Текст книги "Купол надежды"

Глава седьмая. «ЧУДОМ УЦЕЛЕВШИЙ»

«Все мы в Городе-лаборатории были потрясены известием из Нью-Йорка. Самолет с комиссией ООН исчез…

Генри Смит успел передать по радио, будто комиссия на своем завершающем заседании вынесла решение об отрицательном отношении к эксперименту, разукрасив репортаж описанием ужасов отравления искусственной пищей всех членов комиссии.

Николай Алексеевич не выдержал и, вне себя от горя и гнева, слег.

Как же я была слепа, выслушивая пошлые любезности американского журналиста! И вот столкнулась теперь с его подлинной сущностью, с наглой ложью, спекуляцией на проведенной кем-то диверсии! Все это подкосило Николая Алексеевича. Ведь лорд Литльспринг, прощаясь, сообщил об одобрении комиссией деятельности Города-лаборатории вопреки результатам диверсии.

Я ничего не могла выяснить на заводе. Кто, когда и как мог совершить это гнусное злодеяние, которое ставило весь наш Город Надежды в затруднительное положение. Мы не только срывали поставки питательных продуктов в голодающие страны, мы не могли теперь даже прокормить население города. Я была в отчаянии.

Николай Алексеевич послал в ООН свое опровержение газетной «утки» Генри Смита, в ответ на что опубликовавшие «утку» газеты обрушились на академика Анисимова, который якобы не в состоянии опровергнуть факт компрометирующей искусственную пищу дегустации и все же решается якобы «в своих целях фальсифицировать решение погибшей комиссии. Бог да упокоит их души! Однако чудом оставшийся в живых единственный свидетель показывает иное!»

«Оставшийся чудом в живых!»

Я задыхалась от ярости, уподобилась львице, защищающей детенышей. Честное слово! Я стала «следователем», хотя никто не уполномочил меня на такую деятельность. Решила вывести на чистую воду этого «пирата печати», сумевшего обмануть и усыпить меня! Я почти ненавидела себя! Право-право!

Конечно, теперь, спустя какое-то время, я допускаю, что моя «самодеятельность» могла принести больше вреда, чем пользы. Я делала все неумело, непрофессионально, давала виновным шанс укрыться! Выяснить по горячим следам то, что я была в состоянии, все-таки полезно. Даже пусть меня осудят за мои действия, но я такая, какая есть. Тем более что даже Николай Алексеевич, видимо, допустил ошибку, слишком доверяя завербованным в Антарктиду энтузиастам. У нас не имелось в городе, насчитывающем несколько тысяч жителей, ни полиции, ни судебных органов, как нет их в обычных научных поселениях – полярных станциях, экспедициях и тому подобное. Так решили в ООН.

Неожиданно Генри Смит явился сам, решил наглой прямотой «разоружить» меня.

Он был возбужден, одет неопрятно, небрит, говорил отрывисто, перебивая сам себя, изображая человека, перенесшего величайшее потрясение.

– Мэм! Именно к вам я хотел прийти к первой! – начал он. – Перед вами чудом уцелевший. Я знаю, как волнуется сейчас весь Город-лаборатория. Не мне решать его судьбу. Достаточно того, что я сам определил собственную судьбу, не разделив участи тех, кто оказался на борту злосчастного самолета. Он исчез, исчез в районе Бермудского треугольника. И этим сказано все, ибо нет в мире места страшнее.

Я слушала Смита в кабинете Николая Алексеевича. Больного мужа осматривал сейчас в спальне доктор Танага.

Я сидела на диване, а Генри Смит расхаживал по ковру между письменным столом и книжным шкафом, размахивая руками и то дело поминая бога.

– Да! Только вмешательством божьей силы могу я объяснить свое чудесное спасенье, мэм!

– Но, кроме божьей силы, вам, очевидно, помогло и то, что вы трусливо не явились на самолет? – с достаточной холодностью спросила я.

