Текст книги "О прожитом с иронией. Часть вторая"

Бог мой, оказывается, у мамы есть сестра, и живёт эта сестра во Франции, и она, судя по письмам, неоднократно звала мать к себе. А он и не знал о существовании родного человека за границей.

Интересно.

Пьяная пелена слетела, он протрезвел, и Кремень уже не вязался в памяти.

Франция! Да, он не прочь побывать в этой стране – Елисейские Поля, Эйфелева башня, французское вино. А кондитерка, какие во Франции изыски – круассаны, капкейк с кремом ганаш, киш лорен со шпинатом, яблочный сорбет, эклеры с заварным кремом, шоколадные трюфеля и так далее…

Мечтая о Париже, Иван пересматривал письма. Ага! Вот и телефон тётушки. Отложил письмо с телефоном и адресом в сторонку, авось пригодится. Аккуратно сложил письма, фотографии, разную мелочёвку в шкатулку, закрыл её и поставил на место.

Вновь прилёг на кровать, прикрыл глаза.

И тут же хорошие, добрые мысли ушли вместе с мамиными письмами в шифоньер, а в голову вновь полезла гадость – камера, Кремень, три трупа. Опять бросило в дрожь: Белов, Белый. Сергеев… Дом с голубятней на крыше, снаружи две доски…

Коломиец повернулся на бок, крепко зажмурил глаза, может, удастся заснуть. И вдруг его словно подбросило.

Дом с голубятней! Это же мамин дом. Дом, где он сейчас находится.

Да нет, быть такого не может.

И всё же…

Коломиец поднялся, сел на кровати, размышляя, что же предпринять. Где-то совсем рядышком, возможно, лежат большие деньги, пусть и бандитские, но всё же деньги. Иван знал свой характер, слабоват он был на принятие правильных решений, да, это так, но абсолютная безнадёга нынешней жизни заставила действовать. Он подошёл к зеркалу – вроде прилично выглядит. Оделся. На цыпочках вышел в коридор, достал фонарик, на дворе ночь, и вышел из квартиры. Как забраться в голубятню, Коломиец знал с малых лет, впрочем, всё его дворовое поколение прошло через это чудесное место, но в конце восьмидесятых разгромили голубятню, голуби исчезли, сама голубятня покосилась, пол прогнил, однако стены пока держались. А вдруг это место, о котором говорил Кремень.

Добираясь к голубятне, несколько раз рисковал сломать шею, но всё же добрался и даже внутрь влез. Освоился, разобрался, что к чему, собственно, что тут разбираться, всё знакомо с детства, ничего не изменилось. Выглянув в окошко с тыльной стороны, нащупал легко отводимые в сторону доски. Ага, вот они. Только подлезть к ним проблема. Но если постараться…

И он постарался.

За досками в небольшой нише лежал саквояж, втащить его в голубятню было трудно, но и здесь он сдюжил. Открыл саквояж. То, что Коломиец увидел, было бомбой – золотые изделия, пачки денег, много пачек, вновь драгоценности. Лицо Ивана покрылось испариной, руки тряслись, ноги вдруг подкосились. Он присел на пол, но взгляд от содержимого саквояжа не отрывал. А мозг тем временем работал чётко – надо взять немного денег и уйти. Уйти, положив саквояж на место, зачистив следы своего пребывания здесь, и бегом к Ломакину, мол, вспомнил последние слова вора.

Он так и сделал.

Схватил пачку, ковырнул пальцем-доллары, не считая сунул за пазуху. Затем постарался уничтожить свои следы. Это было трудно, но и здесь он очень постарался.

К Ломакину не бегал, просто позвонил и сказал, что вспомнил последние слова Кремня.

Тот матюгнулся.

– Раньше не мог позвонить? Ладно, будем искать, давай, до завтра.

В отделение Иван пришёл в десять часов утра и встретил в кабинете не майора-оперативника, а настоящего победителя с горящими глазами и гордой улыбкой. Рядом с Ломакиным в кабинете сидели два полковника, видимо начальство.

Увидев Коломийца, Сергей Петрович буквально втянул его в кабинет.

– Вот, товарищи, представляю, тот самый подсадной, что общак Кремня нашёл.

И обратился к Ивану:

– Проси что хочешь, здесь товарищи из центра, все вопросы решим. Проси.

