Текст книги "Иным путем. Вихри враждебные. Жаркая осень 1904 года"

– Господи, Берти, лучше бы она надавала мне пощечин, – рыдала бедная Александра, бросив на стол написанный по-датски восемнадцатистраничный шедевр эпистолярного искусства, основным рефреном которого было: «Никогда мы не будем сестрами».

После зачитывания «избранных мест» из этого письма король был возмущен, король был разъярен, король пришел в бешенство и неистовство. Причем причиной королевского гнева стало не само письмо, не его автор, даже не изложенные в нем факты участия британских агентов в организации убийства императора Николая II и инспирирования в Петербурге гвардейского мятежа. Берти возмутился от того, что все свои действия господа политики предприняли, даже не удосужившись поставить его в известность. А тут еще разгром эскадры при Формозе…

С другой стороны, Берти по достоинству оценил то, что его российские родственники не стали вытаскивать на свет божий белье, обильно унавоженное британскими политиками. Берти понял, что супруга его покойного старого друга Александра III и ее сын решили разобраться во всем кулуарно, так сказать, в узком семейном кругу. Хотя, скорее всего, в Берлине и Копенгагене уже что-то знали или как минимум догадывались, но пока помалкивали только потому, что их об этом попросил новый российский император Михаил II.

Вдоволь наоравшись и натопавшись ногами, король пришел в себя, выпив залпом стакан первоклассного шотландского виски, потом как смог утешил плачущую горькими слезами супругу и, пригорюнившись, уселся в кресло у окна. Немного подумав, он «вызвал на ковер» премьера, министра иностранных дел и первого лорда Адмиралтейства.

И вот все трое, Артур Джеймс Бальфур, Уильям Уолдгрейв, Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис, маркиз Лансдаун, стояли в королевском кабинете перед своим монархом, как нашкодившие школяры одного из закрытых учебных заведений Британии, и про себя прикидывали – кого первого будут сечь. Розги в Британии – дело святое. Детишек гордых лордов и герцогов учителя секли в подобных заведениях, как сидоровых коз.

Но суровый король, в глазах у которого мелькали молнии, не был похож на школьного учителя. Да и в руках у него вместо пука розог была увесистая дубовая трость, которую их величество вряд ли использует в воспитательных целях. Хотя, если судить по выражению его лица, ничего гарантировать было нельзя…

– Джентльмены, – начал свою речь Эдуард VII, и в его устах это слово прозвучало как «мерзавцы», – вы, конечно, знаете о прискорбных событиях, произошедших в Тихом океане. – Он раздраженно кивнул на кипу британских и иностранных газет, грудой сваленных на журнальном столике. – Такого позора и унижения Британская империя еще не видывала, пожалуй, за все время своего существования. Полный разгром нашей Китайской эскадры! Восемь боевых кораблей Роял Нэви потоплено, еще десять, не считая транспортных судов, спустили флаги. Погибло около пяти тысяч британских моряков, еще более тридцати тысяч наших солдат, матросов и офицеров в мирное время находятся в немецком плену.

Опираясь на трость, король наклонился к своим слушателям всем своим большим телом.

– Обратите внимание – в немецком плену, а не русском и не японском. Этот ваш заводной паяц адмирал Ноэль напал на Формозу уже после того, как началась передача ее в германское владение. Одно дело – напасть на земли желтых косоглазых дикарей, пусть даже они и встали на так называемый «европейский путь развития» и всеми силами стремятся быть похожими на нас. Но при этом они все равно остаются для нас дикарями. После же атаки на колонию первоклассной европейской державы – не Испании и не Португалии, а Германии – могут быть совсем другие последствия, включая перспективу начала войны с Германией и ее союзниками прямо здесь, в Европе.

Эдуард бросил гневный взгляд на премьер-министра.

