Текст книги "Военный дневник (2014—2015)"

04 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

…Мы проскочили в пролом в заборе и оказались на территории аэропорта. Вывернули вправо и помчались вдоль взлетки к терминалам. На самом деле это не взлетка, а магистральная рулежка: взлетно-посадочная полоса находится дальше, ближе к метеостанции. Но тогда, конечно, я таких тонкостей не знал.

Слева, с холмов, по нам начали наваливать сепары, мы дружно ответили.

В стороне разорвалось несколько гранат из АГС, Паше что-то щелкнуло по каске. Валере задело плечо, но к счастью, легко. Морячок выжимал из УАЗика все возможное и матерился, выгребая из-за пазухи горячие гильзы от Валеркиного пулемета…

Приехали в старый терминал. Ротный пошел к Редуту, Валера – к медикам, заклеивать дырку. Мы дозарядили магазины и сели отдыхать. Впереди был обратный путь.

Вывели пленных. Руки у них были связаны скотчем, лица замотаны черными полиэтиленовыми пакетами. Сепаров загрузили под броню.

Подошли наши мотострелки – Макс, Игорь, Коля «Матрос» Тугушев. Макс попросил отвезти Матроса в лагерь – ему надо было в госпиталь. Колю тоже посадили в БМП.

Пленные сепары

В аэропорту нашу колонну усилили: придали еще одну «бэху», но порядок продвижения остался прежним: головной – УАЗ, замыкающий – УАЗ.

Поехали назад.

На обратном пути только проскочили новый терминал – огонь усилился многократно. Мы отвечали из всех стволов.

В районе диспетчерской вышки сепары чем-то задели одну «бэху». Её повело влево, прямо на УАЗик Коса, который пытался грамотно прикрыться броней от стреляющих справа сепаров. Кос с трудом избежал столкновения.

«Бэха» застопорилась, но хода не потеряла. На нашем УАЗике, летящем в голове колонны, заклинило Валеркин пулемет, он продолжил вести огонь из автомата. Что-то шваркнуло рядом, на бетонке, и мне резко стегануло по ушам. Да еще автоматы Паши и Валеры били над самым моим правым ухом, было больно.

В Донецком аэропорту

Короче, вырвались обратно, в пролом забора. Подождали отставшую «бэху». Ушли.

Пока ехали от терминала до пролома, практически прицельно выстрелял пять магазинов. Как прошли без потерь? Загадка…

Приехали в базовый лагерь, кинулись скорее дозаряжаться. Долго искал ящик с патронами ПП – большинство наших пожитков еще не успели сгрузить с МАЗа.

Пошел в палатку, промокнул кровь из ушей. Нашел в аптечке «Отипакс» (у водолазов такие штуки всегда есть), закапал. Стало полегче.

Ротный зовет, новое задание: будем скрытно доставлять сепаров в штаб АТО.

Загрузили сепаров в микроавтобусы, погрузились сами. В первом бусике, в кабине, Ваня-лейтенант и Ротный, с сепарами внутри на охране Кос, я и Саня «Панда» Чуваков. Сепаров с нами четверо.

Во втором микроавтобусе – Паша, Валера, раненый водила и сепарский командир. В кабине – Мастер и Аленьков.

Пока ехали на аэродром Краматорска, поговорили с пленными. Без кипиша, что называется, спокойно. Кос их даже водой поил.

Самому младшему – 23. Старшему – 42. Трое воюют потому, что мы каратели. Самый старший просто приткнулся к организованной силе. Все они вместе – расчет сепарской гаубицы Д-30. Младшенький – вычислитель. Служил срочку у нас в артполку в Девичках. Таким же вычислителем на «Д-тридцатых». Когда я рассказал об этом Аленькову, тот аж в лице поменялся. Он в бригаду из Девичек пришел…

Говорят сепары, что русских кадровых военных у них в Донецке немного: в основном инструкторы. Добровольцев всяких, это да, хватает. Командир батареи, что в другой машине ехал, он тоже из России, капитан, но не кадровый, а отставник. Добровольно приехал с бандеровцами воевать.