Иван просить ничего не стал, просто пожал плечами, словно и не понимал, о чём речь.

– Не хочешь? Ладно, мы сами что-нибудь придумаем. Ты давай, посиди пока в коридоре, потом потолкуем.

Иван знал, что такое «пока посиди», но смиренно вышел в коридор. Вздохнул, прикрыл глаза.

Что просить, он уже знал.

5.

Заграничный паспорт и возможность выехать во Францию милицейское начальство выправило в два дня. Иван созвонился с французской тётушкой, та была жива, здорова и весьма обрадовалась звонку племянника. Ломакин с билетом до Парижа помог.

В столицу Франции россиянин Коломиец летел в бизнес-классе на «Боинге», летел, а на языке почему-то вертелась фраза: «Лечу как фанера над Парижем».

Фанера не фанера, но самолёт в аэропорт Орли прибыл чётко по расписанию. Встретила племяша сама тётушка, обняла, поплакала для порядка, посадила в «Мерседес», и они тронулись. Тётушка что-то расспрашивала, сама рассказывала, опять плакала, а Иван, прикрыв глаза, глупо улыбался и почему-то в голове по-прежнему крутилась мысль о фанере над Парижем.

Тётушка забеспокоилась:

– Ванечка, очнись, что с тобой?

Коломиец открыл глаза, повернулся к тётке.

– Тётя Луиза, я вот всё время думаю, откуда родилась фраза «…как фанера над Парижем».

Тётка с удивлением посмотрела на племянника – ну да, из советской неволи уехал, и о чём этот человек может ещё размышлять. Она понимающе кивнула, обняла племяша за плечи, горестно вздохнула.

– Ванечка, всё позади, ты со мной рядышком, ни о какой фанере не думай, всё будет в порядке.

А Иван всё о своём:

– Да вы не поняли, просто весь мозг в самолёте проела эта фраза о фанере…

Луиза улыбнулась.

– Да, вы, русские, загадочные люди. Вот и пойми, при чём здесь фанера. Вообще-то рассказывают, что в начале века, это был, по-моему, 1908 год, французский авиатор неудачно завершил показательный полёт: врезался в Эйфелеву башню и погиб. После этого события ваш меньшевик Мартов написал в «Искре», что царский режим «летит к своей гибели так же быстро, как господин Фаньер над Парижем». В среде рабочих эту фразу восприняли немного в другом виде, заменив фамилию авиатора на фанеру. С тех пор и говорят: «пролетел как фанера над Парижем». Есть и другие версии. Что, тебе все рассказать?

Но Ивану и одной было достаточно. Эта грёбаная фанера тут же выскочила из головы, освободив какую-то ячейку памяти для более важных событий и дел. И память включилась в работу. Во-первых, он услышал от тётушки о загадочности русского человека. Ага, значит, она себя русской уже не считает, быстро же у этих эмигрантов русскость проходит, заелись круассанами… Во-вторых, грамотная у него тётушка, раз так лихо растолковала про лётчика. В-третьих…

В-третьих, он уже рассудить не успел. Мерс остановился.

– Ванечка, приехали. Выходим.

Новая жизнь, новые впечатления закрутили Коломийца. Первую неделю тётушка Луиза сама знакомила его с Парижем, затем приставила гида-переводчика, периодически контролируя навык языкового общения племянника. Через месяц Иван вполне сносно мог разговаривать по-французски. О возвращении на родину Коломиец и не помышлял. Тётушка через юристов позаботилась о получении Иваном постоянной визы по уходу за престарелой родственницей, так что с этим было всё понятно, а главное, законно. Оставалось решить, чем Ивану заняться в этой замечательной стране. И речь не о деньгах, тётушка его богата, да и Иван не пустым приехал к родне. Но без работы Коломиец увядал.

Спустя месяц он нашёл работу, причём нашёл сам, без тёткиных подсказок. И работа эта была как раз той, к которой стремились и его душа, и руки.

Он кондитер!

Конечно, по образованию инженер пищевой промышленности, но то по диплому, а по жизни он увлечённый мастер кондитерского производства, к этим круассанам и булочкам и прочему тянутся его руки, сердечко успокаивается, а душа радуется, видя, как люди поглощают сделанную им красоту.