– Теперь скажите мне, сэр Артур Джеймс Бальфур, ради чего был затеян весь этот спектакль? Ради чего погибли британские моряки и были потоплены корабли моего флота? Какую такую угрозу существованию нашей старой доброй Англии вы собирались отражать, высаживаясь на Формозу? Молчите? Ну, молчите, молчите. Позже мы еще поговорим о других ваших грязных делишках, правда о которых, попади она в прессу, действительно может угрожать нашей безопасности.

Чтобы вы знали, мистер Бальфур – мое мнение по итогам произошедшего теперь таково: ваше место в Тауэре или в Бедламе, а не на Даунинг-стрит. Надеюсь, что это недоразумение будет исправлено. Впрочем, если вы немедленно напишете прошение об отставке, то мы позволим вам удалиться в ваше поместье, откуда вы больше никогда, слышите – больше никогда! – не высунете свой нос. Помните, что грехов у вас столько, что хватит на несколько смертных приговоров.

Король Эдуард грузно, всем телом повернулся к первому лорду Адмиралтейства.

– А вы, сэр Уильям Уолдгрейв, скажите мне – почему ваши хваленые крейсера и броненосцы оказались плавучими мишенями для русских и германских кораблей? Как понимать то, что, используя японские фугасы, русские всего за десять минут отправили на дно ваш лучший броненосец? Что теперь весь мир думает о грозном британском флоте? Хотите это узнать – почитайте в газетах едкие комментарии русских и немецких адмиралов, изучите издевательскую, полную злорадства статью известного всем вам американского писаки Джека Лондона, находившегося во время того злосчастного боя на головном русском броненосце. Русские и немцы в его материале выглядят рыцарями без страха и упрека, прямо какими-то сверхъестественными героями, за которыми будущее. А мы, британцы, оказывается, трусы и подонки, отбросы европейской расы. Когда выяснилось, что у Британии нет боеспособного флота, Россия и Германия, по слухам, собрались анонсировать единую кораблестроительную программу Континентального Альянса.

Сможем ли мы тягаться с их объединенным флотом, а главное – с их объединенными промышленными и сырьевыми ресурсами. Ведь все коммуникации континенталов проходят по железнодорожным путям внутри Евразии, недоступные нашему вмешательству. А вот наши морские пути весьма подвержены действиям их крейсеров – истребителей торговли. Как это может быть, мы наблюдали на примере Японии, когда после разгрома ее флота страна была задушена в тисках блокады. Вас, в отличие от мистера Бальфура, не так просто заменить. Поэтому рекомендую вам трезво обдумать все мною сказанное и постараться в самое ближайшее время принять адекватные меры. Надеюсь, что правильные выводы из этого разговора вы сделаете.

Потом король, оставив в покое первого лорда Адмиралтейства, посмотрел на министра иностранных дел.

– Теперь разговор пойдет о вас, сэр Генри. Отказ от заключения договора с Францией о создании Сердечного Согласия, а также сам факт возникновения Континентального Альянса – это целиком и полностью ваш провал и недоработка. Каждым своим действием вы лишь ухудшали ситуацию. А уж участие ваших людей в заговоре с целью убийства русского императора и вовсе ни в какие ворота не лезет.

Люди с русской эскадры, неизвестно откуда появившейся в Желтом море, в начале войны Японии против России, переиграли вас по всем позициям. Нам нужна была Россия, чтобы вместе с Францией противопоставить ее Германии. А вы добились прямо противоположного! Теперь Германия и Россия противостоят нам, при дрожащей от страха Франции и бессильной, одинокой Австро-Венгрии. Всему виной, сэр Генри, ваше глупое желание иметь всё – сразу и по дешевке. После отставки кабинета шанс, что вы когда-нибудь получите министерский портфель, минимален.

Король замолчал, посмотрел в окно, вздохнул и неожиданно закричал, уже не скрывая свою злость:

– Всё, я больше вас не задерживаю! Можете идти! Как вам повезло, что я Эдуард Седьмой, а не Генрих Восьмой! При нем вы бы отсюда отправились прямиком в Тауэр, а оттуда – на эшафот.

