Текст книги "«Сказка – ложь, да в ней намек…» Социально-педагогический анализ русского сказочного фольклора"

«Вы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые Бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работой каждый день занудили, заморочили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.

А были у хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя Двуглазка, а меньшая – Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно – ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого.

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:

– Коровушка-матушка, меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать. А коровушка ей в ответ:

– Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано.

Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка – все готово: и наткано, и побелено, и покатано. Отнесет к мачехе, та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст.

Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.

Дивится старуха, зовет Одноглазку:

– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:

– Спи, глазок, спи глазок!

Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает:

– Спи глазок, спи, другой!

Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.

Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее страшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:

– Спи глазок, спи, другой! – а об третьем забыла.

Два глаза заснули, а третий и все видит, все – как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

– Режь рябую корову!

Старик так, сяк:

– Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!

– Режь, да и только!

Наточил ножик…

Побежала Хаврошечка к коровушке:

– Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.

– А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.

Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая – боже мой!

Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные, кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит близко – тот заглядывается.

Случилось раз – девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин – богатый, кудреватый, молоденький. Увидел яблочки, затрогал девушек:

– Девицы-красавицы! – говорит он – Кто из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоковысоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить – листья глаза засыпают, хотели сорвать – сучья косы расплетают; как ни бились, ни метались – ручки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка, и веточки наклонились, и яблочки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать».

Социально-педагогический комментарий. Эта сказка впечатляет своим глубоким трагизмом и в то же время жизнеутверждающей силой. Ситуация социального сиротства главной героини отягчается отвратительным к ней отношением других членов семьи. Особая жестокость с элементами садизма мачехи в отношении к Хаврошечке является характерным симптомом асоциального поведения «господ» по отношению к своим «слугам». Помыкание прислуживающими людьми и мучительство по отношению к зависимым от «господ» «слугам» является особой жизненной философией торжествующих хамов, убежденных в том, что подчиненные им люди должны страдать, мучиться, постоянно ощущать свою никчемность, чтобы у них уже не оставалось ни моральных, ни физических сил на утверждение собственной правды, основанной на гуманизме, честном труде и любви к ближним. «Сильным мира сего» очень важно постоянно поддерживать атмосферу ожесточенности, ненависти, страдания для тех, кто им подчиняется. В этом состоит особая сладость власти и собственной безнаказанности. Хозяева Хаврошечки спекулируют на идее труда как почетной обязанности и, соответственно, своем моральном праве контролировать результаты труда Хаврошечки, которая должна им быть обязанной до конца своей жизни. В такой позиции угадывается характерная оценка себя некоторыми «эффективными собственниками» как благодетелей, создающих рабочие места, даже если эти места являются невыносимым рабством для подчиненных им тружеников.

Тем не менее, у Хаврошечки есть друг, который ее выручает в самых трудных положениях. Корова оказывается более гуманной, чем окружающие героиню люди. Такое положение дел никак не может устроить мачеху, поскольку любое облегчение участи Хаврошечки она воспринимает как личное оскорбление. Мачеха не може смириться с легкостью выполнения все более трудных заданий Хаврошечкой. Ведь тогда у Хаврошечки появляется дополнительное жизненное пространство в виде свободного времени, времени для радости, ощущения себя личностью. А этого нельзя допустить. Рабы должны быть постоянно заняты, и у них не должно оставаться времени для того, чтобы поднять голову.

Мачеха организует тщательную слежку за Хаврошечкой, вовлекая в эту слежку все доступные ей средства наблюдения («царево око»). Это соглядатайство мотивировано только одним – лишить радости тех, кто зависим от хозяев. Любое социальное неравенство предполагает такой тотальный видимый и невидимый контроль за членами общества, подчиняющимися хозяевам жизни, лишенных сна и покоя в охране своего, прежде всего, психологического и морального господства над остальными.

В сущности, и у Хаврошечки, и у ее друга – коровы одна судьба. Обе они эксплуатируются жестокими и жадными людьми. В конце концов друзей удается разлучить, убив одного из них. Но мачеха даже не догадывается, в какую опасную игру она втянулась, по сути дела бросив вызов самой природе, которая ее кормит (корове). «Хозяева жизни» не могут бережно относиться к своей природе-кормилице. Им доступны только все более изощренные формы ее эксплуатации ради своих корыстных интересов, поскольку они не выносят даже малейшей зависимости от тех, кто обеспечивает им благосостояние.