– О да! Именно вам, мэм, я могу признаться в этой так называемой «трусости»! Я лично объясняю ее внушением свыше. И не боюсь в этом признаться, ибо это сохранило мне жизнь, а она для меня, поверьте, представляет некоторую ценность. Не то я вместе с недавно гостившими здесь почтенными членами Особой комиссии ООН метался бы сейчас за решеткой гнусного зоопарка.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась я. – Шутки неуместны.

– Помилуйте, какие шутки! Ведь я вам сказал о Бермудском треугольнике. Позвольте мне напомнить вам о нем. Прошу вашего внимания. Это очень важно.

– Безусловно, – согласилась я, едва преодолев неприязнь к этому человеку.

Журналист достал записную книжку и стал цитировать:

– Я приведу лишь несколько случаев из многих сотен. Но они наиболее впечатляющи и, безусловно, безупречны. Итак: «Исчезновение самолетов 5 декабря 1945 года, уже после окончания второй мировой войны, с военной базы на полуострове Флорида, США. Пять военных самолетов с опытными летчиками вылетели в обычный патрульный полет с возвращением обратно. Вылетели в 14 часов. В 15 часов 15 минут легли на обратный курс, все время поддерживая связь с военной базой. И вдруг такой разговор по радио:

База: Каковы ваши координаты?

Командир звена: Не можем сообщить, не понимаем, где находимся.

База: Держать в сторону запада.

Командир звена: Не можем установить, где запад.

Командир базы: Определите по солнцу.

Звено: Не видим солнца. Не знаем, в какой оно стороне».

И дальше отрывочные радиосигналы терпящих бедствие. И все…

Я поежилась. Смит продолжал:

– С базы вылетел специальный спасательный гидросамолет, оборудованный на случай помощи при всяких катастрофах, способный сесть на воду, спустить лодки, гасить пожар и прочее. Он был снабжен самыми надежными приборами связи и локаторами.

– И что же? Он вернулся ни с чем? – спросила я.

– Он не вернулся. Он исчез, как и пять предыдущих. Это нельзя себе представить, но, увы, это так. В Бермудском треугольнике нарушаются обычные представления. Там возможно все!.. Вы можете прочесть об этом событии, обошедшем всю американскую прессу, и в книге исследователя загадочных аномалий Чарльза Бернина «БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК» начиная со 2-й страницы по 20-ю!.. Волосы поднимаются дыбом, когда читаешь!

– Целая книга об этом?

– Издание 1974-го, потом 1977 года. Очень серьезный труд. Но вот еще один случай. Он опубликован у вас, в России, в вашей газете «Правда» 7 марта 1977 года под заголовком «ОПЯТЬ БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК». Цитирую: «Во время тренировочного полета американского бомбардировщика КА-6, пилотируемого капитаном-лейтенантом Полом Смитом…» Это не мой родственник, мэм. «…с штурманом Ричардом Гленардом на борту, попав в зону Бермудского треугольника, самолет сразу же потерялся. Радиосвязь с авианосцем „Джон Кеннеди“ оборвалась. Поиски, как обычно в этом районе, результатов не дали». Подписано спецкором «Правды» Т. Колесниченко.

– Кажется, я читала это сообщение.

– Вы читали, а я переживал. И только вчера определял по этим сообщениям свою судьбу, мэм. А вы готовы назвать это вульгарной трусостью. Нет! Это предвидение, опять повторяю вам – внушение свыше. Но извольте вспомнить о кораблях тоже. Вернемся к 1918 году. 4 марта того года огромный рудовоз «Циклоп» водоизмещением в двадцать тысяч тонн вышел с острова Барбадос, прошел мимо Кубы и… исчез. А на его борту находилась такая важная персона, как американский посол в сопровождении видных дипломатов. И никаких следов, ни одного спасательного круга, шлюпки, обломка… Ни одного сигнала! Об этом сообщала в свое время вся американская пресса. Но вас, конечно, убеждают лишь советские сообщения. Извольте. Журнал «Техника – молодежи», номер 5 за 1965 год, страница 33. У меня все записано. Я мог бы перечислять вам загадочные случаи до вечера.

