Текст книги "Два шага до аншлага"

ХУГО: Спасибо, Вальтер. (Берёт яд).

ВАЛЬТЕР: Доброго пути, кролик. И не вздумай возвращаться.

ХУГО: Где чашка? Хильда, где моя чашка?

Находит чашку, наливает воду из сифона, бросает туда отраву. Возвращается Карл, из комнаты Вальтера выходит Эльза.

КАРЛ (Вальтеру): Знаешь, что сделал этот болван? Проколол шины у всех автомобилей. (Хуго). Зачем ты это сделал? (Хуго молчит). Ты ведь понимаешь, что они всё равно не уйдут.

ХУГО: Всё кончено, Карл, и моя жизнь, и твоя карьера. (Выпивает отраву).

ВАЛЬТЕР: Гитлер капут!

КАРЛ: Что ты болтаешь, сопляк?

Вальтер даёт ему пощёчину.

ВАЛЬТЕР: Ты мне надоел! Отдохни.

КАРЛ: Что?.. (Бросается на Вальтера).

ВАЛЬТЕР: Не суетись. (Перехватывает его руку, заламывает её назад). Твоя игра проиграна.

КАРЛ: Я позову охрану.

ВАЛЬТЕР: Тебе уже никто не поможет. Только я. Конечно, если будешь паинькой.

Хуго берёт стул и волочит его через всю комнату.

КАРЛ (Эльзе): А ну, марш отсюда!

ВАЛЬТЕР: Тише, тише. Теперь тебе придётся разговаривать по-другому, милый дядя. С прошлым покончено. Мы займёмся более верным делом. Не тут, за океаном, а у себя на родине… Тащить покойника из могилы?.. Чепуха! Его место там! Тогда можно всё свалить на него. Чтобы ничто не напоминало о прошлом, чтоб нас ни в чём не могли упрекнуть.

Последним усилием Хуго дотащил стул до кресла и сел рядом с Хильдой.

ЭЛЬЗА: А что будет со мной?

ВАЛЬТЕР: Пока отправляйся в постель.

КАРЛ: Ты хочешь разрушить всё то, что мы более двадцати лет строили, готовясь к взлёту?

ВАЛЬТЕР: Наоборот, я ликвидирую тормоза!.. Теперь мы сможем высоко взлететь. Но не на оплёванных нацистских лозунгах, а на всеобщей, вселенской ненависти!..

КАРЛ: Какой ненависти?.. К кому?

ВАЛЬТЕР: Друг к другу. Всех ко всем… Нищих – к богачам, цветных – к белым, мусульман – к христианам… Миллионы озлоблённых и ненавидящих – вот наша армия. Они будут рваться с поводков, им надо будет только крикнуть «Ату!», и они бросятся друг на друга…

КАРЛ: Что ты болтаешь?

ВАЛЬТЕР: Даю пояснения, специально для недалёких штурмбанфюреров. Слушай и запоминай: началась ползучая колонизация западных стран пришельцами из Африки и Ближнего Востока. Гонимые нищетой, фанатично религиозные, завидуя и ненавидя, они будут всё больше и больше расползаться по миру, насаждая своё средневековье… И тогда, подгоняемые страхом уничтожения, цивилизованные страны начнут объединяться, им потребуется лидер, решительный и жестокий…

КАРЛ (с иронией): И это будешь ты?

ВАЛЬТЕР: А почему нет?.. В Мире сегодня нет личностей, таких популярных как Рузвельт или Черчилль… Или таких неограниченных диктаторов как Сталин или Гитлер… Вот я и займу это место и поведу цивилизацию в новый, беспощадный крестовый поход, огнём и мечом, ненависть на ненависть…

КАРЛ: Чем ты будешь отличаться от Гитлера?

ВАЛЬТЕР: Я не повторю его ошибок, его самоубийственных лозунгов: «Дойчланд юбер аллес!», «Еврейская зараза!», «Славянские свиньи!»… Наоборот! Я призову под свои знамёна и русских, и евреев, и поляков, и цыган… И они пойдут за мной, пойдут!..

КАРЛ: Почему ты в этом так уверен,?

ВАЛЬТЕР: А куда они денутся?.. Кто сможет спасти цивилизацию?.. Кто?.. Болтуны из ООН?.. Европейские хлюпики-интеллектуалы?.. Ожиревшая Америка или спивающаяся Россия?..

КАРЛ: Но есть и другие силы.

ВАЛЬТЕР: Назови мне их.

КАРЛ: К примеру, Китай.

ВАЛЬТЕР: У него будут свои проблемы с Японией и Кореей… А Индию мы столкнём с Пакистаном, Америку с Россией, Арабов с Израилем… Занятые своими разборками, они поздно спохватятся и рады будут пойти за кем угодно, только бы спастись… Папины деньги и мои идеи – представляешь, какая у меня будет власть!.. Держись за меня, штурмбанфюрер. Нам ещё многое предстоит. Мы хорошенько встряхнём нашу старушку Землю.

Мы выжжем всю заразу на её теле, даже если для этого придётся бросить её в хороший костёр!..