В Донецком аэропорту.

Присягу сепары, как выяснилось, никакую там, у себя, в Сепарстане, не давали. Поэтому мы им от чистого сердца посоветовали в Краматорске не запираться, рассказывать все честно. Тогда, мол, вас, скорее всего, на обмен пустят.

– А будете финтить или играть в Зою Космодемьянскую – продадут вас Коломойскому!

Насчет Коломойского их крепко пробрало, стали осторожно интересоваться, а что у него с такими, как они, делают. Но, поскольку мы были не в курсе, ответили внушительно:

– Оттуда еще никто не возвращался!

Приехали на Краматорский аэродром. Мама родная, сколько же там техники! Минут тридцать ехали по полю – а боевые машины стояли рядами вдоль нашего пути. «Хамви», БМП, БТР, танки… Как же всего этого не хватает там, на передке!

Сдали пленных какой-то спецуре. Спецы позакидывали сепаров в кузов пикапчика и уехали.

Глубокой ночью мы вернулись на базу.

5 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

Ходят упорные слухи о перемирии, о каких-то договоренностях в Минске… Ничего не понимаю: если мы проводим антитеррористическую операцию, то какие могут быть перемирия с террористами?! А если ведем войну – то почему нет полной мобилизации и военного положения?

Не знаю, что за соглашение о прекращении огня они там, в Минске, подписывают сегодня – здесь никто огонь прекращать не собирается. Валево идет в обе стороны. Артиллерия работает постоянно. Утром в камыши, метрах в 40 от нашего домика что-то тяжелое прилетело, 120-ка, походу.

Вся группа Ольховского считается пропавшей без вести.

Уже точно опознан погибший под Новокатериновкой Бублик, снайпер-контрактник из второго взвода…

Русские вернули тяжелораненого 18-летнего контрача Пашу Кипу.

Ротный рассказывал: русский офицер шел мимо выложенных в ряд раненых украинских солдат и добивал их.

В голову стрелял.

Остановился за два человека от Паши, лежавшего с перебитыми ногами. По рации русскому передали, что раненых пленных будут возвращать. Так Паша уцелел…

6—9 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

Ротному пришла в голову мысль – заиметь собственный беспилотник. Харьковские волонтеры из группы Миши Кобцева помогли: организовали курсы и производство аппарата.

На эти пятисуточные курсы командование решило отправить меня и Андрея «Андроида» Горду – бойца из разведвзвода. Ну, почему его – понятно, Андрюха технически грамотный и с беспилотниками до войны имел дело. Но меня?!

Впрочем, за время войны я четко понял важную вещь: никогда не отказывайся от возможности побывать дома – а вдруг больше не доведется? Тем более, у меня близкий родственник в результате несчастного случая несколько дней назад получил тяжелейшие травмы – надо было навестить.

Так что поехал с охотой.

Зашел к ЛОР-врачу, с ушами ничего страшного: кровь выступила сквозь перепонки, но сами они вроде целы. Короче, пройдет, «ни о чем».

Правда, с курсами у меня не задалось: не получалось ровно посадить эту байду на симуляторе. Мое дело – стрелять, а не в самолетики играться… У Андрюхи, наоборот – все выходило отлично.

Пока я занимался ерундой, 7 сентября Ротный, Ромашка, Валера и Паша приняли участие в бою на «Зените». Паша Калеников был там ранен. Известие об этом, мягко говоря, не добавило мне хорошего настроения.

Рано утром 10 сентября, нагруженные беспилотником, гуманитаркой и еще двумя рациями Motorola DP4801, мы выехали на фронт.

7 сентября 2014 г., гвардии сержант Роман Сасик, «Ромашка»

За селом Опытным, между аэропортом и Спартаком, располагается старая часть ПВО. Ангары, бункера, много законсервированной техники. После всех сокращений армии, к началу войны, в этих помещениях осталась только рота РЛС и зенитный дивизион.

Называлось это всё – позиция «Зенит».