Хаврошечка демонстрирует прямо противоположное отношение к природе – она по просьбе коровы не ест ее мяса после гибели своего друга. Зарывает в землю ее косточки, из которых вырастает великолепная яблоня. Круговорот и вечную жизнь природы невозможно погубить ни одному из злодеев. В результате ни мачеха, ни ее дочери не могут воспользоваться всеми благами природы, поскольку сама природа (яблоня) восстает против безжалостного к ней отношения.

В этой сказке также раскрывается процесс социализации, но уже в условиях тотального контроля и эксплуатации «униженных и оскорбленных». У последних остается один выход в сохранении и развитии себя как социальных субъектов – пространство взаимопомощи в среде самих угнетаемых и эксплуатируемых и бережное отношение к дарам, которые дает сама природа. Только в этом случае появляется возможность сохранить свое человеческое лицо и достичь жизненного успеха тем, кто оказался в зависимости от бессовестных и безжалостных «хозяев жизни».

«Вышла баба на поле жать и спрятала за кусты кувшин с молоком. Подобралась к кувшину лиса, всунула в него голову, молоко вылакала; пора бы и домой, да вот беда – головы из кувшина вытащить не может. Ходит лиса, головой мотает и говорит: «Ну, кувшин, пошутил, да и будет – отпусти же меня, кувшинушко! Полно тебе, голубчик, баловать – поиграл, да и полно».

Не отстает кувшин, хоть ты что хочешь. Рассердилась лиса: «Погоди же, проклятый, не отстанешь честью, так я тебя утоплю». Побежала лиса к реке и давай кувшин топить. Кувшин-то утонуть утонул, да и лису за собой потянул».

Социально-педагогический комментарий. Здесь налицо нарушение известной христианской заповеди «Не кради». На первый взгляд этот текст кажется слишком незначительным для развернутого социально-педагогического анализа. Вместе с тем иногда и маленький текст несет больше информации, чем тот или иной развернутый трактат. Для его анализа необходимо обратить особое внимание на подлежащие и существительные, которые в каждой сказке являются образным обобщением, доведенным до уровня содержательного символа, рождающего чрезвычайно содержательные иносказания. Эти иносказания можно выявить, если попытаться оценить имеющиеся в сказке предметы, вещи, животные и т. д. как символы, изображающие распространенные социальные ситуации в соответствии с привычными ассоциациями. Назовем основные подлежащие, присутствующие в сказке – баба, кувшин, молоко, лиса, голова (лисы), кувшинушко, голубчик (обращение Лисы к кувшину), река. Слово «баба» ассоциируется с бесхитростным, естественным трудовым поведением, реализующимся в бытовых, повседневных ситуациях. «Кувшин» – с некоторым скрытым содержимым, которое может принести благо или вред. Здесь содержится тайна, пока кувшин не открыт, из него не отпито и т. д. «Молоко» – это дар жизни, основа роста, символ материнской заботы, выкармливания и т. д. «Лиса» – это коварство («лисье»), хитрость, попытка присвоить чужое, обман. «Голова лисы» – именно здесь зарождаются хитроумные планы, комбинации, «прохиндейство» и т. д. «Кувшинушко» – отношение к содержимому кувшина как дарителю и хранителю блага, дающего и поддерживающего жизнь. «Голубчик» (по отношению к кувшину) – благодарность не только кувшину, но и тем, кто наполнил этот кувшин этим благом. «Река» – в социальном контексте это часто река времени, река забвения, быстротекущей жизни и т. д.

Сами по себе сочетания подлежащих, существительных со сказуемыми и глаголами в сказках уже есть обозначаемые важные ситуации, т. к. в сказках нет случайного или второстепенного текста. Все в тексте, так или иначе, указывает не только на характеристики персонажей, но и на значимые ситуации, имеющие социальный и педагогический смысл.

Уже в первом предложении сказки «Вышла баба на поле жать и спрятала за кусты кувшин с молоком?» содержится определенный социально-педагогический смысл.