– Но ведь научные экспедиции обследовали тот район и ничего не обнаружили.

– Извините, мэм. Кое-что обнаружили. Например, вмятину в океане.

– Как вас понять?

– Опять цитирую вам для убедительности вашу «Правду»: «Американский исследовательский спутник с помощью электронного дальномера с огромной точностью определял расстояние от орбиты до поверхности Земли. И он обнаружил, что в районе Бермудского треугольника уровень океана на двадцать пять метров ниже, чем повсюду»! Каково? Это на поверхности океана! А под поверхностью? Могу сообщить вам, что американские исследователи обнаружили там пирамиду… да, да! – пирамиду размером больше пирамиды Хеопса, внутри которой, быть может, и действуют те ужасные аппараты, которые совершают бермудские преступления.

– О чем вы говорите?

– Об инопланетянах, мэм! О злобных гуманоидах, разбойничьи приютившихся на нашей Земле и захватывающих время от времени наших землян, чтобы пополнять свои инопланетные зоопарки.

– Вы говорите отвратительные вещи, мистер Смит!

– О нет, мэм! Вам легко морщиться, а каково мне, который сопровождал по долгу службы членов Особой комиссии ООН, внушающих мне не только величайшее уважение, но и искреннюю любовь и восхищение. Подумайте, каково мне представить себе несравненную Шали Чагаранджи, с которой сорвали все одежды, чтобы любопытные посетители зоосада могли лучше рассмотреть телосложение землянки. Или каково представить себе лорда и сенатора, которым через прутья решетки просовывают косточки с мясом, чего, увы, они не видели здесь и из-за чего, быть может, там подерутся между собой. И все это на потеху уродливым инопланетным зевакам с огромными головами на щупальцах или напоминающим телосложением наших мальчишек с лицами старичков. Я все это знал, мэм, я все это ярко представлял себе! И не послужит ли это оправданием тому, что вы называете трусостью, а я чувством самосохранения, благоразумием? И я молю сейчас бога лишь об одном.

– О чем?

– Чтобы они вернулись невредимыми из безвременья.

– Что это за надежда?

– О мэм, недаром ваш город зовется Городом Надежды. Я процитирую вам последнее сообщение, свидетельствующее о разнообразии действий инопланетян на Земле.

– Тоже советский источник?

– И советский тоже. В вашем еженедельнике «За рубежом» в 1975 году воспроизведена страница 103 книги упомянутого ученого Берница: «Скачок во времени произошел пять лет назад на аэродроме Майами (это у нас в Штатах!). Он так и не нашел убедительного объяснения. Пассажирский самолет „Нейшн аэрлайн“ с 127 пассажирами на борту приближался к посадочной полосе с северо-востока и фиксировался наземным радаром. Внезапно он исчез с экрана и появился лишь десять минут спустя. Самолет совершил посадку без всяких осложнений. Его командир и экипаж были удивлены беспокойством наземного персонала аэропорта. По мнению летчиков, у них все было в порядке. Но диспетчер сказал командиру: „Дружище, в течение десяти минут вас не существовало!“ Летчики сверили свои часы с аэродромными и обнаружили, что все самолетные часы отстали ровно на десять минут, как раз на то время, на которое исчезал самолет. Важно сказать, что все часовые механизмы на Земле и в воздухе были сверены между собой всего двадцать минут назад!» Вот в чем моя надежда, – закончил Генри Смит. – Я молю бога, чтобы «это» было безвременье, а не гуманоиды, эти инопланетные уродцы, замышляющие, быть может, изменить западный общественный строй на Земле!»

