Текст книги "Мои кости"

Андрей не улыбнулся.

− Но все это может резко измениться. Я не знаю, когда. Бог отсчитает вам время.

− Вы верите в Бога? – спросил Андрей, теребя пакет в руках.

− Не верю. Я – врач, и я верю только в силу медицины. Но вот вам стоит задуматься об обретении веры. Только так у вас есть шанс побороть недуг и выйти из этой ситуации победителем. Сердце – сильная мышца, но все же ее можно порвать, как и любую другую. На этом мой прием окончен.

− Спасибо, − сухо сказал Андрей и вышел из светлого кабинета.

− Ну как? – набросилась Катя на понурого мужчину.

− Все супер. Сердце работает, как часы, кардиограмма чистая.

− Слава Богу. Значит, твои страхи и беспокойства были беспочвенными. Но ты же говорил, что колет в грудине.

− Это мелочи, поверь.

− Ты какой-то грустный. Что еще сказал доктор?

− Сказал, что ты чертовски хороша.

− Дурак, − шутливо шлепнула Катя Андрея по лбу.

Никогда не бывает рано бросить колоть героин. Обычно бывает слишком поздно.

Сколько Андрею отмерили небеса? Учли ли они его склонность к ядам? Мужчина вышел из кабинета кардиолога и погрузился в раздумья. Катя что-то увлеченно лепетала рядом, но Андрей ее не слышал. Он до сих пор внимал ударам своего единственного сердца, которое просило пощады. Каждая принятая доза запускала рулетку. Она быстро-быстро, словно волчок крутилась в своей чаше, разделенной на отсеки и помеченные цифрами. Когда Андрей надавливал на поршень шприца, он же бросал в чашу рулетки маленький металлический шарик. Шарик звонко пробегал по отсекам рулетки и останавливался на одной цифре. На что Андрей поставил в этот раз? Шанс выиграть был равен шансу проиграть. Чертово колесо не давало взаймы и не шло на уступки. Оно было холодно ко всем играющим. Если Андрей еще жив, значит, до сего момента он был победителем.

Но радоваться нечему.

Андрей с Катей зашли в маленькую кафешку выпить чаю. Услужливый официант поставил чайник и два чайных комплекта. Катя взяла салфетку и принялась очень ловко ее сворачивать. Получился белый лебедь. Девушка поставила свой шедевр перед руками Андрея и улыбнулась ему.

− Что ты такой кислый? Как вышел из больницы, так и не проронил ни слова. Я беспокоюсь.

Играла успокаивающая песня «Красота».

Завтра я полюблю тебя снова,

У нас такая игра.

Все бесконечно ново,

В мире, где ты и я.

− Просто задумался о чем-то своем, − вялым голосом отозвался Андрей. – Подумал, что ты заслуживаешь большего, нежели я могу предложить.

− К чему ты клонишь? – с испугом в голосе спросила девушка.

− Что будет, если в один момент ты перестанешь любить меня? Если осмотришь меня с ног до головы и поведешь носом?

Катя неспешно размешивала сахар. Потом два раза коснулась ложечкой края чашки и положила ее на блюдце.

− Это глупо. Я уже сделала свой выбор и готова отвечать за содеянное.

− Но все же… такой расклад возможен.

− Мы уже говорили на эту тему, или мне кажется?

− Не помню.

− Вот и я не помню. Ты просто очень устал. Ты выглядишь потрепанным, глаза впали, кожа стала нездоровой. Давай думать о хорошем.

− В такой серый осенний день ничего другого, кроме как думать о хорошем не приходится.

Катя сделала маленький глоток.

− Эта осень ведь не вечна, − сказала она, облизнув губу. − Все хандрят, вот и ты раскис. Я читала, что это все от нехватки какого-то гормона. Причина всех депрессий именно в простой нехватке гормонов. Представляешь? Если бы всем людям хватало гормонов, то никаких сезонных перепадов настроения просто не существовало бы. Каждый был бы счастлив и полон сил. Осень пройдет, наступит зима. Лично для меня зима всегда проходит в какой-то рабочей суете. Там и оглянуться не успеешь, как наступит Новый год. Это замечательный праздник, который просто обязан чтить каждый. Что еще, если не Новый год сплочает людей и заставляет верить в чудо?