На первом этаже дома, где жила тётушка, была маленькая пекарня, конечно, он не мог обойти это ароматное и приятное заведение. Иван частенько заходил выпить кофе, съесть пирожное. Познакомился с хозяином. Имя у парня незамысловатое, вполне французское – Пьер. Напроситься на работу Иван не смел, но порассуждать о вкусах он и умел, и желал. И вот Пьер предложил ему поработать. Не из жалости к бедолаге, просто разбегался у него народ, это же не СССР, это Франция – не хочу трудиться за гроши, уволюсь, и никакой профсоюз не воспротивится.

Иван с радостью принял предложение.

* * *

Тем временем канул в Лету Советский Союз, разбежались союзные республики, бульдозером промчались по обломкам Советов лихие девяностые.

Много чего произошло.

Майор Ломакин до подполковника не дослужился. Вышел в отставку. Бизнесом заняться не смог, так и проживал на крошечную пенсию, иногда находил подработку, а получив деньги, пропивал и вновь тосковал в своей «двушке».

На дворе двухтысячный год, ранняя весна.

И вот однажды утром в квартиру Ломакина кто-то постучал. Сергей Петрович в это время с тоской рассматривал посиневшую сосиску в холодильнике и краюху хлеба на тарелке.

– Не заперто, кто там!

В дверь вошёл импозантный человек в лёгком плаще. Обличье показалось Ломакину знакомым.

– Вы по какому вопросу? Свет вырубать пришли? Не позволю!

Человек улыбнулся, смахнул крошки с табурета и, небрежно сбросив плащ, сел к столу.

– Да, Сергей Петрович, постарел, здорово тебя жизнь поистрепала. А мечтал ведь дачу завести, огород, а ещё лучше пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал – и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть.

Ломакин плюхнулся от неожиданности на стул.

– Коломиец? Да не может быть. Ты же в Париж слинял. Меня весь главк из-за тебя поедом полгода ел, чуть из органов не попёрли. Благо выяснилось, что ты за больной старухой там присматривал…

Потом, будто что-то вспомнив, Сергей Петрович обхватил руками стол и, прищурившись, злобно посмотрел на Ивана:

– Так ты сдаваться пришёл? Я-то знаю, кто тогда у Кремня в сумке порылся. Не дурак! Что-то стырил, а сумку спрятал. Ну, так было? А? Что молчишь?

Коломиец скинул улыбку с лица. Так же обхватил стол руками.

– Хорош, Петрович! Я по делу к тебе. Всё расскажу. За все десять лет отчитаюсь и о деньгах расскажу. Ты вот что, оденься приличнее, я в машине внизу жду. Поговорить надо.

Он встал, накинул плащ и лёгкой походкой устремился к двери.

Ломакин в себя так ещё и не пришёл. Сбросив пелену с глаз, мотнул головой, затем пошарил рукой под столом, вытащил оттуда полупустую бутылку водки. Усмехнулся, руки не голова, руки знают места потаённые. Приложил бутыль, как горнист, к губам, занюхал сосиской и через десять минут был у подъезда.

Дверца беленькой «Ауди» услужливо открылась. За рулём машины сидела симпатичная девушка, Коломиец разместился на заднем сиденье.

– Садитесь, Сергей Петрович.

Он кивнул в сторону девушки.

– Это дочь моя, Светлана, знакомьтесь.

Через полтора часа они были в столице. Остановились у небольшого ресторанчика на юге Москвы. Коломийца явно здесь ждали. Он, по-хозяйски распахнув дверь, прошёл в ресторан. Человек в белоснежной сорочке встретил гостей, провёл к сервированному столу в центре зала.

Иван Егорович дружески приобнял Ломакина.

– Садись, Петрович. Такими разносолами, что ты меня тогда в девяностом потчевал, угостить не могу. Хотя и «Краковской» хотелось бы, и самогонки. Но, думаю, сегодня этот стол нас насытит.

Да уж! Изыском стол блистал. Здесь было всё, что душа пожелает. А душа Петровича немедленно желала грамм сто пятьдесят виски. Коломиец понял его состояние, налил спиртное в стаканы, дочери плеснул минералку.

– За встречу!!!

Затем ещё и ещё.

