Текст книги "Возвращение блудного сына"

Воронцов задумался, что-то прикидывая в уме, и согласился:

– «Только ты сначала покажи мне деньги!».

– «Да, пожалуйста!» – открыл Рауль дипломат с долларовыми пачками поверх бумаг на дне.

– «А сколько тут?».

– «Как ты и просил, сто тысяч! Мне же нужно было время, чтобы их собрать!» – успокоил он Воронцова.

– «Да-а!? Хорошо!» – удивлённо протянул вымогатель, удовлетворённо мотая головой и улыбаясь.

Рауль достал из дипломата два чистых листа бумаги и шариковую ручку, протянув их Игорю, перекладывая на его колени свой дипломат.

Тот разложил лист, взяв ручку наизготовку:

– «Диктуй!».

Рауль начал неспешно диктовать, всматриваясь в силуэт Воронцова и прикидывая, как и в какой момент времени его обезвредить.

Тот написал одну расписку, потом вторую, передав их вместе с ручкой Раулю, и собираясь вынуть деньги из дипломата.

– «Не вынимай, возьми с дипломатом. И подожди! Я тебя подвезу, куда тебе надо. Но сначала дай прочту!».

Довольный Воронцов остановился, положив обе руки на дипломат. Рауль мельком прочитал, убирая листки во внутренний карман пиджака. По тому, как Игорь, скосив глаза, следил за его руками, Рауль понял, что тот боится и не доверяет ему.

– «Игорь, вынь только из дипломата мою записную книжку и авторучку – я запишу тебе другие мои служебные телефоны и поедем!».

В этот момент Воронцов потерял бдительность, двумя руками отпирая дипломат, чем Рауль моментально и воспользовался. Резкий удар с разворота кулаком левой руки с зажатым в нём кастетом в левый висок шантажиста моментально сразил того, вдобавок резко ударившегося своим правым виском о дверную стойку автомобиля.

Безжизненные руки отпустили дипломат, чем Рауль моментально воспользовался, переложив его на заднее сидение позади своей жертвы. Тут же он прощупал пульс на безжизненной левой руке, но его не обнаружил. Для контроля он попробовал и на горле. Но тщетно, Воронцов был мёртв.

Вот это да!? Оказывается это так просто, убить человека?! Особенно когда его ненавидишь! В удар вкладывается вся эта ненависть! И он получается сокрушительным! И никакой Дим Мак не нужен!? Да-а! Я теперь убийца!

Убийца, убийца, убийца! – стучало в его висках больше от эмоций подскочившее давление.

Но теперь надо было что-то срочно решать и с безжизненным телом. Конечно, он этот вопрос продумал заранее. Но теперь условия стали реальные – и по месту и по времени. А, главное, с Воронцовым удалось встретиться именно там, где Гектор и планировал.

Готовясь к встрече, Рауль рассуждал, что наверняка Воронцов подстраховался. И какой-нибудь его дружок знает о нашей встрече. Следовательно, тело предателя не должно пропасть бесследно. Остаётся имитировать аварию или несчастный случай. С аварией сложнее, нужен наезд. Но не мой же! Остаётся несчастный случай с высотным падением. Значит, нужен высокий дом или мост, и желательно повыше. С домом – подозрительно будет. Как он там оказался после встречи со мной? Да и физически тяжело это будет сделать и не скрытно. Значит мост, и только мост! – анализировал тогда Гектор.

Но подходящих мостов – главное пустынных – в Буэнос-Айресе не было. А надо было выбирать. И тогда он пришёл к выводу, и нашёл место, которое присмотрел ещё при посещении миграционного управления после прибытия в Буэнос-Айрес. Здесь и тело можно было сбросить с высокой набережной порта, и не в воду, а на берег, чтобы его смогли потом найти, да и ушибы бы подходили под версию, как не совместимые с жизнью.

И это место естественным образом совпадало с местом гибели его связника и помощника-водителя. Потому решение Гектора и было быстрым.