− Новогоднее чудо… думаешь, оно существует?

− А как же иначе!

Андрей сделал большой глоток и поставил чашку рядом с блюдцем.

− С тех пор, как ушел отец, я перестал верить в чудо. Он был чем-то большим, нежели членом семьи. Больше некому было наставлять меня на истинный путь, вот я и потерялся.

− Это ты о чем? Поясни.

− Никакой конкретики я не называю. Просто чувствую, что если бы отец был рядом, со мной не случилось бы ничего плохого.

− Ты все еще не можешь его отпустить?

− Если честно, мне уже глубоко наплевать, как он наплевал на нас с мамой. За что мне любить того человека? Он просто принял участие в моем рождении и немного – в воспитании. Он не достоин называться отцом. В самые тяжелые периоды жизни, его не было рядом. Он решил, что своим уходом, сможет избежать ответственности. В какой-то мере, так оно и получилось. Мама одна рожала мою сестру и одновременно растила меня. Ты даже не представляешь, через что нам пришлось пройти. Тот человек, которого ты сейчас видишь перед собой, это жалкое подобие животного, искромсанное тряпичное чучело, отпугивающее ворон. Я не верю в чудо и не верю в Новый год.

Катя молча пила чай.

− Если бы я сейчас увидел его, − продолжил Андрей, − то непременно разбил бы ему лицо. «Привет, папочка, пришел поздравить с днем рождения? Сначала собери ошметки своего лица с пола». Ты считаешь это жестокостью?

Катя осушила чашку и поставила ее точно в центр блюдца. Несколько секунд девушка думала.

− Да, − наконец ответила она. – Достаточно просто поговорить и прояснить ситуацию. Незачем пачкать кулаки родной кровью.

Андрей пылал.

− Он бросил нас одних! Без денег, без перспектив, без напутствия. Просто собрался и вышел из дома. О чем мне с ним говорить?

− Мне никогда тебя не понять, как тебе не понять меня. Мы из разных семей и пережили разное. Все, что я знаю о тебе – это боль, с которой ты рос и с которой изо всех сил пытался справиться. Ты далеко не тряпичное чучело. Ты еще способен не только отпугивать людей, но и притягивать их. Для примера возьми хотя бы меня. Ведь я тебя люблю.

Катя ждала ответного признания, но не дождалась. Андрей смотрел в пол.

− Пошли отсюда, − пробормотал Андрей. – Мне надо выйти на воздух.

− Давай устроим этим летом время путешествий? – с улыбкой уставилась Катя на Андрея.

Мужчина был все так же хмур, и казалось, ничто не могло его развеселить.

− Поедем на море, на самый чистый и дорогой пляж в мире. Будем лежать на раскаленном песке и пить холодную колу.

− Думаешь, нам хватит денег?

− Ну, до той поры можно подкопить. На крайний случай я могу взять кредит и погасить задолженность в течение следующего года. Наделаем кучу прикольных фоток, может быть, даже снимем небольшой фильм о нашем совместном лете.

Андрей глубоко вздохнул.

− Ты закроешь сессию, мы оформим визы и рванем на все три месяца. Я даже уйду с этой долбаной работы ради такого прекрасного путешествия. На время забудем о проблемах и невзгодах. Пусть это лето будет жить только для нас двоих. Разве это не здорово?

− Здорово, − без энтузиазма ответил Андрей. – Но так не бывает. Простые люди, как мы с тобой не могут стать персонажами такой игры, где всегда солнечно и жарко. Для нас заготовлено пиво со вкусом мочи, второсортный пляж, засранный туристами и какая-то ночлежка, где рядом с тобою дрыхнут бомжи. Нам никогда не накопить на отдых мечты, ограничиваясь лишь чем-то на подобии отпуска по договоренности с директором. Ну не бывает чудес, Катя. Есть только суровая реальность. Наши мечты разбиваются о нее словно хрусталь о кафель. А потом, сколько не старайся, осколки не склеить никаким клеем. Я живу в такой реальности. Ты живешь в такой реальности. Мы под куполом, пойми. Все уже предопределено.

