Текст книги "Справедливый порядок в европейских проектах «вечного мира» периода Нового времени"

Вместе с Кантом Генц заявляет: если война, порожденная несовершенством человеческого состояния, существует, это не повод не стремиться к мудрому управлению миром. Революция прервала поступательное движение к правовому обществу Она полностью уничтожила систему равновесия сил, сделав первостепенной задачей государственной политики создание новой федеративной системы. Отныне цели невозможно достичь мирным путем. «Только сила решит теперь, что будет представлять собой в будущем международное право европейских государств. Нужно еще много войн для того, чтобы мы могли достигнуть хотя бы такой стадии, на которой станет возможным установление мира на несколько лет». Судьбы наций решает меч, заставляя соперничающие с Францией страны наращивать свой военный потенциал. Уважение к праву уменьшилось или вовсе уничтожено. Ничто, кроме силы, не вызывает больше почтения. Возможность мира Генц оценивает как очень далекую. «…Теперь война – боевой клич на Земле», – пишет он. Это должны понять философы и государственные деятели, чтобы первые не предавались «сладкой мечте о растущем усовершенствовании человеческого рода», а вторые «…удвоили свою волю, свое мужество и свои силы и, наконец, нашли путь к благу или, по крайней мере, положили границы злу».

Как мы видим, проект Генца практически ни в чем не противоречит взглядам Канта на проблему «вечного мира», но он более реалистичен, поскольку призывает к восстановлению на новой основе системы равновесия сил, доказавшей свою полезность и действенность в прошлом. Власть имущие оценили предложения Генца по достоинству. На протяжении длительного времени он имел возможность напрямую влиять на политику королей, императоров и их министров. Уничтожение наполеоновской гегемонии и создание в 1815 г. Священного союза европейских монархов, казалось бы, способствовало реализации еще одной важной идеи, пропагандируемой Генцем. Речь идет о проведении либеральных реформ для постепенного движения к правовому государству с более разнообразными формами человеческой деятельности.

Но принцип либерализации внутренней и внешней политики столкнулся с принципом легитимизма[40]40
  Легитимизм (от франц. légitime – законный, справедливый) – политическая теория, признающая главным базисом законного государственного устройства историческое право древних монархических династий.


[Закрыть], заставившим великие державы насильственно подавлять революции в Европе и в то же время отказывать в поддержке восставшим христианам (грекам и балканским славянам) – подданным турецкого султана. Таким образом, доктрина легитимизма, оказавшая в первые послевоенные годы умиротворяющее воздействие на Европу, пришла впоследствии в противоречие с одним из главных постулатов защитников идеи «вечного мира» об объединении европейцев на почве признания христианских ценностей.

(В 2005 г. мы видели новое проявление той же проблемы, когда население нескольких стран Европейского союза [ЕС], в т. ч. Франции, в своем большинстве отказалось голосовать за проект европейской конституции в немалой степени из-за того, что там отсутствовал тезис о признании важности христианских ценностей.)

Противоречие между принципом легитимизма и принципом солидарности христиан особенно ярко проявилось во время греческого восстания 1821–1829 гг. В одной из своих записок, предназначенной, видимо, для Меттерниха, Генц тогда писал: «С самого начала [восстания] государей [стран – участниц Священного союза] останавливало всего лишь одно соображение – им претила вооруженная поддержка державы, власти коей исповедуют догмы, враждебные христианству, против ее, хотя бы и виновных, но христианских и несчастных подданных. Именно это соображение поставило их перед мучительной дилеммой: они не могли помочь грекам, не нарушив основ международного права, ни бороться с ними, не осквернив религиозных чувств. Пассивное поведение (весьма отличное от нейтралитета, в собственном смысле этого слова) стало единственным средством примирения этих двух интересов».

Все это привело к тому, что Генц и его покровители, прежде всего, Меттерних и Александр I, в конце 1810-х – начале 1820-х гг. приобрели в глазах недовольных репутацию реакционеров и душителей зарождающихся национально-освободительных движений.

1. Обоснование И. Кантом необходимости создания правового общества.

2. Роль войны в жизни человека и человечества, с точки зрения И. Канта.

3. Значение международного права и мировой торговли в установлении вечного мира.

4. Оценка И. Кантом роли ученых (философов) в борьбе за дело мира.

5. В чем заключается «принцип моральной политики» И. Канта?

6. Охарактеризуйте взаимосвязь политики и морали, с точки зрения И. Канта.

7. Как, по мнению И. Канта, сочетаются моральная политика и международное право?

8. В чем суть проекта И. Канта о создании «союза народов» Европы?