Сначала он надел резиновые медицинские перчатки и обыскал труп, доставая из карманов вещи и документы, бегло изучая их.

И тут он обнаружил кое-какие записи с телефонами, один из которых его опытный взгляд выхватил сразу. Это был телефон Фрэнка Брауна.

Рауль нашёл и другой номер, который, скорее всего, был телефоном куратора Воронцова из СИДЕ.

Ах, вот как?! «Товарищ Воронцов», оказывается, является осведомителем ЦРУ, а может быть и СИДЕ!? Да-а! Значит, не зря я убил его! Он всё же успел меня сдать! – понял теперь Гектор, что совершил ошибку, не ликвидировав сразу Воронцова – А как же человеколюбие? А кто мог знать, что он сразу меня сдаст ЦРУ? – всё же несколько сомневался он.

Но в глубине его души, из подсознания, он услышал чёткий голос:

– «Ты знал это! Ты же просчитал такой вариант!».

– «Да, знал! Вернее предполагал!» – сам себе сказал Рауль.

– «Ну, вот, теперь – располагай…».

Больше не найдя ничего его компрометирующего, Гектор вышел из машины, открыл переднюю правую дверцу, и взяв за подмышки убитого, оттащил тело к парапету. Не без труда он приподнял непослушное тело и перекинул через преграду головой вниз. Посветив фонарём в низко опущенной руке, он убедился, что тело лежит в правдоподобной позе, далеко в воды Ла-Платы вышвырнул кастет и покинул место преступления.

Глубоко вдохнув свежий воздух, Рауль поёжился от им свершённого возмездия, сел в автомобиль, снял перчатки и двинулся домой, по пути выбросив их в мусор. Было уже очень поздно, и теперь нужно было как-то оправдаться перед женой за эту ей непонятную задержку в выходной день.

Теперь для Гектора наступали тревожные дни.

Очень жаль, что Воронцов меня сдал! А может, ещё нет? Во всяком случае, теперь, после его пропажи, кто-то из его дружков наверняка передаст, куда надо, компромат на меня? А компромат ли? Скорее всего, это может быть лишь заявление Воронцова с голословными утверждениями. Но в данном случае, этого вполне достаточно! И, если это так, то буду ждать усиления слежки от одних и её появление от других, и даже возможного ареста. Хорошо бы это как-то выяснить – размышлял он.

Но всегда выяснение обстоятельств, благоприятствующих или препятствующих осуществлению того или иного действия, связанно с риском для замышляющего их выяснить. А пока он решил срочно, через очень эффективный запасной тайник № 2, передать последнее сообщение в Центр:

«Воронцов сдал меня ЦРУ и СИДЕ. Мой арест неизбежен. Доказательств против меня нет. Воронцов ликвидирован. Все мои документы и отчёты в гаражном тайнике на вилле в Пунта Ларе. Связь прекращаю».

Да! Я всё же попал в эту западню, которую фактически сам же себе и подготовил!? Но только ли я один это сделал?!

Глава 12. Зябкий август в Буэнос-Айресе

И вот в Буэнос-Айресе наступило прохладное утро понедельника 26 июля 1999 года.

Как только после выходного дня, излишне задержавшийся дома полковник Мендоса вошёл в свой кабинет в доме № 11 на проспекте «Имени 25 Мая», так почти сразу получил сообщение от оперативного дежурного, что сегодня утром на берегу, под парапетом портового проспекта имени инженера Хосе Куартино, найден труп 34-летнего русского иммигранта. В записной книжке покойного был обнаружен номер телефона одного из сотрудников их службы. Поэтому офицер Федеральной полиции Аргентины (PFA) и позвонил в SIDE, попросив срочно прислать кого-нибудь.