Для чего прячут за кусты кувшин с молоком? Для того чтобы сохранить его прохладным и обезопасить от воров. Этот кувшин также – своеобразная награда за тяжелый физический труд. И это молоко, конечно, имеет для труженика особый вкус. Здесь также проявляется и бережное, уважительное отношение к еде, которое свойственно людям крестьянского труда. Рассмотрим следующие предложения в сказке: «Подобралась к кувшину лиса, всунула в него голову, молоко вылакала; пора бы и домой, да вот беда – головы из кувшина вытащить не может». Отметим, что Лиса сунула в кувшин свое самое ценное – свою хитрую голову. Причем глагол “вылакала” подчеркивает жадность, животность, которые пересилили разум. Кувшин же – олицетворение в данном случае блага, предназначенного в качестве награды бесхитростной труженице, оказывается сильнее лисьей головы. Кувшин щедр, он не отказывает никому, а вот Лиса вдруг стала его пленницей. И здесь заложен громадный социально-философский смысл – «хитрые и наглые не умеют правильно использовать получаемые ими блага». «Правильно» в том смысле, что, хватая то, что им не принадлежит, они попадают в ситуации, угрожающие так или иначе их существованию, если не в настоящем, то в будущем. Это происходит потому, что они захватывают эти блага из чужого «мира». И соответственно эти «блага» относятся к ним как к «чужакам», лишая их разума, бдительности и чувства меры (по отношению к захваченному чужому благу меры быть не может). Ведь кувшин создан таким образом, чтобы не засовывать туда целиком лицо, морду, а пить с удовольствием, не спеша, не воровски. Следующие предложения: «Ходит лиса, головой мотает и говорит: “Ну, кувшин, пошутил, да и будет – отпусти же меня, кувшинушко! Полно тебе, голубчик, баловать – поиграл, да и полно”». Обратим внимание на то, как Лиса осуществляет проекцию собственной хитрости и игривости на неодушевленный кувшин. Этот эпизод интересен тем, что Лиса становится пленницей собственных представлений (считает, что другие также хитрят и “балуются”, если Лиса терпит от них ущерб). В ее хитрую голову не приходит простая мысль о том, что она сама загнала себя в капкан. Причем Лиса настолько внутренне сжилась с кувшином как, с одной стороны, носителем такого же баловства и хитрости, с другой – соперником, что она готова утопить его, совершенно не задумываясь о собственной безопасности. Лиса изменила собственной хитрости, стала действовать силой, а не умом. Лиса слишком переоценила себя, не затрудняясь изменить поведение в зависимости от новой, непредсказуемой ситуации. Отсюда вывод – успешный мошенник рано или поздно становится негибким «догматиком», реализующим преимущественно уже имеющиеся алгоритмы поведения, которые при неожиданной смене обстоятельств приводят к краху.

Для социальной педагогики эта сказка является хорошей иллюстрацией того, к чему приводит десоциализированное поведение. Используя некоторые социально-антропологические универсалии, можно дать соответствующие характеристики поведению Лисы.

Время. Лиса находится в идеальном (условном) времени. Она хорошо планирует свои действия (в данном случае ловкое воровство кувшина), но не может адекватно действовать в сказке в режиме реального времени – когда надо обратить внимание на особенности кувшина «теперь и сейчас» и принять соответствующее решение.

Объекты. Лиса хорошо замечает реальные объекты, но у нее нет продуманного плана собственных действий на основе предварительного моделирования своих действий (оперирования с идеальными объектами – в данном случае с «идеальным» кувшином, чтобы заранее продумать, как ей не застрять в кувшине, как вытащить из него потом голову). Ей привычней подбирать «то, что плохо лежит» («физические объекты»). Причем с правовой точки зрения Лиса действует безупречно – она выпивает содержимое кувшина, который на время остается как бы «ничейным», брошенным. Это – позиция «успешного», «эффективного» собственника, ворующего чужие блага («объекты»), благодаря вольной или невольной беспечности прежнего хозяина этих благ (в данном случае – кувшина).

Пространство. Лиса плохо ориентируется в идеальном пространстве (не умеет моделировать пространство для своей активности). Таким идеальным пространством в сказке является замкнутое пространство кувшина, которое Лиса должна была представить сначала в собственной голове, чтобы не застрять в кувшине. В этом проявляется выраженный эгоцентризм Лисы, привыкшей достигать своих целей любой ценой без предварительного особого продумывания обстоятельств действия («идеального пространства»). Лиса в сказке настолько торопится выпить содержимое кувшина, что у нее не остается времени продумать свои действия до конца.

