Текст книги "Сам по себе мальчик"

И это всё о нем

Он такой беспомощный! И такой требовательный. Зазеваешься – и он заболеет, забудешь о нем на пару часов – и он обидится. Все время капризничает, не желает засыпать, тащит в рот всякую гадость… У каждого из нас он есть – наш собственный организм.

Каждый из нас – родитель для своего организма: мы тратим жизнь на удовлетворение его нужд, без которых наш интеллект прекрасно бы обошелся. С годами учишься находить с подопечным общий язык, понимание рождается в процессе диалогов, которые выглядят примерно так.

– Врач сказал, что ты совершенно здоров. А живот болит от нервов. Не хочешь ничего объяснить, организм?

– Ну да, хозяин, пора признать. Ты нервничаешь, я тоже решил поучаствовать, за компанию.

– Мне мало нервы треплют на работе, теперь и ты туда же! Как тебе не стыдно, организм! Ты же моя надежда и опора!

– Надежда и опора? Что-то я этого не чувствую. Ты воспринимаешь меня как данность, вообще не обращаешь на меня внимания.

– Ты совсем озверел, неблагодарная скотина! Я тебя вожу в спортзал, кормлю три раза в день, специально покупаю тебе здоровую еду. По врачам тебя вожу.

– Можно подумать! Мы у врача бываем, когда я уже в агонии. Когда ты мне в последний раз диспансеризацию делал?

– Да ты здоров как конь, только симулируешь.

– Да ты никогда мне не делал диспансеризацию!

– Неблагодарный! Ты не видел, как другие со своими организмами обращаются – спят по три часа, кормят дошираком. Давай ты будешь вести себя хорошо и не мешать мне зарабатывать деньги на твое, между прочим, пропитание. Договорились?

– Я хочу есть.

Человек приходит с работы в надежде немного отдохнуть.

– Организм, ты там сыт?

– Вроде.

– В туалет не хочешь? Спать?

– Нет, все в порядке.

– Ну слава богу, я могу теперь посмотреть телевизор.

– Хозяин, женского общества хочу. Давай женимся на ком-нибудь.

– Слушай, это сложная тема… У меня была трудная неделя, сегодня вечером я хочу просто посидеть на диване.

– Ну-ну.

– Что это? Почему так грустно?

– Это я понизил тебе уровень тестостерона. Нужно женское общество.

– Ладно, пойдем в бар. Но ты будешь танцевать.

– Обещаю!

Вздохнув, одевшись и побрившись, человек ведет организм в бар. Там диалог продолжается.

– Вон девушки. Хозяин, иди знакомься.

– Что-то страшно. Может, подбросишь адреналину?

– Просто так не могу. Подсказка: надо выпить.

– Одни расходы с тобой!

– А я виноват, что ты такой застенчивый? У меня тоже печень не железная. И, кстати, потом не требуй от меня подвигов на интимном фронте.

– Ты опять хочешь меня опозорить, организм?

– Тогда не пей столько.

– Тогда с тебя адреналин. Раньше ты не жадничал.

– Видимо, я стал стар. Короче, пей давай.

Человек выпивает пару коктейлей и смелеет.

– Хозяин, иди знакомься, а то я скоро спать захочу.

– Может, еще по одной?

– Давай!

– Эх, хорошо! Я люблю тебя, организм!

– А я тебя, хозяин!

– Пойдем к девушкам. Девушки, привет! Поздравляю вас… ик… с этим прекрасным вечером! Ну, вот ушли. Ты зачем икнул, сволочь?

– Не знаю… Пойдем танцева…

– Осторожно, ступенька! Ну-ка встань с холодного пола.

– Оставь меня, я умираю. Ты найдешь себе дрг… другой организм, моложе и красивее, спасибо за все…

Человек тащит пьяный организм домой с одним амбициозным желанием – лечь спать.

– Хаззяин, я хочу пельменей, ик… Ой, да не ве-е-е-чер, да… ик… не вечер!..