Начальник отдела криминальных расследований управления контрразведки подсекретариата внутренней разведки СИДЕ полковник Педро Мендоса очень гордился своим именем и фамилией, будучи полным однофамильцем основателя Буэнос-Айреса. Он был уже зрелым, пятидесятилетним, полным, даже, пожалуй, излишне грузноватым мужчиной небольшого роста, с частично, как тыква, лысой головой, но розовощёкий и весёлого нрава. Бывший любитель вина, мяса, футбола и женщин давно остепенился и теперь тяготился бременем большой семьи. Его шестеро разновозрастных детей не давали начальнику засиживаться подолгу на работе. Поэтому он часто передавал даже самые важные дела своим способным исполнителям – комиссарам коммун. На этот раз выбор естественным образом пал на Хоакина Баранью – комиссара первой коммуны столицы, куда входили шесть кварталов-районов, включая Ретиро и Пуэрто Мадеро, почти на границе которых и был обнаружен труп.

Комиссар Хоакин Баранья был высоким, по-спортивному стройным и ладно сложенным, красивым, черноволосым, импозантным, сорокалетним мужчиной. Он был хорошо и со вкусом одет и всегда чисто выбрит. Тонкие чёрные усики не портили его очень симпатичного лица. От него всегда исходил запах дорогого мужского одеколона, и веяло внутренней силой, отчего он всегда нравился женщинам, чем частенько и пользовался. К тому же он был достаточно образован и честолюбив.

Телефонный звонок шефа оторвал его от обмена мнениями со своими сотрудниками о недавних событиях в их секретариате. В этом году вместо Хуго Анзорреги, до этого десять лет возглавлявшего СИДЕ, разведку и контрразведку Аргентины возглавил Хорхе де ла Руа.

Начальник отдела сразу озадачил комиссара, приказав немедля выехать на место происшествия, во всём разобраться и незамедлительно доложить ему, где бы он ни находился и чем бы он ни был занят. Взяв с собой оперативника и эксперта, комиссар Хоакин Баранья на служебном автомобиле отбыл на место происшествия. Предъявив жетон сотрудника СИДЕ офицеру федеральной полиции, комиссар вместе с ним и со своими подчинёнными подошёл к, лежавшему у парапета, накрытому плёнкой трупу.

Офицер доложил обстоятельства, при которых был обнаружен погибший, и предварительное заключение своего эксперта.

Осмотрев труп, эксперт СИДЕ подтвердил предварительное очевидное заключение коллеги из федеральной полиции – смерть от тяжёлой травмы головы.

Теперь оставалось выяснить её причины, чем Баранья и собирался заняться в самое ближайшее время. Он взял с собой всё содержимое карманов покойного, послав своего эксперта вместе с федералами в их управление, для получения там окончательных документальных результатов экспертизы причин смерти.

Прибывший в управление комиссар сразу доложил обо всём своему начальнику. А тот до этого первым делом через кадровиков выяснил принадлежность телефона, и весьма удивился. Этот телефон принадлежал управлению внутренней разведки.

Если его управление контрразведки (DS) давно и традиционно использовалось для «домашнего шпионажа», занимаясь, в том числе, и нелегальной миграцией, то управление внутренней разведки (DII), занималось поддержкой официальной политики по вопросам национальной обороны и безопасности, и отвечало за общий сбор информации в интересах национальной безопасности. Оба эти управления входили в подсекретариат внутренней разведки (SII) всего секретариата SIDE.

Полковник Мендоса понял, что это дело лучше сразу передать коллегам из соседнего управления, тесно связанным с подсекретариатом внешней разведки (SIE). И с этим предложением он направился к руководителю своего подсекретариата внутренней разведки.

А тот, вспомнив своё присутствие при разговоре руководителя СИДЕ Хорхе де ла Руа с резидентом ЦРУ в Буэнос-Айресе Вильямом Ортманом, повёл Мендосу к их общему и главному начальнику. После короткого доклада Мендосы тот некоторое время молчал, о чём-то интенсивно думая, затем неожиданно для подчинённого произнёс целый спич:

– «Полковник! Этот Игор Воронтсоф сдал нам одного нашего гражданина, как якобы русского. А из ЦРУ мне сообщили, что тот находится у них под колпаком, и чтобы мы им не мешали его разрабатывать. Президент Менем поддерживает американцев. Но я лично придерживаюсь другой…, патриотической позиции. На нашей земле мы хозяева, а не американцы! А раз этот Воронтсоф теперь мёртв, значит, не исключено, что его мог ликвидировать и этот самый наш гражданин! У нас по этому поводу пока нет необходимых фактов и документов, и мы пока не знаем, если это сделал наш гражданин, то по какой причине он мог это сделать? Я не хочу, чтобы это дело вели сотрудники управления внутренней разведки, тесно связанные с американцами. Поэтому это дело я поручаю лично Вам и вашим людям, Мендоса! Что-то здесь не так?! И я прошу Вас это держать в секрете, и лично информировать меня о ходе расследования! И, конечно, сначала определите, убийство это, или несчастный случай».

– «Я всё понял, и принимаю к исполнению!» – как военный не военному ответил полковник.

Он, как неплохой аналитик, прекрасно понимал, что у его начальника есть родственник – Фернандо де ла Руа, бывший сейчас мэром Буэнос-Айреса, и имевший большие шансы стать президентом страны после выборов в декабре этого же года. А это наверняка приведёт к существенным кадровым подвижкам, в результате которых и он может заметно продвинуться по службе. Значит надо ревностно выполнить это персональное поручение руководителя СИДЕ, и не дай бог допустить в этом деле промашку.

Поэтому, возвратившись к себе, Мендоса сразу вызвал комиссара Баранью, изложив ему суть разговора с руководителем СИДЕ, подчеркнув особую важность этого дела лично для них двоих, как главных исполнителей. И комиссар с ещё большим рвением продолжил расследование, так как вдобавок ещё и не любил американцев, чему были давние, веские основания.

Хоакин Баранья родился в 1959 году здесь же, в Буэнос-Айресе, в семье давних выходцев из Италии. После школы поступил в военное училище, окончив которое был зачислен в элитное подразделение аргентинских вооружённых сил.

К войне 1982 года против Англии за Мальвинские (Фолклендские) острова он командовал взводом, который в составе диверсионно-десантной амфибийной группы коммандос участвовал в операции «Росарио» по высадке 2 апреля 1982 года на Фолклендские острова, давно оккупированные Англией. Тогда 2000 аргентинцев высадились на острове Восточный Фолкленд и после короткого боя вынудили капитулировать английский гарнизон Порта-Стэнли, насчитывавший всего 84 морских пехотинца.

После этого с целью возврата островов в Южную Атлантику было направлено крупное британское военно-морское соединение.

С 12 апреля англичане объявили о блокаде Фолклендских островов, и установили вокруг них 200-мильную зону, при вхождении в которую британскими подводными лодками должны были топиться все аргентинские суда. Это наверняка бы привело к возникновению трудностей со снабжением аргентинского гарнизона на островах.

Единственная на острове бетонированная взлётно-посадочная полоса оказалась короткой для взлёта реактивных самолётов. Поэтому основная часть аргентинской авиации могла действовать лишь с континентальных авиабаз.

США же разрешили Англии пользоваться своей авиационной базой на острове Вознесения в Центральной Атлантике. Англичане также использовали почти три десятка своих истребителей-бомбардировщиков вертикального взлёта и посадки «Си Харриер», базирующихся на двух авианесущих кораблях типа «Инвинсибл».

Поначалу 25 апреля англичане высадились на захваченном аргентинцами острове Южная Георгия, находящемся на удалении от Фолклендских островов. Но основные боевые действия начались 1 мая.

В этот день морская авиация и корабли ВМС Англии подвергли бомбардировке и обстрелу аргентинские позиции в районе Порта-Стэнли, а в ответ аргентинская авиация попыталась атаковать флот противника.

Когда на следующий день одна из пяти английских атомных торпедных подводных лодок «Конкэрор» потопила флагман аргентинского военно-морского флота крейсер «Генерал Бельграно», в результате чего погибло 323 моряка, надводному флоту был дан приказ на возвращение в свои базы. С этого момента действовала лишь одна аргентинская дизельная подводная лодка S-32 «Сан Луис», не сумевшая потопить ни одной цели. Другая подлодка этого же типа S-21 «Санта Фе» была потеряна в начале войны.