Ну, за время войны, понятно, «Зенит» неоднократно усиливали, подбрасывали и людей, и оружие.

И вот, 7 сентября командир «Зенита» выходит по рации на «Шалаш»[24]24
  На тот момент – позывной штаба 2-й батальонно-тактической группы 93-й гвОМБр.


[Закрыть] и сообщает, что с двумя его блоками, что находятся ближе к аэропорту, отсутствует связь. Никто не отвечает…

Ротный скомандовал боевой выход. Пошли Паша Калина, Валера Собчишин, я и сам капитан Кудря.

Ротный был в очень плохом настроении. Несколько дней назад стало известно, что под Иловайском убит Бублик – его контрактник. А вчера выяснилось, что там же погиб и его друг, гвардии майор Алексей Борищак.

В общем, на «Зенит» Кудря пошел без бронежилета. Судьбу испытывал…

Ну, ладно. Собралась группа: два танка, мы, 11 человек разведчиков – «больших» и «маленьких»[25]25
  «Большая разведка» – разведрота бригады, «маленькая разведка» – разведвзвод 2-й БТГР.


[Закрыть], и две их БМП.

Сели по-боевому – поехали.

Наша «бэха» шла замыкающей. В «десанте», по правому борту, сидел Паша Калина. В этот борт нам и прилетело. БМП, по счастью, была обваренная, с решетками. Вот на этой решетке граната из РПГ и разорвалась. Тряхнуло, конечно, крепко, но ничего.

Пришли на «Зенит», стали у здания столовой, выскочили. Два танка пошли ровнять посадку, что находилась у тех блоков, куда нам предстояло идти.

У столовой куча какая-то обугленная дымится. Подошли две женщины – жительницы Авдеевки, они еще с мая месяца на «Зените» бойцам есть готовят. Рассказали, что это «Град» прилетел в кучу буряка, который только вчера привезли на столовку…

Сепары откуда-то гатят из крупняка – «Утес» или ДШК: передвигаться приходится пригнувшись.

Вернулись танки, мы помогли танкистам догрузить боекомплект.

Взяли у зенитчиков проводника – старшего лейтенанта, и пошли зачищать.

Впереди танки, потом «бэхи», сразу за «бэхами» – пехота.

Территория специфическая: бункера, ангары, тоннели. Заходили вдвоем: сначала граната, потом сам заскакиваешь – и очередь «от живота».

Дошли до первого блока.

Возле него валялся труп полуразваленный. Ни оружия, ни разгрузки, чей труп – не ясно. Сначала думали, что наш: на руке лента с молитвой, как у нас в роте у всех. Потом под курткой колорадскую ленточку обнаружили. Рядом, в траве еще магазин автоматный на 7,62 лежал.

На блоке – шаром покати. Ни живых, ни мертвых, ни следов крови, ни следов боя. Оружия, имущества – ничего нет, даже кружки не валяется.

Чтобы пройти на второй блок, нужно было спуститься в яр. Броня туда пройти не могла, так что выдвинулись я, Паша, Валера, старлей – проводник и Батя – разведчик из разведроты.

Второй блок был как бы и не блок, а скрытая позиция расчета АГС. Находился он в десятиметровом тоннеле. Я с Пашей и проводником встал у входа в тоннель, а Валера с Батей пошли поверху, чтобы зайти с выхода.

Батя закинул в тоннель гранату, и мы двинули внутрь. Сбоку, в нише, нашли перевернутый АГС и несколько «улиток»[26]26
  «Улитка» – коробка с лентой на 30 выстрелов к АГС-17. В ленту заряжается 29 гранат ВОГ-17, одно звено остается пустым. Боекомплект одного гранатомета – 3 «улитки». Вес «улитки» – около 14 килограмм.


[Закрыть].

Я шел первым, за мною – Паша и проводник. До выхода оставалось метров пять, когда загрохотали автоматные очереди.

Пули били в стенку тоннеля передо мной, рикошетили от второй стенки и уходили мне за спину. Паша и проводник-зенитчик упали. Они были ранены в ноги.

