Текст книги "Военный дневник (2014—2015)"

29 мая 2014 г., будущий позывной «Юрист»

– Нихрена твой рапорт не удовлетворят: военком не отпустит, – сказал Валера Ковальчук, когда мы сидели в курилке. – Ты ему нужен; вернее, больше машина, чем ты.

– А вот посмотрим! – ответил я и, решив подстраховаться, поехал к заместителю облвоенкома полковнику Калгушкину.

Полковник меня выслушал и дал дельный совет: помимо рапорта, пущенного официальным каналом, обратиться лично к министру обороны.

Я написал генералу Ковалю письмо, в котором попросил посодействовать скорейшему удовлетворению рапорта.

Через неделю из Минобороны пришла телефонограмма: всех военкоматовцев, кто хочет, – отправить в строй.

Нас вызвали в облвоенкомат, и кадровик майор Павлов предложил на выбор три в/ч: 22-й или 24-й батальоны территориальной обороны и 93-ю мехбригаду.

Я понимал: по-любому лучше служить в части, которая существует давно и имеет традиции, чем в бардаке временных, создаваемых только на период войны формирований. Поэтому выбрал 93-ю отдельную гвардейскую механизированную Харьковскую дважды Краснознаменную орденов Суворова и Кутузова бригаду.

Двое ребят из другого военкомата при мне выбрали «Айдар», но, по результату, всех нас все равно отправили в 93-ю.

Потом уже, на крыльце облвоенкомата, я слышал разговор майора Павлова с сослуживцем.

– Нах… они туда едут?! Они думают, что УБД[5]5
  Статус участника боевых действий, дающий право на некоторые льготы.


[Закрыть] получат и вернутся? Там война, люди гибнут!..

Но мы ехали не за УБД. Не за льготами, званиями и орденами. Мы ехали потому, что там, на Востоке, была война. И ее надо было кому-то воевать…

18 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

В полдень с территории облвоенкомата выехал автобус. Больше сорока добровольцев со всей Харьковщины отправлялись к новому месту службы – в пгт Черкасское Новомосковского района Днепропетровской области, в/ч ПП В2830.

Я не говорил родным про рапорт на фронт. Сказал полуправду, что, мол, перевели под Днепропетровск.

Мать узнала о том, что сын на войне, в конце августа, когда из части пришло так называемое «письмо на родину» – вид поощрения бойцов по дисциплинарному уставу.

Утром я в очередной раз рассказал маме по телефону, как замечательно служу водолазом под Новомосковском. А вечером в письме она прочла, что стрелок-снайпер роты снайперов гвардии старший солдат Александр Мамалуй и его товарищи по роте проявили доблесть и мужество при освобождении Песок, Первомайского, Нетайлова и Авдеевки.

Мама… Она просила, чтобы я каждый день звонил, и я старался, хотя для того, чтобы найти место, где ловит связь, приходилось иногда вылазить из укрытия под обстрел.

…Врач-педиатр, кандидат медицинских наук, она ежедневно ходила в церковь, молиться за меня и пацанов. Я, насмотревшийся местных реалий, кричал ей в трубку, что не надо, что большинство попов Московского патриархата – сепары! Но она все равно ходила и заказывала молебны в церквях и монастырях.

Со своей пенсии купила пацанам в Харьковский госпиталь кондиционер, навещала их, и сейчас навещает. На выборах в Верховную Раду пошла и проголосовала за «Правый сектор», потому что слышала от меня, что они хорошо дерутся.

– Ты воевал… результативно? – был единственный мамин вопрос о том, что я делал на войне.

И услышав мое: «Да!» – больше она к данной теме не возвращалась.

…Аз есмь с Вами и никто же на Вы! – этими словами мама до сих пор заканчивает каждый наш телефонный разговор.

Ни от кого из моей семьи я ни разу не слышал ни слова упрека за то, что ушел в армию, оставив их без опоры.

