего-то подобного и следовало ожидать. Ни вчера, ни позавчера Ларсен не приближался к кораблю.

– И что я с тобой делал? – сквозь зубы осведомился Ларсен.

– Процедуры.

– Конкретнее, чтоб тебя!..

– Нештатные процедуры.

Ответ короткий, да и тот поступил с едва уловимой задержкой. Казалось, звездолет сам недоумевает, что это с ним такое случилось.

– Конкретнее!

Сам напросился. Звездолет понес такую многословную заумь, что Ларсен тихо зарычал.

– Стоп! Короче. Требуется тебе зарядка массой или энергией?

– Никак нет.

– Можешь без подзарядки долететь… ну, скажем, до Сурраха и вернуться обратно?

– Так точно, могу.

Уже кое-что. Значит, хотя бы в этом – важнейшем! – отношении корабль перестал смахивать на престарелого инвалида. Ларсен повеселел. Об омолаживающих процедурах для звездолетов он знал лишь то, что они дороги и потому мало кому нужны. Проще заставить корабль отпочковать потомка.

– Почковаться можешь?

– Могу, – бодро ответил корабль, – но стандартных параметров не гарантирую…

Ясно. В эту функцию Гернрис не приказал вмешиваться. Да и зачем это ему?

«Мне тоже незачем, – попытался успокоить себя Ларсен. – Получу новый корабль…»

– Потом умру, – радостным голосом идиота прибавил корабль.

– Что-о?..

– Прекращу существование, – столь же весело пояснил один идиот другому и едва не хихикнул игриво.

Тут Ларсен взялся за дело всерьез. После подробных расспросов и осторожного опробования всевозможных функций корабля он выяснил следующее. Во-первых, как и следовало ожидать, о долголетии звездолета Гернрис не думал, скорее наоборот. Корабль находился в прекрасной форме, но долго это продолжаться не могло. «Допинг, – мелькнуло у Ларсена в голове. – Бодрость и резвость. Потом – конец». Медленно угасающий корабль получил возможность умереть быстро, но ярко. Сил у него не прибавилось, зато они целиком сконцентрировались для выполнения одной, последней задачи. На гонку должно хватить, но не более. Ладно… пусть…

Во-вторых, звездолет получил то, что сам же и определил как «инвертор родства». Отныне он лишался возможности атаковать корабли, не находящиеся с ним в прямом родстве, зато прямо-таки жаждал приказа на уничтожение своих потомков. И был готов вырастить для этой цели какое угодно оружие.

Кое-каким улучшениям подверглась система навигации. Было в корабле и еще что-то новенькое, в чем Ларсен пока не разобрался, поняв лишь то, что эти новшества должны помочь звездолету выжить и сохранить функции в диковинных, экзотических ситуациях. Гернрис явно знал о гонках больше, чем сам предполагаемый гонщик, и, надо думать, решил добавить кораблю кое-каких редких талантов.

Это было хорошо, это было правильно. Ларсен не мог понять одного: как теперь звездолет пройдет через известный своей въедливостью Технический комитет Больших гонок? Техконтроль сразу обнаружит незаконные «подсадки». Или… не обнаружит?..

Ответ опять-таки упирался в вопрос, кто такой Гернрис. Достаточно ли могущественная фигура скрывается за фантомом?

Похоже, что да…

В конце концов Ларсен отложил все гадания на потом. Пусть фигура сама побеспокоится о частностях. Ларсену была поставлена задача, и прохождение техконтроля не входило в нее. Откажут – с пилота взятки гладки. Допустят к гонке – тем лучше. Тогда… Ох, что тогда будет!

Вызвав острое наслаждение, воображение нарисовало картину: вспухающее багровое облако на месте зловредного «Топинамбура» и он, Ларсен, мчащийся к финишу гонки впереди всех конкурентов… Почему бы в самом деле не победить? На это Гернрис не наложил запрет. А победитель гонки не только получит изрядный куш – его, победителя, и убрать незаметно будет труднее…

«Сделаю, – подумал Ларсен, с удовольствием ощущая внутри себя прилив здоровой злости. – Сделаю, а там поглядим…»

* * *

Вот уже сутки «Топинамбур» мчался к Сурраху. Нырок… Еще нырок… Цезарь нарадоваться не мог на обновленный звездолет.

Об участии в гонках и тем более о вербовке Сурраха на борту не было более сказано ни слова. Корабль по-прежнему находился в свободном поиске. Но Семирамида ткнула наманикюренным ноготком в галактическую карту – и попала почти в столицу империи.

Ипата передернуло, но он все же отдал приказ туда и лететь. А Ной, хитренько подмигнув, дал обоснование: а ну как подходящая для вербовки планета прячется где-то вблизи Сурраха? Парадокс? Возможно. А только вот какая штука, коллеги: парадоксы в жизни реально существуют. Где никому не придет в голову искать клад? В своем подполе или на своем огороде. Выдернул клубень брюквы, копни в том же месте еще разок – может, он там… Ан нет, никто и не почешется. Так уж работает разум простецов, ребята: они думают, что все самое ценное – далеко и труднодостижимо…

Никто на борту не сомневался, что под простецами Ной понимает всех, кроме себя.

Но резон в его словах был. Ипат смирился с курсом на Суррах, но был напряжен: догадывался, что тема участия в Больших галактических гонках еще не закрыта. Простецы тоже бывают догадливыми.

Привыкнув к прыти звездолета – быстро ведь привыкаешь к хорошему, – Цезарь теперь выглядел скучным, отвечал односложно. Ной хранил молчание. Молчала и Илона, рассеянно вертя в руках штучку, покусывала губы, избегала встречаться глазами с глазами Ипата. Семирамида вообще ушла тренировать голосовые связки. Из звукоизолированной камеры не доносилось ни звука – хорошая была изоляция.