− Ты не веришь в чудо, зато вся твоя голова забита этой ерундой о невозможности счастья. Ты настолько зациклился на своем лживом убеждении, что не видишь дальше собственного носа. Только у наркоманов и алкашей ничего в жизни не происходит хорошего. Для остальных людей Бог заготовил подарки. Просто нужно дождаться их.

Андрей вздрогнул.

А ведь Катя была права. Он наркоман без будущего. Вся его жизнь просчитана в дозах и граммах. Из-за прутьев его железной клетки не видно солнца. Самое хорошее для него – это свежий пакет с белым порошком, принесенный в дырявом кармане и спрятанный под кровать. Это ли было счастьем? Скорее, его эрзацем.

В такие моменты задумываешься: а существует ли вообще такое понятие, как любовь? Ту привязанность к Кате, Андрей никак не мог сравнить привязанностью к героину. Он был зависим от них обоих. Если вовремя не вколоть дозу, то начинало ломить все тело, голова наливалась свинцом и была готова оторваться от шеи. Если долго не видеть Катю и не разговаривать с ней, то душу выворачивало наизнанку. Казалось, что невидимые часы тикают все громче, отсчитывая время до полного их с Катей расставания. Получалось, что Андрей любил Катю и любил героин. Сколько было правды в этом заключении? Можно ли вообще любить то, что тебя убивает, но без чего ты не можешь прожить? Был один занимательный факт – героин не являлся человеком. С ним нельзя было поговорить, выпить или послушать музыку. Он просто приходил, проникал в твое тело и растворялся в нем. А вот Андрей, в свою очередь, растворялся в Кате. Но был ли Андрей героином? Ведь если вдуматься, то у них много схожих черт. А если это все и было правдой, то убивал ли Андрей Катю? Хотя бы своим присутствием в ее жизни? Странные и сложные вопросы.

                              ***

Была ночь, но Андрей не был в этом уверен полностью из-за отсутствия в комнате окон. Он лежал на продавленной койке и смотрел на лампочку, висевшую над дверью. Она казалась далеким маяком, светившим сквозь густой белый туман для одиноких кораблей, спешивших разбиться о скалы. Светила своим робким красным светом и больше ничего не делала. Хотя на что еще способны лампочки? Для того они и существуют – чтобы светить.

Замок щелкнул, и дверь тихо распахнулась. Вошли двое верзил в синей спецодежде. На их лицах не было эмоций.

− Проснулся? – рыкнул один из них.

− Вроде того, − усмехнулся Андрей и попытался сесть. Наручники мешали.

− Тогда пришло время умыться.

Другой амбал втащил в комнату длинный черный шланг и повернул вентиль. Брызнула ледяная вода. Она била крепкой струей, готовой содрать кожу с костей. Андрей закричал, но смех верзил заглушал его. Вода заливалась в уши, ноздри и сам мозг. Насквозь промокла хлипкая одежда и повисла неровными лоскутами. Несколько минут длилось это мучение.

− Хватит, − приказал один здоровяк другому. – Вырубай.

Вода перестала хлестать. Шланг куда-то утащили.

Амбал подошел к дрожащему Андрею и потрепал его по волосам.

− Холодно?

Андрей кивнул.

− Значит надо разогнать кровь по телу.

С этими словами мучитель снял наручники и со всей силы заехал Андрею в живот. Тот скрючился пополам и упал. Ребра почувствовали, как по ним колошматили тяжелые армейские кирзовые сапоги. Удар за ударом. Андрей извивался словно червяк, в которого тыкал пальцем любопытный ребенок. Удары получались мягкими, хлюпающими благодаря промокшей одежде. Подоспел второй здоровяк. Он тоже пару раз пнул Андрея и остановил соратника.

− На сегодня с тебя хватит, приятель.

Андрей лежал и дрожал.

Амбалы хихикнули и что-то бормоча друг другу вышли из комнаты. Мужчина несколько минут лежал на полу, чувствуя, как болят места, по которым приходились удары. Он медленно замерзал и умирал.