– О господи, на! И яблоко съешь, оно полезно.

– Не хочу яблоко.

– А придется. Ну что, ты сыт, ложимся спать?

– Да, сон… вечный сон…

Проходит полчаса.

– Организм, мы почему не спим?

– Нас тошнит…

– Ты шутишь!

– Или не тошнит. Нет, не тошнит. Показалось. Давай спать.

Проходит еще полчаса.

– И что? Лежим в темноте, глаза закрыты, тепло, мягко. Спать будем сегодня?!

– Знаешь, я тут подумал… Мне нужно женское общество. Прямо сейчас!

О текущем положении дел

– Наша мать больна! У нее цирроз ног, сифилис рук и дефицит извилин!

– Как ты можешь так говорить! Это же наша мать!

– Вот результаты анализов, надо срочно что-то делать.

– Не любишь мать – так и скажи! Ты просто плохой сын.

– Я как раз люблю мать. И поэтому говорю – надо срочно ее спасать!

– Ерунда, она в отличной форме.

– Как же, в отличной, вот же результаты – кровь, желчь, реакция Вассермана. Заговаривается, думает, что сейчас тысяча девятьсот сорок пятый год.

– Больше слушай Вассерманов. Вот я действительно ее люблю. Посмотри, какой ролик я снял про маму, про ее героическую молодость – класс?

– Класс, да, класс. Но сейчас-то она болеет.

– Вот что ты за человек, видишь только плохое! Я тебе про то, как она нас растила, какое было сложное время, как она боролась, а ты про какие-то болезни.

– Она очень плохо выглядит.

– Как ты можешь так говорить! Матерей не выбирают. Я считаю ее самой красивой!

– То есть ты предпочитаешь не обращать внимания на болезни?

– Вот заладил – болезни, болезни. У всех болезни. Это все соседки по лавочке клевещут из зависти. Анна Петровна давно точит зубы на ее сумку с колесиками.

– У Анны Петровны «мерседес», зачем ей мамина сумка с колесиками?!

– Как ты наивен! Или не наивен, а притворяешься? Может, ты хочешь быть в доле, когда соседки сумку на колесиках делить начнут?

– Что ты несешь?! Какая сумка?! При чем здесь вообще я? Я тебе показываю результаты анализов…

– Кто их тебе дал, Анна Петровна?

– Нет, врач.

– А врачу кто дал?

– Врачу никто не дал, он врач, он взял анализы и написал результаты, почитай – тут ужас.

– А ты думаешь Анна Петровна ничем не болеет? У нее насморк, между прочим!

– Насморк? Я тебе про цирроз и сифилис, а ты мне – насморк.

– Насморк что, не болезнь?

– Болезнь, конечно, но…

– Вот! Все остальное – демагогия! Болезнь поднимет с колен иммунитет. Болезнь – это новые возможности.

– Если лечить. А ты вместо того, чтобы купить лекарств, всю мамину пенсию потратил на ролик о ее героическом прошлом.

– Зато вся лавочка ей завидовала!

– Чему завидовать, она уже месяц не выходит из дому. У нее искривление глаз, заворот ушей и перелом мозга – она может умереть!

– Ну сам посуди, если до сих пор не умерла, значит, справляется, логично? Цирроз и сифилис – это просто наша семейная традиция.

– Нет, не логично. Вот Галина Ивановна тут умерла, хотя тоже до этого не умирала. Болела, болела и умерла.

– Но она не была такой героической женщиной, это во-первых. Во-вторых, у нее не было таких сыновей, как мы. Особенно я. Ты – не знаю, ты все время про маму гадости говоришь. Я, кстати, не уверен уже, что ты мой брат и ее сын. И не похож даже. На Анну Петровну вот похож… У нас в семье, знаешь ли, принято к матери относиться с уважением, а не вопить на весь двор, что у нее сифилис.

– То есть ты не собираешься ничего делать?