Спасибо вам, родные мои, за все! А главное, за то, что понимали: я просто не мог иначе – ни в первую мобилизацию, ни в следующую…

Пока мы тряслись в автобусе – удалил из телефона все личные фотографии: семьи, друзей; вспомнилось стихотворение Симонова:

 
…Я твоих фотографий в дорогу не брал:
Все равно и без них – если вспомним – приедем.
На четвертые сутки, давно переехав Урал,
Я в тоске не показывал их любопытным соседям.
Никогда не забуду после боя палатку в тылу,
Между сумками, саблями и термосами,
В груде ржавых трофеев, на пыльном полу,
Фотографии женщин с чужими косыми глазами.
Они молча стояли у картонных домов для любви,
У цветных абажуров – с черным чертиком, с шелковой рыбкой:
И на всех фотографиях, даже на тех, что в крови,
Снизу вверх улыбались запоздалой бумажной улыбкой.
Взяв из груды одну, равнодушно сказать: «Недурна»,
Уронить, чтоб опять из-под ног, улыбаясь, глядела.
Нет, не черствое сердце, а просто война:
До чужих сувениров нам не было дела.
Я не брал фотографий. В дороге на что они мне?
И опять не возьму их. А ты, не ревнуя,
На минуту попробуй увидеть, хотя бы во сне,
Пыльный пол под ногами, чужую палатку штабную…
 

Ничего о 93-й бригаде я не знал, кроме того, что весною там был бунт мобилизованных, протестовавших из-за плохих условий.

Ну, условиями суровыми водолаза не удивишь, потому смотрел в будущее с оптимизмом.

Опасался другого.

В моем тогдашнем, еще в юности сформировавшемся, представлении любая строевая в/ч – это неизбежные «затяги», уставщина, «отход-подход-фиксация».

Ага. Как же…

Черкасское – это военный городок. В нем дислоцировались 93-я бригада, 74-й отдельный разведбат, полк связи. И как раз напротив моей новой части располагался магазин. Нет, даже не так: МАГАЗИН!

Ветераны бригады рассказывали: еще в декабре 2013-го это был жалкий сельмаг в полуразрушенном здании бывшего гастронома.

18 июня, в день приезда, я увидел приличный минимаркет с шикарным ликеро-водочным ассортиментом.

А в июне 2015-го, когда я крайний раз приезжал в Черкасское, – напротив КПП стоял мощный торговый центр на две кассы, принимающий электронные платежи, с охраной и прочими атрибутами успешного бизнеса. В помещении рядом, ранее зиявшем выбитыми окнами, расположилась шашлычная.

Все это изобилие свалилось на головы передовиков местной торговли благодаря мобилизованным бойцам, их неукротимой жажде.

Справедливости ради надо отметить, что где-то с весны 2015-го, после того, как ВСП[6]6
  Военная служба правопорядка.


[Закрыть] пару раз изъяло всю «барную карту», спиртное в этих очагах культуры больше официально не продавали.

…Автобус остановился у КПП бригады. Спрыгнув на асфальт, я увидел парочку тел в форме и с автоматами, выходящих из магазина напротив части. В руках каждый бережно нес полторашку пива.

Еще несколько камуфлированных тушек разной степени устойчивости кучковались у развалин, примыкающих к магазину. Будучи человеком коммуникабельным и любознательным, я сразу рванул к ним.

– А что, пацаны, как тут с режимом? Сильно все «застегнуто»?

– Братан, да вообще без всяких! Тихо-спокойно…

– А как выход за КПП, свободный?

– Вообще без проблем, только военник с собой бери!

Мне начинало нравиться служить в 93-й гвОМБр!

В общем, ситуация в ППД[7]7
  Пункт постоянной дислокации воинской части.


[Закрыть] бригады четко соответствовала поговорке: кот на крышу – мыши в пляс. Комбриг был на войне, в Черкасское вырывался крайне редко: не было возможности – батальонные тактические группы готовились к наступлению…

Нас провели по территории части до палаточного городка и оставили ждать кадровиков.

Из палаток высыпали загорелые гвардейцы, одетые в невообразимые сочетания гражданской и военной одежды. К нам подошел толстенький боец в замызганной футболке «Манчестер Юнайтед» и закатанных до колен камуфляжных брюках.

– Ну, как тут по службе, братан? Сильно долбят? Зарядка там, построения, наряды? – выспрашивал я.

– Да яка зарядка, ты що?! А шикування, зазвичай, о дев'ятій. Але ми ж ремрота, туди не ходимо.

Наконец пришли офицеры-кадровики. Мы построились.

Невысокий офицер с густыми темными волосами зачитал список личного состава с указанием должностей.