ЭЛЬЗА: А что будет со мной?

ВАЛЬТЕР: Ты ещё не в постели?

ЭЛЬЗА: Как у вас просто получается.

ВАЛЬТЕР: Ты это про что?

ЭЛЬЗА: Про всё. «Бросим в костёр!»… А если я не хочу в костёр?.. Вы меня спросили?

ВАЛЬТЕР: Молчи, дура!

ЭЛЬЗА: Я-то могу замолчать. Но всем же вы рты не закроете.

ВАЛЬТЕР: Закроем!.. Заткнём!.. Заставим молчать!.. Под угрозой уничтожения, никто не посмеет даже пикнуть против!.. Оставшиеся в живых, будут аплодировать нам, понятно?..

Пауза. И вдруг раздаётся голос попугая, который, наконец, заговорил.

ПОПУГАЙ (резко, пронзительно): Вальтер капут!.. Вальтер капут!.. Вальтер капут!..

Все застыли от неожиданности.

ВАЛЬТЕР: Молчи, дурак!..

Бросается к клетке, хватает её и выбрасывает за кулисы.

ГОЛОС: ПОПУГАЯ (из-за кулис): Сам дурак!.. Сам дурак!.. Сам дурак!..

Затемнение.

Эпилог

Прошло сорок лет. Та же вилла, та же гостиная. У окна – мольберт на подставке. У мольберта поседевший Вальтер. Стук в дверь. Прихрамывая, входит состарившийся Карл. В одной руке палочка, на которую он опирается, в другой – большой целлофановый пакет, который он ставит в угол. Вальтер бросается к нему навстречу, жмёт руку, обнимает.

ВАЛЬТЕР: Давно не приезжал.

КАРЛ: Перенёс инсульт, мне ведь уже через пару лет – девяносто! Видишь, ногу тяну, морду перекосило. И вообще (Подходит к зеркалу). Лицо старика напоминает лесную полянку: морщины – прогалины, пятна-лишайники, родинки-поганки… Тьфу!… (Плюёт в своё отражение). А ты – молодец: строен, подтянут.

ВАЛЬТЕР: Пытаюсь держать себя в форме. Зарядка, гантели, бассейн…

ПОПУГАЙ: Вальтер спортсмен!.. Спортсмен!

КАРЛ (подойдя к клетке): Жив старичок!

ВАЛЬТЕР: Ему всего сто лет, а они живут до трёхсот. Кучу новых слов выучил, ругается, хамит. Но после той страшной аварии, когда погибли и Эльза, и наша дочь, и зять, он стал членом семьи, дружит с моим внуком Гансиком. Музыку любит. Я у его клетки магнитофон поставил, чтоб он сам мог включать. Вот. (Нажимает на кнопку – звучит песенка).

 
«Ах, майн либер Августин,
Августин, Августин…»
 

Часами может слушать.

Выключает магнитофон.

ПОПУГАЙ: Оставь песню, жлоб!

ВАЛЬТЕР: Потом дослушаешь, нам с Карлом надо поговорить.

КАРЛ: С Мартой поддерживаешь связь?

ВАЛЬТЕР: Конечно.

КАРЛ: Как она?

ВАЛЬТЕР: Недавно прилетала со своим внуком.

КАРЛ: А Чезаре?

ВАЛЬТЕР: Он меня так и не простил. И внук похож на него: когда я подходил, он начинал громко плакать, как мой Гансик, когда у него зубки резались.

КАРЛ: Разные дети разговаривают на разных языках, но плачут одинаково. Как там у них, в Италии?

ВАЛЬТЕР: Как и во всей Европе: сытые и самодовольные, соглашаются только глотать, жевать им уже лень. Поэтому у них такой бардак. Лениво отбиваются от нашествия африканцев и мусульман. Мечтают о новом Муссолини.

КАРЛ (Рассматривая картину на мольберте): У тебя проклюнулся талант – рисовать начал?

ВАЛЬТЕР: Так… Балуюсь.

КАРЛ: Что это?

ВАЛЬТЕР: Смотри, смотри!

КАРЛ: Какая-то скульптура… Погоди… Это же… Это же…

ВАЛЬТЕР: Молодец, узнал – значит, я не полная бездарность…

КАРЛ: Это же Хуго.

ВАЛЬТЕР: Да. Хочу поставить ему памятник.

КАРЛ: Ты же его ненавидел!

ВАЛЬТЕР: Да. Тогда он был не нужен: у Европы ещё ныли рубцы и кровоточили раны. А сейчас, через сорок лет, интерес к личности Гитлера возрос, его идеи возрождаются, его книга выходит огромными тиражами. И тут, и там возникают новые маленькие фюреры, которые стремятся стать большими, используя его опыт и его методы. У них свои Гебельсы, своё Гестапо. Происходит то, о чём мечтал Хуго: кролики пытаются проглотить удава. Может, кому-то из них это удастся, и появится главный фюрер. Как я и предсказывал.

КАРЛ: Но теперь это уже точно будешь не ты. Не ты! (Попугаю) Согласен?