Глава восьмая. СНОВА ГУМАНОИД

«– Ну конечно, ты вспомнила о том, что меня называли гуманоидом, когда о гуманоидах зашла речь, – с усмешкой сказал мне отец, как только я начистоту выложила ему все.

Он сидел в кресле, едва доставая ногами до пола, отвернувшись от чертежной доски и проницательно, но ласково глядя на меня.

Верила ли я в то, что мой отец действительно гуманоид и что во мне самой течет инопланетная кровь? Стараясь быть откровенной с самой собой, я должна признаться, что чуть-чуть, совсем немножко, но допускала это. Словом, такую возможность, выражаясь математическим языком, не считала равной нулю. Честное слово! И я сказала папе:

– Если ты гуманоид с другой планеты, то и я ведь сродни и тебе и другим гуманоидам, которых сейчас хотят обвинить в тяжких преступлениях.

– Дело не в этом, – сказал серьезно папа. – Давай рассудим, кому на Земле выгодны такие «инопланетные преступления», как гибель «Конкорда»?

– Думаю, тем, кого не устраивала деятельность нашего Города-лаборатории, скажем, оптовым торговцам зерном, теряющим барыши при поставке продовольствия голодающим районам мира.

– Не только, не только… Это верная экономическая подоплека. Но есть еще и другая – общеполитическая.

– Какая связь между научным экспериментом и политикой?

– Прямая. Город, где люди отдают все, на что способны, получая для себя все, в чем нуждаются, пугает апологетов капитализма. Они готовы кричать о пропаганде коммунизма под флагом ООН. Теперь взглянем на наши события.

– На приезд комиссии, на исчезновение «Конкорда»?

– Легко понять, кому выгодно скрыть подлинные выводы комиссии. Если они отрицательны для Города-лаборатории, как утверждает Смит, то нет никакого смысла препятствовать их обнародованию. Но если они были положительными и почему-то их предварительно не передали по радио, то исчезновение членов комиссии позволило господину Смиту выступить как единственному свидетелю, который присутствовал на заключительном заседании комиссии. И он утверждает прямо противоположное тому, что устно передал Николаю Алексеевичу лорд Литльспринг.

– Значит, Смит?

– Конечно, именно господин Смит представляет и отстаивает интересы врагов Города-лаборатории. И ради этого задержался, не полетел, хотя на первый взгляд ему выгоднее скорее оказаться в Америке. Спрашивается, почему?

– Он отгородился дурной славой Бермудского треугольника, в районе которого исчез самолет, «преступлениями» гуманоидов.

– Твоя задача не только реабилитировать воображаемых гуманоидов, но и разоблачить землян, отнюдь не воображаемых, по указке которых действовал Смит. «Иван Ефремов» еще не отплыл. Полезно поговорить с самим Смитом, припереть его к стене. Возможно, вскроется прямая диверсия.

Я уже знала, что должна делать. И через некоторое время была на борту лайнера.

Смита я нашла в баре «Тени минувшего», где он наверстывал упущенное за время пребывания в Городе Надежды и уже изрядно нагрузился. Быть может, этим объясняется его наглый тон, каким со мной он прежде не говорил. Или он уже считал себя недосягаемым? Преодолев отвращение, я обратилась к нему:

– Мистер Смит, я не успела узнать у вас, почему вы сочли нужным отправить на самолете багаж, не собираясь лететь?

– О мэм! Пустое! Не налить ли вам рюмочку? Женщинам с вашей наружностью очень идет, когда они сидят с рюмкой в руке.

– Позвольте мне заменить ее ручкой, которой я запишу ваши показания.

– Показания? Прикажете рассматривать нашу беседу как допрос? Вы забываете, что я уже в международных водах на борту зафрахтованного международной организацией корабля!

– Вы давно на международной территории. Но вам полезно вспомнить, что вы на борту советского корабля.

– Ага! Уже договорились с экипажем о попрании прав свободного журналиста? А международные соглашения? Я буду протестовать!