Это был майор Новиков, начальник строевой части.

Меня записали стрелком-санитаром.

Стоящего рядом прапорщика назначили помощником гранатометчика.

– Как я, прапорщик, могу быть помощником у сержанта?! – бурно удивлялся он.

Но изумляться тут было нечему: в первую мобилизацию люди под должности зачастую не подбирались. Просто вписывались «от балды».

В снайперскую роту, например, при ее формировании, еще весной 2014-го, снайперами назначили двух очкариков.

Честное слово!

Таков был стиль работы нашей строевой части.

Забегая вперед, скажу, что человеком майор Новиков был неплохим, к роте снайперов относился хорошо, но наши наградные листы, к сожалению, отправлял по инстанциям с теми же ошибками, что и документы остальных ребят. Из-за чего они все возвращались в бригаду «без реализации».

Возможно, штабная работа – это было просто «не его». Вполне вероятно, что на командной должности он бы проявил себя с самой лучшей стороны.

…К счастью, строевики всегда шли навстречу пожеланиям командиров подразделений, и потому впоследствии штат менялся еще много раз.

Капитан Кудря, мой будущий ротный, сумел «сдыхаться» одного очкарика, оказавшегося к тому же еще и хроническим алкоголиком. Привет военкоматовским медкомиссиям и низкий поклон! Второй очкарик вышел на фронт и даже довоевал до дембеля.

История же прапорщика – помощника гранатометчика весьма примечательна.

Уже к августу он стал командиром взвода обеспечения. За свою предосудительную склонность к злоупотреблению спиртосодержащими жидкостями впоследствии получил аж два позывных: Черный Прапор и Дикий Прапор. Впрочем, в трезвом состоянии был он, что называется, золотой человек.

В сентябре в Донецком аэропорту Черный Прапор воевал обычным стрелком, числясь при этом по-прежнему командиром взвода и пребывая в счастливом неведении о том, где этот самый взвод обретается.

Должность стрелка-санитара в танковом батальоне тоже не была пределом моих мечтаний, потому решил завтра же все разузнать о водолазном отделении инженерной службы, в существование коего в бригаде я свято верил.

Окончив читать список должностей, майор Новиков обратился к строю с напутственным словом:

– Все готовы ехать в АТО?

– Готовы… – нестройно прогудел строй.

– Точно? Может, уже завтра выезжать придется! А там, между прочим, война, стреляют!

– Ничего, товарищ майор! Не хуже других! – звонко ответил кто-то из наших.

И чего это кадровики всё жути нагоняют?! В Харькове Павлов, тут Новиков… Методичка у них, что ли, какая есть по работе с личным составом?

Несколько гвардейцев принесли матрасы и спальные мешки. Мы разобрали их и пошли в казарму устраиваться на ночлег.

Коек в казарме не было. Разместились на полу.

Те пацаны, что начали кирять еще в автобусе, окончательно «устали» и провалились в благословенное небытие – кто где.

Один «устал» прямо в полуразрушенной сушилке, на размозженном кафеле.

Более крепкие бойцы расположились вокруг пожитков и сгоношили выпить.

Особенно усердствовали Старший Сержант и Младший Сержант.

Не очень отставал от них и Лёня Лобчук, крепкий мерефянский парень, работавший до армии в леспромхозе. Приняв свою норму, он включил альфа-самца и стал вызывать на боксерский поединок собутыльников. Однако Старший Сержант и Младший Сержант – люди, пьющие целенаправленно и долгосрочно, спарринговаться не стали. Не драться с молодыми лесорубами хотели они, а душевно беседовать, вспоминая свою срочную службу и планомерно уничтожая домашние запасы горилки.

Общими усилиями раздухарившегося Лёнчика без рукоприкладства уложили спать.

Старший Сержант продолжал пить все больше и больше. На фронт он так и не вышел. В июле, по «синей волне», упал лицом вниз и глазом попал на сучок. Списали «вчистую».

Младший Сержант вовремя одумался, пил в меру, но на фронт не попал. «Всю дорогу» занимался разгрузкой боеприпасов на ж.-д. станции на границе Днепропетровской и Донецкой областей. В марте 2015-го, под дембель, встретил его в ППД: собирался проситься на контракт.

Леонид Лобчук, механик-водитель БМП[8]8
  БМП-1, БМП-2 («бэха») – боевая машина пехоты.