Английский монарх снова вздохнул и уже спокойным голосом произнес:

– До свидания, джентльмены, а точнее – прощайте. Оставьте меня – ваш король будет думать, как можно еще спасти то, что уже невозможно спасти в принципе…

24 (11) апреля 1904 года, воскресенье.

Санкт-Петербург. Бракосочетание императора Михаила II и японской принцессы Масако,

в крещении Марии Владимировны.

Тамбовцев Александр Васильевич

Венчание императора Михаила, учитывая все обстоятельства, предшествующие этому событию, прошло скромно. Совсем недавно злодеями был убит предшественник царствующего ныне императора, его старший брат Николай II, и траур, объявленный новым самодержцем, не был отменен. Но жизнь шла своим чередом, необходимо было, как это и положено, чтобы новый император был человеком семейным, благо что невеста у него уже имелась.

Будущая императрица Мария Владимировна, приняв крещение, была готова к обряду венчания. По причине объявленного в империи траура на это мероприятие было приглашено минимальное количество гостей. Со стороны невесты практически никто не приехал. Объяснялось это тем, что в связи с началом таяния льда на Байкале движение по Транссибу было прервано, а добираться по морю в Санкт-Петербург было слишком долго и небезопасно. Впрочем, о тех «японских товарищах», которые все же прибыли в Петербург на свадьбу русского императора, позже будет особый разговор.

Со стороны жениха кое-кого из его ближних родственников не было по той причине, что император Михаил II категорически не желал их видеть. Прежде всего это были представители многочисленного семейства Владимировичей. Похоже, что после окончания следствия по делу «Третьего первого марта» им уже никогда не грозит быть приглашенными в Зимний дворец. А вот здание на том берегу Невы, на острове напротив Зимнего дворца, вполне может оказаться их последней резиденцией. Это, если кому непонятно, я говорю о Петропавловской крепости.

Среди немногочисленных приглашенных на обряд венчания императора, так уж вышло, оказалась и моя скромная персона. Конечно, при этом я больше выполнял свои прямые обязанности, заключающиеся в обеспечении безопасности Михаила и его супруги, так что за самим церковным обрядом мне довелось наблюдать вполглаза. Но все равно свадьба не простого смертного, а самодержца Всероссийского – это зрелище яркое и захватывающее. Как пишут обычно в таких случаях, «жених был мужественен, а невеста мила».

Накануне венчания, с утра прошла церемония «одевания невесты». Проходила она на женской половине жилой части Зимнего дворца в Малахитовой гостиной, так что воочию увидеть ее мне не довелось. Но присутствовавшая там Нина Викторовна Антонова рассказала, что на хрупкую японскую принцессу вновь назначенные фрейлины надели тяжелый от вышитых на нем серебряных узоров белый шелковый сарафан, с пуговицами, изготовленными из рубинов и бриллиантов. Потом последовал голубой шлейф, весь украшенный серебром. Серебро было везде – в том числе и на вуали, которой было скрыто лицо невесты. А драгоценностей, которые надели на бедную Машу – так Нина Викторовна теперь называла Масако – хватило бы на фирменный ювелирный магазин.

– Как она это все выдержит, – шепнула мне Антонова. – Я подержала в руках корону, которую потом водрузили на головку девушки, так она весом не уступала стальному шлему какого-нибудь германского ландскнехта. У Машеньки даже чуть ноги не подкосились. А ведь ей еще надо будет выстоять всю церемонию венчания. Не знаю, выдержит ли? Я, на всякий случай, постою сзади нее в храме, чтобы успеть подхватить ее, если ей станет плохо.

Потом началось «торжественное шествие всей императорской семьи и царской свиты» в дворцовый храм Спаса Нерукотворного. Официально эта церемония называлась «Высочайшим выходом перед свадьбой».