– Но почему вам не ответить на такой простой вопрос? Ведь я отвечала на все ваши вопросы, когда встречала вас.

– Пожалуйста, я отвечу. Я джентльмен. Но отвечу не «следователю», а лично вам, мэм, в знак моего к вам расположения. Особого расположения, мэм! С вами я сам не свой! Эх, будь мы в другое время, в другом месте! Но теперь… прошу вспомнить, что мне удалось доказать вам, что я вовсе не трус. Мне это очень важно!..

– Вернемся к чемодану.

– Да, мэм, я отправил чемодан. Но это было уловкой.

– Уловкой?

– Какой же вы детектив, мэм, если не делаете вывода, что при виде моего чемодана улетающие успокоились. Время шло, «Конкорд» уже нельзя было больше задерживать. На это я рассчитывал.

– Вот теперь ваши мотивы ясны. С кем же вы отправили свой чемодан?

– А! – махнул рукой Смит, выпивая залпом двойную порцию виски и сползая с высокого табурета. – С первым встречным. Ведь охотников получить наличные деньги, которых нет в обороте в вашем ледяном коммунистическом царстве, куда больше, чем вы воображаете.

– И все-таки. Как выглядел этот любитель наличности?

– Откуда я знаю? Я не заметил в нем никаких особенностей.

– Но диспетчер аэродрома заметил.

– Какая нелепица, господин прелестный сыщик! Какой судья поверит вам, если учтет, что диспетчер не может отлучиться от пульта, находящегося на большом расстоянии от самолета.

– Дело в том, что диспетчер был молодым парнем, плененным красотой Шали Чагаранджи, а она, ожидая вас, в волнении ходила около самолета. Диспетчер же любовался ею в бинокль.

– Даже это установили? Поздравляю.

– Не только это, но и то, что Шали Чагаранджи обрадовалась, увидев посыльного с чемоданом, а диспетчер рассмотрел и его.

– И что же? – с наглой улыбкой спросил Смит.

– Диспетчер увидел, что толстяк хромал и у него был подбит глаз. Так кто это был?

– Оставьте меня в покое, господин частный детектив! Я не обязан знать, кто дерется в вашем прославленном подледном раю и ставит друг другу фонари под глазами.

– Мне вполне достаточно этого вашего подтверждения, – сухо закончила я.

– Я ничего не говорил вам, ничего не показывал! – заволновался Смит.

– Ничего, кроме того, что записано моим магнитофоном.

– Вы не предупредили меня об этом!

– Я думаю, что вам еще представится возможность давать показания следственным органам на континенте.

– Не думаю, не думаю, мэм. Едва ли ваши руки дотянутся дотуда.

Я вернулась в Город Надежды. Теперь предстояло найти хромого толстяка с подбитым глазом.

За все время существования Города Надежды у нас не произошло ни одной драки. Доктору Танаге не было известно ни об одной травме за эти дни. Я оказалась в тупике».

Глава девятая. КЛИНКИ РЖАВЕЮТ

«Я ничего бы не добилась, если бы не Спартак с Остапом. Они с воодушевлением решили помочь мне.

Нашелся человек, который все знал. Это был наш знаменитый кулинар «маркиз де Грот».

Его привел ко мне Остап:

– Клевое дело: «последние известия», «светские сплетни», «утиное стадо для западных газет» – и все это нормально в одном лице, вернее, личике с усиками. Рекомендую, «маркиз де Грот», который все знает. Дай тете ручку.

«Маркиз» смущенно улыбался:

– Мсье Остап слишком преувеличивает мою осведомленность, мадам. Я лишь кое-что слышал и кое-кого видел.

– Кто он? Приведите его ко мне.

– Если позволите, мадам, мы приведем к вам одну даму. От нее вы узнаете больше, чем от прихрамывающего толстяка с подбитым глазом, ибо глаз ему подбила именно она.