Пили много и молча, и не пьянели. Насытившись, Коломиец отставил стакан.

– А вот теперь, Сергей, слушай.

Рассказ Ивана Егоровича был долгим, всё же десять лет за плечами, и всё это время они не виделись. Рассказал он, что тётушка ушла в мир иной. Бывшая жёнушка на Украину к родне перебралась. Светлану он сумел вытащить во Францию. Горбатился как чёрт, сумел выстроить бизнес, в предместьях Парижа открыл сеть кафешек, его кулинарные изыски стали заметны и востребованы. Так что всё было в шоколаде.

Но вот родины не хватало, и он вернулся. Вернулся недавно, но, когда с деньгами человек, всё можно делать быстро, сумел он и в Москве развернуться.

– Этот ресторанчик мой, Сергей Петрович, и цех кондитерский здесь же. Поутру продукцию расхватывают, этим уже Светик управляет. Она у меня молодец, талант. А бандитские деньги я перевёл трём детским домам, сумма немалая была. Вот такие дела.

Ломакин исповедь некогда случайного своего знакомого слушал, открыв рот. Всё, что рассказывал Коломиец, казалось ему сном. Наконец Иван выговорился. Они помолчали. Ломакин налил виски в стакан, с тоской глянул на пожилого самодовольного французского гуся, в прошлом затюканного, трусливого и вечно сомневающегося человечка.

Глотнул вискаря.

– Всё это хорошо, а я здесь при чём?

Коломиец также плеснул себе виски.

– А ты что, мечту свою забыл? Пивнушку купить: утром цистерну принял, к вечеру новую заказал-и народ доволен, у самого пена на губах, и деньги в кармане есть. Забыл? Вот я тебе и предлагаю. Не пивнушку, конечно. Управляющим поработать в этом ресторане. Хату купим рядышком. Человек ты твёрдый, при деле пить перестанешь. Помнишь, ты меня непьющим назвал…

Он звонко рассмеялся. На голос хозяина откликнулся официант:

– Чего изволите, Иван Егорович?

Коломиец, повернувшись к халдею, лишь рукой повёл, дескать, не мешай.

– Что, Петрович, поработаем…

Но лица Ломакина он и не увидел. Опустив голову на руки, Сергей Петрович лишь вздрагивал всем телом. То была истерика. Нормальная мужская истерика.

Бывает иногда такое.

* * *

Это удивительная история.

Два абсолютно разных человека – опытный жёсткий оперативник и топающий в неизвестность маленький человечек, нет, не росточком, душой маленький и забитый человечек, – именно в то утро встретились так нелепо и, конечно, случайно. Провидение свело. Не оттолкнуло, не развело, а именно свело.

Сколько они тогда были вместе – три… четыре… пять дней? Пожалуй, да.

Всего-то!

А ведь не забыли ту встречу. Иван каждый день помнил своего случайного товарища, его силу, опеку, знал, что обязательно отблагодарит его. И Ломакин не забыл Коломийца. Он совершенно чётко и быстро понял, что именно это забитое существо дёрнуло из сумки Кремня деньги. Узнать было несложно. Снял отпечатки пальцев на кейсе и сравнил с отпечатками на чашке в своём кабинете. Они! Но не сдал Егорыча. Подумал седой головой опытный опер, не обеднеет бандитский мир, а хороший человек, может, в жизни и поднимется.

Так и случилось – эта история получила продолжение.

Хотелось как в сказке её завершить: «И стали они жить-поживать и добро наживать…» Но нет, то была новая Россия, и двухтысячные были сложными. Но что им, этим людям, какие-то трудности, позади куча преград, трудных дорог, и впереди путь тернист, но они упорные, битые мужики, и дорога им только вперёд.

А иначе не выживешь.

Рассказы

Ирония – это отнюдь не издёвка, это особый инструмент подачи комической сути происходящего события, и задача её – вызвать у читателя улыбку, добрую улыбку, освободить сознание хотя бы на несколько минут от сиюминутных проблем, житейских сложностей, освободить, а значит, продлить человеку жизнь. В этом благая цель литературных зарисовок.

Улыбнитесь! Расслабьтесь! Удачи вам!

Ловелас

В детстве Сержиком любовались родители, знакомые восхищались красотой мальчика.