ПОПУГАЙ: Вальтер дурак! Дурак!

ВАЛЬТЕР: Да, я был дураком, рвался в бой, мечтал подчинить себе весь мир. (Оправдываясь). Мне было всего двадцать два года, это тот возраст, когда отовсюду член торчит. (Указывает на попугая). А на него я не обижаюсь, он мудр, ему ещё жить и жить – он доживёт до конца Света. Впрочем, события развиваются так стремительно, что, быть может, и мы до него доживём. Честно говоря, не хочется, но что делать, не знаю. О конце Света сегодня столько говорят!..

КАРЛ: Мартин Лютер когда-то сказал: «Если бы я знал, что завтра наступит Апокалипсис, сегодня я посадил бы еще одну яблоню».

ВАЛЬТЕР: А меня это тревожит, я в постоянном напряжении. Эльза перед смертью взяла с меня клятву сберечь внука. Я сдержу клятву: вырыл во дворе убежище под тремя железобетонными перекрытиями, там свой генератор, радио, телефон, запас воды, продуктов, игрушек… Даже ёлочку у входа посадил, чтоб ему веселей было… Он там сейчас играет няней.

КАРЛ: Кстати! (Раскрывает целлофановый пакет). Мне сказали, что ты увлёкся садоводством. Прими подарок.

ВАЛЬТЕР: Что это?

КАРЛ: Саженец яблони. Поляков по-прежнему не терплю, но яблоки у них хорошие. Это Мекинтош, очень вкусные плоды, холодов не боятся, и…

Вдруг гремят подряд несколько взрывов, за окном видны вспышки.

ВАЛЬТЕР: Началось!.. (Ныряет под стол). Карл! Скорей сюда! Потом в убежище!

КАРЛ: Не волнуйся – это салют, сегодня ведь День Независимости.

ВАЛЬТЕР (вылезает из-под стола): Салют. Ах, да салют. Слава Богу, пока только салют… Идём быстрей! (Увлекает его к выходу). Посадим твой саженец. Хочу оставить внуку цветущий сад. Надо успеть, успеть!

ПОПУГАЙ: Вальтер хахам! Хахам!

ВАЛЬТЕР: Что это он говорит?

КАРЛ: Он сказал: «Вальтер умный». Это на иврите.

ВАЛЬТЕР: На иврите?.. Так он, что, еврей?

КАРЛ: Вполне может быть – посмотри на его нос.

Вальтер хочет как-то отреагировать, но останавливается, машет рукой.

ВАЛЬТЕР: Ну, и ладно… Пойдём, посадим яблоню!

Уходят. Звучит песенка, которую, наверное, включил попугай:

«Ах, майн либер Августин, Августин, Августин…»

Конец

Сеанс одновременной любви

(Трагикомедия в двух актах, трёх картинах)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Глеб, сорок пять лет.

Зоя, тридцать четыре года.

Таня, сорок лет.

Вика, двадцать два года.

Оксана, тридцать восемь лет.

Действие происходит в наши дни, в конце лета.

Фотографии мизансцен из спектакля Крымского Академического театра им. Горького

Акт первый

Картина первая

Вечереет. Уголок парка: газоны, часть детской площадки: лодочка-качалка, перекидная доска… Слева и справа, ближе к авансцене, две скамейки. За газонами фонарь на невысоком столбике – он и освещает этот уголок.

Издалека периодически доносится музыка и пение – очевидно, там идёт концерт на открытой эстраде. Туда направлена фанерная стрелка-указатель с надписью «К эстраде». Появляется Зоя, осматривается. Убедившись, что это – то место, которое она искала, садится на скамейку. Взглянув на часы, достаёт из сумочки зеркальце, подкрашивает губы, поправляет причёску.

Сбоку, незамеченный ею, появляется Глеб, с улыбкой наблюдает за ней.

ГЛЕБ (громко): Хороша, стерва! Ни морщин, ни седин, ноги по-прежнему из-под ресниц!

ЗОЯ: Глебушка! (Бросается к нему, обнимает. Рассматривает). Поседел, потяжелел, но, в общем, ещё вполне в товарном виде… А если ещё седину убрать, то… Я сделаю тебе специальный шампунь.

ГЛЕБ (удивлённо): Ты?

ЗОЯ: Я ведь года три, до замужества, работала косметичкой, да, да… Надоело быть нищей чертёжницей, захотелось денег, не от мужиков, а самой зарабатывать, на духи, на шмотки.

ГЛЕБ: Ушла из своего проектного бюро? Бросила всех своих любовников?

ЗОЯ: Они тоже разбежались, кто куда. Половина подалась в барды (Изображает игру на гитаре, поёт, пародируя). «О, эти горы, горы, горы, а я шагаю с рюкзаком»… Слушай, а почему большинство наших бардов – бывшие инженеры?

ГЛЕБ (объясняя): У них зарплата такая, что хочется петь.

ЗОЯ (только сейчас обратив внимание, что он опирается на трость): А чего это ты с палочкой?.. Для пижонства?