Мы вытащили раненых, перевязали… В Пашу было три попадания.

Таким был наш бой на «Зените». Сепары по-тихому вырезали 9 человек на этих двух блоках. О судьбе их мне ничего не известно.

Рассказывали потом, что вроде один позвонил матери из плена. Сказал, что сепары готовы его вернуть, если мать сама приедет – но правда это, или нет, и чем все это кончилось – не знаю.

А в госпиталь Паша не поехал. Не захотел с войны надолго уезжать. В Красноармейске, в больнице ему первую помощь оказали, и он еще с месяц хромал по Тоненькому, выздоравливал. Одна пуля до сих пор у него в бедре сидит.

10 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

Я и Андроид возвращались из Харькова на фронт.

Ехали шикарно, с оказией: наш друг Паша Райхельс, волонтер группы Ромы Доника, как раз собрался везти груз в наши места, в 93-ю. Мы присоседились в машину.

Пацаны беседовали. Я записывал свежие впечатления от пребывания в Харькове. Злые слова выплескивались на экран смартфона; текли, складывались в строки.

…Ты приезжаешь в родной город с фронта на пару дней.

Получив в пятницу утром приказ на отъезд и полчаса на сборы, ты торопливо моешься парой бутылок газированной воды, с хрустом соскребаешь трехдневную щетину. Натянув «выходную» форму, хватаешь вещмешок и бежишь к машине. Пистолет – за пояс, запасную обойму и пачку патронов – в карманы. Хоть и в тыл едешь, но всё бывает, а плен не для нас.

И вот ты уезжаешь все дальше и дальше от фронта. Бу́ханье наших САУшек и шелест «Градов» сепарской «ответки» затихают вдали. Пацаны из группы сопровождения суют тебе деньги и карточки, заказывают гостинцы: кому нож, кому панаму, кому что-то для машины… Ты киваешь, обещаешь все привезти, а в голове одна мысль: ты едешь домой, а они остаются. Ты будешь вечером пить коньяк, а они пойдут на боевой выход, без тебя. Ты будешь спать в мягкой постели с женщиной, а они не будут спать вообще, в лучшем случае – покемарят, расстелив каремат на сыром бетоне, прижавшись друг к другу спинами, для тепла.

От всего этого на душе царапает.

Пацаны подбрасывают тебя до нацгвардейского блока на границе областей.

– Привет, военные! 93-я мехбригада, рота снайперов! Следую домой в краткосрочный отпуск.

«Нацики» и «беркута», стоящие на блоке, расспрашивают тебя, как там на фронте. Ты показываешь в айфоне фотки взятых сепарских укреплений, битой техники, пленных сепаров. «Беркута» быстро тормозят попутку.

– Куда направляемся? Довезешь фронтовика до Новомосковска.

И вот ты едешь по мирной земле. Здесь не стреляют из «зеленки» по нашим колоннам, а наши не простреливают каждую крупную посадку. Здесь смерть не прилетит к тебе из гущи листвы, но ты все равно машинально вглядываешься в густую зелень на обочине. Ты сам не раз лежал у дорог, укрывшись в высокой траве, и знаешь, что разглядеть засаду с машины практически невозможно. Но все равно смотришь. Иллюзия управления собственной судьбой.

На заправке WOG ты съедаешь огромный цивильный хотдог с пепси-колой. В ближайшие пару суток никакой тушенки, никаких галет и макарон!

Здоровенный кондиционированный автобус везет тебя из Новомосковска домой. Попутчики определяют в тебе «человека оттуда», видимо по форме (советская еще «березка»-разделка), здесь военные так не ходят. Они расспрашивают тебя о положении на фронтах, и ты говоришь, что все хорошо, что твоя мехбригада не отступает, а если где-то и плохо, то ты об этом не слыхал, а уж в 93-й гвардейской, четырежды орденоносной бригаде – точно все «в ёлочку»! Зачем им знать, что в твоем взводе после двух месяцев войны осталось восемь человек…

Вот он, родной город! Нарядный, шумный, красивый – родной. Ты идешь по его улицам в мятой форме, с вещмешком за плечами, люди оборачиваются вслед. Строевой сорокалетний ефрейтор, диковина в городе – вотчине курсантов.