По вполне понятным причинам, как я уже говорил, «всей императорской семьи» собрать не удалось. А со стороны японской принцессы на свадьбе присутствовало всего три человека. Это были послы Японии в Германии, Франции и бывший посол в России, который только что по распоряжению своего императора снова приступил к своим дипломатическим обязанностям.

Был приглашен на свадьбу и японский посол в Британии Гаяси. Но тот, будучи фанатичным сторонником войны с Россией и очень много сделавший для того, чтобы эта война началась, очень тяжело переживал поражение Японии и его друзей – британцев. Окончательно его доконало не допускающее двояких толкований распоряжение императора Японии непременно отправиться на свадьбу русского царя и дочери микадо. Гаяси не хотел ехать в ненавистную ему Россию, но и не мог ослушаться своего монарха. Он нашел чисто японский выход из создавшейся проблемы – совершил обряд сэппуку в садике посольства в Лондоне.

Если учесть то, что другие виновники «Злосчастной войны» уже принесли своему императору подобные «извинения», возможно, что это распоряжение о поездке в Петербург было эдаким замаскированным приказом совершить самоубийство. Чем-то вроде черного шелкового шнурка, что время от времени турецкий султан присылает своим подданным, желая их смерти.

Послом Японии в Париже был барон Итиро Мотоно, 42-летний умудренный опытом дипломат. В нашей истории он через два года станет послом в России и при его участии будут приняты несколько двусторонних договоров, которые уменьшат напряжение между Японией и Россией. А в 1916 году Мотоно должен будет занять пост министра иностранных дел Страны восходящего солнца.

Второй японский дипломат – посол в Берлине граф Иноуэ Каору был человеком пожилым, успевшим уже побывать премьер-министром Японии. Он считался близким другом нынешнего японского премьера Ито Хиробуми. В феврале этого года Каору стал членом «Генро», и из всех присутствующих на свадьбе был самым высокопоставленным и влиятельным членом японской делегации. После подписания мирного договора с Россией он спешно, через территорию САСШ, отправился в Европу и прибыл в Берлин буквально накануне бракосочетания дочери своего императора. Не отдохнув после долгой и утомительной дороги, Каору выехал в Петербург. Вместе с ним из Берлина отправился на церемонию бракосочетания и бывший, а теперь снова действующий посол Японской империи в России Курино. Похоже, что Каору имел особые полномочия, полученные от микадо, для ведения переговоров на самом высшем уровне.

И вот эти три дипломата сегодня представляли на церемонии бракосочетания страну – родину невесты, которая после венчания должна была стать законной супругой русского императора и будущей матерью наследника российского престола. Двое из них – барон Мотоно и граф Каору будут по очереди держать брачный венец над головой невесты.

Ну, а само венчание прошло по давно утвержденному ритуалу. Обручальные кольца новобрачных были заранее уложены на золотое блюдо, стоявшее в алтаре. Оттуда их вынесли духовник императорской семьи отец Иоанн Янышев и законоучитель невесты епископ Николай. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний, который вел службу, передал кольца на руки молодым. Подошедшая к ним вдовствующая императрица Мария Федоровна «разменяла» кольца, и в этот самый момент орудия Петропавловской крепости начали салютовать в честь бракосочетания русского царя. Всего был сделан пятьдесят один выстрел. Как я уже говорил, во время венчания венцы над головой невесты держали по очереди ее соотечественники – дипломаты, а над головой жениха – великий князь Сергей Александрович и великий князь Константин Константинович, знаменитый поэт КР.

После венчания все присутствующие, согласно обычаю, направились по коридорам дворца, где для создания аромата было разбрызгано несколько десятков флаконов дорогих духов. Шествие закончилось в Николаевском зале, где уже были накрыты три огромных праздничных стола на две сотни персон. Все это называлось «торжественным трехклассным обедом». Он назывался так потому, что к этому обеду допускались лишь лица, принадлежащие к первым трем классам Табели о рангах.