ГЛЕБ: Меня один бандюга по бедру ножом полоснул.

ЗОЯ:. Господи! Конечно, из-за бабы?

ГЛЕБ: Какая разница из-за кого. Но ногу пока ещё приволакиваю.

ЗОЯ: У моего мужа тоже шрам. Вот такой величины, на животе…

ГЛЕБ: Только на себе не показывай, чтоб самой не заработать.

ЗОЯ: У него после Афганской войны. А у тебя из-за бабы, даже не сомневаюсь!

ГЛЕБ: Ты давно замужем?

ЗОЯ: Уже восемь лет.

ГЛЕБ: Мужа любишь?

ЗОЯ: Он меня удовлетворяет…

ГЛЕБ: Тогда всё окей – для тебя же это главное.

ЗОЯ: Ты меня не дослушал: он меня удовлетворяет материально. Только материально! Он старше меня на тридцать лет.

ГЛЕБ: Представляю, как ты ему изменяешь.

ЗОЯ: Это даже представить невозможно! (Смеётся)

ГЛЕБ: Н-да! (Цитирует) «Не пожелай жены ближнему своему!..». Это про тебя, Зоенька.

ЗОЯ: Не изменять я могла только тебе, а теперь… Мужчины ведь нынче все – одноразовые. С тех пор, как ты переехал в Москву, я стала заменять качество количеством.

ГЛЕБ: После моего отъезда прошло двенадцать лет. При твоей активности тебе уже одного Киева, наверное, маловато?

ЗОЯ: А я много путешествую, была в Карловых-Варах, в Греции, в Турции, на Майями…

ГЛЕБ: И муж тебя отпускает?

ЗОЯ: Он смирился, боится меня потерять. Согласись: молодая, сексуальная жена – это же счастье для пожилого мужчины.

ГЛЕБ: Согласен. Но это же и его несчастье. Он богат?

ЗОЯ: Не беден… У него и магазин, и турагентство… Но, как говорит восточная пословица, «Богатство не может принести людям счастья, оно лишь множит число неискренних друзей».

ГЛЕБ (с удивлением): Зоя!.. Ты стала читать и другие книги, кроме твоей любимой и единственной: «Как избежать беременности»?!

ЗОЯ: Эту пословицу я услышала от мужа, он – еврей, очень умный, читает библию, танах, талмуд…Вернее, он не совсем еврей, он украинец, но принял иудаизм, сделал обрезание…

ГЛЕБ: Украинцы всегда любили делать обрезания, правда, не себе, а полякам.

ЗОЯ: У мужа есть брат-шахматист, он уже гроссмейстер. Так его однажды за это побили.

ГЛЕБ: За что?

ЗОЯ: Думали, что гроссмейстер – это еврейская фамилия. Почему у нас столько антисемитов?

ГЛЕБ: Антисемитизм – пристанище посредственностей.

ЗОЯ: Помнишь того отморозка, которому ты выбил зуб, когда он меня оскорбил?

ГЛЕБ: Конечно, помню. Этот идиот почему-то решил, что ты и израильская шпионка, и арабская террористка одновременно.

ЗОЯ: Хорошо, что он милицию не позвал.

ГЛЕБ: Ему было некогда: он искал свой зуб.

ЗОЯ (осматривается): А тут ничего не изменилось.

ГЛЕБ: Только газоны подстрижены, как призывники.

ЗОЯ: Пойдём, посидим на лодочке, как когда-то.

ГЛЕБ: Пойдём. Только руки не распускай.

ЗОЯ: Ты стал этого бояться?!

ГЛЕБ: Я не боюсь. Просто, ещё со школьных лет, не люблю повторения пройденного.

Усаживаются в тесную лодочку, упираясь коленями, рассматривают друг друга.

ГЛЕБ: Ты, действительно, прекрасно выглядишь, ещё больше похорошела.

ЗОЯ: Почему ты сбежал? Ведь я была твоей первой любовью?

ГЛЕБ: Ты не точно формулируешь: это я был твоей любовью, а ты была моей любовницей – большая разница!.

ЗОЯ: Как же я от тебя балдела!… Выслеживала, подстерегала в подъезде, коньяк у отца воровала, тебе приносила… Почему ты меня бросил? Ведь, как женщина, я – высший класс, все мужики мне это говорят. В постели, такую, как я, вряд ли встретишь… Как ты меня называл?

ГЛЕБ: Исчадие рая… В постели ты, действительна, уникальна и заслуживаешь оваций… Но, видишь ли, Зоенька, между актами существуют антракты. А в антрактах с тобой такая скука, говорить можно только о том, кто, кого, когда и сколько раз…

ЗОЯ: А, может, у меня появились новые идеалы?

ГЛЕБ: Я знаю все твои идеалы – они под одеялом… Убери руки!

ЗОЯ: Я хочу только дотронуться до тебя.

ГЛЕБ: С этого всегда всё и начиналось. Ты помнишь?