– Я-то как раз делаю, пока ты болтаешь. Вот смотри, я спою песню. Наша ма-а-ать – здоровей всех на све-е-ете! Несогла-а-асных утопим в клозе-е-ете! Наша ма-а-ать здоровее всех в ми-и-ире, несогла-а-асных замочим в сорти-и-ире! Любишь мать?

– Люблю, но…

– Тогда пой!

Почему он не звонит?

Почему он не звонит? Сказал: «Благодарю вас за этот волшебный вечер», надел трусы и ушел. Сколько прошло с тех пор? Точно я, конечно, не помню, так, приблизительно… Ну, не знаю. Ну, сколько… Один день, восемь часов и сорок минут. Точнее не помню.

Потом прислал СМС: «Это было здорово». И смайлик. Вот что это значит? Это, конечно, было, спору нет. Хотя «было» – слишком громкое слово, но слегка было. Быльнуло.

«Это было здорово». Насчет «здорово» это, наверное, самоирония. Потому и смайлик. Тут надо, конечно, вереницу смайликов. Караван смайликов. Жалеет он их, что ли, смайлики…

А вдруг он жадный? Начнем встречаться, поженимся, например. Купит он мне машину. Наступит зима, он купит шубу. А мне надо зимнюю резину ставить, я ему скажу: «Надо бы мне новую резину». А он скажет: «Шубу намотай вместо резины». Кошмар какой.

Хотя вроде не жадный. Маргариту купил. Потом еще шесть…

Но почему же он не звонит? Наверное, я показалась ему слишком доступной. Хотя я ему сказала: «У меня принцип. На первом свидании – ни-ни». А он ответил: «Ты с меня все время одеяло стаскиваешь». И дальше заснул. Но не важно. Главное, что мысль свою я донесла. И утром накрасилась очень сдержанно. А потом опять в кровать залезла, чтобы он, когда проснется, увидел мой сдержанный макияж и понял, что я не какая-нибудь вертихвостка.

Не звонит… Наверное, он попал под машину! Наверное, летел от меня как на крыльях, замечтался, и тут машина – бам! Дурачок он у меня, рассеянный. Позвонит из больницы, я приеду, привезу бульон, который меня еще бабушка научила в «Азбуке вкуса» покупать. Буду его выхаживать, бледного, с немытой головой. Мама его придет, увидит бульон, скажет: «Я смотрю, сынок, ты в надежных руках, тогда я поехала. На Северный полюс. Поживу там пару лет».

А вдруг он не попал под машину? И жив-здоров? Нет, эти негативные мысли надо от себя гнать!

Наверное, он просто потерял телефон. И стоит сейчас внизу и не может вспомнить номер квартиры. Дурачок… Вдруг он перепутает и к Нинке завалится этажом ниже! А Нинка шалава, она же с первым встречным может.

– Але, Нин? Привет! Ты одна? А что за голоса? «Дом-2»? Справляешь малую интеллектуальную нужду… Значит, одна? Одна-одинешенька? В тридцать четыре года? Ну слава богу! Да нет, просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке.

Н-да, что же он не звонит и не звонит. А вдруг он сейчас позвонит и позовет на свидание? Тут важно правильно ответить, чтобы он понял главное – меня трудно найти и легко потерять. «Сегодня, – скажу, – нет, я занята. Иду с бабушкой в консерваторию». Чтобы он понял, какая я заботливая и культурная одновременно. Завтра тоже могу – иду на курсы гейш… Нет, преподаю на курсах гейш! Это чтобы он не перепугался после консерватории.

В следующую пятницу или в субботу – это да, я согласна. Это серьезные отношения. Но не просто «пойдем потусуемся» – пусть сформулирует внятную программу, а я еще подумаю. Например, вначале в Большой театр, потом в Малый, потом в кукольный. Потом в ресторан, потом в бар на диджестив, потом в клуб, потом знакомиться с моей мамой.

Я скажу: «Знакомься, мама, это Игорь».