С детсадовского возраста девчонки засматривались на паренька. Дед, так тот прямо говорил: «Надо было девчонкой родиться – подвела природа!» Соседка по лестничной клетке, чей толстый и неуклюжий переросток Коленька походил на маленького уродца, завидовала Анне Петровне, маме Серёжи. И зависть эта была чёрной, по крайней мере, так считала Анна Петровна. И чтобы поберечь мальчика от порчи, мамочка ставила оберег – крестик на тело, иконки по квартире и, наконец, булавку в одежду. Правда, после того, как Серёженька булавкой поранил руку, отец, Иван Сергеевич, отругал жену и заставил всю эту, как он говорил, никчёмность выкинуть.

– Крестик оставь, только не на цепочке, а, как и у всех нормальных детишек, на верёвочке. Вместо этой ереси лучше грамотой с ним займись, пять лет парню, скоро в школу-букв не знает.

Сергей Славский. Это о нём речь.

Фамилия красивая. Имя прекрасное, в переводе с латинского – «высокий, знатный».

Славский рос активным, весёлым. Дружбу водил со всеми, даже с соседским Колькой в одной песочнице иногда играл. Красотой не кичился, просто пока не осознавал привлекательную силу внешнего облика. Но всё до поры до времени. И когда в восьмом классе из-за него поцарапали друг дружке физиономии Оленька Рюмина и Наташа Сидельникова, он понял – нравится девчонкам. В девятом Славский целовался и даже уразумел, что выпуклость на груди у Наташки – это не небрежность в одежде, а признак того, что девчонка взрослеет, и под этим платьицем находится грудь девушки, не титьки, как кто-то из дружков иногда говорил, а именно грудь, и трогать её – удовольствие. И он трогал эту выпуклость, и именно у Наташки трогал, но особых чувств не испытывал.

Пока не испытывал.

В девятом классе мама твёрдо решила отдать отпрыска в театральное училище, к этому в семье готовились все, кроме отца. Иван Сергеевич, будучи действующим армейским служакой, отвёл сына в военкомат и записал абитуриентом в высшее училище ракетных войск. Жена возразить не смела, максимум её протеста заключался в обращении к Богу с просьбой поберечь красавца и вечерней молитве во здравие сына у небольшой иконки.

Против этого отец не возражал.

Сергей решение родителя принял как должное и увлечённо готовился к поступлению в училище. Надо иметь в виду, это был 1980 год, военных обожали и цену погонам защитника Отечества в стране знали.

В училище Сергей поступил без проблем. Учился прилежно, предметы схватывал быстро, время для личных дел оставалось. А личными были любовные дела курсанта. Девчонки в парня влюблялись пачками, но он действовал избирательно и дружил только с красавицами. Пачки со временем худели, подружки уходили, приходили новые.

Однако этот процесс не мог быть бесконечным, надо было остепениться – мама не давала покоя, всё подбирала невест, батя на каникулах задавал единственный вопрос: «Когда утихомиришься?», и сам Ловелас, так его окрестили на курсе, понял: пора жениться. Но на ком остановить выбор, парень не знал.

Прошли пять лет учёбы. Удивительно, но его подружки не подловили на беременности, не заарканили в ЗАГС, и факт остаётся фактом – к выпускному лейтенант Славский был всё ещё холост и вечер отмечал без скандалов, приведя в ресторан будущую надежду отечественного балета Наташу Крымову, неописуемой красоты девушку. Она же, единственная из многочисленных пассий, удостоилась обещания писать и не забывать о ней.

И вот Славский в войсках.

Как водится, нагрузок лейтенант с первых дней получил по самое, как говорят, не хочу. Стал спорторгом, регулярно, особенно в выходные, назначался начальником патруля, комсомол постарался навесить поручений, но это всё не главное, главным было сдать на допуск к самостоятельной работе в составе дежурной боевой смены пуска, так что лейтенант пропадал в учебном корпусе, где настойчиво грыз науку побеждать. Личного времени у литёхи не было. Со службы, порой не ужиная, он отправлялся в постель. О подружках вспоминал лишь во снах, сны эти были, как правило, эротическими и весьма тревожными. А вот друзья у него появились. Когда прибыл в часть, свободных номеров в полковой гостинице не было, и он с двумя коллегами снял жильё в городе. Стоило это, если плату за комнату разделить на троих, сущие копейки, но это была свобода, правда, относительная, всего каких-то восемь – десять часов в сутки, и то не ежедневно. Но всё же-свобода. Соседями Славского по комнате были лейтенанты, также выпускники ракетных училищ Паша Коротков и Андрюша Шубин. Парни сдружились, готовы были вместе коротать время, но всё не получалось, то один на службе, то другой на дежурстве, а одиночкой бродить по городу – не дело.