[Закрыть], воевал толково и храбро. В феврале 2015-го, под Авдеевкой, сепарский снайпер ранил его в бедро.

Ногу отняли.

Оправившись от ранения, Лёня, за рулем бусика, стал возить волонтерскую помощь на фронт…

19 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

Наступило утро. Подъем никто не скомандовал. Лица, накануне злоупотребившие спиртной напиток, спали в забавных позах.

Остальные потянулись в умывалку. С большим удивлением обнаружили там бойлер с горячей водой. Живем!

В столовой попили чайку с хлебом-маслом-сыром и расположились вдоль газона у казармы, на солнышке, ждать, когда привезут кровати.

Постепенно люди начали знакомиться и корешиться.

Среди приехавших со мною в автобусе добровольцев были младший лейтенант Вадик Битчук, по «гражданке» – дипломированный хирург, старшина Макс Тищенко, Коля «Матрос» Тугушев, Вова Полешко, Артем Приходько, Игорь Шаповал, афганец Паша Вовк, Игорь Ефременко, Рома «Бандера» Медведев, Олег Посохов…

Всех их я потом встречал на войне, многие проявили себя геройски.

Мы сидели и лениво переговаривались, когда на газон между казармой и плацем упала птица.

Это был соколёнок. Видимо, впервые вылетел из гнезда и не рассчитал сил.

На эмблеме 93-й бригады изображен сокол.

Мы сочли это событие добрым предзнаменованием, положили соколенка в коробку, отнесли в казарму и стали о нем заботиться.

Вова Полешко и Вадим Битчук были тяжело ранены в первом своем бою 21 июля, в Песках, и, по инвалидности, на фронт не вернулись. Вова еще и гепатит подцепил в больнице, пока лечил перебитую ногу…

Артем Приходько честно довоевал до конца. Но к дембелю пришел совсем не тот патриотичный, рвущийся в бой парень, какой запомнился мне в июне 14-го года. В марте 15-го за ворота бригады вышел смертельно уставший от фронта человек. Он выполнил свой долг, но войны ему хватило навсегда…

Макс Тищенко, Олег Посохов и Игорь Ефременко героически дрались в Аэропорту, держали позицию на «Еноте». 4 сентября захватили машину с боеприпасами и взяли в плен шестерых сепаров-артиллеристов: командира батареи, водителя и расчет гаубицы Д-30…

Рома Медведев в бою под Васильевкой в одиночку сжег сепарский танк и потом, тяжело раненный, выполз из окружения…

Паша Вовк 21 июля под Песками огнем своего танка выбил сепаров с опорного пункта у виадука. Схватив автомат, втроем – с комбатом Кащенко и Олегом Посоховым, рванул в пешую зачистку Первомайского, искать экипаж сгоревшей «восемнашки». Когда его танк подрасстрелял БК, Паша собрал на броню раненых, отправил на танке в тыл, а сам остался воевать дальше…

Олег Посохов в бою 21 июля получил тяжелое ранение пулей 12,7 мм[9]9
  Калибр пулеметов ДШК, НСВ «Утес», НСВТ и некоторых снайперских винтовок.


[Закрыть]. Несмотря на это, нашел в себе силы впоследствии вернуться на фронт. Сбежал из госпиталя. Воевал в Донецком аэропорту…

Соколенок и вправду принес нам удачу. Все, кто 18 июня прибыл в том харьковском автобусе в бригаду, вернулись домой живыми. Многие искалеченными. Но все – живыми…

20 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

Пришел приказ получать вещевку. Берцы, вещмешки, котелки и плащ-палатки выдали прямо в штабе тыла, за формой пошагали в техпарк.

В техпарке стояли четыре фуры, доверху забитые формой.

С шутками-прибаутками оделись.

Вечером начали прибывать новые команды мобилизованных второй волны.

В основном уроженцы Днепропетровщины.

Многие в этот день, в пятницу, отпросились съездить домой на пару дней. Отпускали без проблем.

Я не поехал. Посчитал, что рано. Уезжая, психологически настроился, что долго не увижу родных. Опять переживать расставание так скоро не хотелось.

Потом уже, в Краю Больших Неприятностей, пришло понимание: был не прав. В армии, а особенно на войне, нужно пользоваться любой возможностью повидать семью. А вдруг не суждено больше свидеться?