Мама скажет: «Это Игорь, понятно, а вот ты-то кто?»

Нет, после клуба это получится скомканно…

Ну что же он не звонит!

О, идея!

– Нин, привет. Можешь позвонить со своего, попросить Игоря и повесить трубку? Типа ошиблась номером. Ну так, ошиблась. Он скажет: «Это Игорь». А ты скажешь: «Ошиблась, мне нужен не Игорь, а… Рубен».

Надо еще у него сразу насчет детей разузнать – как относится в целом? Вдруг наши дети нам внуков подкинут на выходные, а тут выяснится, что он детей не любит… Аккуратно выспросить – будет присутствовать на родах или нет? Если скажет нет, значит, не любит. Если скажет да, я скажу «ты что – извращенец?!» Надо будет визажиста на роды пригласить. И как-то потренироваться элегантно рожать…

– Але. Да, Нин. Ну что, позвонила? Подошел?!

Жив, значит. Негодяй! Подонок! Извращенец! Значит, я для него просто ничего не значащее приключение!

Позвонит, я не буду брать трубку. Нет, я сниму, скажу, кто это? Какой Игорь? А, этот, я уж и забыла. И что тебе надо, Игорь, скажу. Не звони мне, сотри мой номер. Я тебе не какая-нибудь шлюха, Игорь. То есть я, конечно, не ханжа. Ну ты сам видел. Я тигрица. Но с принципами. Самодостаточная, уверенная в себе. Я…

Звонок! Это он, боже, это он!

Нет, пусть позвонит три раза. Второй… Три раза мало. Четыре! А вдруг он повесит трубку. Возьму после третьего. Третий. Не буду брать!

– Але-е-е. Привет! Да уж узнала. Вот так сюрприз! Вот если честно – не ожидала. Долго не брала трубку? Занята была. Мало ли чем… Я очень востребована, к твоему сведению… Что делаю? Собираюсь на день рождения… Куда? В Монако! Через час уже там надо быть. А что? Хочешь заехать? Ко мне? Прямо сейчас? Через полчаса? Ах ты!.. Шалун! Ну заезжай.

А-а-а-а!

– Нин! Он позвонил! Будешь у меня свидетельницей на свадьбе?

Питерские водители

(пародия на Цыпкина)

Это случилось в далекие девяностые, когда я был худым и малоизвестным, не то что сегодня. Фейсбука еще не было, писать о сексе было некуда, поэтому приходилось им заниматься. Занимался я им часто и был очень счастлив, пока ребята на даче не рассказали, что нужно это делать вдвоем. Так закончилась моя безмятежная питерская юность, с ее прекрасными одинокими прогулками в укромных уголках Летнего сада. Чтобы было что рассказать ребятам на даче, я решил устроиться на работу в публичный дом. Узнать секс, подзаработать, набрать материала для будущих сценариев.

В публичном доме мне вначале понравилось. Как и все публичные дома Питера, он располагался в Эрмитаже, за неприметной дверцей в зале импрессионистов. Встретили меня вежливо, проводили в комнату, там на кровати сидела женщина с томиком Марининой и бокалом шампанского. Я ее узнал! От удивления внутри меня надулся шар с горячим паром, потом шар лопнул, а пар повалил из ушей, как из паровозного свистка. Это была Наталья Павловна, наша школьная учительница литературы!

– Наталья Павловна, вы читаете Маринину?! – воскликнул я. – Это же моветон!

– Только не рассказывай никому, а то меня из школы попрут, – попросила она.

Час пролетел незаметно за воспоминаниями о школе и беседами о литературе. Я отправился в кассу музея, где производились расчеты за секс. И тут меня настигло фиаско. Оказалось, что в публичном доме за секс платят клиенты, а не наоборот! Надежды на заработок растворились, а я остался отрабатывать свой долг в очаге культуры и разврата.

Меня взяли заниматься пиаром – подметать, бегать в магазин, стирать белье. Тогда о пиаре было странное представление.