9. Дайте оценку проекта И. Канта о создании «союза народов» Европы.

10. Специфика восприятия философии И. Канта в России в начале XIX в.

11. Развитие идей И. Канта в трактате Ф. фон Генца «О вечном мире» (1800 г.).

12. Какие идеи И. Канта вызывали критику со стороны Ф. фон Генца и почему?

13. Охарактеризуйте предложение Ф. фон Генца о создании «правового сообщества независимых государств».

14. Оцените отношение Ф. фон Генца к возможности установления «вечного мира».

15. Значение восстановления системы равновесия сил в Европе, с точки зрения Ф. фон Генца.

Тема № 7
Влияние западноевропейских проектов «вечного мира» на российских авторов xviii – начала xix вв

Вопросы для изучения

1. Рецензия 77. Г. Дивова на сочинение о значении мирных договоров (1784 г.).

2. «Рассуждение о мире и войне» (1790–1803 гг.) В. Ф. Малиновского.

2.1. История создания и публикации «Рассуждения…».

2.2. Причины популярности трактата.

2.3. Значение работы Малиновского.

3. Интерес к проблеме «вечного мира» в России XIX в.

Проекты «вечного мира» не могли не появиться на русской почве, поскольку Россия, обретя в начале XVIII в. статус великой европейской державы, активно участвовала в международной политике. Русские авторы проявляли интерес к данной теме, причем значительное количество сочинений (в основном, переводных, но были, видимо, и некоторые оригинальные, например, утерянный проект М. Д. Чулкова [1743–1793/1792?]) увидело свет в период правления Екатерины II.

Учебные программы привилегированных дворянских учебных заведений России (это сохранилось и в следующем столетии) были составлены таким образом, чтобы дать ребенку представление о круге идей, волновавших все европейское общество. Например, в Пажеском корпусе в начале XIX в. выпускные экзамены проводились в т. ч. по таким дисциплинам, как «история о трактатах и негоциациях государственных», «история о дипломатическом и о политическом отношениях государств и правлениях европейских».

1. Рецензия П.Г. Дивова на сочинение о значении мирных договоров (1784 г.)

Один из руководителей российского Министерства иностранных дел в 1820-1830-х гг. сенатор П.Г. Дивов (1765–1841) в юности учился в сухопутном кадетском корпусе в Петербурге. В феврале 1784 г., за год до выпуска из корпуса, 18-ти или 19-летний кадет занимался (выполняя учебное задание, а может быть на досуге) переводом с французского языка какого-то сочинения о значении мирных договоров, заключенных в Европе со времени Вервенского мира 1598 г. между Генрихом IV Бурбоном и Филиппом II Испанским вплоть до Нимвегенского мира 1679 г. Дивов привел лишь сокращенное название этого сочинения. Возможно, его следует читать как «Краткий очерк истории мирных договоров [в Европе]» (Pr[écis?] de l’H[istoire] de Tr[aites] de Paix. In f[olio]. Amsterdam], 1725.) Перевод, видимо, остался неоконченным, но сохранилась краткая рецензия Дивова на прочитанную книгу. (Рецензия дана параллельно на французском и русском языках. Судя по датировке автора, работа над ней продолжалась с 20 по 29 февраля 1784 г.) Набросанная наскоро, пестрящая грамматическими и стилистическими ошибками и сокращениями, она все же дает представление о том, как русский юноша, готовящийся к дипломатической карьере, оценил усилия европейских монархов по созданию системы равновесия сил.

Прежде всего, Дивов указывает на важную роль учения о мирных договорах в деле устранения такого состояния, которое он называет «общее перемешание в Государствах». «Наипрекраснейшее учение и наинужнейшее для народного блага, упражняющиеся [в нем] суть, по крайней мере, столько же нужны своему Отечеству и защищают его так же славно своим пером, как искусный полководец своею шпагою. Сии последние отвергают насильства нападающего неприятеля открытою силою, первые же отбрасывают Софисмы (так в тексте. – А. О.) и хитрости клятвопреступников, объясняют их ложную верность и низвергают ябедничества и равнозначащие слова».

Автор прочитанной им книги разделил все межгосударственные акты на мирные трактаты, трактаты о перемирии, союзные и торговые договоры. Рецензент, разбирая особенности каждого типа подобных документов, отмечает: государи и их министры должны «…иметь совершенное знание в сих Трактатах, ибо Государи в оных находят, что они себе должны, своим народам и своим союзникам, или прошедшим или настоящим неприятелям. Познают границы своея власти, доколе простираются их права, какия выгоды приобрели их подданные сими Трактатами, помощь, которую они обязаны своим союзникам давать, и [могут от них] взаимно ожидать, наконец, чем они обязались своим неприятелям, когда перемирились с оными, или согласились оставить неприятельства, зачатые на некоторое время. Сим средством научаются сохранять свои права и не предпринимать ни какой войны без справедливости и нужды».