Поэтому с этого момента аргентинское командование сделало ставку на авиацию. Их штурмовики американского производства А-4 «Скайхок» и истребители-бомбардировщики: шведские «Даггер» и французские «Мираж-Ш» периодически атаковали английский флот старыми американскими свободнопадающими бомбами, большая часть который, попав в цель, так и не взорвалась, но каким-то счастливым образом некоторые бомбы всё же умудрялась топить небольшие английские суда.

Тогда аргентинское командование возложило главную надежду на штурмовики французского производства «Супер Этандар», вооружённые французским же противокорабельными ракетами «Экзосет». И уже 4 мая такой ракетой был поражён английский эсминец «Шеффилд», впоследствии затонувший. И лишь слишком малое количество этих ракет у аргентинских ВВС не позволило им нанести британскому флоту более существенный ущерб.

После этого в существенных боевых действиях наступил перерыв. Но в ночь на 15 мая подразделение британского морского спецназа атаковало аргентинский аэродром на острове Пеббл, уничтожив на нём 11 самолётов старых типов.

В конце мая к высадке на Фолклендские острова была подготовлена 3-я бригада морской пехоты Великобритании, готовилась к отправке туда и 5-я пехотная бригада.

И в ночь на 21 мая эта бригада морской пехоты начала высадку в бухте Сан-Карлос, находящейся на противоположном берегу острова, где её высадка ожидалась менее всего. Англичанам оказал сопротивление лишь небольшой отряд аргентинцев. Вскоре аргентинские ВВС совершили налёт на английские суда в этой бухте.

Пока 3-я бригада английской морской пехоты закреплялась в районе высадки и готовилась к дальнейшему продвижению вглубь острова Восточный Фолкленд, 25 мая аргентинские ВВС силами тех же «Супер Этандар» и ПКР «Экзосет» повредили английский контейнеровоз «Атлантик Конвейор», который позже тоже затонул. Через три дня 2-ой батальон парашютного полка этой английской бригады морской пехоты атаковал аргентинский гарнизон населённых пунктов Дарвин и Гуз-Грин, который после тяжёлого боя капитулировал.

А тем временем другие английские части совершили пеший переход почти через весь остров Восточный Фолкленд к Порту-Стэнли.

Вскоре в его районе с десантных кораблей началась высадка и некоторых подразделений 5-ой пехотной бригады Великобритании.

Два английских десантных корабля, разгружавшихся в Блафф-Коув, днём 8 июня были атакованы аргентинской авиацией. Впоследствии англичанам пришлось самим затопить один из них – тяжело повреждённый десантный корабль «Сэр Галахад».

К концу первой декады июня двум английским бригадам удалось заблокировать аргентинцев в Порт-Стэнли и подготовиться к его штурму.

И в ночь на 12 июня 3-я бригада морской пехоты Великобритании атаковала три высоты, занятые аргентинцами. Через двое суток в атаку пошла и 5-я пехотная бригада Великобритании силами батальонов Уэльских и Шотландских стрелков, также захватившая три высоты под городом.

И 14 июня, не имея надежд на деблокирование Порта-Стэнли, аргентинские войска капитулировали. А 20 июня война завершилась высадкой англичан на Южных Сандвичевых островах.

Ещё некоторое время в Порт-Стэнли оставалось около шестисот пленных аргентинцев, среди которых был и лейтенант Хоакин Баранья. Эти военнопленные были средством давления Великобритании на аргентинское правительство на переговорах об условиях урегулирования конфликта.

Для молодого офицера, как и для всего аргентинского народа, это поражение стало слишком болезненным ударом по национальной гордости. Но зато в результате этой короткой войны ушёл в отставку руководитель аргентинской военной хунты генерал-лейтенант Леопольдо Гальтиери.