Вадик Косой был завсегдатаем. Кожаная куртка, короткая стрижка, пистолет – типичный питерский профессор филологии из девяностых. Косой – это была его фамилия. То, что с ним произошло, я не забуду никогда. Он заявился к нам после лекций, но трезвый и заказал БДСМ. Мы включили ему матч «Зенита», но оказалось, что он хочет чего-то особенного.

– Я хочу, чтобы меня приковали к батарее наручниками и надели на голову презерватив, – объяснил Косой.

Наталья Павловна вызвалась исполнить каприз клиента. Пара уединилась в комнате, а еще через пять минут зазвонил телефон, я подошел и снял трубку. Взволнованный голос попросил срочно позвать Наталью Павловну. Я приоткрыл дверь и сказал:

– Наталья Павловна, извините ради бога, там вас к телефону, говорят – срочно.

Она выскочила из комнаты в чем мать родила – то есть в строгом платье с кринолином (в Питере так рождаются все девочки) и побежала к телефону. А я продолжил мыть с мылом бюст Достоевского. Через какое-то время из комнаты донеслись странные звуки. Я приоткрыл дверь – Вадик Косой сидел прикованный к батарее, с презервативом, натянутым на голову. Он задыхался. Я бросился к нему, хотел спасти. Так бывает в жизни – хочешь спасти жизнь, но лубрикат, скользкие руки… Когда я наконец снял резиновое изделие с его головы, профессор Косой был мертв. Обычно презерватив препятствует рождению, а сегодня он помог смерти.

Только потом мы узнали, что Косой все подстроил. И нелепую БДСМ-фантазию, и телефонный звонок. Он узнал, что смертельно болен, и решил уйти сам, без мучений, чтобы не травмировать мать. Мать тоже была смертельно больна, ей оставалось недолго, Косой не хотел, чтобы она мучилась, зная, что он мучается. Судьба сжалилась над ней, мать ушла в тот же день. Ушла тихо. Упала в лестничный пролет с шестого этажа и просто перестала дышать. У Косого оставалась дочь. Я встретился с ней, чтобы отдать на память роковой презерватив, рассказал, как все было, а она не заплакала. Даже улыбалась. Только поседела на моих глазах. И прямо на моих глазах у нее начали выпадать зубы от горя – один за другим, один за другим, как капли питерского дождя. Так и ходила она потом седая и беззубая, пока во время чумы не попала под машину. Водители в Питере кое-как ездят. Об этом и рассказ.

Мне проблемы не нужны

Да, я все понимаю: в стране сейчас сложный период, правила меняются на ходу. Я давно не спорю, у нас всегда какой-нибудь период. Период за периодом играем какой-то бесконечный матч сами против себя, я не спорю. А просто хочу прожить свою маленькую жизнь без проблем.

Либералы против консерваторов, красные против белых… Я во всем этом принципиально не участвую, мне проблемы не нужны. Хоть поубивайте все там друг друга, только вовремя мне сообщайте, что сегодня нельзя, – я сразу перестану, даже вникать не буду.

Опасности из жизни заранее устраняю.

Машину продал: мало ли кто тебя заденет, все равно виноватым окажешься. Пешком проще и полезнее. На улице веду себя тихо: на музыкальных инструментах не играю, хожу один, чтобы не приняли меня за митинг, громко по телефону не разговариваю, чтобы не подумали, будто пикет. Футболки с надписями перестал носить, только однотонные, – мало ли что там написано.

Сидел раньше в интернете – перестал от греха подальше, мне проблемы не нужны. Кот на мышь лапой наступит, какой-нибудь сайт откроет – пойди потом объясни, что это не ты экстремист.