Глаза разбегаются от обилия красивых девушек – начался учебный год, приехали студенты. Но против воли также подмечаешь и парней призывного возраста – их полным-полно. Гуляют с девушками, потягивают пивко на верандах…

На фоне эйфории от встречи с домом шевелится первое раздражение – почему они не в армии?! Почему столько народу косит? Ведь война идет, тяжелая война! Враг пришел на нашу землю, влез сюда своей бронетехникой, артиллерией, мотопехотой… Мы убиваем, нас убивают, а они тут по клубам шляются и телок «режут»!

И вот прорезается первая «синдромная» мысль: ну, твари, дайте срок… Придем с войны – со всех вас спросим, что вы делали, пока мы Родину защищали, ни себя, ни кого вокруг не жалея, не щадя.

С каждого спросим! Право такое имеем.

И понимаешь, что отныне, и до конца дней своих людей ты будешь делить на тех, кто воевал – и всех остальных.

По улицам ездят хорошие машины, ходят нарядно одетые люди.

От ненависти начинает сводить скулы.

Ты знал, что так будет, тебя предупреждали.

Пацаны, побывавшие в отпуске раньше тебя, рассказывали, что дома полно дорогих машин с номерами ВВ и АН (сепары, гниды, понаехали, типа беженцы, мля!). Что любимые девушки понаходили себе еб…й поудобнее, которые не черт-те-где в степях Донбасса, а тут, под боком. Поездки, бутики, рестораны, внимание… Мы не можем ничего этого дать – мы войну ломаем. Мы – не в трэнде. Вне поля выбора. Не мужчины, а нечто непонятное, про таких в глянце не пишут, отстой.

Все это так, пацаны.

Мы действительно – какие-то лишние тут. На фронте кажется, что вместе с нами вся страна воюет рядом. Вернувшись домой, понимаешь: ни хрена.

В основном все косят и морозятся. Мы, вернувшиеся на несколько дней из пи…реза домой, для них – непонятны и опасны. Мы были как они – менеджеры, юристы, бухгалтера, комерсы… Теперь мы пулеметчики, снайпера, мехводы, разведчики.

Метаморфоза, для большинства – непостижимая.

Для них солдаты – что-то вроде оборотней. Перекинувшиеся. Как общаться с оборотнем – непонятно. Повествования о Мальдивах и покупке нового «Порша» солдатам неинтересны. Солдатские рассказы о пи…резах – неприятны и вызывают чувство нахождения не в своей тарелке.

А еще оборотень может перервать горло…

И тебе кажется кощунством, оскорблением памяти павших разговор с сытым, благополучным мирняком о тех, кто не вернулся с боевых заданий, о погибших и пропавших без вести снайперах твоей роты.

И ты просто пьешь.

Молча.

Ирония судьбы: в роте сухой закон, и на фронте спокойно обходишься без спиртного, но в мирном городе детства… Невозможно.

Вот так и проходят твои отпускные два дня: в общении с семьей и – бутылкой.

В воскресенье ты подсядешь в машину волонтеров, везущих помощь на фронт. Эти храбрые люди, которым в армии готовы при жизни ставить памятники, довезут тебя до нацгвардейского блока на границе областей. Здесь вас ждет ротная машина сопровождения. Очередной отпускник, садясь в попутку, весело кричит тебе:

– Санька, ну как погулял?!

И ты складываешь пальцы в ОК и орешь в ответ:

– Отлично, братан!

Ребята привезли твой автомат, и ты пересаживаешься к ним в машину.

Ты снова среди своих.

Среди людей, которым не важно твое общественное положение и количество денег, а важно, что ты не ссышь и хорошо стреляешь.

Отпуск кончился.

Ты едешь, внимательно всматриваясь в «зеленку».

Простреливаешь крупные посадки.