– Балдей не балдей, а похоже, что это так, – глубокомысленно заключил Остап. – Ждите нас с Марией. Крутанем с пол-оборота.

Мария пришла робкая, сконфуженная, в черной мантилье. Когда-то красивое лицо ее осунулось. Она заговорила страстно:

– Да заступится за меня пресвятая дева! Не выгоняйте нас из Города, сеньора. Я не могла поступить иначе. Я расскажу вам все как на исповеди, если господа оставят нас одних.

– Зажигать фонари под глазом, должно быть, дело дамское, придется нам, маркиз, топать ножками, пока не позовут.

Это была Мария, жена Педро, которых повстречал в Южной Америке Николай Алексеевич.

Едва мы остались одни, Мария расплакалась:

– О сеньора, да защитит вас пресвятая дева, мы так преданы вам, так преданы! И, если бы он не сказал так о вас, которую мы все чтим, у меня рука не поднялась бы.

– Расскажите по порядку, милая Мария.

– Да благословит вас господь за вашу ласку, добрая сеньора. Он явился в наш дом со словами, что старая дружба, как клинки из хорошей стали, не ржавеет.

– Кто он?

– Да все тот же проклятый Мигуэль Мурильо, с которым связала нас судьба из-за нашей с Педро добросердечности. Когда ваш супруг, сеньора, будь благословенно его имя, угостил нас замечательной едой в самые наши голодные дни, то этот Мурильо проходил мимо нашей лачуги и от запаха разогретой еды упал в обморок – так изголодался. А каждый голодный нам друг, мы накормили и выходили его, сеньора. С тех пор они с мужем стали дружить. Куда-то уезжали на заработки, скрывая это от меня. Но толку было мало, если не считать того, что оба завербовались в ваш благословенный Город Надежды. Только здесь обрели мы надежду жить, не умирая с голоду.

Я подсела к Марии, обняла ее за плечи и вытерла платком слезы, которые струились по ее смуглому лицу. Она поцеловала мне руку, которую я не успела отдернуть.

– Я все расскажу вам, сеньора, все-все, только не выгоняйте нас отсюда.

– Никто не выгонит вас, Мария. Важно, чтобы Город не прикрыли, как того хотят некоторые богатеи.

– Да коснется их черный ангел своим крылом. Вот теперь мне становится понятнее, зачем он явился к нам. Сначала он перевел разговор на воспоминания, твердил все о каком-то Централь-парке, пугал, будто их с Педро могут узнать, тогда им несдобровать, их сразу же вышибут отсюда. А что делать тогда нам с ребятишками?

– Полно-полно, Мария. Никто здесь не обидит вас, честное слово!

– И он еще сказал, что «старик в свое время откупился от них, дав каждому по десять долларов, и теперь припомнит, если Педро не послушает Мигуэля».

– Если не послушает?

– Да. Он грозил открыть «старику», кто они такие – Мигуэль с Педро. И он говорил, пусть и меня вышибут отсюда, но ты со своими ублюдками пойдешь по миру. И еще стращал, будто бы в Городе Надежды должна произойти чистка, всех неугодных сошлют на Большую землю, и Педро в первую очередь, если он не послушается старого друга. Он говорил все это и курил.

– Курил? – ужаснулась я. Для меня это было кощунством!

– И курил и пил спиртное. Мой Педро попробовал только одну рюмочку, клянусь пресвятой девой, а от сигарет отказался.

– К чему же склонял Педро его старый друг?

– Чтобы Педро подговаривал всех защищать свои «права», угощал бы сигаретами, подносил выпивку и требовал бы от дирекции отмены всяких там запретов. И чтобы привозили из Австралии настоящее мясо, не то откажутся от работы. Он уверял, что недовольных много. Дай им только сигнал. И напоследок потребовал, чтобы Педро и эти недовольные выбрали бы его, Мурильо, одним из директоров.