Карты географические, атласы все из дома вынес и ночью в лесу сжег, а то опять присоединят что-нибудь, а у меня дома в картах границы неправильно нарисованы – давай доказывай, что ты не подрывал территориальную целостность. Вообще начал в шкафу разбираться: мама родная, каждая вторая книга – компромат! То про войну, а там немецкий танк со свастикой, то писатель с нетрадиционной репутацией, то художники Возрождения с голыми людьми – мне проблемы не нужны. На дальней полке стихи Тараса Шевченко обнаружились – чуть не поседел. Все книги в лес отнес. И свой фотоальбом заодно, а то меня там в виде младенца в ванной купают – пойди докажи, что ты не педофил. Под елкой все спрятал героически, хотя мог попасться за несанкционированное загрязнение окружающей среды.

Дома пусто, хорошо. Решил не выходить от греха подальше. Только утром, когда не подозрительно, – в магазин за хлебом. Сижу вроде нормально, проблем нет. Но тут в дверь звонят: капремонт. Вы согласны? Не согласишься – в случае пожара или потопа на тебя повесят. Согласишься – выселят весь дом, начнутся письма протеста, народный сход против выселения, посадят как пить дать. А мне проблемы не нужны.

Но я же сообразительный! Продал все: квартиру, обстановку, одежду, обувь. Владеть собственностью, жить в городе, на глаза людям попадаться – все это в наше время прямой путь за решетку. А я тихо хочу дожить, в радости и спокойствии. На все деньги купил консервов, кроссвордов и билет в тайгу. Нашел в тайге землянку возле ручья и поселился в ней. Вот где благодать! Хоть война, хоть революция, я точно не виноват буду. Летом цветы собираю, зимой кроссворды отгадываю. С белками разговариваю. Белки – надежные собеседники, не выдадут, даже если ляпнешь чего, не подумав.

Но недолго мое счастье длилось. Как-то утром слышу – шум и грохот, пошел сдуру смотреть. Оказывается, нефтяную вышку в моей тайге городят. И наверняка секретную, то есть я уже свидетель. А раз свидетель, то и обвиняемый – так у нас повелось.

Куда ж, думаю, от вас деться? Где найти место, в котором проблемы тебя не достанут? До марсианской миссии ждать еще долго… Стал размышлять – и догадался. Пошел ночью и поджег вышку. Рванула она так, что полтайги разнесло. А потом в полицию заявился. Я, говорю, террорист, экстремист, педофил и растлитель белок, здрасьте. Ну что сказать, не зря я всегда считал себя поумнее других, сработал мой план. Посадили меня в камеру-одиночку. Кормят три раза в день, гулять дают, книжки даже есть. Все есть для жизни, а проблем нет! Оказывается, то, чего ты больше всего боялся, и есть лучшее спасение, потому что бояться после этого нечего становится. Первый раз в жизни вздохнул спокойно, свободным себя наконец почувствовал.

За народ вот только немного переживаю: маются они ведь там снаружи, опасности на каждом шагу. Но надеюсь, все, как и я, скоро поумнеют и воссоединимся мы здесь все, кто хочет прожить свою жизнь тихо, без проблем.

Таинство ЗОЖ

ЗОЖ (Здоровый Образ Жизни) – образ жизни человека, направленный на профилактику болезней и укрепление здоровья.

Действующие лица: Тренер и Клиент

– Святой отец…

– Да, сын мой.

– Я хочу исповедаться, ибо грешен…

– Очисти душу, Господь милосерден.

– Я не был в спортзале уже три недели!

– Да, это грех…

– Я попаду в ад?

– Страшен ад загробный… Но куда страшнее ад земной, который творишь ты сам! Три недели без спорта – абдоминальный жир висит над ремнем, мышцы атрофированы, связки ссохлись – ты уже в аду, сын мой! И наказан достаточно. Больше не пропускай тренировок, иди с Богом!

– Но это еще не все.

– Как не все?! Что же может быть…

– Я… Я съел пончик…

– …

– Что же вы молчите, отец? Скажите что-нибудь, мне страшно!

– Тяжко… И милости Господа есть предел. Расскажи, как это было.