Там веселье продолжилось. Оно сопровождалось музыкой и выступлением певцов. В числе их были «звезды», как отечественные, так и иностранные. В честь молодых провозглашали тосты и здравицы, после которых снова и снова гремели пушки на Петропавловке.

А закончилось все большим праздничным балом. По традиции он должен был начаться полонезом, где первой парой шел император с императрицей. Но из-за того, что Михаил еще окончательно не поправился после своего ранения, а его супруга еще как следует не научилась танцевать европейские танцы, бал начали великий князь Сергей Александрович с великой княгиней Елизаветой Федоровной. Потом все танцевали и веселились до десяти часов вечера, когда подошло время молодым впервые вместе отправиться в опочивальню. Совет им да любовь.

Ну, а вдовствующая императрица Мария Федоровна, когда Михаил с Машенькой ушли, тихонько шепнула мне и Нине Викторовне Антоновой, что хотела бы переговорить с нами. Для беседы в ее покоях уже накрыт столик, где можно будет без посторонних, не обращая внимания на строгий дворцовый этикет, и обсудить важные вопросы без посторонних ушей.

25 апреля 1904 года, полдень.

Лондон, британское Адмиралтейство,

кабинет первого лорда Адмиралтейства сэра Уильяма Уолдгрейва

Присутствуют:

первый лорд Адмиралтейства сэр Уильям Уолдгрейв;

главнокомандующий в Портсмуте адмирал сэр Джон Арбетнот Фишер «Джеки»

– Послушайте, Джон, – сказал сэр Уильям, потирая шею, будто на нее уже набросили пеньковую веревку, щедро намыленную и свернутую элегантным морским узлом, – вы уже знаете, что я нахожусь в немилости у его величества. Но самое главная немилость – это немилость уличной черни, газетных писак и избранных с их помощью парламентских болтунов. Джон, поскольку вы мой самый вероятный преемник и не замешаны ни в чем том, в чем я успел измазаться с ног до головы, то я вас пригласил для важного разговора, чтобы поделиться некоторой информацией в пока еще спокойной обстановке.

Адмирал Фишер с сожалением посмотрел на первого лорда Адмиралтейства, который, как ему показалось, разом постарел сразу на двадцать лет, и сказал:

– Я внимательно слушаю вас, сэр Уильям.

– Джон, – тяжело вздохнул Уильям Уолдгрейв, – в сложившихся условиях я прошу вас отказаться от своей идеи по тотальному переводу королевского флота на жидкое топливо. Сейчас, когда своими руками мы сделали Россию нашим смертельным врагом и усилили ее победой над Японией, а потом еще и толкнули в немецкие объятья, мы можем в один момент потерять контроль над персидскими нефтяными концессиями, которых вы, Джон, так долго и упорно добивались. Вы ведь знаете, что русские значительно усилили свой Туркестанский корпус, и, как нам удалось узнать, они хотят направить его не в поход на Индию, а на юг Персии, чтобы лишить Британию так необходимой ей нефти. Тем более что север Персии у них уже давно под полным контролем. Не всё в этом мире, друг мой, решается линейным сражением броненосцев. В глубине Евразийского континента мы пока не можем быть соперниками сухопутным полчищам русских. Россия, в силу своей огромной территории, обладает, наверное, всеми нужными для ее развития ресурсами.

– Я учту этот момент, – твердо сказал Джон Фишер, – и хочу заметить, что кроме Персии нефть в значительных количествах найдена в Венесуэле, некоторых африканских колониях и в Голландской Вест-Индии. А эти территории расположены довольно далеко от русских границ. Кроме того, в новых условиях, учитывая усиление русской угрозы, мы сможем найти взаимопонимание с нашими американскими кузенами, которым победа русских над Японией тоже нанесла весьма значительный финансовый ущерб. Без жидкого топлива наш флот качественно будет на два шага позади немцев и русских, у которых нефти, как я понимаю, теперь будет более чем достаточно.