Успех англичанам, прежде всего, обеспечили их атомные торпедные подводные лодки, блокировавшие аргентинский флот, и использование их авиацией новейших всеракурсных ракет класса «воздух-воздух», в управлении которыми использовался принцип «пустил-забыл», позволившее уничтожить до сотни аргентинских самолётов и вертолётов различных типов, не потеряв при этом ни одного своего.

А унизительное и полное лишений нахождение в плену незаживающим рубцом осталось на сердце Хоакина Бараньи, надолго сделав англичан и их союзников США, его кровными врагами.

И каждый раз, когда он слышал об англичанах или американцах, сердце его чуть сжималось, наполняя душу какой-то неистребимой тоской, требующей хоть какого-нибудь выхода эмоций.

Поэтому комиссар с удовольствием воспринял указание своего шефа вести это новое дело втайне от американцев и их местных подельников.

На следующее утро он встал в прекрасном расположении духа, предвкушая интересную и важную работу. Уж очень ему хотелось поскорее вставить американцам шпильку.

Бритьё комиссар всегда начинал со своего массивного подбородка, тщательно выбривая его, выпяченный, как форштевень корабля.

Когда начало процессу было положено, Хоакин, всматриваясь в чисто выбритую бульбу своего ледокольного лица, брал эту чистоту за основу и приступал к щёкам – бортам, затем долго мучаясь с поросшими кораллами – чёрно-седой щетиной – шеей, представавшей днищем его судна.

Эти сравнения напомнили ему его родной военный ледокол «Генерал Сан-Мартин», на котором он поначалу служил в ВМС Аргентины.

Тень, создаваемая подбородком и скулами, и небольшая близорукость не позволяли внимательнее разглядеть чистоту выбритой шеи. Поэтому он продолжал бриться практически на ощупь.

Долгое жужжание электробритвы «Филипс» навело комиссара на мысль, что и эта бытовая мелочь тоже сделана империалистами США.

После завтрака, выйдя на располагавшуюся с тыльной стороны дома веранду, комиссар сел в кресло и углубился сначала в изучение прессы, а затем и в чтение донесений своих агентов и осведомителей о происшедшем накануне. Он вообще любил их читать не только на свежем воздухе, но и на фоне свежих новостей об общественно-политической обстановке в стране. На прохладе ему всегда лучше думалось, он пора было выезжать на работу.

Комиссар Баранья никогда не афишировал своих симпатий к левым, но всегда с интересом следил за их деятельностью в стране, иной раз, даже мечтая, может быть, лишь уйдя в отставку на пенсию, влиться в их ряды.

Этому способствовало и с юности появившееся преклонение перед знаменитым соотечественником – Эрнесто Че Геварой.

Ну, а пока он служил…, служил своей стране, своему государству, своему народу.

В своём кабинете Хоакин, наконец, добрался до пакета из Федеральной полиции. Изучив содержание документов, включая заключения экспертов, и фотографии с места происшествия, комиссар Баранья задумался, пытаясь разложить по полочкам всю полученную им информацию.

А сложилось так, что обнаруженное тело лежало не в совсем естественной позе, как от падения с высоты после внезапной, мгновенной смерти. Руки погибшего были неестественным образом подвёрнуты вовнутрь под тело, а не разбросаны в стороны, как при падении ещё живого человека. Левая височная кость была раздроблена и осколками вошла в мозг, как от сильного удара небольшим твёрдым предметом, возможно кастетом, молотком, пестиком или арматурой, и никак не могла быть получена при падении, пусть даже с большой высоты и на прибрежные камни. На голове имелся и посмертный ушиб, по своему внешнему виду опять же подтверждающий падение после летального исхода. Посторонних отпечатков пальцев на трупе, одежде и вещах обнаружено не было. Из всех изученных материалов следовал твёрдый вывод об убийстве этого русского иммигранта.

В телефонной книжке убитого Баранья нашёл тот самый номер телефона куратора Воронцова из управления внутренней разведки DII, номера телефонов американского посольства, ряда граждан Буэнос-Айреса и различных организаций столицы Аргентины.