Ну как умирал… Скорее сильно страдал. От полученных увечий умереть невозможно. Ни одно ребро не было сломано и вообще все кости были в целости. Синяки, конечно, останутся, но это дело времени. Через недельку другую и они исчезнут, словно ничего и не было. А вот моральный дух был решительно сломлен.

− Привет, − раздалось откуда-то над ухом.

Андрей приподнял мокрую голову и увидел ту девушку с книгой. Он и не слышал, как она вошла.

− Неплохо они тебя отделали, − прошлась глазами девушка по каждой конечности. – Я принесла полотенце и свежую одежду.

Андрей никак не реагировал.

− Ты умер что ли?

Девушка принялась тормошить лежавшего мужчину, но тот отмахнулся неуклюжим ударом, который прошелся на бедро. Девушка ахнула.

− Вот ты как? – кричала она. – Я о нем забочусь, помочь хочу, а он руки распускает. Неблагодарный урод. И правильно, что они тебя охладили. Может мозги встанут на место.

− Прости, − пролепетал Андрей, упершись лицом в пол.

− Ладно уж. Давай помогу встать.

Не брезгуя мокрой одеждой, девушка посадила мужчину на край койки и посмотрела ему в лицо. Оно было иссиня-зеленым. Андрей посмотрел на полотенце и потянулся к нему. Девушка помогла.

− Ты бы отвернулась, пока я переодеваюсь.

− Конечно, конечно, − смущенно тараторила девушка.

Пока Андрей стягивал промокшую робу и вытирал тело, девушка насвистывала какую-то до боли знакомую мелодию, чертя носком туфля полукруг. Тело все было в ссадинах и черных синяках, расплывшихся чуть ниже груди. Умеют же бить в самые больные места, даже не заботясь об оставленных следах. Похоже, для той парочки было не важно останутся синяки или нет. Значит, никто с них и не спросит.

Закончив вытираться, Андрей оделся в свежую серую робу, похожую на пижаму и сел, свесив голову. На полу осталась прозрачная лужа, через призму которой было видно бетонный пол. Никакой крови, только вода.

− Я закончил, − сообщил мужчина хриплым голосом. Все еще было холодно. Била мелкая дрожь.

Девушка резво повернулась и села рядом. Посидела так секунд двадцать, потом встала, постучала в дверь, и ей внесли деревянный стул со спинкой. Она обошла лужу и поставила стул рядом с койкой.

− Как дела? – как бы между делом спросила студентка.

− А сама не видишь? – огрызнулся Андрей.

− Уверена, ты даже не догадываешься, почему тебя ополоснули прохладной водицей и так знатно избили.

− Угадала.

− Все из-за твоего ужасного поведения.

Андрей быстро-быстро заморгал. Он не помнил, что случилось час тому назад, как он мог помнить, что натворил еще раньше и за что провинился?

Лужа была похожа на маленькое озерцо. А вот если приблизить лицо к краю воды и таким образом посмотреть на зеркальную гладь, то она покажется несоизмеримо огромной. Словно какой-нибудь водоем в глухой сибирской роще, откуда пьют медведи и зверье помельче. В таких озерах водилась рыба, которую умело вылавливали дикие рыбаки себе на ужин. Озеро без имени и истории. Просто водяное пятно на коже Земли. Но Андрея эта лужа почему-то заинтересовала. В ней был его пот, и само озеро после импровизированного купания, скорее всего, стало соленым.

− Так за что, говоришь, меня избили?

− Ты сорвался, − на выдохе сказала девушка. – Принял этого своего героина и все испортил. Ты что забыл, что проходишь курс реабилитации?

− И за это меня избили?

− Точно.

В темноте не было видно глаз студентки, но Андрей был готов поклясться, что они красивые. И как же ему повезло, что именно такую девушку приставили к нему читать какую-то книженцию.

− Ты не должен был колоть эту гадость, − с пониманием в голосе сказала девушка. – Если ты будешь продолжать в том же духе, то скоро отдашь концы.

− Как скоро?

− Не знаю, − шмыгнула носом и пожала плечами студентка. – Но до пенсии точно не доживешь. Я, конечно, ничего в этом не понимаю, но мне кажется, что каждый раз, когда ты делаешь инъекцию, ты рискуешь не очнуться и не вернуться в реальную жизнь. Ты меня понимаешь?