– Именно так, – кивнул первый лорд, – в России нефти много, очень много. И, как нам удалось разнюхать, нефтепромыслы Баку – это только верхушка айсберга. Есть и другие месторождения: где-то на Волге, в Сибири, на Севере и на Дальнем Востоке, о которых нам пока не известно ничего, кроме того факта, что русские знают об их существовании и в самое ближайшее время собираются начать их разработку. Причем они будут делать это сами, не отдавая никому эти месторождения в концессию. Есть сведения, что новый русский император собирается учредить русскую акционерную нефтяную компанию, в которой лично ему, предположительно, будет принадлежать около трети уставного капитала.

– Недурно, – покачал головой Фишер, – треть такой огромной нефтяной компании способна обеспечить безбедную старость даже императору. Я повторял, и буду повторять далее, что двадцатый век есть и будет веком нефти. Кто владеет нефтью, тот будет владеть миром. Кстати, таким грандиозным активом еще нужно суметь распорядиться. Справятся ли с этим русские сами или позовут на помощь немцев?

– Вы как всегда правы, Джон, – вздохнул сэр Уильям, – и в первом случае, и во втором. К несчастью, как я уже вам говорил, такой ценный ресурс, как нефть, распределен по планете весьма неравномерно, и нам приходится организовывать ее добычу на весьма удаленных от Британии территориях. В то же время русские имеют это черное золото практически в неограниченном количестве на своей земле. Джон, самое страшное, что мы не сможем помешать им разрабатывать эти богатства и употреблять их с пользой для себя.

Кстати, наших концессионеров в Баку уже «просят на выход». Именно их действующие скважины составят основу производственных мощностей будущей русской нефтяной акционерной компании. Эти шведские хитрецы Нобели приняли российское подданство и останутся в Баку. В свое время они вытеснили из России американскую «Стандард Ойл». А ведь по новым законам, которые, по слухам, готовятся к подписанию в Петербурге, только подданные русского императора будут иметь право владеть контрольными пакетами предприятий, признанных стратегическими, а квота для иностранцев будет – двадцать пять процентов минус один голос. Исключение сделано лишь для союзной им Германии, подданным которой разрешено будет контролировать до половины любой стратегической корпорации.

– Неужели? – иронически поинтересовался адмирал Фишер. – И русские не испугались, как бы это сказать повежливее, международного резонанса?

– Джон, – вздохнул сэр Уильям, – русского императора сейчас уже ничем не испугаешь. Тем более каким-то там «международным резонансом»? Он просто одержим идеей превратить Россию в величайшую державу на планете. Вы же знаете его слова, сказанные вслух и публично, что он не хотел этой работы, но если уж провидение и злодеи, убившие его брата, навязали ему эту должность, то исполнять свои обязанности он будет самым наилучшим образом. Мы сами, своими руками, посадили на русский трон человека, люто ненавидящего все британское…

Сказав это, сэр Уильям замолчал, поняв, что сболтнул лишнее. Адмирал Фишер же посмотрел с ироническим прищуром на своего шефа.

– Знаете, сэр Уильям, – сказал он, – я действительно рад, что я не был в Адмиралтействе рядом с вами, когда вы тут творили свои эпохальные глупости. Лишь за одно я вам благодарен – битва при Формозе, так бездарно проигранная адмиралом Ноэлем, которого я всегда считал тусклой посредственностью и безмозглым рутинером, показала полную беззащитность и слабость нашего броненосного флота. Пусть новые, находящиеся сейчас в достройке броненосцы и несколько превосходят злосчастный «Глори», но я остаюсь убежденным сторонником того, что нашему флоту необходимы линейные корабли нового типа – большие, быстроходные, хорошо защищенные и вооруженные большим количеством орудий главного калибра. Будь у Формозы такой корабль, то сражение при Формозе не сумел бы проиграть и сам Джерард Ноэль.