Вслед за автором Дивов высказывает мнение о том, что мудрый государь должен знать трактаты, заключенные его предшественниками. Это поможет ему воздержаться от неумеренных требований, выдуманных ловкими дипломатами, обученными «всем тонкостям негоциации». Дальше, возможно, юноша высказывает собственную идею. «Я еще более сказать хочу. Государю не довольно знать только, что до его касается. Неизбежимые узы Государя с Государствами, ограничивающими] его (т. е. пограничными. – А О.), обязывают испытать (т. е. знать. – А. О.) их дела, их интересы, их разных намерений (так в тексте. – А О.) и знать Трактаты, сими Государствами с др[уг]ими заключенные. Можно ли ему без сего понимать их ссоры, судить их требования, справедливо разбирать причины, по которым каждый оснует свои требования в торжественном Мирном Трактате? Как он может быть вышним судьею и посредником в их раздорах? не ведая о постановлениях, между ими сделанных в разные случаи (так в тексте. – А. О.) и что еще без решения осталось». Государь «…должен знать о интересах торга и Трактаты, заключенные к сохранению и распространению оного, ибо Торг содержит Государства и не найдется такого, чего бы жители не принуждены были в чужих землях искать по причине недостатка вещей у себя. И так весьма важно Государю знать Трактаты ком[м]ерции с другими Государствами или к притяжению их денег к себе, или к избежанию поношений своим подданным в чужих странах».

В рецензии обращено внимание также и на то, что автор, сосредоточив внимание на договорах европейских монархов, лишь иногда выходил «…из предел[ов] Европы, чтоб в Африке рассматривать Трактаты, сделанные Европейскими Государями с народами Варварин»[41]41
  Варвария или Варварийские владения – средневековое название Северо-Западной Африки (Берберии). Берберами или берберийцами называли туземные племена, населяющие Марокко, Алжир, Тунис, Триполи и оазисы пустыни Сахара. Все эти территории в VII в. были покорены арабами.


[Закрыть]. Это показалось Дивову важным, и он сделал следующее замечание, демонстрирующее широту кругозора кадета. «Да притом отделяется она (Африка. – А. О.) от нас однем (?) Средиземным Морем, и могут (так в тексте. – А О.) нашими ограниченными почитат [ь]ся, а нам полезно знать, какия Трактаты оне с нами заключили и с нашими ограниченными [странами] и как они их наблюдают».

Другая особенность анализируемого материала, похоже, не вызвала возражений юного рецензента. «…Как Сочинитель сего Труда почитает за подлинные Тракта[ты] только те, которы[е], как с одной, так и с другой стор[он]ы, Государственною властью делались, он выключает заключенные между Государями и их подданными, или между подданными разных Государей без совокупления власти их Государя. Подданные, завися совершенно в публичных делах от власти их Государя, не могут положительно обязывал[ь]ся в рассуждении Иностранного Государя. Оне даже не имеют власть взыскивать от своих Государей, чтоб Государь истинное договорил с ими обязательство Трактатами, коих они часто его понуждали с ими делать… А сии Трактаты, не могши зако[но]м быть, он (автор книги. – А. О.) почел их не полезными их (?) относить между Трактатами, о коих он намеревался говорить».

В этой ученической рецензии проявляется несколько важных моментов. Дивов оценивает суверенитет государя как стоящий неизмеримо выше суверенитета народа. В то же время он твердо убежден: верховная власть должна быть ограничена дарованными монархом законами. Их точное соблюдение выгодно всем, причем не только государю и его подданным, обязанным стремиться к достижению общего блага, но и другим странам, независимо от того, имеют ли они статус союзников или пока числятся в неприятелях. Это главные элементы концепции просвещенного абсолютизма. Кроме того, Дивов явно ощущает свое духовное родство с Европой, воспринимая ее историю как близкую и понятную, как часть истории своего народа, что доказывают местоимения «мы» и «нас» в рассуждениях о связях европейцев с Северной Африкой. Обратим также внимание на его меркантилистские представления о важности активного баланса торговли и финансов в коммерческих отношениях с зарубежными партнерами. Такие взгляды были типичны для политической элиты России периода екатерининского правления, хотя уже и в это время в страну из Франции и Великобритании проникали новейшие политэкономические теории. Наконец, следует сказать о том, что Дивов понимает ценность системы равновесия сил, сложившейся в Европе в течение XVI–XVII вв., поскольку она восстановила мир между всеми государями, в отличие от хаоса «…протекших веков, сих времен, в которых дела в совсем (так в тексте. – А О.) противном состоянии находились нынешнему».