Там, дома, мирняки часто задавали тебе вопрос – зачем? Почему ты воюешь? Ведь не пацан уже. Больше всех надо? В ответ ты пытался объяснить что-то о присяге, о Родине, о том, что стыдно косить…

Все это так.

Но самое главное, о чем ты смолчал, – это то, что на войне у тебя каждый день абсолютно чистая совесть.

Ты там, где надо. Ты делаешь именно то, что надо.

Давным-давно забытое ощущение…

В детстве ты очень любил перечитывать книгу, которая называлась «Люди с чистой совестью».

Теперь ты один из них.

11 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

Выход на многоэтажку в Авдеевку, прикрывали арткорректировщика.

С аэропорта вернулись Игори – Коваленко и Плюта. Больше месяца они там пробыли. Крайние 12 суток были очень тяжелыми. И обстрелы постоянные, и сепарская пехота лезла на «Енот», как на буфет. Ротный сразу отправил их в отпуск.

У меня появилось целых две кевларовых каски! Одну, украинскую, ТЕМП-3000, дала бригада в лице Ротного. Вторую, итальянскую, подарил Кос – его друзья для нашей роты семь штук прислали.

Теперь за боевой выход без каски ротный будет штрафовать на 100 гривен.

12 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

Перемирие… Смешно, конечно.

Всю ночь хреначила артиллерия – в обе стороны.

Этим гнидам нужен аэропорт, любой ценой.

Если где-то до 28-го августа территория Донецкого аэропорта имени композитора Прокофьева могла условно считаться курортом, то теперь это чистые бля…ие Фермопилы.

Ясно ведь: если будет демаркация, она пройдет по линии фронта, отходить-отдавать никто ничего не собирается. А перспектива поиметь по концовке Донецк без аэропорта сепаров явно не радует.

Вот и стараются.

Только херово получается!

То, что они клевещут про «блокаду», «двойное кольцо», – бред, пропаганда геббельсовского пошиба. Отпускники катаются туда-сюда, подвозят пополнение, продовольствие, боеприпасы.

Хрен вам, суки, по всей морде, а не аэропорт!

13—14 сентября 2014 г., позывной «Юрист»

…Из тыла кажется, что самая большая проблема на фронте – это то, что на войне тебя могут «прикастрюлить», сиречь – убить. Большая ошибка думать так!

На самом деле (по крайней мере, в боевых подразделениях) на это особо никто не заморачивается. Вечной жизни никому не обещали, всем когда-нибудь доведется «шагнуть с тропы в пустошь». Так что грустная эта возможность воспринимается просто как весьма нежелательная, но вполне вероятная особенность здешней жизни.

Но! Крайне не хотелось бы лечь «дуриком» – по ошибке или из-за чужого разгильдяйства. Конечно, выбирать не дано, но не хотелось бы.

А потому главные проблемы на фронте – это связь (она, традиционно, хреновая) и несогласованность действий (она, традиционно, отличная). Ну, а «человеческий фактор» (традиционно дестабилизирующий) – всегда тут как тут.

Прошлой ночью был в разведывательном выходе с разведвзводом 4-й БТГР. Штатный снайпер разведчиков вроде был в отпуске, и они запросили из роты. Кроме того, им нужен был тепловизор и тот, кто умеет с ним работать.

Сходили штатно. Все подступы к Невельскому прошел, глаз от теплака почти не отрывая.

Но все в общем нормально. Только из-за пары придурков и нашей штабной суперсекретности реально могли все остыть уже.

…У разведки 4-го батальона прикольные традиции: их командир, Капкан, перед выходом построил, прочел «Отче наш», помолились – поехали. Мне в напарники определили шустрого паренька с позывным «Мухобой».

Задача: поиск ДРГ[27]27
  Диверсионно-разведывательная группа.


[Закрыть], по неподтвержденным сведениям, прошедшей в наш тыл в районе Невельского.

При выходе на одну из точек встретили по дороге двух правосеков, Шахтера и Дальнобоя, стоящих в секрете.