Но из всех номеров телефонов гражданских лиц его внимание привлекли только помеченные непонятно. Пока он изучал содержимое карманов и пытался разобрать записи, пытаясь вникнуть в их суть, рабочий день незаметно подошёл к концу.

Только он начал собирать бумаги и вещи, чтобы убрать всё в сейф, как раздался телефонный звонок шефа. Тот сообщил, что комиссара уже ждут в управлении внутренней разведки для передачи ему материалов по Воронцову.

И вскоре Баранья ознакомился с бумагами, в том числе подписанными Воронцовым. Кроме того, по сообщениям его коллег отпечатки пальцев трупа совпали с такими же в картотеке осведомителей управления DII.

Итак, получается, что Воронцов сдал нам гражданина Аргентины Рауля Хоакина Мендеса, как живущего здесь, в Буэнос-Айресе, бывшего гражданина СССР Вячеслава Платоновича Гаврилова-Кочета, тем самым став осведомителем DII. И теперь, возможно, именно этот гражданин и убил Воронцова? Значит, для начала надо установить за ним наблюдение! – анализировал ситуацию комиссар перед докладом своему шефу.

– «Ну, что ж, устанавливайте! Но учтите, что наш шеф – Мендоса показал пальцем на потолок – дал обещание президенту и американцам не следить за этим Мендесом, как пока разрабатываемым самим ЦРУ! А этого… убитого русского можно теперь кремировать!» – распорядился полковник Мендоса.

А тем временем Рауль был готов к усилению слежки за собой. И вскоре он её обнаружил. Только пока ему было непонятно, кто это – американцы или аргентинцы?

Интересно, сказать об этом Фрэнку, или нет? Наверно сразу не стоит, а то подумают, что я слишком ловко её обнаружил (меня ведь этому не в ЦРУ учили), или, что «на воре и шапка горит», а «у страха глаза велики», так что пока немного подожду! – рассуждал разведчик.

На следующий день из управления внутренней разведки комиссару Баранье передали новые документы Воронцова – заявление, в котором говорилось, что если оно получено, то значит, его уже убил сам Рауль Хоакин Мендес или его люди.

Ну, вот, теперь можно работать! – профессионально обрадовался комиссар.

Но это же сообщение получили и в резидентуре ЦРУ в американском посольстве. Но там этому не обрадовались, так как поняли, что теперь за их агентом Руди всё же начнётся охота или, как минимум, слежка со стороны внутренней разведки СИДЕ.

Вильям Ортман собрал срочную оперативку, задействовав в ней всех сотрудников, работавших по Руди:

– «Ну, что, коллеги? Руди действительно оказался красным?!» – начал он нарочито весело, хотя своим нутром почувствовал надвигающуюся на него угрозу из Лэнгли.

– «Вовсе не обязательно. Это может быть целенаправленным наветом Воронцова» – не побоялся поправить разволновавшегося шефа Пол Фридман.

– «Конечно, конечно! Надо проверить все варианты! – тут же согласился Ортман, сразу озадачив самого умного – Вот Вы этим, Пол, лично и займитесь!».

– «Конечно, шеф! Но я думаю… подключить теперь к этому и аргентинских дипломатов в Москве. Вы разрешаете, Вильям?» – решился тот перевести стрелку на местных.

От неожиданного предложения своего заместителя резидент вытёр ладонью моментально вспотевший лоб, и после короткой паузы добавил:

– «Хм, забавное предложение, и не лишённое оснований. Действительно, по этому вопросу нам лучше в Москве лишний раз не светиться! – начал Ортман, про себя подумав, что в данном вопросе главное не засветиться перед своим начальством в Лэнгли, вслух продолжая – Конечно, плохо, что мы подключим к этому делу аргентинцев. Но теперь ничего уже не поделаешь. Местная полиция с контрразведкой наверняка уже сработали, и теперь пасут нашего… хе-хе, Руди».

– «Шеф, я думаю нам надо через нашего посла выйти на МИД Аргентины и попросить их поискать в Москве доказательства по поводу прошлого этих… двух русских?!» – вмешался Пол.