ЗОЯ (смеётся): Конечно. Мы собирались к кому-то в гости, ты начинал переодеваться, снимал джинсы, рубашку, я подходила к тебе, начинала тебя гладить и…

ГЛЕБ: И мы всегда опаздывали. Давай пересядем на скамейку, у меня нога затекла…

ЗОЯ: Ой, прости, Глебчик, я забыла, что у тебя рана.

Вылезают из лодки, садятся на скамейку.

ЗОЯ: Я, действительно, дура: так обалдела, что до сих пор не спросила: чего вдруг ты приехал в Киев и назначил мне это свидание?

ГЛЕБ: В жизни каждого мужчины наступает момент, когда хочется пройтись по своей юности.

ЗОЯ: Ты помнишь своего наставника Арнольда?

ГЛЕБ: Конечно. Прославленный Киевский Казанова!

ЗОЯ: Толстый и некрасивый, и уже не очень молодой – как он мог нравиться женщинам?

ГЛЕБ: Он был умён и знал женскую психологию. Он учил нас, желторотых пацанов, как правильно цеплять девушек на улице. Он говорил: «Женщину отталкивает банальность: «Девушка, который час?… Девушка, как вас зовут?»… Это примитив для слаборазвитых!.. Любая уважающая себя женщина пошлёт тебя подальше… Её надо удивить или рассмешить, причём, сразу, у тебя на это есть всего несколько секунд – и если ты это смог, с неё слетает защитный панцирь, а дальше – развивай наступление»…

ЗОЯ: Я помню, как ты подошёл ко мне на Бульваре Шевченко. (Цитирует). «В Италии есть такой обычай: если люди два раза случайно встречаются, они подходят и знакомятся. А я вас вижу уже третий раз. Давайте не огорчать итальянцев». Конечно, я сразу клюнула.

ГЛЕБ: Не скрою: этот подход я взял на вооружение, и он у меня и в дальнейшем всегда срабатывал. Надо бы повидаться с Арнольдом.

ЗОЯ: Я тебя должна огорчить: Арнольд недавно умер.

ГЛЕБ: Царство ему Небесное! Наверное, перепил – у него было больное сердце.

ЗОЯ: Нет, говорят, был трезв. Просто, когда шёл к очередной подруге, перебрал Виагры, лёг в постель, обнял свою даму и скончался.

ГЛЕБ: Красивая смерть для мужчины.

ЗОЯ: Красивая-то красивая, но хоронить его было трудно.

С концертной раковины доносится громкий голос певицы.

ЗОЯ: Чего она так орёт на публику?

ГЛЕБ: Она ведь орёт под музыку, поэтому думает, что поёт.

ЗОЯ (любуясь им): Как я рада тебя видеть!… Какое это счастье снова встретить свою первую любовь!.. Если бы ты был женщиной, ты бы меня понял.

ГЛЕБ: Если бы я был женщиной, я был бы самой доступной: я никому бы не смог сказать «Нет!».

ЗОЯ: Как твой красавец – пудель?

ГЛЕБ: Живёт у друзей, на даче. Я завёз туда с полтонны его любимых консервов «Heppy Dog» – ему хватит до конца жизни. А твой гуляка-кот ещё жив?

ЗОЯ: Да. И ещё боец! У него есть кошка, он к ней бегает на крышу, каждую ночь.

ГЛЕБ: Ты меня провоцируешь?

Снова доносятся крики певицы.

ГЛЕБ: Наверное, она получает надбавку за громкость. Очевидно, я постарел: люблю потише и поинтимней.

ЗОЯ: Мне так нравилась твоя смешная песенка про рака.

ГЛЕБ (улыбаясь): Ещё помнишь? Я тоже её люблю. (Напевает).

 
Под корнями рак живёт,
Рак живёт, рак живёт,
Рыбий хвостик он жуёт,
Он жуёт, он жуёт…
 

ЗОЯ (подхватывая):

 
Рыбий хвостик очень сух,
Очень сух, очень сух,
 

ОБА:

 
Рак не знает вкуса мух,
Вкуса мух, вкуса мух.
 

Оба смеются.

ЗОЯ (решившись): Глеб, я приготовила тебе сюрприз.

ГЛЕБ: Ну!.. И какой же это сюрприз?

ЗОЯ: Очень приятный.

ГЛЕБ: Неужели живую негритянку?

ЗОЯ (с досадой): Зачем она тебе?

ГЛЕБ: Всегда мечтал. Специально слетал на Кубу.

ЗОЯ: За негритянкой?

ГЛЕБ: Да. И за негритянкой, и за мулаткой. Поверь, они оправдывают свою репутацию… Но, если тебя покрасить в шоколадный цвет – ты с ними могла бы конкурировать.

ЗОЯ: Глеб, пожалуйста, послушай, это серьёзно. Сегодня ночью я ухожу в круиз по Днепру. Шикарный теплоход, каюта люкс – когда ты позвонил, я заказала. Поехали со мной. Представляешь, пять ночей вместе, как когда-то.

ГЛЕБ: Ты не учитываешь, что я стал старше, антракты у нас удлинятся – я не выдержу твоих рассказов о том, кто, кого, как…

ЗОЯ: Клянусь, я буду молчать все пять суток!.. Я заклею рот липкой лентой, даже не стану ходить обедать!..