Рецензия Дивова, как и подавляющее большинство российских сочинений о «вечном мире», появившихся в XVIII и в начале XIX вв., неизбежно и естественно были ответом на идеи западноевропейских мыслителей. Русское общественное мнение, как голос по преимуществу столичного образованного дворянства, должно было выработать свое отношение к модернизационным планам монархов, стремящихся направить развитие страны по европейскому пути. Западный опыт сначала усваивался, потом перерабатывался, и только после этого могло проявиться его критическое восприятие. Элементы такого восприятия можно обнаружить у Дивова. Но вообще эти процессы шли медленно, неоднозначно, имели свою специфику в зависимости от личности переводчика иностранного сочинения или автора самостоятельного (в той или иной степени) проекта.

2. «Рассуждение о мире и войне» (1790–1803 гг.) В. Ф. Малиновского

В советской историографии 40-50-х гг. XX в. делались попытки доказать: в России на рубеже XVIII–XIX вв. разрабатывались новые концепции в решении проблемы «вечного мира».

В качестве главного примера была выбрана работа В.Ф. Малиновского[42]42
  В. Ф. Малиновский, после окончания в 1781 г. философского факультета Московского университета, поступил на службу в Московский архив Государственной Коллегии иностранных дел. В 1789 г. добился откомандирования в Лондон для того, чтобы «…познать государство, славимое мудростию и счастием своего правления и жителей…». Через три года принимал участие в Ясском конгрессе, закончившем русско-турецкую войну 1787–1791 гг. В 1800–1802 гг. вновь находился в Яссах в качестве генерального русского консула в Молдавии. В 1811 г. его назначили директором только что основанного Царскосельского лицея, которым он руководил вплоть до своей смерти в марте 1814 г. В числе подопечных Малиновского был и А.С. Пушкин.


[Закрыть] (1765–1814) «Рассуждение о мире и войне». Первая часть этого сочинения создана автором в Англии в 1790 г. Над ней он трудился в загородном доме российского посла гр. С.Р. Воронцова в Ричмонде. Вторая часть (1798 г.) написана в России на даче Белозерка близ Павловска, принадлежащей тестю Малиновского протоиерею А. А. Самборскому (1732–1815). Две части «Рассуждения…» впервые опубликованы в 1803 г. В 70-х гг. XX в. советские исследователи нашли в архивах копии третьей части его труда. Она датирована так: «Яссы 1801 – С. Петербург 1803». Малиновский адресовал ее руководителям российского МИДа – министру и государственному канцлеру гр. А. Р. Воронцову (1741–1805), старшему брату посла в Лондоне, и его заместителю кн. А. А. Чарторыйскому (1770–1861).

В 1958 г. вышел из печати сборник общественно-политических произведений Малиновского, который открывало это сочинение (издано в 2-х частях по публикации 1803 г.). Перед составителем сборника – академиком Э. А. Араб-Оглы – стояла сложная задача. С одной стороны, он должен был убедить читателя в том, что Малиновский самостоятельно пришел к пониманию необходимости установления «вечного мира» и предложил оригинальное решение проблемы. С другой стороны, следовало показать преемственность идей русского автора и взглядов виднейших европейских просветителей. Задача оказалась невыполнимой. В статье Араб-Оглы содержится критика высказываний ученых, отмечавших схожесть позиций Малиновского с позициями Сен-Пьера, Руссо, Бентама, Канта и др. Но сам составитель не приводит никаких убедительных доказательств новаторства своего героя.

Текстуально можно доказать совпадение высказываний Малиновского и Сен-Пьера по вопросу о том, что «Европа довольно уже приготовлена к миру. Закон, нравы, науки и торговля соединяют ее жителей и составляют уже из нее некоторый род особенного общества». Но нельзя не обратить внимания на близость идей русского автора и взглядов других европейских мыслителей. С Бентамом его роднит представление о необходимости максимальной свободы прессы. С Руссо – представление о том, что легче управлять небольшими государствами, граждане которых говорят на одном языке. По поводу сходства с Кантом, Араб-Оглы справедливо указывает на то, что первая часть сочинения Малиновского вышла в 1790 г., на 5 лет раньше трактата Канта «К вечному миру». Однако этот трактат является одним из последних произведений немецкого философа. В нем развиты положения его учения, изложенные в основных трудах, таких как «Критика чистого разума» (1781 г.) и «Критика практического разума» (1788 г.). Поэтому можно говорить если не о прямом заимствовании, то о сильном идейном влиянии Канта на Малиновского.