Однажды в воскресенье свободны были все, а потому решила молодёжь оторваться – ресторан и танцы, другой забавы город предоставить не мог. Был, правда, небольшой местный театр, зверинец-шапито, куча кафешек, но всё это не то. Лейтенантам нужен был полный отрыв. Денег в кармане куча-ещё подъёмные не растрачены, и отдых предвещал много интересного. Началось это интересное в ресторане. После двух тостов пошли танцульки. Дамам словно кто-то подсказал, что вечером здесь будет сам Ловелас. Вне зависимости от того, какую музыку играл оркестр, для местных барышень все танцы сегодня были дамскими, так что выпивать Сержик успевал лишь в короткие перерывы в игре лабухов, всё остальное время он был нарасхват. Это не всем нравилось, на лейтенанта с явным неодобрением смотрели немногочисленные посетители мужского пола, да и его приятели явно устали есть салаты и щёлкать глазами по сторонам. Скоро и Сержу надоели скачки в одиночку, но, как назло, под занавес танцы объявлялись дамскими. И вот тут лейтенант забастовал – сел и качал головой, отказывая страждущим подержать его ручку в танце. К десяти вечера, когда народ накачался до состояния конфликта, Серёга предложил друзьям уйти. Он полушёпотом объявил:

– Парни! Пора линять, меня или девчата порвут, или мужики изобьют.

Андрюха и Пашка парни неглупые, сразу согласились, но с условием, что уходят всей своей могучей кучкой, и не домой, а на танцы в парк. Серёга понял: главное испытание впереди, в парке его или сразу побьют, или…

А что такое «или», надо было думать.

Пока шли к парку, он нашёл выход – надо идти под крыло первой девушке, которая его пригласит, может, и самому быстренько найти предмет вожделений, главное, чтобы у этого предмета не было кавалера. На танцплощадке всё пошло в соответствии с его стратегическим замыслом, даже лучше. Предъявив билеты, они зашли в круг, оркестр заиграл танго, и Славский, не думая схватив за руку ближайшую одиноко стоящую девчонку, повёл её в танце. Разглядывал партнёршу уже в тесноте и темени площадки. Пытался о чём-то говорить, но музыка, чтоб у этого оркестра усилитель сгорел, забивала все его попытки, а девушка на потуги партнёра что-то сказать лишь пожимала плечами. И вот наконец музыкальный кошмар кончился. После грохота аппаратуры тишина оглушила.

Славский нагнулся к уху девушки:

– Спасибо!

Девушка прикрыла ушки руками:

– Не кричите, я не глухая.

От неожиданности отпрянув, Серж щекой уткнулся в нечто твёрдое – рядом стояла огромная колонка, та, что бомбила весь танец по ушам, и он расхохотался, ржал и тыкал пальцем в сторону колонки. Девушка поняла жест и тоже рассмеялась. Голосок был довольно приятным. Но вот смешинка проглочена, Сергей притих. Он рассмотрел партнёршу и похвалил себя за интуицию – девушка была хороша. Славский окончательно пришёл в себя, повеселел, а раз повеселел, всё вошло в норму. Пошли разговоры, шутки, прибаутки и прочее, что всегда было в арсенале Ловеласа. Подошли друзья, они тоже были с девушками. Вшестером стало ещё веселее. Поболтали, постояли кучкой и решили пройтись по парку. Дошли до первой скамеечки, Серж предложил присесть, парни с подружками пошли дальше. По училищной привычке Ловелас попытался поцеловать девушку, она отстранилась, полез снова и получил ощутимый удар по щеке.

Обидно.

Девушка с усмешкой посмотрела на него:

– Что, давно не целован? Сначала надо представиться, хотя бы имя партнёрши узнать, а то сразу в губы… Неприлично ведёте себя, лейтенант.