− Вполне.

− Ты весь дрожишь, дай-ка я тебя обниму.

Андрей опешил. Он всего несколько раз виделся с этой особой, а она уже лезет к нему с объятиями. А впрочем, мужчина был и не против, как раз наоборот. Он так нуждался в чьем-нибудь тепле, что готов был прижаться к раскаленной плите, лишь бы избавиться от холода в душе. От этой вечной осени.

Девушка была мягкой и теплой. Андрей чувствовал, как билось ее сердце, и наполнялись воздухом легкие. Она была живой, самой настоящей. Не сном и не галлюцинацией, а живым человеком. Но разве это возможно?

Андрей сильнее прижался к ней и заплакал. Девушка гладила волосы мужчины, словно мать, утешающая сына. Она не вырывалась из его бледных рук, а лишь притягивала их к себе. Струйки воздуха из ее носа ложились на макушку рыдающего Андрея.

Так продолжалось достаточно долго. Слитая воедино парочка тихонько покачивалась на железном краю койки и молчала. Андрей всхлипывал, девушка – слушала это. И время (если оно, конечно, существовало) остановилось. В свете красной лампочки не было видно практически ничего. Озерцо на полу и не думало исчезать. Оно все так же поблескивало, отливая прозрачной синевой. Если где-нибудь в мире и существовало нечто похожее на это прекрасное зрелище, то ни одному зрителю не суждено было это увидеть.

− Мне так одиноко, − причитал Андрей, давясь слезами. – Во всем чертовом мире нет никого, кто бы смог излечить меня от этого недуга. Паршивый героин не помогает!

− А как же твоя девушка?

− Ей меня не понять, по одной простой причине. Я скрываю свой скелет в платяном шкафу в самом темном углу бабушкиной квартиры. Катя не знает, что я наркоман и не может меня понять. Она немного лучше всей той безликой массы людей, проходящей мимо на улице, спрятавшись за занавесками своих проблем. Но лишь немного. Я люблю ее, но никак не могу избавиться от душащего чувства одиночества. Во всем огромном мире нет родной души. Все какие-то придуманные, словно персонажи обычного, ничем не примечательного романа. Все нарисованные, высосанные из пальца и завернутые в блеклую оболочку. А конфеты-то и нет! Что может скрыть обертка, если нет сердцевины?

− Ты не можешь ей признаться? – спросила девушка и чуть отстранилась от Андрея.

− А как!? «Привет, дорогая. Ты полюбила наркомана, сидящего на героине несколько долгих лет и не собирающегося бросать это дело».

− Но ведь есть курс реабилитации, − утешала студентка. – Ты его пройдешь, и все встанет на свои места.

− Это глупости. Ничто мне уже не поможет. Остается и дальше заталкивать в вены дерьмо, надеясь, что однажды я не проснусь. Думаешь, я хочу так жить? Уж лучше умереть.

− Но по какой-то неизвестной причине ты этого не делаешь, я говорю о самоубийстве.

− Потому что боюсь. Как-то привычно просыпаться по утрам, умываться, брать в руки шприц и пропадать неведома куда на неопределенный срок. Я привык к такому существованию и не имею сил его изменить или прервать.

− Ты пытался найти причину своей проблемы? Той, что привела тебя к героину?

− Я много думал об этом, когда лежал полумертвый от очередной дозы. В такие моменты задаешься вопросом: что пошло не так? И, знаешь, я нашел ответ.

Девушка молчаливо ждала, сложив маленькие детские ручки на коленях, придерживая книгу.

− Мое одиночество началось после ухода отца. Изнутри словно что-то вынули и заполнили монтажной пеной. Это не была пустота, нет. Скорее тошнотворное, приторное отсутствие души. Тебе это знакомо? Я долго искал того, кто мне соприроден, и мимо прошло столько тех, с кем мне не по пути. Нашелся один парень, его звали Сергей. У нас было много общих черт, поэтому наши обугленные сознания тянулись друг к другу, словно намагниченные. С ним мне всегда было легко. Он был выше и сильнее меня в духовном плане. Я подсознательно искал в нем наставника. Среди сверстников он не сыскал популярности из-за своих странностей, но меня они даже забавляли.