– Я шел на тренировку и, прельстившись запахом, зашел в кафе.

– Коварен искуситель!

– Я думал просто понюхаю и уйду, но тут увидел его. Он лежал на прилавке, бесстыдно посыпанный сахарной пудрой…

– Пудрой! Свят-свят-свят!

– И шоколадной стружкой…

– О святые угодники!

– И такими, знаете, маленькими разноцветными штучками…

– Нет, только не штучками! Довольно, довольно!

– Вы сами просили рассказать… В общем, дальше ничего не помню, очнулся весь в пудре, вышел из кафе, не знаю, как попал домой…

– Тяжек сей грех, зело тяжек! Раскаиваешься, грешник?

– Раскаиваюсь!

– Две недели жесткой безуглеводной диеты – только куриные грудки с укропом и обезжиренный творог на ночь. И сорок отжиманий каждое утро. Отпускаю этот грех. Всё?

– Нет…

– Нет?

– Нет! Не всё! Еще я выпил! И выкурил сигарету! Да, выкурил! И мне понравилось!

– Бес! В тебе бес! Планка – три минуты прямо сейчас! И каждый час еще по три минуты. Даже ночью. И пятьдесят скручиваний, и двадцать отжиманий. На кулаках. С хлопком.

– Это тяжелое послушание…

– А ты как думал?

– Да, я думал. Ел пончик, запивал пивом, курил и думал – а оно мне зачем? Чего я угробляюсь на этих тренировках? Столько времени уходит и денег… Я что, чемпионом хочу стать? Может, ну его совсем? Все тело болит!

– Как говорил святой Арнольд, «Болит – значит растет!» Твоя вера в ЗОЖ проходит испытание. Вспомни, почему ты начал вести ЗОЖ?

– Ленка сказала, что у меня худые руки и дряблый живот…

– Святая женщина! Пусть вразумит тебя.

– Так я бросил ее год назад, потому что она толстая.

– Гм… Тогда внемли. Ты уверовал в ЗОЖ, чтобы быть сильным и стройным. Чтобы заниматься сексом часами напролет.

– Да мне некогда, я все время бегаю…

– Ты хочешь быть жирным, выглядеть старше своих лет, зарасти холестерином и умереть от инсульта в пятьдесят три года?

– Нет! Но я вот думаю…

– Не думай! Как только задумаешься – беги десятку. Как только усомнишься – делай планку. Прямо сейчас делай планку. Вот так, спину прямо держи, время пошло. Повторяй: пища моя – только протеины да BCAA, да L-карнитин.

– L-карнитин…

– Я буду трудиться в зале четырежды в неделю в поте лица – и придет счастье!

– Придет…

– Распахнутся белковые окна, осенит меня радость мышечная, и снизойдет эндорфиновое блаженство…

– Блаженство…

– И возрадуется тестостерон в сосудах тугих, и настанет вечная молодость! Хочешь быть вечно молодым?

– Хочу, отец…

– Веруешь в ЗОЖ или тряпкой безвольной истлеешь на диване?

– Верую! Долго еще стоять в планке? Не могу больше!

– Терпи!

– Сколько еще?!

– Терпи!

– Не могу!

– Можешь!

– А-а-а-а!

– Все, три минуты прошли, молодец.

– О-о-о-о! Как хорошо просто лежать на полу…

– Чувствуешь благость?

– О, святой Арнольд и восемь кубиков…

– После планки лучше, чем после пончика?

– Закончить планку – это лучше, чем пакет пончиков, это лучше, чем секс!

– Вот в чем смысл! Вот экстаз и таинство! Плюс к тому послушанию делай каждый день становую тягу шестьдесят кг три подхода по десять повторений, тягу в наклоне обратным хватом, пятьдесят турецких подъемов с шестнадцатикилограммовой гирей и сто бёрпи в противогазе.

– Спасибо! О, спасибо!

– Иди и больше не греши. А то у меня тренировка начинается.