ГЛЕБ: Что ж… Тогда я подумаю. (Напевает):

 
Под корнями рак живёт,
рак живёт, рак живёт…
 

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ИЗ-ЗА КУЛИС (подхватывает):

 
Рыбий хвостик он жуёт,
он жуёт, он жуёт…
 

Входит Таня с дорожной сумкой на плече.

ТАНЯ: Рыбий хвостик очень сух, очень сух…Я эту песенку теперь сыну пою. Здравствуй, Глебушка!

ГЛЕБ (бросается к ней): Танюшка! (Обнимает, ведёт к скамейке, знакомит). Это Таня, моя бывшая жена. А это Зоя, моя бывшая…(запнулся)

ЗОЯ (завершая его фразу): Любовница!.. Вас это не удивляет?

ТАНЯ: Нет. У него всегда был хороший вкус.

ЗОЯ: Спасибо за комплимент, но я не о том. Вас не удивляет, что он назначил свидание жене и пригласил любовницу?

ТАНЯ: Удивляет, что только одну – у него ведь большой выбор. И потом, мы обе – уже бывшие.

ЗОЯ: Не знаю, если б я была его женой…

ГЛЕБ (резко обрывает): Но этого не случилось! (Тане, ласково) Чего ты с сумкой?

ТАНЯ: Я прямо с поезда, к тётке ещё не заезжала.

ЗОЯ (не скрывая удивления): Вы специально приехали из Москвы?

ТАНЯ: Да. Он меня позвал.

ЗОЯ: Сюда? В это время? На это место?

ТАНЯ: Да.

ЗОЯ: Но зачем двоих, сразу?

ТАНЯ: Давайте потерпим, он нам объяснит. Правда, Глебушка?

ГЛЕБ: Конечно, родная.

ЗОЯ (резко): Вот что, голубки, оставайтесь, воркуйте, а я пошла.

Поднимается, хочет уходить, но Глеб удерживает её.

ГЛЕБ: Постой! Не кипятись… Твоё предложение ещё в силе? ЗОЯ: Конечно!

ГЛЕБ: Я же сказал, что должен его обдумать. Дай мне время. ЗОЯ (обрадованно): Хорошо. (Возвращается на своё место). ТАНЯ (Глебу): До меня дошли слухи, что тебя опять уволили из театра. Это правда?

ГЛЕБ: Правда.

ТАНЯ: За что?

ГЛЕБ: Не буду скрывать: причина та же. Были детские каникулы, мы играли какую-то муть про войну. Играли по три раза в день, и, конечно, после каждого спектакля делали маленький а-ля фуршет. В последний день чуток перебрали. После первого фуршета я ещё держался на ногах, но после второго свалился и заснул под сценой. А в спектакле был эпизод: мальчик уходит в партизаны, мама его собирает, но врывается немец, избивает парня и утаскивает его в гестапо. Немца играл я. И вот представьте: парень собрался, подошёл к дверям, мама переживает: «Будь осторожен, Васёк!» – в этот момент должен врываться немец. А немца нет. Мама повторяет: «Будь очень осторожен, Васёк!». А немец не появляется… Мама снова повторяет, а немца нет… Короче: меня разыскали минут через десять и вытолкнули на сцену, когда мама уже рыдала на нервной почве, в сотый раз умоляя сына быть осторожным, а он надевал на себя всё новые и новые одежды, чтобы тянуть время. Когда я, фашист, буквально вполз на сцену, мама радостно воскликнула: «Слава Богу! Наконец-то!». А я с трудом поднялся, обнял парня за плечи, сказал: «Пойдём, сынок!», и он потащил меня за кулисы.

ЗОЯ (хохочет): Очень смешно! Наверное, дети решили, что это комедия.

ТАНЯ (печально): Тебе ампула не помогла?

ГЛЕБ: Я её вырезал, сразу после развода.

ЗОЯ: Актёры все пьют. Один мой… мой друг, играл пьяного высотника – он так напился, так правдиво падал с крыши, что получил заслуженного. Правда, он два ребра сломал, вот здесь…

ГЛЕБ: Только на себе не показывай! (Звонок телефона. Он вынимает мобильник, включает его). Да?. Я не забыл… Я помню. Хорошо… Хорошо… Я же сказал: хо-ро-шо!

Отключает, прячет в карман.

ТАНЯ (тревожно наблюдая за ним): Не люблю мобильные телефоны – они всюду находят нас, чтобы сообщить какую-нибудь неприятность, правда?

ГЛЕБ: Ты права. Мобильники надо хранить в туалете: поговорил, бросил в унитаз и слил воду.

ТАНЯ: Значит, ты опять безработный?

ГЛЕБ: Почему ты так решила?

ТАНЯ: Это же был последний театр, который взял тебя с испытательным сроком. А ты и тут не удержался.

ГЛЕБ: А мне никто не нужен – я открыл свой театр. Театр одного актёра.

ЗОЯ: Какой ты молодец!.. Мой муж говорит: самое ценное – быть самому себе хозяином!