− Но случилось что-то ужасное, − прервала девушка и поднесла руку к алым губам.

− Он умер.

− Как это случилось?

− Проклятая машина не успела затормозить и сбила мальчугана. Он был совсем молодым. Если бы он был жив, то его духовный возраст был бы равен сотне лет.

− Такой старый?

− Мудрый, − поправил Андрей. – Он говорил: «Если не можешь решить проблему – плюнь ей в лицо и с гордым видом уйди прочь». Так он учил меня убегать от трудностей нашего совместного детства. Мы просто родились не в тот век, не на том континенте.

− Я ненамного младше тебя и прекрасно понимаю все эти стенания. Мне тоже пришлось непросто.

− Но ты жила в полной семье.

− Откуда ты знаешь?

− Да так, догадался.

− Так что стало после того, как умер твой друг?

− Тебе все еще интересно? – пресным голосом спросил Андрей.

− А иначе, зачем я здесь? Рассказывай, что на душе лежит.

− Я продолжал расти физически, − говорил Андрей, − но сильно отставал ментально. Школа не давала тех знаний, которые смогли бы помочь переступить черту собственных невзгод и жить свободно. Поэтому школу я прогуливал. Свободного времени появилось, хоть отбавляй. Я бродил по улицам и паркам, искал отголоски своих мечтаний, но находил лишь голые, до ужаса пошлые воспоминания. Когда не стало Сереги, я перестал верить в Бога. До того момента мать учила меня любить не только себя, но и некую высшую силу, которая меня оберегает. Она не говорила открыто: «Люби Бога». Она намекала на это. В церковь мы не ходили, но по вечерам, когда наставала пора ложиться спать, я мысленно обращался к Создателю, прося послать мне нового друга. Но ничего такого не произошло. Я по-прежнему был один. Тогда появлялись мысли, вроде «нет никакого Бога, и все это лживые выдумки». Мне правда было тяжело. Почему Бог не мог забрать у меня одно ребро и вырастить из него подругу? Ведь ребер у меня много, а близких людей – почти нет. Это было несправедливо.

− Значит, ты просто скучаешь по тем временам, когда у тебя был отец – самый лучший друг и учитель, и Сергей – духовный соратник?

− Скучаю, это мягко сказано.

− Но ведь это не повод садиться на иглу! – возмутилась девушка.

− Я ведь начинал с грибов, ну тех, галлюциногенных. Мне казалось это прикольным, когда видишь то, чего нет. Иногда виделся Серега. Потом я пару раз курил марихуану, но мне это занятие не особо понравилось. На смену ему пришел тяжелый героин. Он просто размазал меня по стене, заставив биться в конвульсиях. Под героином плевать и на ушедшего отца и на мертвого друга. Тебе интересен сам процесс, когда вещество разливается по венам. Наступает эйфория и, кажется, что никаких проблем просто не существует в природе. Ты отстраняешься и смотришь на мир со стороны, недоступной простому человеку.

− Но это не счастье.

− Да. Это ложь, которой ты кормишь себя каждый день. Но вот в чем загвоздка: когда понимаешь, что героин не способ защититься от внешнего мира, уже тогда слишком поздно. Ты уже на крючке у дилера, готового бесконечно продавать тебе яд.

− Не бесконечно. До одного дня, когда сердце не выдержит.

− Сейчас я привык колоть наркотик и получать свою порцию успокоения. Настроение поднимается, душа взлетает. Потом, конечно, начинается отходняк, и он ужасен. Это не сравнить с похмельем от алкоголя. Это агония, от которой может спасти только еще одна доза.

− Замкнутый круг. Колесо Сансары.

− И разомкнуть этот круг невозможно. Можно сколько угодно пытаться бросить героин, твердо убедить себя больше к нему не прикасаться и не приближаться, но это иллюзия. Когда демоны в голове начинают кричать, ты готов разбить ее о стену, лишь бы эти твари заткнулись. Невозможно думать о чем-то еще, кроме героина. Он заполняет мозг, как рука заполняет пространство перчатки. Мозг отчаянно просит дозу, которую ты, в конечном счете, ему даешь. Приходится врать, влезать в долги, подворовывать, но доставать злосчастный порошок. Сколько раз я менял себя на него. Уже и не пересчитать. Сколько раз я клялся начать жить с нуля, но все это оказалось пустыми словами. Даже ради родных людей, ради мамы я хочу, но не могу бросить колоться.