Приходится признать решающую роль политического заказа в попытке советских историков поместить Малиновского в один ряд со знаменитыми пропагандистами «вечного мира». Политическая необходимость, безусловно, подкреплялась социальным заказом, возникшим в России еще в начале XX в. Так, например, в книге С. А. Жигарева «Россия в среде европейских народов по данным истории международных общения и права в XVIII и XIX вв.» (1910 г.) говорилось: Россия ни в чем не отставала, а кое-где даже шла впереди Западной Европы в развитии права, международного сознания и в практике международной деятельности. «Еще до вступления в правильные международные сношения с западно-европейскими государствами, русский народ в мирных и враждебных отношениях к ближайшим своим соседям держался правовых норм, весьма схожих с теми, которые в то время господствовали в западной Европе. Сознав же необходимость международного общения, и став активным участником европейской жизни, он вместе с остальными цивилизованными европейскими народами постоянно выражал готовность во всех частях света стоять на страже общих интересов Европы, как духовного и культурного целого, и содействовать упрочению европейской международной организации на началах права. Можно сказать даже больше. Русский народ “шел во главе всех народов в области публичного международного права”[43]43
  Цитата из магистерской диссертации юриста и дипломата А.Н. Мандельштама (1869–1949) «Гаагские конференции о кодификации международного частного права» (Т. I. Кодификация международного частного права. – СПб.: Тип. А. Бейке, 1900. – С. VII. Предисловие). В тексте цитата звучит так: «Неужели Россия, идущая во главе всех народов в области публичного международного права, отстанет от них в области частного?».
  Публичная защита диссертации Мандельштама стала событием научной жизни в России. За эту работу ему, минуя степень магистра, была присуждена степень доктора международного права. По мнению автора, идея создания общечеловеческого гражданского права является такой же утопией, как и родственные ей идеи всемирного языка и всемирного государства. Тем не менее, Мандельштам предлагал обсудить идею создания единого международного частного права, не уничтожающего различные законы, а, наоборот, обеспечивающего им полноту действия.


[Закрыть], нередко принимая на себя самую инициативу в деле установления в международных отношениях более правильного и разумного порядка и высказывая такие юридические начала, которые завоевали себе всеобщее признание и, в конце концов, получали силу обязательных международных законов. Проявив общность правосознания с передовыми народами западной Европы при самом вступлении в их среду, русский народ, следовательно, в последствии не только усвоил выработанные их совместною жизнью взгляды на международно-правовое общение, но, совершая ’’синтез” западной мысли с русскою мыслью, успел внести в эти взгляды нечто свое, ставшее в настоящее время общим достоянием цивилизованного мира».

Академик А. О. Чубарьян в монографии «Европейская идея в истории» (1987 г.) так оценивал работу Малиновского: его «трактат… явился своеобразным обобщением разработки русской просветительской мыслью проблем войны и мира. Он отличался подробным разбором гуманистических сторон мира, его пользы и выгоды для народов России и всей Европы. Автор адресовал свои предложения народам и странам Европы, искал пути и средства обеспечения мира на европейском континенте». Ученый видит особую заслугу Малиновского в постановке «вопроса о гарантиях нерушимости европейских границ», что составило «новый элемент в истории мирных европейских трактатов того времени». В то же время он отмечает: «Трактат В. Ф. Малиновского… шел в русле тех идей, которые распространялись в западноевропейском Просвещении».

В настоящее время вновь проявила себя вся сила политического и социального заказа, направленного на доказательство схожести главных векторов развития России и Западной Европы. Обострившаяся идейная борьба вокруг концепций «общего европейского дома от Атлантики до Урала» и русского «особого пути» вызывает полемику в отечественной научной среде. Идеи академика Араб-Оглы на современном этапе развивает Е. Л. Рудницкая в статье «Мир без войны: русское преломление европейской идеи». Но, более того, она говорит о совпадении «…идей европейского содружества, развивавшихся Малиновским, и времени передачи им своей книги ’’Рассуждение о мире и войне” и ее третьей, рукописной, части руководителям российского внешнеполитического ведомства, с либеральными идеями инструкции от 11 сентября 1804 г., данной Н. Н. Новосильцеву, отправленному с секретной миссией в Лондон для переговоров с английским правительством». Это же утверждение (со ссылкой на статью Рудницкой) повторяется в работе В. С. Парсамова «Отголоски идей вечного мира в литературе и политике первых лет Александровского царствования», опубликованной в 2011 г.