Славский смутился, зарделся всем лицом, но было темно, девчонка его смущение не увидела.

– Извините, бес попутал.

И убрал руку с плеча девушки, та повернула лицо в его сторону.

– Бес? Это что, ваш друг? Хорош друг. Ну да ладно, проехали. После извинений понимаю, рядом офицер. Меня звать Светлана, а вас?

Он обрадовался – прощён.

– Сергей, Сергей Славский. Лейтенант. Приехал летом.

Девушка перебила:

– Дальше не продолжайте, я и так всё знаю. Не женат, детей нет, живёте на частной квартире с двумя товарищами и так далее.

Сергей удивился:

– И откуда такие знания?

Девушка рассмеялась:

– Откуда? Город мал, новые лица пока не примелькались. И потом, кто же, имея жену, пойдёт на танцы, да ещё с друзьями.

Славский ухмыльнулся:

– Логично. Что, Светлана, пойдём гулять?

Бродили по парку до полуночи. Болтали, смеялись, много шутили, но к губкам Светы Серж больше не лез, хотя ой как хотелось. В первом часу Света поспешила домой, Серж, как порядочный кавалер, проводил девушку. Оказалось, живёт Светлана через дом от дома их хозяйки. Чопорно и строго простились. Сергей записал номер телефона Светы и попросил разрешения позвонить. Та в просьбе не отказала, а расставаясь, неожиданно чмокнула лейтенанта в щёку, помахала ручкой и убежала.

Вот тебе и раз…

Домой Славский летел на крыльях. В прихожей крылья сложил и быстро в кровать. Сон свалил мгновенно, и был этот сон отнюдь не эротическим, во сне его били. Бил Папанов. Бил «аккуратно, но сильно».

К чему бы это?

* * *

Встречались молодые люди ещё несколько раз. Бродили по парку, в киношку заскакивали, Серж всё поглядывал на Свету – может, в жёны взять? Да нет, молода, к тому же учится на первом курсе пединститута, а закончит институт – забодает проверкой школьных тетрадей. И уж больно строга, только глянет он на шейку, завитушку волос на голове, тут же включает серьёзную мину на лице, дескать, только попробуй…

Нет, что-то не то…

В октябре Сергею исполнялось двадцать два. Не юбилей, но всё же цифра красивая – две двойки, и он решил отметить день рождения, и отметить именно со Светланой, может, и открыться, мол, мне с тобой хорошо, туда-сюда, пятое-десятое и прочее. Объявил подружке заранее: есть событие, надо праздновать.

Всё это здорово, но Сержик ещё не знал, какой сюрприз готовят ко дню рождения любящие его люди.

Мама!

Милая, добрая мама минимум два раза в неделю звонила отпрыску: не голоден ли, не ругают ли командиры и прочее. На все вопросы сын бодро отвечал: «Нормалёк, маман!», в переводе на русский язык-«всё хорошо, мамочка». Именно мамочка подготовила сыну самый серьёзный подарок. В подарок была невеста! Ольга Рюмина. Да, да, та самая Ольга, одноклассница, в ранней молодости влюблённая в Славского. Все месяцы офицерской службы сына мама увещевала девушку:

– Олечка, знаю Серёженьку, он тебя любит, напиши ему.

Она писала, ответа не было.

Мамаша вновь:

– Занят, милочка, служба-дело серьёзное, а ты ещё пиши.

Ну и конечно, в телефонных переговорах с сыном мама слала бесконечное число приветов от Олечки. А тут день рождения, и маму осенило, не послать ли к сыночку Оленьку.

И вот она беседует с Рюминой:

– Поезжай, он будет рад. Поезжай, а я Бога буду просить, чтобы повенчал вас. Ты ведь любишь его?

Оленька, конечно, не возражала. Но вот любит-не любит, это был вопрос. Красавчик Сержик уже давно был ей по душе. Но любит ли он её?

А вдруг!

Адресом мама обеспечила, вручила Оленьке сумку с продуктами, сунула незаметно конвертик с деньгами в карман, так сказать, побалуйте себя, ребятишки, и проводила Рюмину к вокзалу. Ехать недалеко, всего-то шесть часов пути.

Сергею о подарке мама не говорила – пусть будет небольшой сюрприз.