− По крайне мере, мы разобрались, с чего все началось, а это очень важный этап возвращения к нормальной жизни. Когда знаешь противника в лицо, понимаешь, с чем придется бороться, всегда побеждаешь. Это закон природы.

− Глупость какая-то.

− Так написано в этой книге.

Девушка поднесла толстую книгу к груди и продемонстрировала ее темный переплет.

− О чем она вообще? – отстраненно спросил Андрей.

− Поймешь, когда я ее дочитаю.

− По всей видимости, это надолго.

− А ты как хотел! Реабилитироваться после героиновой наркомании невозможно за пару дней. Это очень долгий и мучительный процесс. Но не бойся, я с тобой.

− Обними меня еще раз, − попросил Андрей и потянулся к девушке. Та подалась к нему.

На этот раз объятия были горячими. Андрей и вправду почувствовал, что прижался к работающей каменной печке. Сердце отмеряло секунды ударами. Но ведь время остановилось, а значит, по логике вещей, и сердце должно остановиться. Но оно продолжало стучаться во внешний мир изнутри. Лужица на полу на несколько миллиметров уменьшилась, ссохлась бедная.

− А твоя девушка не будет против того, чем мы тут занимаемся? – шутливо спросила студентка.

− Мы ей не расскажем.

− Знаешь, я тебя понимаю, − спустя минуту сказала студентка. – То, о чем мы разговариваем, медленно подводит меня к истине, к нужному решению. Но намного важнее, чтобы именно ты пришел к нему. Я всего лишь должна читать тебе эту книгу.

− Но вместо того, мы разговариваем. И мне это нравится куда больше, если быть честным.

− И мне больше нравится слушать, чем говорить. Твоя история затронула меня до глубины души. Я тебя совсем не презираю, что делали бы остальные. Ну, наркоман, ну подумаешь, колешься. Ты же человек, а значит – личность. Любой достоин прощения. Даже самые гнусные души после смерти попадают на весы. У них есть шанс попасть в рай, просто этот шанс невелик. Главное, покаяться. Признаться, что ты совершил ошибку и готов ее исправить. Пока ты не примешь верного решения, те верзилы будут приходить и колошматить тебя, как Сидорову козу.

− Ты хочешь, чтобы я встал на путь исправления? Перестал принимать героин?

− В первую очередь, этого должен хотеть ты сам. От моего желания ничего не измениться. Я всего лишь студентка, читающая тебе книжку. Поверь, в тебе есть силы бороться. Просто ты боишься трудностей.

− Тебе меня не понять. Ты не наркоманка. Я глубоко подсел на героин. Так просто с него не слезть. Если бы все было так просто – щелкнул пальцем, и зависимость пропала, то я давно бы жил полноценной жизнью, как и миллионы других людей.

− Но я буду с тобой, когда ты решишься. Ты заблуждаешься. Ты не одинок.

8

Словно кошмарный сон прошла осень. Череда ярких событий в жизни Андрея сменилась неинтересным бытом наркомана. Мужчина больше не видел сновидений с участием девушки, и очень переживал по этому поводу. Он стал забывать разговор из того последнего сна и не мог с этим смириться. Каждый вечер, укладываясь спать, Андрей вспоминал ту девушку, ее тепло и нежность, с которой она обнимала его. Это было непередаваемым чувством. Ни разу в реальной жизни ему не доводилось столкнуться с чем-то хоть на каплю похожим. Андрей вспоминал, как он рыдал, а девушка, имени которой он даже не помнил, утешала его. Она говорила, что он не одинок, что в нем есть силы бороться с зависимостью. Но это была ложь. Каждый раз героин побеждал, и огорченный поражением мужчина, вкалывал очередную дозу в усталые вены. Он не представлял жизнь иначе. Слишком давно наркотик укоренился в его теле и мозгу. Слишком сильна была эта дьявольская связь. Разорвать замкнутый круг Андрей был не в состоянии. Ему не хватало поддержки со стороны. Он хотел, чтобы кто-нибудь еще прошел вместе с ним путь от белой героиновой петли до сладостного освобождения.