Вообще-то правосеки нормально работают, не скажу дурного. Они дрались рядом с нами под Нетайлово, шли на штурм и зачистку Песок и Авдеевки, и под Карловкой вместе с нашими воевали достойно.

Но эти, Шахтер и Дальнобой, были какие-то на всю голову не такие. И через две минуты после встречи обстреляли машину, шедшую на высокой скорости и не остановившуюся по их «требованию». Какого хрена им приспичило вообще эту машину проверять – непонятно, в их функции это не входило.

Представьте себе: ночь. Поле. Ни блока, ни КПП. В свете фар вдруг замечаешь на обочине БМП, а на другой стороне дороги – двоих людей в разномастной форме, без фонариков, но с оружием, которые машут тебе руками, требуя остановки! При том ты знаешь, что в паре километров впереди по дороге опорный пункт, где стоит батальон «Днепр-1».

Конечно, ты не остановишься, и правильно! И не должен останавливаться!

Короче, высказали мы правосекам пару ласковых, и поехали дальше, выдвигаться к точке.

…А в той машине, как потом выяснилось, ехали двое днепровцев. И одна из пуль, пробивших заднее стекло, ушла в лобовое совсем рядом с головой водителя.

Конечно, прилетев на свой блок, эти двое ребят эмоционально рассказали, что видели на обочине нашу «бэху» без флага, с которой их обстреляли.

«Днепр-1» напрягся, но поступил по всем правилам: их старший связался с аэропортом, там ответили что их «бэхи» все на месте. Затем он вышел на наш штаб, и наши (из соображений секретности, а может, человек был не в курсе) – тоже не подтвердили.

«Днепр-1» напрягся уже конкретно.

И тут, часов через несколько, мы, такие все из себя красивые, на броне по-походному, возвращаемся на базу и, по пути, выкатываемся на этот блок.

Я не знаю, как им удалось удержаться и не выстрелить.

Четыре взведенных РПГ, костер бы знатный получился.

Честно скажу: я, на их месте, стрелял бы. Скорее всего, стрелял бы.

…Месяца полтора назад мы сидели на кузове у кромки пшеничного поля. Вдруг из-за дальней посадки послышался нарастающий рев дизелей, на поле выкатились две «бэхи» без флагов и на высокой скорости пошли на нас.

Мы ссыпались с машины, трое, на ходу расчековывая «мухи», ломанулись в посадку, я и Медведь залегли за колесом. Он с ПКМ, я с винтовкой, у обоих – бронебойно-зажигательные.

– Давай вместе?

– Давай…

Палец замер на спусковом крючке, уже почти выбрав свободный ход, когда кто-то из наших заорал: «Свои!», увидев флаг на сломанной антенне…

…Ну, а сегодня все тоже кончилось благополучно: днепровцы покричали на нас, мы порычали на них, потом разобрались, потом, очень вовремя, приехали эти два правосека, попали под раздачу…

Нормально. Живы – и живы. Задача выполнена. Не зря сходили, короче.

…Взбираясь на броню, я сказал днепровцам:

– Нервная у вас, братанки, работа! Работа нервная, но нервы – крепкие…

* * *

…На базу мы вернулись под утро, часа в четыре. Я пошел отсыпаться. Днем разведчики 4-го батальона получили задание сопроводить колонну танков 17-й бригады. Часть их нужно было завести в Пески, часть – в аэропорт.

На дороге между Нетайловым и Первомайским попали в засаду. Один разведчик, ходивший с нами ночью, погиб. Капкан и Мухобой были тяжело ранены. Сгорел танк…

В аэропорту сегодня был жесткий звездорез. Кирилл «Доцент» Недря, заместитель командира мотострелковой роты, переживший в аэропорту этот день, потом писал об этом. Впервые за всю войну в бою поучаствовал гарнизон диспетчерской вышки: её обстреляли из тяжелого оружия – навалили из «рапиры», и еще из ЗУшки добавили.

В результате тяжелого боя наши мотострелки отошли с «Енота»…