– Ах, Джон, – махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, первый лорд Адмиралтейства, – вы опять повторяете свои фантазии. Видел я эскизы вашего монстра с турбинами Парсонса и десятью двенадцатидюймовками в пяти башнях. Если честно, то что-то в этом есть. Не скажу, что это полный бред, да и наши американские кузены вот уже два года тоже толкуют о чем-то подобном. Но скажите мне – как вы собираетесь защищать этот совершенный, вооруженный только большими пушками и очень дорогой линейный корабль от новых угроз, появившихся в последнее время? Особо хотел бы вам указать на опасность со стороны субмарин и доселе невиданных летательных аппаратов, которые появились у русских, а, значит, в самое ближайшее время могут появиться у немцев…

Первый лорд немного помолчал, собираясь с мыслями.

– Кроме того, нам уже известно, что тот же русский император Михаил отменил закладку на балтийских и черноморских верфях четырех броненосцев улучшенной «послебородинской» серии. Но работы на верфях продолжаются. Какие корабли будут закладываться вместо этих броненосцев, пока точно не известно. Но есть отрывочные сведения о том, что это будут большие и быстроходные броненосные крейсера, являющиеся развитием типа «Рюрик». Русские получили прекрасный опыт ведения дальней блокады островной империи. И будьте уверены, они не преминут воспользоваться этим опытом против нас. Первая и главная обязанность королевского флота – это защита британской морской торговли. Заняв мое место, вы должны об этом не забывать.

– Будьте уверены, сэр Уильям, – кивнул адмирал Фишер, – о защите британской торговли я тоже не забуду. Но ведь дело в том, что защищать нашу торговлю надо не только в далеких морях и океанах, но и прямо здесь, в водах Метрополии. Что толку от крейсеров – защитников торговли, если объединенный русский и германский броненосный флоты разобьют нас в линейном сражении, после чего смогут наглухо заблокировать наши порты и даже высадить на земле Англии свои десанты. Еще неизвестно, что задумал этот мерзавец, кайзер Вильгельм, который люто ненавидит все английское.

Адмирал Фишер перевел дух и еще раз сочувственно посмотрел на своего собеседника.

– Кстати, – сказал он, – вы думаете, я не знаю про новый русский способ десантирования с больших десантных кораблей, который они применили на Окинаве? Берег буквально захлестнула волна кавалерии, пехоты и вооруженных артиллерией боевых машин. Нет, без самого мощного в мире линейного флота Британия никогда не сможет спать спокойно. И если меня, сэр Уильям, все же назначат на ваше место, то я приложу все свои силы к тому, чтобы такой флот все же был создан. Лишь паровые турбины Парсонса, жидкое топливо, толстая броня и большие пушки, соединенные воедино в корабле нового типа, смогут обеспечить Британии выживание в грядущей войне, которая стала неизбежной после заключения Континентального Альянса. В этой грандиозной войне смогут выжить или мы, или они – третьего не дано.

– Ладно, Джон – махнул рукой первый лорд. – Все, что вы сказали – это верно. Вопрос только, сможет ли наша казна, весьма и весьма истощенная после японского конфуза, поддержать сразу две кораблестроительные программы? Скорее всего, этот вопрос придется решать в Парламенте уже вам, как моему наиболее вероятному преемнику. А теперь извините, я хочу остаться один.

– Очень рад был с вами побеседовать, сэр, – кивнул адмирал Фишер, пожимая первому лорду руку. – Извините, что я был с вами так категоричен. Но я имею убеждения и буду их отстаивать, несмотря ни на что. Всего вам доброго.