Но все же, в нем что-то изменилось за эту осень. За сентябрь, в частности. Андрей уже начинал мыслить о необходимости борьбы, и это было большим достижением. Очень немногие решаются даже подумать об этом, что уж говорить о реальном действии, направленном на избавление от наркотика. Героин был приговором, но как и большинство приговоров, его можно было обжаловать. Жаль, хорошего адвоката не было рядом.

Андрей несколько раз подряд набирал Катин номер телефона. Каждый раз раздавались длинные гудки и в конце фраза «абонент не отвечает». С горечью всматриваясь в пиксельные цифры, мужчина снова и снова вбивал цифры.

Терпение лопнуло. Андрей написал сообщение «перезвони мне, как сможешь. Я скучаю» и захлопнул мобильник. Растянувшись на диване, мужчина смотрел в потолок. Он медленно прокручивал в голове события прошедших месяцев. Маму давно выписали из больницы, и она полностью оправилась от инфаркта. Иногда она звонила Андрею и спрашивала, как его дела. Всегда мужчина отвечал сухое «нормально». Полноценная беседа по телефону как-то не ладилась. Хотелось съездить к маме домой, поесть горячего фирменного супа с хлебом, выпить травяного чаю и посмотреть на мамины глаза. Видимой преграды для этого желания не было, просто силы резко оставили тело Андрея, и сейчас он не мог даже выйти на улицу, дабы прогуляться по зимнему парку.

Да. Уже была зима. Выпал первый снег и ударили крепкие морозы. Они длились всего несколько дней и сменились тягучей слякотью, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что природа еще может поддать своего. Снег не то таял, не то снова выпадал. Былая крупа оседала у бетонных бордюров и фонарных столбов. Дворники в светоотражающих жилетах усердно соскребали эту белесую сукровицу с улиц. Иногда на дороги выезжали снегоуборочные машины. На фоне обычных автомобилей они казались нелепыми гигантами с ковшами вместо рук. Гудя и что-то бормоча на машинном языке, они счищали снег, сталкивая его к обочинам.

Зима была как-то легче осени. С приходом декабря, наступала пора долгого дремучего сна. Все засыпало в природе. Леса заносило снежными сугробами, звери прятались по норам. Вот только город никогда не поддавался на этот сонный зов. Город по-прежнему шумел и толкал по своим артериям миллионы людских потоков. Люди спешили, прячась в воротники и капюшоны, проклиная холода. Бродячие собаки скулили и выпрашивали еды у неравнодушных. Было спокойнее.

Андрей вспоминал сентябрь и корчился от отвращения. Жить в декабре было проще, пусть и платить за отопление приходилось больше. Газета «Работа» так и осталась непрочитанной. Она завалялась где-то на кухне и стала частью интерьера. Наверняка, предлагаемые там вакансии уже были неактуальны.

Зима нагоняла дрему на все, что способно было жить. Приходилось двигаться активнее, дабы не потеряться и не умереть. Для слабых зима устраивала настоящее испытание. Все, кто не мог справиться со своими проблемами, мерзли в мрачных комнатушках. Андрей был в их числе.

Проклятый город вытягивал все силы из ветхого тела. Мужчина потерял еще один килограмм и приблизился на шаг к смерти от истощения. Его ребра были готовы проткнуть тонкую кожу, имеющую сероватый оттенок. Позвоночник словно парализованный змей, сгибался и разгибался под весом головы. Тонкие руки обнимали колени и эмитировали позу эмбриона. Так Андрей проводил обычный декабрьский день, прозябая на диване.

Еда казалась для мужчины безвкусной, как бы он не пытался это изменить. Купленные готовые салаты на языке имели вкус пепла. Вода в чае казалась ржавой. Даже заварка не могла этого скрыть. Сыпля сахар через край банки, Андрей сонными глазами смотрел на окно. Свет по ту сторону стекла был таким же белым и пористым. Казалось, плесни немного воды, и он скукожится, превратится в сироп.