– «Возможно…. А я тогда предложу это же сделать их СИДЕ! Кстати, Пол, нам надо теперь всех, предложенных Руди, кандидатов на вербовку проверить на причастность к сотрудничеству и с СВР России».

– «Проверим, шеф. Но сначала я думаю, нам надо всё же до конца разобраться с Руди?!» – с оговоркой согласился Фридман.

– «Безусловно! Давайте немного выждем, а потом свяжемся с местной контрразведкой, если они до этого сами на нас не выйдут» – подвёл итог Ортман, действительно пока не зная, что делать дальше.

Также, после подведённого итога наличию у него материалов по этому делу, и комиссар Баранья не знал, что делать дальше.

Но пока американцы говорили и ждали, аргентинцы работали. Однако слежка вообще ничего не давала. Ведь Рауль Хоакин Мендес полностью прекратил свою разведывательную деятельность и как российского, и как американского разведчика. Ожидая неизбежного ареста, он полностью посвятил себя семье – жене и трём своим детям.

Время шло, но ничего нового не происходило. Тогда Рауль решил сам нарушить динамическое равновесие. Он позвонил Фрэнку и предупредил, что на пару недель уезжает в отпуск на виллу в Пунта Лару – Исабель желательно было перед родами немного развеяться на природе.

Фрэнк немало удивился звонку Руди, и даже обрадовался этому:

– «О-о! Привет, Руди! Давненько ты не звонил. Что-нибудь случилось?».

– «Да нет! Просто я что-то устал. Надо немного передохнуть».

– «Хорошо, отдыхай, только давай всё же ненадолго увидимся. У тебя ведь наверно что-нибудь есть для меня?» – проявил он самостоятельность.

– «В принципе, есть, но ничего особенного. Но поговорить можно. Так что давай, до встречи! Завтра, как всегда там же, и в то же время?!».

– «Договорились!».

Они встретились в Ботаническом саду Карлоса Тайса поблизости от американского посольства. Обменявшись крепкими рукопожатиями, ибо всегда в этом тайно и с переменным успехом соперничали, как водится, сначала разговорились о всякой текущей ерунде. Через прямолинейного служаку Гектор хотел прощупать, что американцы собираются делать с ним. Но Фрэнк пока никак себя не выдавал. Пойдя на эту встречу, он не поставил в известность своё руководство – Фридмана и тем более Ортмана. И сейчас он чувствовал себя героем, в этот момент как бы самостоятельно разрабатывая, а может и раскалывая этого непонятного Руди.

Разговор шёл всё вокруг да около. Браун боялся ошибиться и раскрыть свою осведомленность о Руди. А тот не спешил, наслаждаясь безуспешными попытками своего куратора разговорить его на нужную тому тему. Наконец Гектора неожиданно осенило.

– «Фрэнк, Вы, как человек умный и тонкий, надеюсь, поймёте меня?».

– «А что такое? Случилось что-нибудь?» – обрадовался тот, надеясь через этот вопрос перейти на нужную ему тему.

– «Да я даже не знаю, как и начать?! В общем, я недавно прокололся!».

– «Как?!» – так обрадовался Браун, что не смог скрыть этого.

– «Вы же помните, что я давно разрабатывал русскую диаспору?».

– «Конечно! Я же сам подал шефу идею этого!» – гордо заметил Браун.

– «Ну, и в процессе разговоров и споров я очень сильно разругался с одним из русских, недавно приехавших из России, который, как нарочно, всё время говорил мне поперёк. Дело чуть ли не до драки дошло. Причём не из-за политики, и даже не из-за футбола, тем более не из-за женщин, а… из-за этого непонятного и запутанного русского православия!?».

– «Как это?».

– «Но я ведь об этом докладывал через Вас шефу, и даже писал пространные отчёты по этой теме!».

– «А-а! Да, да! Припоминаю!» – соврал Браун, так как никогда не интересовался заумными материями, не забивал ими свою крепкую голову, боясь гниения находящегося в ней из-за всяких интеллигентских штучек.