Идеальное пространство Лисы (ее хитроумие) непосредственно сталкивается с физическим пространством кувшина. Физическое пространство кувшина побеждает. Это происходит потому, что пространство кувшина не предназначено для того, чтобы в него совали голову. Оно существует для удобства тех, кто пользуется кувшином не воровски, цивилизованно. Для тех же, кто действует не «по правилам кувшина», последний оказывается западней. В любом воровстве присутствует такая скрытая ловушка для самого вора – его любой воровской замысел (идеальное пространство) так или иначе оборачивается против самого вора, поскольку украденное существует по законам физической, а не идеальной реальности, которая не может учитывать все разнообразие физического мира. Поэтому физическое пространство (в данном случае пространство кувшина) «мстит» идеальному пространству (замыслу) вора за то, что он пытается втиснуться со своим идеальным пространством (хитрой головой Лисы) в узкое физическое пространство, предназначенное для ограниченного числа задач.

Энергия. Лиса способна реализовывать свою энергию в виде применения имеющихся знаний, алгоритмов поведения (в данном случае алгоритмов воровства) и, соответственно, на определенном уровне она вполне обучаема и владеет идеальной (продуманной) энергетикой как энергетикой хитрости, разума, даже в большей мере, чем физической энергией. Но эти навыки достаточно ограничены и не всегда применимы в «нештатных» ситуациях (в данном случае, в невозможности легко вытащить голову из кувшина). Все эти особенности поведения Лисы имеют определенное социально-педагогическое значение.

Лиса привыкла действовать в уродливых социальных условиях, которые она же сама и создает – придумывание мошеннических ситуаций, часто без учета социальной реальности, в первую очередь, ее пространственно-временных характеристик. Потеря реальной ориентировки в хронотопе реальных социальных обстоятельств связано, в первую очередь, с доминированием хищнических инстинктов, низменных материальных потребностей, делающих этот персонаж близоруким в отношении меняющихся социальных ситуаций. Таким образом, в социально-экологическом смысле мышление комбинаторов-жуликов и воров достаточно консервативно, если для них приобретение материальных благ становится самоцелью. Поэтому, когда требуется адекватное социальное поведение, Лиса, в прямом и переносном смысле, «теряет голову», не видя простых решений. Лиса оказывается несоциализированной в том отношении, что она теряет модели поведения, ведущие к цели прямым путем на основе уже имеющихся в обществе нормативов социального поведения. В результате асоциальный субъект в конечном счете обманывает сам себя. «Непрямой», обходной, воровской путь к материальному благу становится самым небезопасным, поскольку исключает стремление к рефлексии собственного поведения как значимой ценности. Любая мошенническая хитрость по своей сути достаточно примитивна. И эта примитивность, в конечном счете, обязательно проявится, поскольку мир простых в экологическом отношении правил и решений так или иначе «перемалывает» мир воровства и мошенничества, который существует на основе достаточно обозримого числа одних и тех же алгоритмов (не важно, что украсть, главное, как украсть, но каждый объект воровства «ведет» себя по-разному). Лиса по отношению к кувшину действует на основе привычных поведенческих алгоритмов – сначала она потребляет все, что есть в кувшине, затем, попавшись в западню, она пытается его «задобрить», видя в нем такого же «шалуна» и «хитреца», а затем она проявляет агрессию по отношению к кувшину такой силы, что сама тонет вместе с ним. «На всякого мудреца довольно простоты». Лисе и в голову не может прийти, что предназначение кувшина состоит не в том, чтобы ловить преступников (Лиса судит по себе на основе своего ограниченного опыта), а служить труженикам. Поэтому его устройство – это не ловушка, а удобная емкость для спокойного (не воровского) потребления содержимого, удобного и безопасного хранения это содержимого. Но Лисе для того, чтобы понять это очевидное, надо самой вести образ жизни труженицы. А это исключено. Взятое чужое всегда в конечном счете не впрок, поскольку оно взято из чуждого ему социально-культурного контекста – таково возмездие любому воровству.

Вопросы для самоконтроля:

1. В чем, на Ваш взгляд, состоит сущность социализации?

2. Как обеспечить полноценную социализацию индивидам, оказавшимся в социальной и материальной зависимости от асоциальных субъектов?

3. Какова объективная связь между корыстным отношением к окружающим и личной безопасностью субъекта?