ГЛЕБ: Твой муж – умница. Я всегда призывал: берегите евреев – источник мудрости!

ТАНЯ: Где находится твой театр?

ГЛЕБ: Он пока не имеет адреса. У меня театр без своей сцены, бесценный театр. Я снимаю помещение.

ТАНЯ (устало): Где?.. В вытрезвителе?

Она очень расстроена.

ЗОЯ: А бывает театр одного зрителя?

ГЛЕБ: Прекрасная идея! Один зритель – это уже аншлаг, два зрителя – успех, триумф, перевыполнение плана…

ТАНЯ: Почему ты не обратился к профессору Вольфу?.. У него прекрасные результаты: десятки его пациентов, бывших алкоголиков…

ГЛЕБ (поёт, дурачась): «Вышли мы все из запоя…»…

ТАНЯ (продолжая фразу): …Уже по несколько лет не пьют…

ГЛЕБ (продолжая дурачиться): «Как нам вернуться в него…».

ТАНЯ: …Он ждал тебя. Ты же обещал!

ГЛЕБ (оправдываясь): Я забыл. Танюша, я стал очень рассеянным. Нет, честно, честно!.. Представляешь: однажды бутылку молока вместо холодильника поставил в туалет, а в холодильник написал.

ТАНЯ: Ну, что ты на себя наговариваешь!.. Зоя может подумать, что ты, действительно, такой.

ЗОЯ: Глеб, объясни своей бывшей, что Зоя тебя очень хорошо знает, и очень давно, раньше некоторых.

ТАНЯ (не реагируя на её выпад. Глебу): На что же ты живёшь?

ГЛЕБ: Подрабатываю на эстраде. Выступал в новогодних концертах, с сатирическим фельетоном, музыкальным… Сам сочинил. Вот послушай! (Поёт).

 
В Москве родился Ёлочкин,
В Москве он процветал,
Зимой и летом с каждого
Зелёненькими брал!
 

Дальше пересказываю в прозе. Прислуживал ему трусишка Зайцев серенький… Друг Морозов его крышевал…Всё было бай-бай. Но однажды явился суровый ревизор Волков и срубил Ёлочкина под самый корешок…

ЗОЯ: Прикольно!…

Расстроенная Таня сидит, опустив голову.

ГЛЕБ (ей): Поверь, это пользовалось успехом!.. Меня даже пригласили выступить в передаче «Аншлаг»!

ТАНЯ (грустно): Это огромный шаг вперёд после МХАТА, где ты репетировал Гамлета.

Снова звонит мобильник. Глеб вынимает его, смотрит.

ГЛЕБ: И отвечать не стану! (Прячет мобильник в карман). Девчонки, мне надо на пять минут… Тут рядом, метров двести. (Оправдывается) Я пытаюсь переходить с водки на пиво, ну, а пиво… сами понимаете… Вы подождите, я скоро!.. Скоро!…

Уходит. Пауза.

ТАНЯ: Вы не знаете, почему он так тяжело ходит?.. И с палочкой?..

ЗОЯ: Его какой-то бандит ножом ударил, подрались из-за бабы.

ТАНЯ: История, леденящая кровь.

Видно, что она не поверила. Снова пауза.

ТАНЯ: Вы замужем?

ЗОЯ: Да.

ТАНЯ: Есть дети?

ЗОЯ: Мой муж старше меня на тридцать лет – я могу родить ему только внуков… А у вас?

ТАНЯ: Сын. Пять с половиной лет.

ЗОЯ: Счастливица! Я бы хотела иметь ребёнка от Глеба.

ТАНЯ: Это не его ребёнок. Это от моего теперешнего мужа… Вы молодая – ещё родите.

ЗОЯ: От мужа – не хочу, от Глеба – опоздала… И потом – кому нужна молодость!.. Для меня это самое противное время моей жизни: постоянно под присмотром: того нельзя, этого нельзя!..

Всё время надо учиться, то в школе, то в институте… Там педагоги тобой командуют, дома – родители… Ни одеться прилично, ни косметику купить – вечное безденежье… Нет! Самое идеальное время – сейчас: тридцать плюс… Ещё выглядишь, как модель, знаешь себе цену, сама всё решаешь, денег навалом, всё доступно…

ТАНЯ: Значит, вы теперь счастливы? (Зоя молчит). Вы счастливы?

ЗОЯ: Для полного счастья мне не хватает одного… Одного человека… (Неожиданно). Почему вы не родили от Глеба?

ТАНЯ: Он не хотел детей. Я делала аборт за абортом.

ЗОЯ: Это же очень вредно. Почему вы не предохранялись?

ТАНЯ: Я хотела детей.

ЗОЯ: А он предохранялся?

ТАНЯ: Да. И очень старательно. Но я тайком прокалывала все его презервативы.

ЗОЯ: Кем вы работаете?

ТАНЯ: Я – психолог.

ЗОЯ: Психологи, это которые с психами?

ТАНЯ: Нет, со здоровыми, чтоб они не стали психами.