– Ступайте, Джон, – махнул рукой сэр Уильям, закрывая дверь за адмиралом Фишером, и добавил чуть слышно: – Прощайте…

Едва лишь главнокомандующий в Портсмуте адмирал сэр Джон Арбетнот Фишер вышел в прихожую, как в кабинете, который он только что покинул, сухо треснул выстрел. Первый лорд Адмиралтейства сэр Уильям Уолдгрейв покинул этот мир. Для него всё уже было кончено, а у Джона Фишера всё только начиналось…

26 (13) апреля 1904 года, утро.

Берлин, городской дворец на острове Шпрееинзель, кабинет кайзера Вильгельма II.

Адмирал Альфред фон Тирпиц

Вчера вечером, почти сразу же после того, как мне передали личное послание адмирала Ларионова, я попросил кайзера о срочной аудиенции. Скажу сразу, я находился под сильным впечатлением разгрома британской эскадры, случившегося 21 апреля сего года у берегов Формозы. Правда, информация, переданная в Берлин в зашифрованном виде по телеграфу, была крайне скудна, и из нее было понятно лишь то, что англичане потерпели сокрушительное поражение на море, какого давно уже не было в их истории.

А тут в пакете, который специальный курьер доставил мне из Петербурга, находился полный отчет о том сражении и подробнейшая, тщательно вычерченная схема движения кораблей. Помимо этого, послание включало в себя личное письмо от адмирала Ларионова. В нем неизвестный мне пока лично командующий эскадрой русских кораблей из будущего на вполне хорошем немецком языке подробно разбирал план строительства имперского Флота Открытого моря, который был составлен мною три с лишним года назад.

Этим моим планом предусматривалось, что на протяжении шестнадцати лет, вплоть до 1917 года, флот Германской империи должен был увеличиваться не менее чем на три военных корабля в год и, таким образом, к 1917 году наш флот должен был сравняться по силе с британским. До тех пор мы должны были избегать с англичанами прямого столкновения, которое впоследствии будет возможно осуществить исключительно в Северном море, как месте, наиболее удобном для размещения в нем немецких кораблей Флота Открытого моря. По этому же плану в состав нашего флота должны были входить корабли разного класса и назначения, и чем больше – тем лучше.

Адмирал Ларионов сообщал, что в их варианте истории мой план осуществить не удалось, потому что мировая война, спровоцированная британскими спецслужбами, начнется уже в 1914 году. И проклятые лаймиз будут господствовать на море.

Русский адмирал сообщил мне много интересных сведений о нашем и британском флоте, особо обратив мое внимание на гигантские броненосные линейные корабли, сконструированных по принципу «только большие пушки», которые со дня на день должны начать строить все ведущие военно-морские державы мира.

Правда, строительство британского суперброненосца – адмирал Ларионов называл его «дредноутом» – вероятнее всего, и не начнется так быстро, как это было в их истории. Судя по самоубийству первого лорда Адмиралтейства Уильяма Уолдгрейва, в британском Адмиралтействе сейчас происходят весьма и весьма драматические события.

Кроме того, на Лондонской бирже начались события, пренеприятные для держателей ценных бумаг. Курсы русских и германских акций росли как на дрожжах, а британских – падали, как барометр перед непогодой.

Для того чтобы мне разобраться в этом вопросе самому, адмирал Ларионов советовал мне еще раз перечитать статью итальянского инженера-кораблестроителя Витторио Куниберти, которая была опубликована в прошлом году в британском издании «Jane’s Fighting Ships». Она называлась «An ideal Battleship for the British Navy» («Идеальный линкор для британского флота»). В ней итальянский кораблестроитель предлагал построить линейный корабля водоизмещением 17 000 тонн, с вооружением, состоящим из дюжины 12-дюймовых орудий, имевшего скорость 24 узла, и с бронированием вдоль ватерлинии, равным двенадцати дюймам (то есть – калибру орудий). Артиллерию главного калибра предлагалось разместить в четырех двухорудийных башнях в оконечностях и бортах, а оставшиеся четыре орудия – в четырех бортовых башнях.