– И вы все это слышали, Мария?

– Я вступила в мужской разговор, потому что тревожилась за детей. Я сказала, что не надо бояться чистки, что можно обратиться к вам, сеньора, что вы душевная женщина. И тогда Мигуэль стал зло смеяться. Мне страшно повторить его слова.

– Повторите, Мария, это важно.

– Но они касаются вас, несравненная наша заступница.

– Все равно. Это нужно для следствия.

– Для следствия? – испугалась Мария. – Он назвал вас распутной женщиной, которая якобы продалась старику, чтобы ловко устроиться здесь со своим бывшим мужем, сделав его любовником. И будто сыночек ваш вовсе не от старика, который на это не способен, а от бывшего мужа и вы вдвоем старика водите за нос.

– Какая мерзость! – не выдержала я.

– Именно мерзость, сеньора. Я тут не выдержала и ударила Мигуэля в морду, иначе ведь не назовешь его свиное рыло. Он бросился на меня с кулаками. Тут Педро ввязался в драку, и мы вдвоем так отдубасили негодяя, что он вылетел с лестницы нашего второго этажа. Добавлю, что и ребятишки наши помогали нам. Это была драка так драка! Всем семейством, да простит мне пресвятая дева. И мы выбросили вслед ему его дрянные фляжки, из которых Педро должен был угощать спиртным своих друзей.

– Спасибо, Мария. Теперь ясно, кто принес в самолет чемодан.

Остап и Спартак, едва Мария закончила свой рассказ, пообещали привести Мигуэля Мурильо.

Он был отвратителен, этот тип, неопрятный, опустившийся, с одутловатым лицом и синяком под глазом. От него несло перегаром.

– Не верьте ни одному слову из того, что наговорила на меня эта ведьма, – сразу начал он, даже не выслушав моего вопроса. – У нас здесь учреждение Организации Объединенных Наций, и я требую присутствия при разговоре со мной беспартийного чиновника ООН. И моего адвоката из Филадельфии.

– Вам еще придется говорить в США со следователями и другими чиновниками и вызывать своего адвоката. Вы принесли в самолет чемодан журналиста?

– Я не знаю, что в нем было. Наверное, обычное барахло.

– Не слышали ли вы в чемодане тиканья часов?

– О сеньора! Меня изувечила эта проклятая семейка. Я стал туг на ухо и ничего не слышал. Я и вас-то слышу с трудом.

– Современные адские машины делают без часовых механизмов, – заметил Спартак. – Химический или радиоактивный запал.

– Ясное дело, – согласился Остап. – Нормально. Из такого типа признание добрым словом не вышибешь, надо припереть его к стенке.

– Что он говорит, сеньора? Я требую, чтобы его слова были переведены на принятый здесь международный язык.

– Он говорит, – сказал Спартак по-латыни, – что вас, господин Мурильо, надо припереть к стенке.

– Что? – испуганно завопил Мигуэль. – Меня хотят поставить к стенке, расстрелять? Это самосуд! Я требую вмешательства академика Анисимова. Он не допустит расстрела ни в чем не повинного человека, который позволил себе лишь выкурить одну сигарету. За это не расстреливают, не расстреливают!..

– Не бойтесь, – заверила я его. – Если вас будут судить, то не за сигарету, а за соучастие в диверсии, погубившей самолет «Конкорд» вместе со всеми пассажирами и экипажем.

– Я ничего не знаю об этом. Спросите лучше мистера Смита. Его багаж я нес, а не свой. И я не мог знать, что несу.

– Это другое дело, – оказал Спартак. – А сейчас смывайся, пока мы с Остапом не добавили тебе к тому, что ты уже получил от семейства Педро.

Мигуэль Мурильо исчез.

У нас, добровольных исследователей, было слишком мало доказательств того, в чем мы были уверены.

Но что толку от нашей уверенности? Она никого не убедит!»