21 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

Мы с сержантом Костей Бабичем пошли помочь старшине выдавать новоприбывшим бойцам форму.

Костя раньше служил в Валковском военкомате, а параллельно волонтерствовал: возил помощь в 25-ю десантную бригаду, когда она стояла под Славянском.

Костя очень хотел перейти в 25-ку, где у него за войну появилось много друзей, и в августе ему удалось перевестись.

Он довоевал в разведке до дембеля, заключил контракт. Служит и сейчас.

За несколько часов, перекопав четыре фуры сверху донизу в поисках нужных размеров, мы смогли одеть несколько свежемобилизованных команд. В благодарность старшина разрешил нам взять по паре комплектов формы.

Камуфляж был разных годов выпуска, разных фабрик и разновидностей.

Я нашел себе один десантный комплект (куртка без боковых карманов) и один редкий, почти коллекционный, 1996 года. Пошив и материал, как у старой афганки – «песочки», расцветка – ярко-зеленый «дубок».

Этот тип камуфляжа носил в солдатской среде гордое название «жаба». Он и сейчас, ни разу не надеванный, висит у меня в шкафу.

А десантный комплект я впоследствии презентовал старшине роты снайперов, чтобы подобрал мне винтовку поновее. В армии это называется «братский подгон».

22 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

Я пошел в штаб, узнать насчет водолазного отделения. Оказалось, что его не существует уже лет пять. Ни людей, ни снаряжения, ничего.

Взял телефон начальника разведки майора Пелюка. Позвонил, попросился в разведроту – но и тут ждал облом: мест нет, штатка забита.

Расстроившись, отправился в магазин, купить себе поесть.

На воротах КПП несли службу двое бойцов. Разговорились. Это были разведчики, недавно вернувшиеся с Востока.

Поделился с ними результатами своего похода в штаб.

– А что ты еще умеешь, кроме подводных ваших дел?

– Ну, я стрельбой увлекаюсь. Из винтовки. Пять винтовок у меня своих…

– Так у нас же есть снайперская рота в бригаде! Попробуй туда!

Вернувшись в штаб, я узнал, что рота, как и ее командир, гвардии капитан Кудря, уже второй месяц на войне.

– Выходи на командира роты, если он тебя возьмет – будешь снайпером.

Позвонил в свой военкомат, капитану-танкисту Жене Кравченко, служившему раньше в 93-й. Он хорошо знал Кудрю, связался с ним, отрекомендовал старшего солдата Мамалуя как хорошего стрелка. После этого дал мне Кудрин номер и отмашку: мол, звони!

Я набрал ротного.

– Короче, слушай: сейчас мы формируем еще один взвод, третий. Иди в палаточный городок, там найдешь моего старшину, он внесет тебя в список. Заодно и проверит, как стреляешь.

Черкасское. Палатка снайперов. Цыбенко, Медведь, Ольховский, Мазник, Попель, Морячок

В палатке снайперов на койке лежал черноволосый парень. Познакомились. Это был недавно мобилизованный старший лейтенант Андрей Ольховский, командир моего будущего взвода.

Андрей окончил Харьковское училище Национальной гвардии, прослужил два года, потом уволился. До мобилизации работал менеджером в компании «Поляна».

Старшина роты снайперов Паша Мазник, крепкий сорокалетний мужик с «АОшкой»[10]10
  Пистолет АО-44: бесшумный вариант автоматического пистолета Стечкина.


[Закрыть] на бедре, на гражданке был подводным охотником и потому меня принял, как родного. Мы махнулись стрелковыми очками (мои Remington на его неизвестно-китайские), и он приказал перебираться к ним в палатку.

23 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

В палатке снайперов постоянно жили четыре человека. Старшина Мазник, его помощник Миша Карабей, взводный Андрей Ольховский и Мирон.

Мирон утверждал, что он – убежденный пацифист, и на этом основании отказывался брать оружие в руки и выходить на фронт. Кто его только запихнул в роту снайперов?

Впрочем, человеком Мирон был тихим и добрым, приносил пользу: готовил еду и охранял палатку.

В столовой снайпера не ели по принципиально-кастовым соображениям.

Коек в палатке было шесть. Одну занял я, а еще одна была, как сказал старшина, койкой Гаха.