В эти же дни в российском Подмосковье, в городе Серпухове, к поездке на день рождения друга готовилась ещё одна пассия Сержика, будущая балерина Наталья Крымова. С балетом не сложилось, не взяли в Большой, раскритиковали и в других коллективах, мол, полновата, шарма нет и прочее. И Наташа решила идти замуж. А тут и случай подвернулся. Её кавалер, Серёжа Славский, отписал из Белоруссии: так, мол, и так, служу, скоро в рост пойду и, возможно, буду генералом. Кто его надоумил адресом поделиться, бог знает, но так уж случилось. О дне рождения Сергея Наталья знала, год назад вместе праздновали. И наудачу Крымова поехала к другу.

Первой в воскресенье двадцатого октября в гарнизон приехала Олечка Рюмина. Вся в подарках, без тени переживания, зная, по словам Анны Петровны, что друг её ждёт, позвонила в дверь.

Славский, после душа, выбритый, гладкий, готовый бежать за цветами для Светланы, открывает дверь.

Немая сцена.

Сымитировав искренний восторг, но судорожно размышляя, что же делать, Серж принял гостью. И тут взгляд упал на Павла. Коротков выглядел измученно, не отошёл после дежурства и готов был спать сутки. Но что не сделаешь ради друга.

Серж с серьёзным видом наплёл Ольге, что срочно вызывают на службу.

– Увидимся! Такая у нас работа.

Надел полевую форму и был таков. Пашка, уже вполне проснувшийся, смекнул, девица очень даже ничего – можно приударить, тем более что сердце Славского, как он знал, прочно занято, и он с удовольствием шефствовал над гостьей. Помог разместиться в гостинице, показал парк и поспешил домой переодеться, пообещав подскочить к семи вечера, чтобы отметить знакомство в ресторане.

– А там смотришь, и Серж объявится…

Чуть позднее на квартире друзей объявился ещё один «подарок» – из Серпухова прибыла Наталья Крымова. Встретил её также отдыхающий в этот день от службы Андрюша Шубин. Увидев Наталью, Андрей задохнулся от счастья – такую красавицу видел впервые: высокая, стройная блондинка, глаза огонь, улыбка само счастье и радость. Подумал, везёт же Сержу, такие красавицы рядом. Андрей слышал разговор Серёги с Ольгой, и он пошёл по пути Павла, также взял на себя функции кавалера. Отвёл в гостиницу и пообещал к семи подскочить.

– А там смотришь, и Серж объявится…

Серж топтался вокруг дома до половины седьмого, всё не знал, ушла ли гостья из их квартиры. Затем рискнул, открыл дверь. Дома пусто.

Переоделся и бегом к Светлане. Он, кстати, ещё не знал, что на день рождения приехала Наташа Крымова.

Ровно в половине восьмого Славский со Светланой пришли в ресторан. Вошли в зал. Света дёрнула Сержика за рукав:

– Глянь, твои друзья. И Андрей здесь, и Паша, пойдём к ним.

Однако не на друзей смотрел Серж. Он увидел за столом своих бывших подружек. Побледнел, ноги сделались ватным. Но возразить не смел, уже привык: команда Светланы – закон.

Когда они подошли к столику, немой сцены не было. Света расцеловалась с парнями, представилась гостьям. Андрей организовал стулья, подбежали две официантки. За суетой никто и не понял удивлённых взглядов приезжих девушек. А взгляды были красноречивы. Оленька покраснела всем лицом, на глаза навернулись слёзы, Наталья, наоборот, побледнела, глаза жёсткие, на скулах гуляют желваки. Сергей понял: надо что-то предпринимать. Он встал-стол ещё не был накрыт, подали лишь спиртное, – налил почти полный стакан водки, плеснул и друзьям.

– Дорогие мои! Прежде всего хочу кое-что пояснить. Здесь сегодня присутствуют мои друзья. Оленька Рюмина, одноклассница, она приехала из белорусской столицы поздравить меня с днём рождения. Неожиданно. Неожиданно для меня, но тем не менее приятно видеть и Наташу, моего серпуховского друга. Рад приветствовать Пашу, Андрея и, конечно, Светлану. Спасибо, друзья, за поздравление. Я очень рад и пью за ваше здоровье. Ура!