ЗОЯ: Когда-нибудь и я к вам обращусь, у меня комплекс: я очень боюсь абортов, Я всегда, с самой юности, предохранялась, и в турпоходах, и в лагерях…

ТАНЯ (удивлённо): В каких лагерях?

ЗОЯ: В пионерских. Я, ещё когда была старшеклассницей, а потом и студенткой, на каникулах всегда старалась попасть в лагерь, на всё лето…

ТАНЯ: Вы так любили пионеров?

ЗОЯ: Точнее, пионервожатых. Там, после отбоя, ночью, начиналась очень насыщенная жизнь – я набиралась опыта.

ТАНЯ (после паузы): Вы вышли замуж только из-за денег?

ЗОЯ: Не только. Мы познакомились на чьей-то свадьбе, он прекрасно танцевал вальс, мы кружились весь вечер. Он сказал, что это его любимый танец, и он в завещании написал, чтобы на его поминках не плакали, а танцевали вальс. Мне это понравилось, мы начали встречаться.

ГЛЕБ (который слышал последние слова, появляясь): А я бы хотел, чтобы на моих поминках отбивали чечётку: в ней и ритм, и темперамент, и азарт. Все, кто меня любил – только чечётку!

ЗОЯ: Полстраны затанцуют.

ГЛЕБ: Девчонки, простите, что задержался, но в этом парке общественные туалеты модернизировали: в них двери теперь захлопываются, но открываются не изнутри, а снаружи. Пришлось ждать следующего клиента, чтобы выпустил на волю… Зато я нам по бутылке пива принёс, жажду утолить.

ЗОЯ: Нет уж, спасибо: пиво – враг талии.

ТАНЯ: Ты забыл, что я не люблю пиво.

ГЛЕБ: Суждены нам благие порывы, но… Придётся самому выдуть.

Срывает пробку с одной из бутылок, пьёт.

ТАНЯ: Глеб, ты когда-нибудь за кого-нибудь молился?

ГЛЕБ: Что? (Чуть не поперхнулся). Чего это ты вдруг?

ТАНЯ: А есть ли у тебя кто-то, за кого тебе хотелось бы помолиться?

ГЛЕБ: Танюшка, ты же знаешь, что я неверующий.

ТАНЯ: Это неважно. Человек живёт на этой Земле, пока ему есть за кого молиться и пока есть кто-то, кто за него просит Бога… Я молюсь за тебя, Глебушка.

ГЛЕБ: Спасибо, но это ни к чему. Я и так доживу до положенного мне срока.

Сильный удар камнем со стуком сбивает стрелку-указатель. Появляется Вика с сумкой через плечо, с рогаткой в руке.

ВИКА (радостно): Попала! (Бросается к Глебу на шею). Ты видел, какая точность!

ГЛЕБ (обнимает её): Викуля!.. Почему опоздала?…

ВИКА: Это не я, это самолёт.

ГЛЕБ (знакомит всех): Это Вика, моя подружка из Алма-Аты. Это Таня, а это Зоя.

ЗОЯ: А почему ты не говоришь ей, кто мы тебе?

ВИКА: А мне всё равно, я ведь не к вам прилетела, а к нему.

ЗОЯ: Вместе с рогаткой?

ВИКА: Да. Это же его подарок. Он мне подарил её на день рождения – я так обрадовалась.

ЗОЯ: Изысканный подарок для девушки.

ГЛЕБ: А она всегда была мальчишкой, вечно в компании пацанов – мчала с ними на мотоциклах, играла в футбол, гоняла голубей… (Вике). Покажи тётям, как ты умеешь свистеть.

Вика вкладывает два пальца в рот и издаёт пронзительный свист.

ГЛЕБ (довольный): Видали?.. Я так не умею.

ВИКА: Когда я свистела, он называл меня Соловьиха-Разбойничиха.

ЗОЯ: Подумаешь!

Пытается свистнуть, как Вика. У неё не получается.

ВИКА (ей): Вы неправильно вкладываете пальцы в рот.

ГЛЕБ: Видишь, Зоенька, даже ты не всё умеешь правильно вкладывать.

ТАНЯ (Вике): Вы, действительно, прилетели из Алма-Аты?

ВИКА: Да. Глеб мне билет прислал, туда и обратно. В два ночи надо опять быть в аэропорту, в четыре тридцать – улетаю…

ЗОЯ: Ты решил устроить съезд всех своих любовниц?

ГЛЕБ: Не съезд, а симпозиум: только самые любимые.

ЗОЯ: В твоих устах слово «любимые» как-то не звучит.

ГЛЕБ: Хорошо, исправлюсь: самые желанные, самые близкие, самые… (Подыскивает слово).

ЗОЯ: Я тебе помогу: самые те, с которыми ты дольше всех спал. Правильно?

ВИКА: Не так, не так!… Самые те, с которыми ему было хорошо!

ГЛЕБ: Умница!.. Учись, Зоинька, иногда отрываться от эротики.

ВИКА: А что такое эротика?

ГЛЕБ: Это наука, которую можно изучать только вдвоём.