Виталий Гах был природным снайпером, служил миротворцем в Югославии. Но на фронт капитан Кудря его не взял.

И правильно. Мы бы сами его там пристрелили.

Гах был сепаром. Конченым сепаром.

Видел я Гаха всего два раза в жизни: в бригаде он почти не появлялся и где терся, не знаю.

Однажды, в начале июля, заявился в палатку.

Узнав, что я доброволец, с ходу начал задвигать про несправедливую войну, организованный пиндосами Майдан и матушку-Рассею.

Ну, я тогда, до фронта, нервы имел крепкие, мои товарищи еще не были убиты сепарами. Потому спокойно ему ответил, что насчет Майдана не в курсе, не был, а на войну иду потому, что Рассея у меня Крым отобрала и дальше прёт. В остальном, сказал я, когда попаду на войну – разберусь.

И я разобрался.

Второй раз я видел Гаха 19 марта 2015-го, в день демобилизации наших пацанов, призванных 2 апреля прошлого года.

Он сидел в кабинете у Кудри, видимо, решал вопрос с дембелем. Я поздоровался со всеми, кроме Гаха, и поскорее вышел. Опасался, не выдержу: порву…

24 июня 2014 г., будущий позывной «Юрист»

Старшина, Карабей, взводный и я едем на склады РАВ выбирать нам с лейтенантом оружие.

Склады недалеко, минут 10 езды от бригады.

С собой везем пару двухлитровых бутылок пива: «братский подгон» складским прапорщикам.

Магарыч оказывает совершенно волшебное действие: я получаю новенькую СВД и не положенный мне по штату ПМ.

Андрей Ольховский, получив «законный» пистолет, становится обладателем СВД, которая ему, как офицеру, по штату не полагается.

Сразу же едем на полигон, пристреливать винтовки.

Мы быстро «прибили» СВД-шки и начали стрелять «на результат». Сожгли около 200 патронов каждый – я капитально оглох, так как протупил и не захватил из палатки ни беруши, ни стрелковые наушники.

Винтовка бьет отлично, «на пятерочку».

Андрей, кстати, вполне прилично стреляет. Выяснилось, что мы с ним почти земляки: он родом с Харьковщины, из-под Валок.

Вернулись домой, в палатку, принялись за чистку. Я раньше не имел дела с СВД (дома у меня АКМС МФ, две СВТ-40 и пара «мосинок», из них одна снайперская). Андрей показал, как разобрать/собрать газоотвод. Надо же: сколько лет назад учился, а помнит!

Вечером Паша Мазник поехал на побывку домой: он местный, из Новомосковска.

Мы с Карабеем и взводным сели ужинать на воздухе у палатки, под масксетью.

Открыли бутылочку. Карабей рассказал, что он был на гражданке долларовым миллионером, а Мазник – разжалованный подполковник. Я сознался, что я – судья, а Андрюха – в том, что играет на скрипке.

Стемнело. Открыли вторую бутылочку. Андрей произвел меня в должность ВРИО замкомвзвода. Затем ему захотелось познакомиться с личным составом, уже набранным строевой частью во взвод. Он вознамерился немедленно узнать, все ли согласны служить в снайперах, и попутно кликнуть добровольцев на незаполненные должности.

Строго наказали Мирону стеречь винтовки и имущество, а если что – громко кричать. Я, для солидности, нацепил оставленную старшиной «АО-шку», и мы двинули в казарму.

В казарме наше появление произвело фурор. Точнее говоря, даже не наше, а «АО-шки». Наличие у человека с одной лычкой такого пистолета сразу же вознесло престиж службы в роте снайперов на недосягаемую высоту.

Быть снайпером никто не отказывался, и от добровольцев отбою не было.

Андрей записал данные всех, кто вызвался, и приказал личному составу и добровольцам завтра, в 9 часов, построиться у палатки.

Палатка снайперов – голая, без отбеливателя. Днем в ней дико жарко, а ночью довольно холодно: приходится залезать в спальник. Сегодня я впервые лег спать с оружием, винтовка рядом, на койке. Подушки у меня не было. Её с успехом заменили сверток из нескольких чистых футболок и кобура с пистолетом.

Долгие месяцы, до самой демобилизации, мне предстояло спать только так…