Тишина. Редкие вопросы Ипата и краткие сухие ответы Цезаря. Шелест одежды, когда тому или иному члену экипажа приспичит поменять позу. Еле слышное дыхание. Изредка – вздохи Илоны.

Даже ругаться никому не хотелось.

Разбежаться бы сейчас всем пятерым в разные стороны, пережить поодиночке кучу приключений, одолеть все препятствия, получить по шее, но все-таки выйти победителями и после всех передряг собраться вместе в кают-компании – вот тогда вовсю забили бы невидимые родники радости и энтузиазма! Фонтаны! Гейзеры!.. А куда убежишь? Где те бескрайние просторы? Можно удалиться в свою каюту, можно даже приказать кораблю заизолировать ее намертво, но все равно останешься на борту «Топинамбура» и будешь помнить, что в нескольких шагах от тебя тот же экипаж, те же опостылевшие лица, а может, и не лица вовсе, а рожи, те же мозги, варящие как угодно, но только не единственно верным способом, те же рты, которые не замедлят вывалить тебе в уши ту несусветную бурду, что сварилась в чужих дурацких мозгах…

– Ты обиделся, что ли? – не выдержав, спросил Ипат Цезаря.

– Нет.

– А чего тогда?..

Мальчишка пожал плечами, шмыгнул носом и не ответил. Какие еще обиды? Если и была обида, то давно прошла. Какой смысл обижаться на фермера за то, что он фермер и мыслит по-фермерски? Цезарь мыслил иначе и не в том направлении. Создать на борту благоприятную атмосферу? Пф! Очень надо! Вот добиться, чтобы Ипат сам – сам! – пожелал участвовать в Больших гонках, – другое дело!

Трое – за. Двое против. Но Ипат скажет «да», если кое-кто его попросит. Вон та, что сидит, вертит в пальцах штучку и вздыхает почем зря…

С Илоной было все ясно: она еще надеялась успеть вернуться на Дар, чтобы принять участие в дарианской вербовочной экспедиции. По идее, объездка дарианского звездолета как раз сейчас должна приближаться к завершению, так что времени у дарианки в обрез. Какие уж тут гонки, хотя бы и с шансом на победу. Да и вообще дариане не падки на деньги.

Ной что-то знал, но молчал, как удавленный. Дорого бы дал Цезарь за эти знания…

Медленно тянулось гуттаперчевое время, и, с точки зрения Цезаря, тянулось не совсем бездарно. Корабль выныривал из мути в нормальное пространство, вспыхивали в черноте звезды, разбросанные непривычно, мягко сияли облака светящегося газа, и глаза не успевали привыкнуть к этой картине, как «Топинамбур» уходил в очередной нырок. Цезарь не смотрел на всю эту красоту – на нее таращился один лишь Ипат, чтобы хоть так притупить ощущение растущего напряжения на борту, и видно было, что у него это плохо получается: того и гляди взорвется, начнет топать ногами и орать на всех, но ничего не исправит, а сделает только хуже. Молча страдала Илона.

Цезарь выжидал. Лишь когда сам почувствовал: вот теперь пора, – спросил ни с того ни с сего, не адресуясь ни к кому персонально:

– А что, в Больших гонках могут участвовать только команды с имперских планет? Интересно бы узнать…

– Зачем тебе? – спросил Ипат.

– Просто так.

Если Ной и сверкнул глазами, сразу уловив, куда клонит шкет, то никто этого не заметил.

– Не только имперцы, – сказал он. – Заявки принимаются от кого угодно, лишь бы звездолет соответствовал требованиям техрегламента. Правда, с чужаков берут взнос за участие.

– И много таких, кто платит? – заинтересовался Цезарь.

– Находятся…

– Ты-то откуда знаешь? – пророкотал Ипат.

Ной только пожал плечами.

– Знаю – и все.

Больше он не пожелал разговаривать, зато Илона, до сих пор молча переводившая взгляд с Ипата на Ноя, с Ноя на Цезаря и вновь на Ипата, вдруг оживилась:

– А ведь мы можем познакомиться с кем-нибудь из этих… ну, участников гонки, чья планета еще не в пирамиде… поболтаем, узнаем новости… может, что-то интересное в смысле вербовки…

– С какой это радости они станут с нами общаться? – мгновенно отреагировал Ной.

– Ну-у…

– Гну. Среди участников-чужаков уж точно нет людей, которые мечтали бы о вербовке их планет Зябью, – это первое. Скажешь, зато они могли бы подсказать нам, где искать таких?.. Согласен. Но вот тебе второе: кто будет говорить о вербовке перед стартом гонки? Участники говорят о шансах, о судействе, о тактике, да и то больше врут…

– Ты-то откуда знаешь? – рассвирепел Ипат.

– Тут и знать нечего, – отбил мяч Ной. – Иначе просто быть не может.

И сделал страшные глаза Цезарю, который исподтишка показывал ему большой палец.

Дождались, дождались два интригана! Вначале Илона растерянно хлопала веками, затем ее взгляд – исполненный тепла и нежности, черт его побери, взгляд! – устремился на Ипата.

Зря она раскрыла прелестный ротик и попросила его подумать еще раз насчет гонки! Дарианка еще не научилась экономии сил. Ипату и одного взгляда с лихвой хватило бы.

Цезарю стоило титанического труда не завопить во все горло от восторга, когда Ипат, откашлявшись, сказал глухо: «Ладно… участвуем», – а Ной владел собой лучше.

– Когда у командира есть голова – жить можно, – констатировал он без всяких видимых эмоций. Знал, хитрец и проходимец, что Ипат обязательно заподозрит неладное, заметив его радость. – Есть, командир. Слушаюсь, командир.